– Чего надо?
В приоткрывшуюся щель Митькиной двери Витька увидал щелястый пол коридора, старомодную вешалку с гвоздями вместо крючков и одну-единственную Митькину куртку. Это радовало. Значит, гостей у него нет.
– Дело есть, Митяй, – шмыгнул носом Виктор и стянул с лысой башки заячий треух. – Такое дело!!!
– На пол-литра? – Заспанное Митькино лицо сморщилось в понимающей ухмылке, но он тут же потянул носом воздух. – Не пойму: вчерашнее или уже сегодня причастился, Витек?
– Сегодня, – кивнул тот и сделал ужасные глаза, припечатав треух к груди. – Не выпить не мог, поверь!
– Что так? – Митька широко зевнул, зябко дернул плечами, подтянул семейные трусы и отступил в глубь коридора. – Входи уже, чудовище. Не отстанешь ведь, раз пришел.
Витька зашел, огляделся.
Плохо было в Митькином доме. Очень плохо. И не оттого, что дом ветшал без хозяйки, что требовал ремонта и уборки хорошей. А оттого, что нехороший какой-то сквозняк тут гулял. Злой, опасный. Даже Виктору, привыкшему к постели под забором, было плохо в Митькином доме. Все время казалось, что кто-то наблюдает за ним из пыльных темных углов. Нехорошо наблюдает, алчно.
– Проходи в кухню. – Митька пнул босой ногой скрипучую дверь и вошел первым. – Сейчас посмотрю, что осталось.
В кухне было грязно. Пол давно не подметался, на столе – крошки, грязные тарелки и три стакана. Бутылки из-под пива и опустошенная банка селедки, в которой плавали лавровые листья.
– Гудели вчера? – догадался Витька и сел с краю стола. – Что за повод?
Митька глянул на него хмуро, сдернул со спинки стула рубашку, надел и тоже сел к столу. Смотреть, что осталось, он почему-то передумал. Виктор сразу занервничал.
– Тебе-то что, Витька? Гудели не гудели, с кем гудели, по какому поводу? Тебе-то что? – занудил Митька и сдавил ладонями виски – голова трещала.
– А мне что! Что, между прочим! Пока ты тут с шалавами время проводишь… – Витькин заскорузлый палец ткнул в ободок одного из стаканов с ярким следом губной помады. – Хорошие девушки одиноки и нуждаются в твоей помощи, может быть.
– Да что ты? – Митька насмешливо прищурился, взъерошил белокурые волосы, потом пятерней зачесал их назад. – Это ты про Катьку, что ли? Она, что ли, одинокая и в помощи нуждающаяся?
– А кто же!
– Ну-ну… – Митька помрачнел, оглядел загаженный стол и вдруг резким движением смахнул все, кроме селедочной банки с рассолом, со стола. – Нуждается она в моей помощи, как же! Я последний, у кого она ее попросит! Все нервы измотала!!!
Он посидел, подумал и вдруг встрепенулся.
– Слушай, Витек, а чего это ей помощь понадобилась?! Что случилось? И уж не она ли тебе налила с утра?
– Она-то налила… – Витек выразительно вздохнул и покосился на холодильник.
– Понял. – Митька сполз со стула, достал из холодильника бутылку пива и поставил перед Витькой. – Жри, ненасытный! Говори по делу и проваливай, башка трещит. Если новости стоящие, еще одну дам. Если нет – пинка получишь.
Виктор скрутил пробку, опорожнил бутылку прямо из горла до половины, отдышался и начал рассказывать. Дойдя до того места, откуда должны были последовать сведения о Катькиной реакции, он пиво допил. И только тогда уже дорассказал до конца. Немного приукрасил, конечно. Про то, что летел с ее крыльца, растопырив руки, Витька промолчал. Счел, что подобная информация для него, как для глашатая, не будет хорошей рекламой.
– Ишь ты! Дом снести собрались?! Чего это вдруг?! – Митька нервно заходил по кухне, половицы скрипели под его ногами отвратительно. – Как говоришь, дядя назвался?
– Анатолий Анохин, – вспомнил Витька надпись на визитке, которую дядя вручил одной из продавщиц.
– Анохин, Анохин… Гм-м… – Митька встал у окна, обхватив себя руками, и уставился на улицу невидящими глазами.
Витька оглядел парня с удивлением. Как можно в таком хлеву, с таким заплеванным полом, замусоренным пылью и окурками подоконником, давно не крашенными стенами, после вчерашней гульбы с попойкой, как можно было оставаться таким холеным красавцем?!
Митька, на Витькин взгляд, выигрывал у соперников на сто очков вперед.
Лешка, которого в числе претендентов иногда сватала Катьке ее настойчивая бабка, был невысоким, юрким, чернявым. Вроде и не отвратительным он был, но каким-то отталкивающим. То ли глазки его черные, мелко посаженные, слишком резво перебегали с предмета на предмет. То ли руки его с тонкими длинными пальцами, постоянно ощупывающими все, что им попадалось, неприятно удивляли. Но Витьке он абсолютно никак не нравился.
Катьке он его не желал.
Был еще Макар-дальнобойщик. Он был вроде ничего. Деньгу приличную зарабатывал. Собирался еще одну фуру покупать, плюс к двум имеющимся. Прочно стоял на ногах парень. Крепким был, мускулистым, лицо – мужественное, с перебитым носом и квадратным подбородком. Бабам такие нравятся. И Макар нравился, Витьке об этом было известно из многих первоисточников. Но…
Но и его Катьке Витька не желал.
Тяжеловесным Макар был и по сути своей, и внешне. Тяжеловесным и грубым. Катька, хотя и сама давно перестала быть Белоснежкой, но в ней как-то грубость не проявлялась, как-то не портила ее. Она все равно оставалась красивой девчонкой с гривой кудрей, заливистым смехом и озорными глазами. Даже при всем при том, что с лестницы его сегодня наладила мордой вперед.
А вот Митька…
Было что-то в этом стервеце непонятное и тревожащее. Какая-то очаровательная порочность, от которой даже у Витьки дух захватывало, хоть он мужик.
Митька был высоким, жилистым, с длинными крепкими ногами, властным взглядом и неподражаемой лукавой ухмылкой. Чем он занимался, на что жил и дальше жить собирается, никто не знал. Даже сам Витька, а он тут почти все и про всех знал. Знал вот, например, что юркий востроглазый Лешка потихоньку собирает денежки и потихоньку подсиживает своего руководителя строительной фирмы. То ли на его место метил, то ли свой бизнес собирался открывать – пока загадкой было. Но что Лешка думку какую-то пакостную думал, Витька знал доподлинно.
Митька – нет, тот был загадкой для всех. Появился в доме по соседству с Катькой, как из ниоткуда, как из подпола вылез, черт лукавый! Никто его тут прежде не видел. И родителей его тоже. Хотя этот дом, по словам Митяя, им и принадлежал. Но, на Витькин взгляд, дом этот уже сто два года стоял заколоченный, пока несколько лет назад в нем Митька не обосновался. Да, точно, так же вот в конце зимы Митька тут и появился. Приехал на старой, чихающей всем ржавым нутром машине. Тут же закатил вечеринку, напоив всех соседей. Потом тесно сошелся с Катькиной бабкой. Что их могло связывать, никто не знал. И даже не пытались догадки строить – бесполезное занятие. Но Митька и Василиса покойная были дружны. Макара она тоже охотно привечала, да и Леху, если разобраться. Но последнего недолюбливала.
Митька, Митька, Митяй, Дмитрий то бишь.
Кто он такой? Откуда? Почему живет в этом старом доме, рушащемся прямо на глазах? Ладно бы денег не было, а деньги-то есть, и немалые!
Про это Витька не знал точно, как про Леху, но догадывался. Откуда тогда тачка каждый год почти новая? Гулянки частые на какие шиши? Их не закатишь, если в кармане, как вот у него, дырка. Одевается опять же по последней моде, пахнет от него дорого и приятно. И морду холит, болтали бабы, в салоне дорогом в самом центре города. На что, спрашивается?
Нет, денежки у него есть. Может, и хата дорогая где-нибудь в центре тоже имеется. А тут он так просто отирается, в халупе этой, для гульбы. Ну и еще, может, чтобы за Катькой приглядывать.
– Опиши мне его, – вдруг потребовал Митька, прервав долгую гнетущую паузу, в течение которой Витькин взгляд облизывал дверцу холодильника.
– Кого? – дернулся Витька всем телом и судорожно сглотнул.
Ему вот только что пригрезилась вожделенная пивная бутылка с запотевшими боками и легким дымком из горлышка. И еще Катькина котлетка, вкусная, с хрустящей корочкой. Хоть и холодная была, а все равно хрустела.
– Анохина, идиот! – Митька глянул на гостя с брезгливой гримасой. – Все мозги пропил, скотина! Анохина мне опиши. Рост, вес, возраст? Черный, пегий, седой? Ну!
– Так я, это, не видел его, Митя. – Витька обиженно шмыгнул носом.
Он, конечно, пьет, давно пьет, прочно и теперь уже, наверное, пожизненно будет пить, но мозги у него на месте, между прочим. И много на что он свой взгляд имеет и мнение особенное. И теперь его мнение было таким: опишет он крутого дядю, портрет которого сам знал со слов ошалевших от удачи продавщиц, только после второй бутылки пива. И ни минутой раньше.
– О господи! – простонал Митька, запрокинув далеко назад лохматую белокурую голову. – Каждое слово за бутылку! Надо же так опуститься, а…
Виктор оскорбился, но смолчал. Взял пиво из рук хозяина, выпил до половины, вытер рот ладонью.
– Чуть за тридцать ему, может, твой ровесник. Среднего роста, интересный, улыбчивый. Темный.
– Ниггер, что ли? – зло фыркнул Митька, и по тому, как сузились его ледяные глазищи, Витька понял: Анохина он знал.
– Да нет, славянин.
– Славянин! Ишь ты, слова-то мы какие знаем, – зашипел Митька и вдруг схватил его за шиворот и потащил к выходу. – Вали уже отсюда, весь дом мне провонял падалью, скотина.
Лететь вперед ему не пришлось, он увернулся, выдернув воротник из Митькиных пальцев. Если бы полетел, пиво бы пропало, разлилось бы. А это на сегодня все, что ему светило. Больше никто не нальет за новость: Макар в рейсе, а к Лехе скользкому он не пойдет.
Кто же такой этот Анохин? Почему так озверел Митька, услыхав фамилию и описание внешности крутого дяди? Что-то тут не то! Что-то не так. Как узнать? Никак, наверное. А узнать бы надо! Новости нынче вон какие дорогие.
Витька любовно отер бутылочные бока, сделал скупой глоток и спрятал бутылку за пазуху. Надо визитку раздобыть, которую Анохин этот продавщицам оставил. Там что-нибудь да есть.