Долетели мы довольно быстро. Думал: сейчас отчеты посадят писать. Ни фига. Комбат – подполковник Мохов Степан Игнатович, ротный – майор Белов Алексей Георгиевич и прочее начальство на площадке приземления ждали. Построились мы, как и положено. Комбат с каждым поздоровался за руку, а меня даже приобнял. О как! Ротный рукопожатиями обошелся. Остальные начальники сунулись было ручкаться, но комбат их строго одернул: мол, «парням отдыхать надо».
– Оружие, – приказал, – перед палатками выложить, и в баню.
– А масло залить? – нарыхтнулся было я на неприятности, а ротный только рукой махнул:
– Ребята позаботятся. Не ломай голову. Отдыхайте!
И все, и ничего больше. Ексель-моксель, какая, блин, забота! Они что тут, нас уже покойниками считали? А ротный с комбатом о чем-то переговорил и вновь ко мне подошел.
– Виктор Петрович… – Это он мне, что ли? Точно мне! Странно, он меня по имени-отчеству отродясь не называл.
– Да, Александр Георгиевич, – так же вежливо ответил я, еще и слащавости в голосок добавил. Ну, «любовь» у нас взаимная. Грыземся мы с ним постоянно по поводу и без оного.
– Здорово приложило? – с неподдельным сочувствием поинтересовался ротный.
С «сочувствием» – странно, ну очень странно, раньше за ним такого не водилось. Не характерно это для него. И не характерно – это еще мягко сказано. Ну, думаю, сейчас я ему, блин, задам, и таким невинным-невинным голосом поинтересовался:
– Отчеты когда писать буду? – Это типа «как подобное с предстоящим отдыхом сочетается?».
– Отчеты? – На миг на лице ротного появилось непонимание. – А, это ты о разборе боевой ситуации? Завтра, наверное. Отдохнете, готовы будете – скажешь, тогда и соберемся. Но никто не гонит, раньше чем через три дня вас на задачу никто не поставит, можете на послезавтра перенести. А завтра отдыхайте.
Это он об чем? Мы – перенести? Обалдеть! Чудны дела твои, Господи! Такое впечатление – это не мы, они тут все головами ударились.
А ротный продолжал:
– И кстати, к нам в библиотеку книги новые привезли. Зайди, не пожалеешь. Да что я говорю, сам наверняка после бани сразу туда и рванешь.
Это я-то? Да я свою последнюю книгу в школе прочитал! Хорошо, не в школе, но давно очень. Как в советское время говорили, «хороший офицер должен читать три книги: расчетную, вкладную и сберегательную», вот и я так. Издевается, гад! Ну, я ему отвечу:
– Пренепременно! – и улыбнулся. Надеюсь, улыбка оказалась вполне идиотской.
А он посмотрел на меня так жалостливо-жалостливо, мне аж стыдно стало. И промолчал. Матюгнулся, что ль, хотя бы? Мне бы не так совестно было, а то он вроде как ко мне со всей душой, а ему всю свою злобу показываю. С другой стороны, мне что, так сразу и поверить, что он все мои прежние грехи простил? Я тоже не наивный дурачок: сейчас он добрый, а завтра семь шкур сдерет. В принципе, оно понятно, откуда ветер дует, психолог отрядный наверняка напел. У нас типа психологическая травма, помягше с нами надо, а то как бы с катушек кто не слетел… Вот они и стелются, ясно, что не за нас, а за свою задницу беспокоятся. Да и плевать. Они беспокоятся, а мы пользоваться будем. Сейчас оружие скинем… Ишь ты, за нас стволы даже маслом зальют. Да пусть заливают. Даже пусть чистят, ради такого дела я еще пару дней готов идиотом побыть. Но, боюсь, они так долго не продержатся.
А потом была баня. Баня как баня. Хорошая баня. Неторопливая. С веничком. С бассейном – он у нас резиновый, на восемь кубов. Уф, хорошо! К тому же, пока нас не было, наши прачечную организовали. Всю грязную одежду велено было в пакеты сложить (для каждого отдельный пакет, с фамилией на бирке, в предбаннике лежал). После бани ужин. Вот тут нас действительно удивили: разносол не разносол, а от привычной солдатской пищи – небо и земля как отличается. Мясо – по приличному куску в каждой порции, а не та пенообразная тушенка, которой нас обычно здесь потчуют: не разберешь, то ли мясо «гидропонное», то ли соя голимая. Опять же, овощи-фрукты почти в изобилии присутствуют.
– Наконец-то! – говорю я своему заму. – Наладили закупки у местных, а то посреди лета живем, а ни овощей, ни фруктов не видим. Как мишки на севере.
– Угу, – согласился он, – а порядочек какой навели? Любо-дорого.
«И это точно»! – кивнул я, подтверждая. И всего-то на полдня отлучились, а скатерти на столах, салфеточки, цветочки искусственные в вазочках. И это в солдатской столовой! А кстати, офицерской я вообще не нашел. В одинаковых условиях все питаются. А самое главное – мух не видно. И чем они их, интересно, потравили? Многое тут поменялось, никак генерала какого-то ждут. Хотя нет, для генерала слишком круто. Как минимум министра обороны, а то и президента. Кстати, вместо безвкусного чая настоящий сок – гранатовый, терпкий, но вкусный. Не, ну просто праздник какой-то!
– Ты, Илья, сейчас куда? – спросил у поднимающегося из-за стола Болотникова.
– Спать пойду, – ответил Илья. И в подтверждение своих слов зевнул. – Вымотался я что-то. Спать, только спать.
Я хмыкнул. Еще бы не вымотаться! Стресс – он выматывает похуже тяжелой работы. Я тоже устал, но после баньки хоть и тянет в сон, но усталость немного отступила. Баиньки пока не буду. Не то чтобы не хочу. Не буду, и все. По лагерю пошарашусь. Так я Илье и сказал:
– А я поброжу туда-сюда, а потом, может, и до библиотеки прошвырнусь. – В пику ротному в этот Храм Просвещения я все-таки решил сходить.
– Сходи, – до обидного равнодушно протянул Илья, как в замедленном кино провел взглядом по заполнявшим помещение разведчикам. Одни уходили, другие приходили, и как-то так получалось, что какой-нибудь столик всегда оставался свободным. И не в пример более заинтересованно добавил: – А они это правильно сделали, что хождение в столовую строем отменили.
– Давно пора, – согласился я. Действительно, тут ведь не мальчишки какие-то, а мужики контрактники, что их на поводке-то водить? Время определено со стольких до стольких, и будь добр укладывайся. Раньше пришел – подождешь, позже – уж пардоньте, ваши нынче не пляшут, без ужина перебьетесь. А то ведь обычно обязательно строем, со старшиной во главе. Хорошо хоть, песню петь никто из высокого начальства заставить не догадался. Хотя с них станется.
Шарахаться по лагерю я не стал, сразу Храм Просвещения искать отправился. Благо искать его долго не пришлось. Палатку под библиотеку поставили на том месте, где раньше (еще утром) комбатовская палатка стояла. Интересно, а куда тогда комбат переселился? Они тут, кстати, пока нас не было, все палатки поменяли и взамен нар раскладушки поставили, легкие, компактные – типа советских, только поудобнее. Вот что значит приезд высокого начальства! Оказывается, у нас в армии все есть, раз все нашлось, вплоть до кондиционеров воздуха. А библиотеку я сразу нашел, вывеску на палатке издалека было видно. Крупными такими буквами. Не удивлюсь, что они еще и ночью подсвечиваются. Зашел, а внутри действительно библиотека. И когда только оборудовать успели? Но странная какая-то: книги есть – стеллажи в несколько рядов тянутся, – а библиотекаря нет. А книги хорошие, и как их до сих пор по палаткам не растащили? И не пустует она. Заходят, выходят, и книги кто уносит, кто приносит (когда прочитать-то успели, если еще утром ее здесь не было?). Я сначала про приходящих подумал: «Как и я, любопытствуют на такую диковинку», а потом гляжу: нифига, читают, некоторые тут же в библиотеке сидят, здесь и кресла удобные, и тихо. Взял пару книг, в руках повертел и на место поставил. Не хочу читать. Обложки красивые, конечно. Но читать – только глаза портить. Так и ушел. Хотя надо было какую-нибудь книгу взять, хоть полистал бы.
А перед вечерней поверкой ко мне мой заместитель подошел, какой-то серьезный, озабоченный.
– Командир, поговорить надо! – говорит, а сам на нашу палатку, на две группы рассчитанную, косится.
– Какие проблемы, товарищ старший сержант, говори, – отшутился я.
– Командир, – Болотников укоризненно покачал головой, – нам всем поговорить надо. Всей группой.
– Так за чем же дело стало? – удивился я, действительно не понимая проблемы. – В палатку зайдем и поговорим.
– Командир, ты не понял. – Илья зыркнул по сторонам, будто опасался, что нас могут подслушать. – Нам надо группой переговорить, без посторонних ушей.
Он интриговал меня все больше и больше. Такая таинственность становилась интересной.
– Тогда как вечеруха пройдет, так и соберемся, – пообещал я.
– Не пройдет! – Илья как-то загадочно ухмыльнулся.
– Н-да? – Вопросительная интонация этого восклицания от моего заместителя не укрылась.
– Не будет ее. – Ухмылка на лице Болотникова стала шире.
– С какого перепугу? – Вообще-то я хотел сказать «хрена», но почему-то выразился иначе.
– Не проводят ее, – объяснил Илья.
– Что значит – не проводят? – Отсутствие вечерней поверки в командировке было выше моего понимания.
– А то и значит: не проводят, и все. Я точно так же у Грушницкого, – назвал он фамилию командира отделения соседней группы, – спросил, а он едва ли пальцем у виска не покрутил: мол, зачем она? Все тут люди взрослые, кто куда денется-то? А опасаться похищения не приходится, охрана базы надежная. Вот как-то так… Непонятки, в общем. Поговорить надо.
– Хорошо. Тогда через пятнадцать минут на волейбольной площадке. И мяч взять не забудьте – нам хоть какой-то отмаз перед командиром роты за свое гуляние под луной иметь надо, а то опять орать будет: «Где? куда? зачем?» А так: в волейбол играли. А что ночью, так прохладней. Днем на жаре не поиграешь. Вот и все объяснения. Кстати, а ведь в новых палатках и кондиционеры есть!
Болотников ушел, а я постоял несколько минут и к волейбольной площадке побрел. Пройтись захотелось, воздухом в одиночестве подышать, но не тут-то было – почти сразу начали подтягиваться бойцы. И когда все собрались, я спросил:
– Ну, и какие проблемы? – и наступило долгое молчание. А взбаламутивший меня, возможно и всех остальных, Болотников помялся, словно не зная, как сформулировать вопрос, затем, пожав плечами, задумчиво произнес:
– Ребята какие-то не такие стали.
– В смысле? – не понял я сути проблемы.
– Не такие, и все, – Илья развел руками, давая понять, что сформулировать точнее он не в состоянии. Но меня такой ответ не устраивал, и я, сделав как можно более ласковую мину, вкрадчиво уточнил:
– Илья Федорович, а поконкретнее можно?
– Командир, не бузи! – Когда мое командирское «Я» начинало сердиться, я его всегда по имени-отчеству называл, и он это знал. – Сами еще не разобрались.
– Ну так давай вместе разбираться, что с ними не так? – Собственно, для себя я уже отметил многие странности в поведении остававшихся на базе военнослужащих и даже сделал определенный вывод, но хотелось узнать и мнение остальных. – Хуже? Лучше?
– Да как так определишь? – еще сильнее сконфузился Болотников. – Может, и лучше. Но дело-то не в том, лучше они или хуже. Они ДРУГИЕ стали! Упредительные какие-то, блин, вежливые. Да и хрен их пойми.
– Правильные они чересчур, командир, – подал свой голос сержант Бубликов, – вот и все.
– Например?
– Да что тут примерять? Матом не ругаются, курить почти никто не курит…
– В палатке себя как не в своей тарелке чувствуешь, – признался ефрейтор Чебуреков.
– Так и есть, – поддакнул рядовой Федотов. – Матюкнешься – и как пукнувшим в кампании девушек себя ощущаешь.
– И главное, никто ничего не говорит, – вклинился в разговор рядовой Опанасенко, – замечаний не делает, но молча так, украдкой косятся, и все, и самому почему-то стыдно становится.
– Да и так, – пожимая плечами, продолжил развивать тему Болотников, – начнешь разговаривать, а разговор не идет. Словно подменили их.
– Ага, инопланетяне! – усмехнулся я. Основную проблему личного состава я понял, и пора было расставить точки над i, пока они себе действительно про инопланетян не накрутили. – Парни, – обратился я к своим разведосам, – ничего сверхъестественного не произошло, ларчик открывается просто: психолог им тут всем по ушам проехал как мог, вот они и придуриваются – нашу травмированную психику жалеют. Как же: парни, ах, ах, ах, столько-то минут, – я покачал головой, – себя покойниками считали. Ах, ах, ах, как бы не тронулись! И это накануне прибытия президента.
– Президент прилетает? – встрепенулись ребята.
– Не знаю, – сознался я, – а кто еще, если тут за полдня такой шмон навели, все переделали? Да если бы кого-то не ждали, то и вокруг нас никто бы «прыгать» не стал. А так боятся, как бы какое ЧП накануне важного визита не случилось, вот нашим и поставили задачу. Понятно?
– Понятно-то понятно, – без особого энтузиазма покивал Болотников. – Но что они из нас дураков делают? – В последней фразе ясно прозвучала обида.
– Да и пусть. – Я улыбнулся беззаботной улыбкой. – Чем сейчас плохо? Делать нас ничего не заставляют, кормят, поят. Окончательная чистка оружия только на послезавтра намечена, а предварительная – силами не выходивших на БЗ (боевое задание) произведена. Я днем мимо чистильщиков проходил, видел: нормально так парни чистят, стараются.
– Ага, это точно, – поддакнул Илья. – Я у Нишенко спросил: мол, ты какого хрена мой ствол чистить собрался? А он так спокойно говорит: сегодня ты с БЗ пришел – я за тебя почищу, завтра я приду – ты за меня. Вы, мол, парни, отдыхайте. И все это таким тоном, будто заведено у нас так. Типа: он – за меня, я – за него. Ага, счас! Ну уж фигушки, я ни за кого чистить стволы не собираюсь. Хочется им идиотов из себя изображать – пусть чистят. А меня увольте!
– А я за пацанов почищу, – внезапно подал голос Буковицын. – Придут парни с задачи уставшие – и пусть отдыхают, моются, а мы стволы сядем чистить. Что тут плохого? Мы сегодня что делали? В баню и спать. А по-другому, так бы еще два часа с оружием валандались.
– В принципе, так удобно, – неожиданно поддержал его Бубликов.
– А я свое оружие сам привык чистить, – не сдавался Болотников. – Мало ли как почистят? Почистят плохо, и что я в бою делать буду, если оружие заклинит?
– Так это предварительная чистка! – успокоил я его. – Послезавтра за чистку сами засядем. Вот тогда блеск и наведешь. Доведешь, так сказать, до совершенства результаты чужого труда.
Болотников неопределенно хмыкнул и, вздохнув, уточнил:
– Так что нам делать, командир?
– Да ничего, собственно. Отдыхать! – без обиняков предложил я. – На все их психологические тонкости не реагировать – как будто так и надо. Сами первые не выдержат.
На том мы и разошлись. А наутро около нашего расположения, то бишь палатки, нарисовались наши вертолетчики, тоже на вид слегка обалдевше-пришибленные.
Первым делом они, конечно, со мной поручкались.
– Здорово, тезка, как жизнь? – Жизнерадостность приветствия никак не вязалась с внешним видом пришедших.
– Нормально. Без происшествий, – так же жизнерадостно откликнулся я. И не соврал, происшествий действительно не случилось. Пока.
Узнав, что у меня все в поряде, Виктор вроде бы обрадованно хмыкнул, придвинулся поближе ко мне, как-то странно (настороженно, что ли?) огляделся по сторонам.
– Слушай, тезка, – заговорщицким тоном обратился ко мне он. – У тебя, случайно, нигде не завалялось? – И совершенно недвусмысленно пощелкал себя пальцем по подбородку.
Мои брови удивленно поползли вверх: чтобы у летчиков не было? Это нонсенс. Обычно мы к ним бегали.
– А у самих-то что? – вместо ответа начал задавать вопросы я. – Вы что, со своими вчера так и не отметили?
– Да какое там, со своими! – понуро махнув рукой, вздохнул штурман Кирилл Алексеевич.
– Мы этим козлам выпить предложили, – совершенно искренне начал возмущаться Кузьма Иванович, – а на нас так зашикали, будто одни святые кругом. Тоже мне, праведники нашлись! С утра еще квасили!
– «И что из того, что у вас стресс? Пить – здоровью вредить!» – начал тянуть чуть не нараспев Виктор. – «Вы для того морально-психологическую подготовку и проходите. Настоящие мужчины не станут заливать страх водкой». Тьфу! – Он смачно сплюнул. А я мысленно заулыбался – приятно осознавать, что не только мы поднадзорные кролики.
– Что происходит-то? – Кузьма Иванович огляделся по сторонам, словно в поисках истины.
Вот тут я им и выдал свою версию про психолога и его бесчеловечные методы. Одно не стал уточнять, что это мои собственные умозаключения. Ох они распетушись, никогда бы не подумал, что летуны так свирепеть могут. С большим трудом уговорил их бучу не поднимать, оставить все как есть. Даже пришлось спиртом из спиртовой горелки пожертвовать. Зато теперь вертолетчики и спецназ – дружба навек. Впрочем, она и до того крепкая была – мы друг на друга завязаны. Они нас возят, мы их, если что, в смысле собьют кого, вытаскиваем. И коль им отдыхать не охота, так пусть нам кайф не обламывают. Летчики пообещали молчать, но добавили, что, мол, когда процедура реабилитации закончится, они нажрутся и обязательно набьют морду своим оппонентам. Я не возражал.
– Лады, – сказал Дружинин, – вы отдыхайте, а мы свою ласточку восстанавливать пойдем.
– Что, она еще будет летать? – недоверчиво покосился я на собеседников.
– Само собой. – Кузьма Иванович весело улыбнулся. – Ребята из рембригады обещали в три дня в строй поставить!
– Неплохо! – одобрительно закивал я головой, сильно удивленный таким поворотом дела. А ведь как падали, а на деревья как рухнули? Сколько вершин и стволов поломали… и три дня… Круто!
– Бывай! – попрощались вертолетчики и пошли к себе, благо палатки летчиков располагались неподалеку.