Миссис Виола Валенсия – ну, или миссис В., для краткости, – наша соседка. Я знаю, что виолами называют ярко-сиреневые луговые фиалки, а в Валенсии зреют самые оранжевые в мире апельсины. А вместе – «Виола Валенсия» – звучит так же странно, как «сиреневый апельсин». Вот и моя миссис В. тоже странная. Она очень высокая – метр восемьдесят, не меньше. И ладони просто огромные! Думаю, она может удержать на ладонях пару баскетбольных мячей, и еще место останется. Моя мама рядом с ней – как девочка.
В первый раз я попала к миссис В., когда мне было года два. Раньше родители не оставляли меня с чужими людьми, сидели дома по очереди, но потом в их рабочих графиках начались накладки и пришлось искать няньку. Мама говорит, что именно миссис В. первая увидела меня после роддома и сразу взяла на руки, как самого обычного ребенка. Все родительские друзья боялись ко мне даже прикоснуться – только не миссис В.!
Она носит необъятные длинные платья – думаю, на них уходят километры ткани. Цвета выбирает совершенно невероятные! Ярко-розовый она легко сочетает с огненно-красным, дополняет персиковым и кирпичным. Ну и про оранжевый с сиреневым тоже не забывает. Миссис В. говорит, что шьет себе наряды сама. Наверное, так оно и есть, потому что в магазинах я ни разу ничего подобного не видела, не говоря уж о больницах – раньше мама и миссис В. вместе работали медсестрами.
Мама рассказывала, что дети просто обожали миссис В. Даже на работе она никогда не изменяла себе: и в отделении недоношенных, и в онкологии, и в ожоговом миссис В. носила свои безумные платья. А если бы кто-нибудь отважился сделать ей замечание, услышал бы в ответ: «Цвет для этих детей означает жизнь и надежду!» Только вряд ли такие смельчаки находились.
Я помню наш с миссис В. первый день. Родители очень волновались, но миссис В. крепко меня обняла и усадила к себе на колени. Наверное, где-то в складках ее необъятных платьев прячется маленький микрофончик: голос у нее такой звучный – как только она открывает рот, все умолкают и слушают.
– Конечно, присмотрю! – не колеблясь ответила она.
– Но только Мелоди – она ведь… В общем, ты же знаешь, она отличается от других детей… – неуверенно заговорил папа.
– Все дети отличаются друг от друга, – отрезала миссис В. – У вашей дочери полно скрытых талантов, надо только их раскрыть. Вот я ей и помогу.
– Мы даже и не знаем, как тебя благодарить… – начал папа, но миссис В. только пожала плечами и сказала с улыбкой:
– Ничего, придумаете что-нибудь.
Вид у папы был дурацкий.
– Тогда я постараюсь на выходных закончить у тебя пандус. Съезжу только еще раз на лесосклад за досками.
– Вот и отлично, – кивнула миссис В.
– С Мелоди бывает тяжеловато, – предупредила мама.
– Ничего, мы и не такие тяжести таскали! – И миссис В. подняла меня повыше.
– Мы очень хотим, чтобы она полностью раскрыла весь свой потенциал, – зачем-то сказал папа.
– Послушайте, – не выдержала миссис В., – у меня от таких красивых слов уши вянут! Небось начитались книжек про детей-инвалидов? А вы забудьте, что там написано! Просто доверьте мне Мелоди – и увидите, на что она способна!
Папа аж язык проглотил от удивления. Потом улыбнулся и сказал:
– Тогда мы ее заберем лет эдак в двадцать.
– Нет уж, доставлю ее вам к ужину!
С тех пор почти ежедневно, пока родители были на работе, я по два-три часа проводила у миссис В. А когда меня отдали в школу, оставалась у нее после уроков – до вечера. Не знаю, сколько родители ей платили – но в деньгах такую помощь не оценить.
С самого начала миссис В. и не думала меня жалеть. Она не усаживала меня в принесенный родителями детский стульчик, а просто стелила посреди комнаты большое стеганое одеяло и клала меня на него. Впервые оказавшись на спине на этом одеяле, я от неожиданности выпучила на нее глаза. И заплакала. Потом завизжала. А миссис В. невозмутимо вышла из комнаты и включила марш – звуки духового оркестра заполнили комнату. Музыка мне понравилась.
Вернулась миссис В. и положила на одеяло мою любимую резиновую обезьянку. Мне очень хотелось достать игрушку – она так забавно пищит, когда ее сжимаешь. Но десять сантиметров до обезьянки были все равно что десять километров. Я лежала на спине, как черепаха, – и ничего не могла сделать. Пришлось зареветь еще громче.
Миссис В. присела рядом со мной на одеяло.
– Давай переворачивайся, Мелоди, – тихо сказала она.
Надо же, оказывается, она умеет говорить спокойно и мягко! Меня это так удивило, что я даже прекратила вопить. Неужели она не знает, что я не могу перевернуться? Глупая, что ли?
Миссис В. вытерла мне нос бумажной салфеткой.
– У тебя получится, детка. Я знаю, что ты понимаешь каждое слово, и уверена: ты сможешь! Ну?
А ведь и в самом деле раньше я никогда по-настоящему не старалась перевернуться. Несколько раз я падала с дивана, было больно – с тех пор я предпочитала ждать, когда придут мама или папа и переложат меня поудобнее.
– Смотри, полдела сделано: ты уже на боку. Теперь не трать силы на рев, попробуй перевернуться совсем. Ну, соберись, взмахни правой ручкой!
Я послушалась: вся напряглась, потянулась, даже пукнула – миссис В. засмеялась. И понемногу, сантиметр за сантиметром, мое тело стало перекатываться вправо. А потом – хлоп! – и я уже на животе. От гордости я даже завизжала.
– Ну, и что я тебе говорила? – Миссис В. не скрывала радости. – А теперь вперед, за обезьянкой!
Я уже поняла, что возмущаться бесполезно. От обезьянки меня отделяло не больше пяти сантиметров. Я старалась ползти, дрыгала ногами, но они никак не хотели слушаться. Тогда я поерзала на животе, ухватилась за одеяло и подтащила его к себе. Сейчас, еще чуть-чуть!
– Ах ты, хитрюга!
Я еще раз дернула одеяло на себя и наконец схватила игрушку. Обезьянка громко пискнула, будто тоже мне обрадовалась. Я засмеялась и еще несколько раз сдавила обезьянку, чтобы та запищала.
– Ты отлично потрудилась, Мелоди. Спорим, ты проголодалась?
И миссис В. меня накормила. Только сначала она дала мне ванильный молочный коктейль, а потом макароны с овощами. Правилу «сначала десерт – потом обед» она следует неукоснительно. И я всегда у нее все съедаю: и вкусняшки, и полезности. Такой у нас секрет.
И еще миссис В. единственная разрешает мне пить газировку: и колу, и спрайт, и фанту. Родители в основном дают мне молоко и сок, а мне так нравятся щекотные пузырики в носу. Больше всего из «вредных» напитков я люблю лимонный «Мелло-Йелло», иногда миссис В. так меня и называет.
Именно в доме миссис В. я научилась подтягиваться вперед на животе, а потом и ползать. Нет, до победы в соревнованиях по скоростному ползанию среди малышей мне было далеко, зато к трем годам я уже могла самостоятельно пересечь комнату. Я научилась переворачиваться со спины на живот и обратно – и все благодаря миссис В. Она со мной не церемонилась: сколько раз мне приходилось падать из коляски в разложенные на полу подушки, и не сосчитать.
– Если вдруг тебя забудут пристегнуть, ты будешь знать, как падать, а не то переломаешь себе все кости, – громовым голосом убеждала меня миссис В.
Мне совсем не хотелось ломать себе кости, поэтому я тренировалась изо всех сил. Вечером миссис В., не забывая мне подмигнуть, докладывала родителям, как я хорошо покушала и покакала – почему-то взрослых это всегда волнует в первую очередь. Наши упражнения мы держали в тайне.
Пойдя в школу, я поняла, что правильно падать из коляски – далеко не самое важное. Я должна говорить! Иначе как же я буду учиться? Как отвечать на вопросы и как их задавать?
Я знала уйму слов, но не могла читать. У меня в голове вертелись тысячи мыслей, но я ни с кем не могла ими поделиться. К тому же никто не предполагал, что ученики из спецкласса вообще могут чему-то научиться. Короче, свихнуться можно.
Когда мне пошел седьмой год, миссис В. наконец-то поняла, чего мне не хватает. Дело было так. Миссис В. забрала меня из школы, накормила карамельным мороженым и включила телевизор. На одном из каналов мы наткнулись на передачу про Стивена Хокинга[5].
Я с интересом отношусь к любой информации о людях в инвалидных колясках. Я даже смотрю телемарафоны Джерри Льюиса, которые проводятся в пользу больных мышечной дистрофией. Так вот, оказалось, что у Стивена Хокинга очень серьезная болезнь: боковой амиотрофический склероз, если я не ничего не путаю; из-за этого он не может ни ходить, ни говорить. Но все равно он считается одним из самых умных людей в мире – и никто в этом не сомневается!
Наверное, ему тоже бывает тяжело – уж я-то знаю.
Передача кончилась. Я сидела очень тихо.
– Вы с ним похожи, правда? – спросила миссис В.
Я сначала показала на слово «Да», потом на «Нет».
– Не поняла, – почесала в затылке миссис В.
Тогда я показала на своем планшете «хотеть», затем «читать». И снова: «хотеть-читать, хотеть-читать».
– Я знаю, ты читаешь много слов, Мелоди.
Я показала на «еще». К глазам подступали слезы. «Еще. Еще. Еще».
– Мелоди, что бы ты выбрала – уметь ходить или говорить?
«Говорить, – показала я на планшете. – Говорить. Говорить. Говорить».
Сколько же всего я хочу сказать!
И миссис В. принялась за решение новой задачи: научить меня говорить. Она стерла все слова с планшета, и мы начали «с чистого листа». Новые слова миссис В. писала как можно мельче, чтобы побольше поместилось. Вскоре на планшете не осталось ни одного свободного сантиметрика: он весь был исписан именами и характеристиками моих знакомых, вопросами, которые я могла бы задать, самыми разными глаголами, существительными, прилагательными, местоимениями – теперь я могла составлять почти нормальные предложения! Я могла спросить, например, «Где мой ранец?» или поздравить маму – «C днем рождения, мама!», показывая на слова большим пальцем.
Кстати, большие пальцы на руках меня отлично слушаются. Остальное тело все наперекосяк, будто пальто, застегнутое не на те пуговицы, а эти два пальца совершенно нормальные, у меня к ним никаких претензий. Вот такая шутка природы.
Каждый раз, когда миссис В. добавляла новые слова, я быстро их запоминала, составляла с ними предложения и требовала еще. Мне хотелось читать!
И тогда миссис В. стала делать карточки.
На розовых были существительные. На голубых – глаголы. На зеленых – прилагательные. Стопки карточек росли и росли. Сначала я научилась читать короткие слова: лист – свист – твист. Я люблю рифмовать слова, они так легче запоминаются. Прямо как на распродаже: купи одно платье, получи два бесплатно.
Потом пошли слова потруднее: гусеница, тарантул. Потом те, которые читаются не по правилам, – миссис В. их читала, а я запоминала: конечно, счастливый. Я выучила дни недели, месяцы, названия планет, океанов и континентов. Каждый день я впитывала новые слова, наслаждаясь ими не меньше, чем фирменным вишневым тортом миссис В.
Миссис В. усаживала меня на полу в подушки, раскладывала передо мной карточки, а я старательно передвигала их зажатым кулаком и составляла предложения – прямо как бусы из ярких камушков.
Иногда я нарочно составляла нелепые фразы, чтобы посмешить миссис В.: «Карась решил сбежать. Не хочет в суп».
Мы выучили слова, чтобы можно было говорить о музыке. Я уже умела отличать Баха от Бетховена и сонату от концерта. Как-то миссис В. поставила диск с классической музыкой, чтобы я угадывала композиторов.
«Моцарт», – выбрала я правильный ответ среди разложенных на полу карточек, а потом показала на своем планшете голубой квадратик.
Миссис В. удивленно хмыкнула.
Когда зазвучал Бах, я выбрала правильную карточку и снова ткнула в голубой квадратик. А потом еще в фиолетовый.
Миссис В. озадаченно вскинула брови. Как объяснить ей, что музыка звучит для меня разными цветами? Увы, даже миссис В. не понимает меня до конца. Поэтому мы просто продолжали заниматься.
Мы слушали не только классику: был и хип-хоп, и старые эстрадные песенки. Разноцветные мелодии вились и струились вокруг миссис В., совсем как ее невообразимые наряды.
И еще мы гуляли – в любую погоду. А однажды миссис В. позволила мне промокнуть под самым настоящим ливнем! День был душный, жара стояла чуть не под сорок, я потела и злилась. Мы сидели на крыльце и смотрели, как наплывают тяжелые грозовые тучи. Миссис В. придумывала имя для каждой тучи и сочиняла про нее рассказик. Я знала, что позже все имена обязательно появятся на карточках.
– Смотри, этого толстяка зовут Нимбус. Он такой темный, такой сильный, что может разом сдуть все остальные тучки с неба. Он влюбился вон в ту Кучевую Тучку, но она балованная неженка, даже не смотрит в его сторону. Он сердится, собирается устроить настоящую бурю!
Как и предсказывала миссис В., толстяк Нимбус разразился грозой. Вода полились сплошной стеной, и сразу повеяло прохладой и запахло дождем. Как же стало хорошо! Несколько капель упали мне на голову. Я засмеялась.
Миссис В. хитро взглянула на меня:
– Что, хочешь под дождь?
Я закивала. Да! Да! Да!
Миссис В. скатила коляску по устроенному папой пандусу и остановилась посреди лужайки под проливным дождем. Несколько секунд – и мы вымокли насквозь. Теплый дождь лил на волосы, стекал по лицу, рукам и ногам. Было так здорово! Я купалась под ливнем, как под душем! И хохотала!
Потом миссис В. отвезла меня в дом, растерла большим полотенцем, переодела и напоила теплым какао. К папиному приходу мы высушили волосы феном, дождь прекратился, одежда просохла – и никто ничего не узнал.
Всю ночь я каталась во сне на огромных шоколадных тучах.