Чувство протеста зародилось где-то внутри сразу же, как только мы сели в машину, и медленно нарастало по мере приближения к нашей деревне. Когда-то там жили мои бабушка и дедушка, но они перебрались поближе к югу греть свои старые косточки, а домик оставили нам в надежде, что моим родителям рано или поздно захочется спокойной сельской жизни. Теперь там была наша дача, где мама и папа проводили летние вечера, выходные и отпуска.
Я любила эту деревушку, потому что выросла там. До семи лет я практически жила у бабушки и дедушки ― свежий воздух, природа… Родители считали, что для меня это полезнее, чем городской смог. Так оно, наверное, и было. Тогда. А теперь у меня было чувство, что меня везут на экзекуцию. Как поросёнка на заклание. Только я не поросёнок, я всё понимаю.
Мне тридцать один год. Я взрослая, самостоятельная женщина. Какого лешего я согласилась на эту поездку? Я же не хочу. Они отнимут у меня Максима! Я треть своей жизни добивалась возможности быть рядом с ним, почему теперь я должна от него отказываться? Он мой муж. Он принадлежит мне, а я ему. Что вообще за привычка вмешиваться в мою жизнь? Я люблю его! Я не хочу в деревню. Не хочу к какой-то там местной колдунье. Хочу к нему! Я хочу быть рядом с ним!
– Мам, а прямо сегодня нельзя сходить к этой вашей бабе Зине?
Мама сидела на переднем сидении рядом с отцом, а я сзади. Она не повернулась, не посмотрела на меня, зато отец бросил короткий сочувствующий взгляд в зеркало заднего вида. Он даже ответил за неё:
– Мы приедем в десятом часу. Старушке уже почти девяносто. Как думаешь, она обрадуется гостям в это время? С утра пойдём.
Спорить с отцом было бесполезно, он упрямый, и если что-то решил, то решение своё уже не изменит. А я чувствовала, что такими темпами к утру созрею для очередного побега. Головой понимала, что это неправильно, но с каждой минутой внутренний протест всё больше довлел над здравым смыслом.
Странные вообще у меня родители. Воспитаны на советской идеологии, в церковь носа не суют, а по бабкам взрослую дочь таскать горазды. Язычники несчастные. Хотя вроде крещённые и даже меня окрестили. Непонятно только, зачем это было нужно, если все считают себя атеистами.
Я злилась. Весь вечер, всю ночь и дажу ту часть утра, которую мы провели в стенах нашего маленького деревенского домика. А потом у меня началась паника. Хорошо, что у мамы с собой всегда была валерьянка. К тому моменту, как отец нажал кнопку звонка на воротах бабы Зины, я уже была спокойна, как удав, и абсолютно равнодушна к происходящему. Только спать очень хотелось.
Я помнила этот дом на окраине деревни. Мимо него мы постоянно бегали в лес за грибами и ягодами. А на лавочке у ворот всегда сидели пушистый рыжий котяра и улыбчивая бабулька, которая угощала нас карамельками. Знала бы, чем эта бабулька занимается, ничего из её рук не взяла бы.
И ведь ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь её ведьмой называл. Удивительно. Обычно такие вещи быстро перерастают в сплетни и суеверный страх. Вот к тётке Клаве, что по соседству живёт, мне ходить запрещали ― глазливая она. А про бабу Зину вообще ничего и никогда. Если честно, я думала, что мы к какой-то другой бабе Зине едем.
– Проходите, бабушка вас ждёт, ― открыл нам калитку бородатый дядька с большим прыщом на щеке. Внук? А почему бы и нет? Да и какая мне разница? Только вот ходить с таким нарывом на лице, имея такую бабку…
Баба Зина сидела в большом мягком кресле и смотрела телевизор. Время не пощадило её ― высушило, изуродовало суставы, испещрило когда-то симпатичное лицо сеткой глубоких морщин. А кожа у неё была жёлтой, что явно говорило о проблемах с печенью. Ну и какая из неё колдунья, если она себе-то помочь не может?
Старушка сощурилась, внимательно оглядела меня с помпона на шапке до заляпанных грязью кроссовок, недовольно поджала губы и отвернулась.
– Это не Марья. Уходите.
– Нет, ба, эти люди за помощью пришли. Я тебе говорил же. Забыла?
Баба Зина даже ухом не повела.
– Вы не переживайте, она сейчас вспомнит, ― успокоил нас бородач. ― Мы просто сестру мою двоюродную никак найти не можем. Два года уж, как пропала, а она всё ждёт.
– Марья сама явится, я её не жду, ― заявила баба Зина, не поворачивая головы. ― И помогать этим людям не стану.
– Почему? ― мама ахнула, а папа нахмурился и даже вроде как дёрнулся в сторону двери, но я удержала его за руку.
– Не хотите или не можете? ― уточнила я у старушки.
Она снова повернулась к нам, но теперь в её бесцветных глазах читалось удивление.
– А ты нахалка… Надо же! Дура, да ещё и наглая. Сама себе беды наделала, а теперь помощи требуешь?
Родители дружно уставились на меня, ожидая ответа. Не собиралась я им ничего про свои подростковые эксперименты с приворотами рассказывать, а эта старушенция всё портит.
– Вы на вопрос не ответили, ― упрекнула я бабу Зину, игнорируя подозрительные взгляды родственников. ― Не хотите помочь или не можете?
– Мы заплатим, сколько скажете, ― вмешалась мама и полезла в сумочку.
– Не нужны мне ваши деньги, ― скривилась бабка. ― На чёрный день оставьте, он недалече. Ничего нельзя исправить. Поздно.
Мама побледнела и схватилась за сердце.
– Пап, выведи маму на воздух, ― попросила я. ― Я сейчас вас догоню.
Отец взял маму под руку и вывел за дверь. Бородатый дядька вышел вместе с ними, чтобы дать маме воды, а я осталась один на один с вредной старушкой.
– Баб Зин, почему поздно? Что я такого сделала?
– А ты яблоки-то для ворожбы где брала?
Знала, куда шла, поэтому удивляться, что старушенция про яблоки знает, смысла не было, но я всё равно удивилась. Как-то до этого момента не слишком верилось в реальность происходящего и в то, что моё приворотное баловство может иметь какие-то последствия.
– Подруга яблоко принесла, ― честно призналась бабе Зине, решив идти до конца. ― А где она его взяла, я не спрашивала.
– А надо было спросить, ― баба Зина ткнула в мою сторону пальцем. ― С могилки яблочко-то было.
Я почувствовала, как по спине пополз неприятный озноб. Не то, чтобы я во всё это верила… Или теперь уже верила?
– Знаешь, зачем на кладбище еду оставляют? ― продолжала тем временем баба Зина.
– Мертвых поминают, ― предположила я.
– Когда поминают, сами едят. А на могилках еду оставляют либо покойникам, либо как милостыню тем, кто за кладбищем смотрит. Твоё яблоко мертвецу было принесено. Да ещё и с подкладом.
– Как это?
– А так. Вот нет у тебя детей и не будет. Свела какая-то женщина беду свою на яблоко и покойнице на могилу принесла с просьбой забрать бездетность. А ты это яблоко украла и сверху ещё и приворот наделала.
– Я не крала. Это Дашка…
– Дашка, Машка, Глашка… Какая разница? Пользовала ты, на тебе и грех. А у покойников красть грешно вдвойне.
– И что теперь делать?
– А ничего ты не сделаешь. Помрёшь ты. Слова заговорные какие были?
– Как сохнет это яблоко… ― начала я, но старушка замахала на меня руками.
– Всё-всё, хватит. Знаю я дальше. И два имени на бумажке… Ты одна половинка яблока, а милый твой ― другая. И нитка красная. Ой, дуры малолетние… Что ж вы творите-то с собой… Ты и твой дружок теперь ― это то самое яблочко, с могилки украденное. Ты своей глупостью вас обоих той мертвячке отдала. А покойники своё всегда забирают. И детей на свет не родишь, и оба в могилу ляжете. Скоро. Уходи теперь, устала я.
Она отвернулась и снова уставилась в телевизор, а я стояла на пороге, будто обухом по голове стукнутая. Вот и помогла бабка Зина, спасибо. Лучше бы я вообще сюда не ездила.
– Баб Зин, можно ещё один вопрос?
– Четырнадцать прошло, одиннадцать осталось. Уходи, я сказала. А то ещё и порчу на тебя наведу, чтоб побыстрее сгинула. Как вас, дур таких, земля только носит…
Домой в город мы в тот день не поехали ― родители решили использовать папины выходные по-полной. Мама занялась обрезкой смородины и крыжовника, а папа взялся чинить забор.
Мы не разговаривали. Точнее, избегали разговора. Я не знала, как оправдать свою глупость с приворотами. Мама, наверное, боялась за своё больное сердце, потому и не хотела поднимать эту тему. Отец… Он разочаровался во мне. Снова. Я видела это по его глазам. Точно так же он смотрел на меня, когда я пять лет назад собирала вещи, чтобы уехать к Максу.
Они простят, я в этом не сомневалась. Они всегда меня прощают. Только нужно дать им немного времени и не мозолить глаза.
Я и не мозолила. Ушла гулять по любимым местам своего детства ― в лес, потом к реке и на ферму, где бабушка когда-то работала дояркой. Добрела до болота, где в это время года всегда было полно клюквы. Собирать её, правда, было не во что, кроме шапки, да я как-то и не имела намерения заниматься собирательством. Так просто пошла, по старой памяти.
Одиннадцать лет… Неужели всё это правда? Можно было бы позвонить Дашке и спросить про яблоки, но она ясно дала мне понять, что не станет говорить об этом. Позвонить Максу?
Я соскучилась по нему. Так соскучилась, что готова была снова сесть в поезд, обрекая нас обоих ещё на несколько лет бесконечных ссор. Пока гуляла, перечитала все его сообщения, которые были в телефоне, и те, которые пришли после того, как я почистила память. Их было много. Очень много. Он меня любит. Он меня ненавидит. То зовёт назад, то проклинает. И не звонит, потому что знает, что я не отвечу, но пишет, пишет, пишет…
Со мной происходило почти то же самое, только негатива было поменьше. Я была уверена, что люблю его, а потом начинала перебирать в памяти наши стычки и приходила к выводу, что любить мужа не за что. При разводе такое вроде называют «не сошлись характером», только это явно не наш случай.
Чем больше я об этом думала, тем сильнее убеждалась в ненормальности наших отношений и в том, что это всё ― моя вина. Нужно было отпустить Макса тогда, когда мы расстались в первый раз. Ведь я же и сама тогда уже смирилась и решила начать новую жизнь. А после этих дурацких приворотов всё как будто чёрной пеленой накрыло. Мне не нужен был никто, кроме Макса, а ему была нужна только я. Это было неестественно. Говорят, что насильно мил не будешь, так оно и есть. Не милы мы друг другу.
Присев на деревянную скамеечку на берегу реки, я вынула телефон из кармана и нашла в списке контактов номер своей недавней попутчицы.
– Алло, Маргарита? Добрый день! Я не отвлекаю вас от важных дел? Мы можем поговорить?
– А кто это?
– Лиза. Мы с вами в поезде ехали вместе.
– А, королева Елизавета! День добрый! Я и не ждала вашего звонка так скоро.
– Да я спросить кое-что хотела просто. Вот скажите, вы по картам видели, когда я умру?
В трубке на несколько мгновений повисла тишина.
– А почему вы спрашиваете? ― раздалось наконец. ― Что-то случилось?
– Мы с родителями с утра ездили к бабке одной, она сказала, что я умру через одиннадцать лет.
Снова тишина, а потом:
– Лиза, давайте я вам перезвоню минут через десять, хорошо?
– Ладно, ― согласилась я и нажала на кнопку завершения вызова.
Телефон завибрировал в моей руке через пару минут, и я автоматически ответила, даже не посмотрев на номер звонившего.
– Привет, любимая! ― раздался в трубке счастливый голос Макса. ― Я уж и не надеялся, что ты ответишь. Ты скоро вернёшься? У нас годовщина через неделю, не забыла?
– Макс, я не вернусь, ― ответила я через силу, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. ― Всё это было ошибкой, Макс. Прости.
– Это ты ошибка природы! ― неожиданно рявкнул он так громко, что я аж трубку от уха отодвинула. ― Что? Муженёк твой первый из тюряги вышел, и ты к нему рванула?
Я отбила звонок и уронила голову на руки. Кошмар какой-то. Телефон снова зазвонил. Снова Макс. И выключить нельзя, потому что Маргарита должна позвонить.
Он трезвонил и трезвонил раз за разом, пока наконец на экране не высветилось «Марго». Я тут же нажала на ответ. Так, наверное, утопающий хватается за соломинку.
– Лизонька, я у сестры. У Ольги. Помните, я вам про неё говорила? Телефон на громкой связи, расскажите всё, что мне рассказывали, и про сегодня тоже. Алло! Вы меня слышите?
– Слышу, ― ответила я, шмыгая носом. ― Сейчас.
– Вы плачете?
– С мужем поговорила только что, ― выдавила из себя я, вытирая слёзы рукой. ― С чего начинать?
– С начала ваших отношений, ― раздался незнакомый голос. Скрипучий такой, неприятный.
Я почему-то сразу представила себе горбатую ведьму с бородавкой на длинном крючковатом носу, но в моей ситуации было всё равно, кого просить о помощи. Хоть самого чёрта. Выложила всё, как было.
– Плохо дело… ― констатировала Ольга сразу после того, как я закончила свои душевные излияния. ― Когда вы сможете ко мне приехать?
– А вы поможете?
– Пока не знаю, но я хотя бы попытаюсь, ― честно ответила женщина.
– Завтра или послезавтра удобно будет? ― уточнила я, ни секунды не сомневаясь в том, что поеду.
– Приезжайте, я буду ждать, ― ответила она.
Я хотела спросить, сколько будут стоить её услуги, но не успела ― телефон благополучно разрядился. Хорошо ещё, что не на середине разговора.
Нужно было как-то сказать родителям о предстоящей поездке, но как? Они же мне не поверят. Решат, что я снова бегу к Максиму. Да какая разница? Пусть думают, что хотят. Не прикуют же они меня на цепь, чтобы не сбежала? Я уже большая девочка, способная самостоятельно принимать решения. Ещё бы научиться не плакать, как маленькая, по каждому поводу.