Иван Иванович – милейший человек в мире.
Но он пускает на призы свояченицу.
Ввиду этого, с ним нет возможности разговаривать.
О таком странном для каждого человека занятии я узнал неделю тому назад.
Мы сели ужинать.
Иван Иванович был задумчив.
Я заказал телячью котлетку.
– И мне телячью котлетку! – задумчиво произнёс Иван Иванович.
– С чем прикажете?
– Гм… с чем?..
Иван Иванович пристально, хоть и рассеянно, посмотрел на человека:
– С чем?.. Гм… А что если припустить слегка отделочку из аграмантика…
– Как-с?
– Из аграмантика. Не слышишь? Нет, стой! Лучше из горностайчика. Горностай нынче в большой моде! Отделаешь, братец, горностаем, и чтоб с хвостиками. Непременно с хвостиками!
У лакея лицо начало принимать испуганное выражение.
– Хвостики, понимаешь ты, должны идти так, чтоб…
– Иван Иванович!
– Так должны идти…
– Иван Иванович! Милый! Что ты? Что с тобой? Какая котлета с хвостиками?
Иван Иванович в недоумении посмотрел на меня.
– А? Что? Какая котлета? Какой котлете? О какой котлете?
– Да ведь ты котлету заказываешь! И вдруг хвостики…
– Коклетку-с изволили заказывать!
Иван Иванович даже вскочил с места.
– Какую «коклетку-с»? Никакой «коклетки-с». Я о деле, а он о глупостях. Пошёл прочь! Никакой «коклетки» мне не нужно. Тьфу! Только сбили. Я о горностае, а он о «коклетках»!..
– Да за что ж ты на него сердишься? Ведь ты сам же сказал.
– Ах, мало ли что человек скажет, ежели он не в себе!
Мы посидели молча.
– Иван Иванович, милый, да что с тобой?
Он только вздохнул.
– Влюблён, может быть?
– Умнее ничего не выдумал?
– В карты проигрался? Желудок…
– Отстань. Не пью, не ем, в винт даже не играю… Свояченица подлая из головы не идёт!
– Какая свояченица? Почему подлая? Отчего из головы не идёт?
– А, ничего ты не знаешь! Свояченицу на призы пускаю.
– Милый, милый Иван Иванович! Да что с тобой, наконец? Ты бы того… с доктором… Что ты говоришь? То телячью котлетку с горностаевыми хвостиками заказываешь, то вдруг свояченицу на призы!
– Ну, ну? Что ж тут такого? Ну, свояченица на призы. Ну, что тут такого необыкновенного? Чего ты глаза выпучил?
– Да как же так? Бега, что ли, своячениц устраиваются? Лошадь она у тебя, что ли, твоя свояченица?
– Очень тебе благодарен! Вижу, что друг.
Иван Иванович расхохотался жёлчным смехом.
– Сразу видно! Свояченицу с лошадью сравнил! Спасибо! Ещё скажешь кому-нибудь, что моя свояченица на лошадь похожа. Жди тогда приза! Что же, говори, говори, злоязычничай, сплетничай, труби на весь город: «Вот, мол, у Ивана Ивановича свояченица на лошадь похожа, а ещё на призы идёт». Труби, – конечно, не дадут. На балу, в костюме, и вдруг на лошадь похожа! Конечно, где ж тут о призах думать!
– Так ты вот про какие призы?!
– «Вот про какие»! Газет, что ли не читаешь? Тут человек вторую неделю бьётся, костюм для свояченицы выдумывает, а он вдруг её с лошадью сравнивает. Не ожидал!
– Да я…
– Да уж довольно! Знаем мы вас, друзей. Пётр Петрович, например. Сколько лет друзьями считались. Хлеб-соль водили, в винт играли. И вдруг! Мог ли я ждать такой гадости!
– Что ж такое?
– Бархатное платье жене шьёт. Не низость?
– Да что ж тут такого?
– «Что такого»? А зачем оно птицами заткано? У моей жены птицами заткано, так чтоб и у его тоже было. Не гадость? Где ж тут, как тут приз взять, ежели все дамы с птицами придут? Ведь это птичник какой-то, а не бал будет. Соперничай, – кто говорит, – но соперничай честно, а не делай гадостей! Нет, брат, шалишь! Я этого так не оставлю! Пусть, пусть покажется на балу в платье с птицами! Полицию позову, протокол составлю…