– А в подвале у меня будет мастерская, – довольно сообщил он, как только они переехали.
– А чего не на чердаке? – рассмеялась она. – Зачем подвал, там же окон нет… Темно.
– Я все сделаю, – уверенно отозвался он. – Так обставлю, что жить там можно будет.
– Да уж, – вздохнула она, – представляю лица знакомых, которые услышат, что у моего мужа кабинет в подвале…
Она знала, что спорить бесполезно. Идеи захватывали его, не оставляя ни единого шанса отступиться, пока дело не будет доведено до логического завершения. Так что ей приходилось кивать и мириться со всем. Вложиться в дело друга? Да, дорогой, непременно. Переехать за город? Да, милый, разумеется. Сделать мастерскую в подвале? Да, конечно, я не против…
Уже потом они частенько ругались из-за этой мастерской: у него была дурная привычка включить воду и, забыв о ней, подняться наверх.
Она возмущалась:
– Я тысячу раз говорила следить за водой! Ты вечно там оставишь что-нибудь, она через край льется!
Он искренне удивлялся ее возмущению:
– Да какая разница? Ну, перельется, и что? Кротов затопим?
Она в очередной раз закатывала глаза. Дежурный аргумент, меняются только животные – затопим кротов, крыс, червей, змей… Ей, впрочем, тоже нечего было больше сказать, все уже звучало: сыро в подвале – сыро в доме, от этого ничего хорошего не бывает.
Да черт с ним, в самом деле. Главное – все остальное в порядке.
Он в мастерской занимается своими делами, восстанавливает душевное равновесие. Она в это время читает в гостиной или отдыхает в беседке. Успевают друг по другу соскучиться и встречаются с большой радостью.
Это продолжается несколько лет.
Все бы хорошо, если бы он не был иногда таким… жутким.
Поднимается в гостиную – злой, глаза страшные. С кем ты говорила? Ни с кем, здесь никого нет. Врешь? Под кровать запихала его или в шкаф, а? Да ты чего, можешь хоть всю мебель перевернуть…
И он переворачивал. Ругался, швырял вещи. Потом успокаивался, просил прощения. Стабильно – раз в пару месяцев. Если выпьет – совсем плохо: то прижимает к стене, грозится убить, если что, то плачет, клянется в любви, просит не оставлять…
Она любила его. Правда.
Раньше.
Потом терпела.
Потом боялась.
Результат один: продолжала жить с ним и делать, что нужно.
С каждым днем она все сильнее замирала, когда слышала его шаги на лестнице. В каком настроении он в этот раз выйдет из мастерской?
Если все прошло удачно, то влюбленный, сияющий, счастливый.
Милая, мне так хорошо, какая же ты красавица, поедем завтра в наше место, я подарю тебе, что захочешь!
Если нет – злой, угрюмый, ревнивый.
Опять это дерьмо, и все из-за тебя, неблагодарная, неверная, черствая дрянь!
Состояние легко угадывалось по звуку шагов.
Первое случалось все реже.
Однажды, успокаивая его после очередного приступа, она решилась сказать:
– Так нельзя. Твое искусство тебя с ума сводит.
Его голова, лежащая на ее коленях, медленно повернулась на голос, но веки не спешили подниматься, только странная злая усмешка тронула губы.
– Нет. Я сразу был сумасшедший. Я же говорил…
И глаза открылись, чтобы поймать ее встревоженный взгляд, чтобы напугать своим – диким и холодным.
С этого дня она все чаще думает о том, что пора уходить.
Однажды утром просыпается в гостиной на диване. Точно: муж всю ночь проторчал в мастерской, сидела, занималась своими делами… Как-то так здесь и отключилась.
Теперь, прислушиваясь к звукам дома, понимает: она одна. Он ушел куда-то.
В подвале льется вода.
Приходится вставать, бежать вниз, выключать.
Обратно она не спешит. Осознает вдруг, что почти никогда здесь не бывает. Мастерская – его пространство. Ходить туда не запрещено, но он, как правило, не одобряет этого.
Белые холодные руки робко касаются спинки стула.
Здесь происходит доброе сияющее волшебство – или черная злая ворожба.
Запах клея и краски, болезненный электрический свет. Все стены – как огромный коллаж: части репродукций, вырезки из журналов, фрагменты каких-то сделанных вручную записей. Неровные стопки листов, коробки, банки на столе рассеянно отодвинуты влево. Хаос, имитирующий порядок.
Эта комната пугает и завораживает.
То ли бежать, то ли остаться навсегда…
Повинуясь какому-то странному порыву, пальцы цепляют ручку выдвижного ящика, тянут на себя. Что это? Дневник? Специально его тут оставил? Или не ожидал, что жена посмеет спуститься?