Принцесса поневоле - читать онлайн

Посвящается выпуску 1986 года

Средней школы № 6

Г. Тында Амурской области,

А также любимым учителям и

Нашему дорогому директору

Никитиной Галине Никифоровне

Пролог. Наши дни.

Начальник отдела подростковой прозы сняла очки в тонкой золотой оправе и потёрла переносицу.

– Сергей Викторович, это что?

Женщина поправила свои огненные кудри, пальцем несколько раз постучала по распухшей от времени тетради с пожелтевшими листами, исписанными аккуратным детским почерком.

– Я вам спрашиваю, что это? Зачем мне вы это принесли? Это же прошлый век: писать от руки. Где вы откапали это сокровище? – она недовольно посмотрела на мужчину.

– Не опоздала? – в кабинет заглянула помощник главного редактора издательства. – Уф, – выдохнула женщина и вошла в кабинет. – Елизавета Львовна, как вам шедевр? – с ходу спросила она.

– Шедевр? Вот именно, Сергей Викторович, шедевр. Нет, антиквариат. Ему место в музее среди экспонатов, а не в издательстве. – начальник отдела посмотрела на помглавреда, – вас тоже заставили это прочитать?

– Девочка моя, – помощник главного редактора любовно погладила по обложке тетради, – это хорошая рукопись. Правильная.

– Правильная? Пятнадцатилетняя девочка разгуливает по городу с пистолетом, а вы говорите, что это правильная рукопись? – у Елизаветы Львовны брови в изумлении поползли вверх. – Вы так шутите сейчас, Татьяна Юрьевна?

– Не шучу! Берём. А Сергею Викторовичу выпишем премию за то, что такое сокровище откапал.

– Это вы сейчас серьёзно? – не зная, то ли смеяться, то ли плакать, спросила начальник отдела. – Вы читали? Здесь же убивают собаку…

Татьяна Юрьевна встала, подошла к кулеру, налила в стакан воды. Сделала глоток. Повернулась. Посмотрела с улыбкой на тридцатилетнюю начальницу отдела подростковой прозы, на сорокалетнего редактора, негромко проговорила:

– Вы, без сомнения, по-своему, правы. Мы сейчас по-другому относимся к жизни и смерти. А книга-то была написана ребёнком своей эпохи: их учили быть героями, они готовы были пожертвовать собой. Собака – это символ такой жертвы. Понимаете? Это сейчас мечтают стать топ-менеджерами, а в то время они мечтали, образно говоря, с шашкой наголо и на коне бороться с врагами социализма. Они были патриотичны от макушки и до пятки. Они читали «Овода» и «Молодую Гвардию», для них примером была Зоя Космодемьянская и Павлик Морозов. Они мечтали о коммунизме. Берём! Хорошая рукопись, правильная…

Рукопись

Будете искать меня и не найдёте;

И где буду я, туда вы не можете прийти.

От Иоанна, 7

Я хочу рассказать вам удивительную историю, которая приключилась с обыкновенной советской девочкой. Да-да, именно в те времена, когда существовала одна большая страна под названием Советский Союз, и происходили все эти события. Но постепенно советский строй приходил в упадок, в головах начинались «брожения», что не могло не найти отражения в поступках и действиях наших героев. Они искренне любили и переживали и всё ещё верили, что живут в самой лучшей и самой справедливой стране в мире. Они боролись со злом, наивно полагая, что обязательно его победят, и во всём мире восторжествует добро.

Итак, добро пожаловать в этот удивительный и порой нереальный мир, в котором главные герои-дети БАМа – грандиозной стройки, где люди не делились по национальным признакам и богатству, а оценивались исключительно по внутренним качествам.

Всем моим одноклассникам и учителям средней школы № 6 г. Тында посвящается. Автору, когда он писал эту книгу, когда было столько же лет, сколько её главным героям, то есть пятнадцать.

Негативные персонажи – фантазия автора. Всё остальное – правда, правда и ничего кроме правды! Клянусь!

Сентябрь 1. Знакомство

Конец 80-ых годов 20-го столетия. БАМ, Тында

Перед смуглым человеком с чёрными, цвета воронова крыла, волосами, и с такими же чёрными миндалевидными глазами сидела русоволосая девочка. Она не красавица, но и не уродина. Самая обыкновенная девочка, похожая на тысячи таких же, незаметная в толпе.

Её русые волосы с лёгкой рыжинцой заплетены в две тугие косы и уложены на затылке кральками. Слегка раскосые озорные зеленовато-серые глаза прищурены, отчего кажется, что ещё чуть-чуть, и она замурлыкает, как кошка, которая греется на солнце. Немного выдаются скулы. Вздёрнутый носик усыпан поздними осенними веснушками. У неё дурацкая привычка – прикусывать нижнюю губу.

На девочке самое обыкновенное школьное платье: воротничок-стоечка и манжеты оформлены простым шитьём из белого гипюра. Чёрный фартук с «крылышками». На груди красный комсомольский значок. В общем, почти ничего из того, что могло бы её выделить из толпы. Даже две маленькие серёжки (вопреки школьному уставу) с каким-то блестящим прозрачным камушком не могли сделать её более заметной.

Имя девочки Анжелика, что означает «ангельская». Но она совсем непохожа на ангела, к образу которого мы привыкли, белокурого и голубоглазого с милой улыбкой. Её улыбка скорее ироническая, если не саркастическая. Кто знает её получше, тот скорее бы отнёс эту девочку к разряду дьявола, но, к счастью, никому в голову ещё не приходила такая мысль.

– Нам бы хотелось с тобой познакомиться, – произнёс мужчина. – Я, Римадзе Спартак Палладович, буду заниматься твоим делом. Это, – он указал на рослого весёлого человека с шикарной копной светло-русых волос, удивительно похожего на знаменитого киноактёра Игоря Костолевского, – Лысков Артур Максимович, а это, – он показал в сторону худощавого мужчины, темноволосого, с небольшим шрамом на брови. – Снежко Виктор Александрович. А теперь, будь добра, расскажи нам о себе.

– Не жирно ли иметь одному человеку такую опергруппу? – съехидничала Анжелика, причём «опергруппа» было сказано с некоторой издёвкой. – Впрочем, для армии этого явно маловато, а мне одной – слишком много. И вообще, чего до меня-то докопались? Крайнюю, что ли, нашли? Так ведь не получится. Кстати, а где же шеф? Высоцкий Геннадий Юрьевич? Его, кажется, так звали.

– Высоцкий сейчас занят, но я обещаю, у тебя ещё будет возможность с ним встретиться. Ты лучше расскажи нам о себе. Скоро перемена закончится, и мы можем не успеть пообщаться. – Римадзе говорил с мягким кавказским акцентом, и порой его речь была похожа на журчащий ручеёк.

Лысков, подперев голову одной рукой, молча изучал Анжелику. Пальцами второй руки он переворачивал карандаш, которым периодически постукивал по столу. Снежко, откинувшись на спинку стула, изредка что-то писал в своём блокноте, держа его перед собой.

Некоторое время в пионерской комнате воцарилась тишина, которую перебивало лишь тиканье часов. Под часами, висящими в центре на стене, стоял бюст Ленина. По обе стороны располагались пионерские атрибуты: знамёна, горны, барабаны. Вдоль стен размещались стеллажи с книгами, тетрадями, журналами. На шкафах в рулонах лежал ватман. На столе в беспорядке валялись ручки, карандаши, баночки с гуашью и тушью, а в воздухе висел запах клея, красок, свежей бумаги и ещё чего–то необъяснимого, но до боли знакомого.

Северное осеннее солнце щедро вливалось в помещение, проходя своими лучами сквозь стёкла окон, вдоль которых уселись говорливые воробьи, обсуждая какую-то свою птичью новость. За окнами стояло бабье лето, и сопки, покрытые золотом лиственниц и берёз, с вкраплениями зелёных сосен и бордовых осин, упирались в голубой, без единого облака, небосвод. Сквозь открытую форточку в комнату вползал всё ещё тёплый, но уже с привкусом лёгкого морозца, воздух, насыщенный запахом грибов, палых листьев, брусники и прелой земли.

– Э, красавица, сядь-ка спиной к окну, а то явно замечталась. А время-то идёт, время не терпит…– Римадзе прервал задумчивость Анжелики.

– Так на чём мы остановились? – Анжелика улыбнулась и ещё больше прищурила глаза, при этом гордо вскинув голову, слегка наклонив её вправо.

– А мы вроде как ещё и не начинали. Так кто же ты?

– Человек… Да, да, обыкновенный советский человек, правда, ещё очень юный. А вы сомневаетесь? Причём женского пола. Знаете ли, в Средние века женщину почему-то не считали за человека, но вот позднее…

– В историю не надо, лучше о себе… – перебил её Римадзе.

– Так, я и так о себе, не о вас же. Я что-то не вижу, чтобы у вас имелись признаки принадлежности к женскому полу. Разве что только вторичные…

– Ладно, хватит, – резко остановил её Снежко. – Фамилия, имя, отчество, дата и место рождения…

– Хватит так хватит. А чего так нервничать? Так бы и сказали, что от меня хотите, а то я сижу, гадаю здесь…

– В общем, собирайся, поехали, поговорим у нас в кабинете. Не понимаешь по-хорошему… – Снежко говорил уверенным голосом.

– Не-е, нельзя ехать. Как это ехать, – Анжелика скуксилась, словно собиралась заплакать. Прислушалась к школьному звонку: «Слава богу, урок начался…», а потом продолжила: – Мне нельзя ехать, у меня уроки. Меня опять директор ругать будет, если я уроки пропущу. Мне двойку поставят. А вам приятно, если вас будут двоечником называть?.. То-то же, и мне неприятно.

– Анжелика, успокойся, плакать не надо, – снова заговорил Римадзе своим мягко– журчащим голосом. – Давай по-хорошему. Ты же слышала, какие вопросы тебе задали. У нас действительно мало времени, и если мы не успеем поговорить здесь, придётся проехать к нам. Но ты ведь этого не хочешь.

– Не хочу, – Анжелика, демонстративно хлюпнув носом, низко опустила голову, как будто ей было очень стыдно.

Лысков, опираясь уже на локти обеих рук, прикрыл рот ладонями. Его стал разбирать смех от этой комедии. Анжелика, без сомнения, была актриса и явно тянула время.

– Ну?

– Ну…– Повторила за Римадзе Анжелика и вопросительно посмотрела на него. Сейчас она глядела прямо в глаза, почти не моргая.

– Меня зовут…

– Вас зовут… Римадзе Спартак Палладович.

– Так, поехали, – Снежко встал с места.

– А что я не так сказала? Я же не сказала, что его зовут Паллад Римадзович или Виктор Палладович… или…

– Да, я вижу, что у нас действительно нет другого выхода, как взять тебя с собой…– Римадзе закрыл лежащую перед ним папку.

– Ладно, хорошо. Не будем ломать комедию. – она произнесла театрально. – Кстати, её ломаете вы, а не я. Или Высоцкий забыл записать мои данные? – Анжелика указала на папку. Цель, которая ею была поставлена, достигнута: время оттянуто, сотрудники из себя выведены.

– Ну, предположим, что забыл. – миролюбиво произнёс Римадзе

– Тогда я вам отвечу, как ответил Николино Караччоло своему Палачу.– спокойным и абсолютно бесцветным голосом продолжила девушка,– Меня зовут Геббер Анжелика Сергеевна, можно просто: товарищ Геббер, родилась я в … году пятнадцатого января, а это значит, что сейчас мне четырнадцать лет восемь месяцев три дня ,– она взглянула на часы,– одиннадцать часов…

Спартак Палладович её перебил:

– Минуты и секунды не требуются.

– Тогда я думаю, у меня уже начался урок и я вам больше не нужна.

Анжелика, не успев дать им опомниться, поспешно встала и вышла из Пионерской комнаты.

***

– Можно? – Анжелика вошла в класс и быстро прошла на место.

– Ну, что там было? – спросила её голубоглазая симпатичная соседка по парте после того, как наша героиня села. – Высоцкий?

– Не-а, другие. Ты после истории сматываешься? – Анжелика открыла учебник истории и быстро бежала глазами по строчкам.

– Нет, я не буду, ты? Я заберу твой дипломат домой.

Игорь Степанович, учитель, чем-то был похож на пупсика: весь округлый, розовощёкий, с редким пушком на голове. Его маленькие круглые глаза часто щурились от добродушной улыбки.

Его коричневый костюм с блестящими от потёртости рукавами, коротковатыми брюками и слегка побелевшими подмышками выдавал в нём закоренелого холостяка.

Его фанатическая любовь к истории, как инфекция, передавалась ученикам. По натуре он был мягким и добрым, и чтобы он поставил двойку – надо совсем ничего не знать. Если же ученик пытался хотя бы бубнить, он вытягивал его на тройку как мог. Конечно, ученики это знали и порой пользовались. Но любили его не за то, что он прощал им незнание предмета, а за то, что он был добр и отзывчив, и никогда не обижался на их шутки.

Голос Игоря Степановича слегка приглушённый менялся, когда он объяснял новую тему. Он негодовал проискам врагов и радовался победам. Ученики, даже самые отпетые хулиганы и непоседы, боялись пропустить малейшее слово из его рассказов.

Но на сегодня им был запланирован беглый опрос по пройденным темам. Ученики низко пригнулись к учебникам. «А, восьмиклашки, не хотите готовиться дома, – Игорь Степанович улыбнулся и открыл журнал, – Так, ага, сегодня Геббер пришла. Что-то год не успел начаться, а у неё одни пропуски. Ладно, проверим, чем она вне школы занимается», – подумал он, а вслух произнёс: – Геббер к доске.

Анжелика, улыбаясь, вышла к доске. Она собралась уже отвечать, как в этот момент в класс вошла директор школы с двумя из уже знакомой нам группы сотрудников и новым мальчиком.

Лариса Анатольевна, а именно так звали директора школы, имела достаточно крутой нрав. Высокая красивая женщина с мягкими округлыми формами, как это и полагается в её возрасте, она одевалась с исключительным вкусом: строго, но элегантно. Она преподавала физику в старших классах. Её любили и боялись. У неё, как на уроке истории, нельзя было мямлить и бубнить. Надо было или отвечать или честно признаться, что ты не знаешь урока. На первый раз двойку не поставит, но потом в течение четверти загоняет по всем темам. Поэтому не учить было себе дороже.

Прогрессивная для своего времени, она не запрещала девочкам носить в школу скромные неброские украшения и делать лёгкий макияж, мотивируя тем, что лучше пусть они учатся быть красивыми, чем после школы будут мазаться, как индейцы перед боем. По её инициативе в старших классах иногда проводили уроки косметологи, модельеры, сексопатологи…

Она была за сексуальную грамотность, и когда в школе случилось не слыханное по тем временам ЧП – а именно: забеременела одна из восьмиклассниц, Лариса Анатольевна не стала делать из этого трагедию. Она предупредила всех учеников, что это будущая мама и её нельзя нервировать, и тот, кто будет обижать девушку, будет иметь дело лично с директором. Девушке дала возможность окончить восемь классов и сдать экзамены. Что и как она объясняла по этому поводу в ГОРОНО – осталась великой тайной, но никто в школе проверяющих особ не видел.

– Вот, ребята, – проговорила Лариса Анатольевна после того, как Римадзе и Лысков сели на задние парты. – Это Ирмантас Битинас. Ирмантас будет учиться в вашем классе, прошу любить и жаловать.

– Любить всем необязательно, а жаловать – нечем, – раздалось с ряда около окна.

Анжелика, почувствовав на себе взгляд Римадзе и Лыскова, слегка усмехнулась. Встала вполоборота к доске, взяла указку, и, показывая на развешенных вдоль доски картах, стала отвечать. Она рассказывала только по существу, не вдаваясь в мелкие подробности. Выбрать основное и отбросить всю «шелуху», импонировало Игорю Степановичу. И ещё ни разу не было, чтобы Анжелика не знала материала. Сразу после ответа она попросилась выйти, и не вернулась. Впрочем, в этот день в школе её никто больше не видел.

2. Предупреждение

Спартак Палладович и Артур Максимович, возвращаясь из школы на служебной машине, обсуждали случившееся.

Им не удалось пообщаться с Анжеликой. То, что она исчезнет прямо с урока, оставив открытые учебники на парте, они, конечно же, никак не ожидали. Вначале вроде как переживали, вдруг что-то случилось. Но после урока Игорь Степанович им объяснил, что это вполне нормально и в духе незабвенной Анжелики. На следующей перемене они позвонили к ней домой, но там никто не отвечал. Тогда перезвонили себе на работу, на что Высоцкий приказал им возвращаться, предположив, что Анжелика, скорее всего, в штабе и вряд ли им там удастся её найти.

Ещё накануне, во время рабочего совещания Высоцкий их предупреждал:

– Вам предстоит работать с Геббер Анжеликой, ученицей восьмого класса. Конечно, не только с ней, но и с ней в первую очередь.

Заявление, сделанное Высоцким, несколько шокировало Римадзе с Лысковым. Их, высококвалифицированных специалистов, отправили в эту «тьмутаракань» для выполнения суперсекретного и сверхсложного задания, как было заявлено в Москве.

Их вызвали в МИД, обрисовали вкратце картину: на территории Советского Союза в настоящее время находятся две молодёжные иностранные организации, с которыми им следовало и работать. Они должны были поступить в распоряжение местного руководства, где и получат более подробные инструкции и пояснения. Выдали командировочные на полгода вперёд, и отвели на сборы ровно сутки. Прибыв на место, они были ни мало ошеломлены, что это суперсекретное и суперсложное задание всего-навсего четырнадцатилетняя девочка с незаурядными способностями, а эти иностранные организации как-то в стороне остаются.

От Высоцкого им стало известно, что Анжелика талантлива практически во всём: музыка, математика, гуманитарные науки, владеет несколькими языками, а также имеет неплохие навыки борьбы. Она уверенно держится в седле, что не совсем обычно для современной девочки, а также умеет обращаться с ножами, шпагами и пистолетами.

– На учёте в детской комнате милиции она не состоит, – продолжал Высоцкий. – Конечно, формально, её можно поставить на учёт за прогулы. Она практически не появляется в школе, но, как ни странно, она не пропускает ни одной контрольной, и учиться на одни пятёрки. Несколько раз патрули её замечали ночью в городе, но вот взять ни разу не удавалось. Вообще, в поле нашего внимания она попала где-то полгода назад, но заниматься ребёнком… Это не солидно. По крайней мере, так казалось в начале. Её семья приехала из Узбекистана около трёх лет назад. Она старшая из троих детей в семье. Кроме неё ещё есть десятилетний Азамат и девятилетняя Кунсулу.

– Но фамилия совсем не узбекская.– вставил свои пять копеек Римадзе.

– Фамилия не узбекская. Отец, Сергей Ерболович, инженер АСУ, работает в строительном тресте. Мать, Махабат Тимировна, инженер ПТО, работает там же. В общем, семья как семья. Отзывы с работы хорошие. Азамат и Кунсулу – дети как дети. Одна Анжелика явно не в их породу пошла. Её бы энергию да в положительное русло направить. У неё сложный характер. Она молчалива и не по-детски серьёзна, вывести её из себя, выбить из равновесия практически невозможно. Всегда спокойна. Я бы даже сказал, убийственно спокойна. У неё хорошо развито чувство справедливости, причём как к друзьям, так и к недругам. Своим молчанием и терпением даже святого из себя выведет. Прежде всего с ней надо побеседовать, войти в доверие, наладить контакт. А это будет сделать нелегко. Она колючая как ёжик. Сразу иголки выпускает. На язычок острая. Для неё нет авторитетов, старших или младших. Попробуйте понять, как лучше с ней общаться. Я знаю, мы не педагоги, этому нас не учили, но тут дело такое… Учтите, она хорошо чувствует любую фальшь, поэтому надо быть очень осторожным. Научитесь понимать её интонацию, мимику и жесты. Одно слово она может преподнести во множестве вариантов. И ещё одна она практически не бывает. Я думаю, что надо начать со школы. Там её легче всего отделить от окружающих. Попросите, чтобы вам освободили кабинет.

– Понял, понял, а зачем?..– Римадзе отпустил реплику из мультфильма «Трям, здравствуй!» – Вы меня простите, Геннадий Юрьевич, но я что-то совсем ничего не понимаю. У вас что, работы больше нет, как детьми заниматься, пусть даже самыми незаурядными. Она что, законспирированный шпион?

– Спартак Палладович, не кипятитесь. Вы думаете, я сам это придумал. Проверка сюда по лету приезжала, сказали, что в наш город, который закрыт для иностранцев, японская делегация ожидалась. Так вот, когда эта самая делегация приехала, у нас тут ЧП случилось, пальба на улице раздалась. Вот тогда и засветилась наша красавица. Да не одна, а с целой интернациональной бригадой. Ясно лишь одно, что крутятся они вокруг да около неё. Ну об этом не сегодня. Сегодня устраивайтесь. Мы специально вас поселили в квартире, а не в гостинице, чтобы вам удобнее было. Завтра в школу проедете, встретитесь с ней. Пока ни о чём расспрашивать не надо, просто познакомитесь, если удастся, конечно. Лысков будет работать с её окружением, об этом я расскажу вам завтра после знакомства. С Геббер непосредственно будет работать Римадзе, как самый молодой. У вас и разница в возрасте поменьше и родом оба с национальных территорий, где сильны родовые обычаи. В России это как-то утеряно. Кто знает, может, где-то это и поможет. А в помощники я вам даю Снежно Виктора Александровича. Он местный, территорию неплохо знает, обращайтесь, если что.

– Заходите, проходите, сейчас чайку попьём и ситуацию обсудим…– Геннадий Юрьевич был невысоким всегда улыбающимся мужчиной. К своим сорока годам он приобрёл солидное пузико. Аккуратный до педантичности, всегда свежевыбрит и чисто одет. Светлые волосы ложились на лоб озорным мальчишеским чубом. Глядя на его полные короткие пальцы, было трудно даже предположить, что он замечательно играет на аккордеоне.

– Мы её упустили. – печально констатировал Римадзе. – От неё самой узнали лишь только то, что уже знали: как её зовут и сколько лет.

– Да ещё, что она неплохая актриса. Послушали, как она отвечает на уроке истории. – Добавил Лысков. – По первым наблюдениям, она человек достаточно волевой и непредсказуемый. Правда, лично я так и не понял, что нам от неё надо.

– Вы понимаете в чём дело, – Высоцкий разлил по кружкам ароматный пахучий чай, поставил на стол круглое блюдце с печеньем, сел за стол и продолжил: – То, что я вам сейчас расскажу, вряд ли будет большой новостью. Около двух лет назад в нашем городе появилась делегация государства Анастаса, которая открыла свой штаб.

– Насколько мне известно, штабы Анастаса есть во многих городах Советского Союза. Они часто выполняют роль консульств. У них официальное разрешение МИДа, выданное на основании двустороннего договора о взаимопомощи и сотрудничестве. – воспользовавшись паузой, вставил Лысков.

Кажется, он начинал понимать, почему его направили именно сюда.

Маленькое островное Европейское Королевство Анастас являлось направлением его деятельности. Будучи ещё школьником, он увлёкся историей этого государства. Ему казалось, что это так романтично, что, когда после иностранного вражеского вторжения, это маленькое государство не просто вернуло свою независимость, но и переименовалось в Анастас, что в переводе с греческого означало «Воскресший».

Анастас не участвовал в войнах двадцатого столетия, не завоёвывал чужие земли. Попасть на его территорию было сложно. Одна из богатейших стран мира, живущая преимущественно за счёт банковского дела, она была практически закрыта для многочисленной туристической братии.

У СССР с Анастасом что ни на есть деловые отношения. В СССР были открыты штабы службы безопасности Анастаса – так называемой Армией Свободы. Штабы открывались под предлогом поиска несовершеннолетней принцессы, которая много лет назад была похищена из дворца и сдана в один детских домов Советского Союза. Поэтому работа этих штабов сводилась к поиску принцессы. Также штабы осуществляли и научную деятельность. Анастасийские специалисты сотрудничали с советскими в области космонавтики, а также… всяких шпионских штучек. Лыскову, как никому другому, было хорошо известно, насколько хорошо и сильно развита была служба безопасности Анастаса.

– Да, это именно так, но примерно в то же время у нас здесь стал появляться действующий начальник службы безопасности Анастаса – господин Трегир гей де Лайнандер. Так вот, этот господин Трегир периодически общается с нашей незабвенной Анжеликой.

– Так может она и есть та самая принцесса, которую они так ищут. – Предположил Римадзе.

– Конечно, всё может быть, но что-то слабо верится. Думаю, что если бы это было на самом деле, то они давно бы её забрали.

– Что же тогда их может связывать?

– А, вот теперь уже другая история. Вы, вероятно, слышали о такой молодёжной организации, как Международный Детский и Юношеский Союз Армий или МДЮСА.

– Ага, какая-то неправительственная, но жутко политизированная молодёжная организация, штаб-квартира которой вроде как в Польше.

– Как бы не так. В Польше у них связной штаб, а вот Генеральный штаб, как неожиданно выяснилась, уже два года как здесь у нас.

– Как здесь? – спросил Лысков. – По нашим данным, у них есть штабы, причём в тех же городах, где и у Анастасийцев, но основной штаб… Чтобы он два года существовал на территории Советского Союза, и мы об этом не знали… Такого не может быть.

– Оказалось, что очень даже может. Их штаб у нас квартировался давно. Вели ребята себя тихо. Играли в зарницу. Создали организацию наподобие пионерской. Только в отличие от пионерской, они объединяют детей и молодёжь в диапазоне от семи до двадцати семи лет. Те, кто старше семнадцати лет – переходят в ранг наставников, до десяти лет – начинающее поколение. Но вот что самое интересное, руководит армией – генерал. У них точно такие, как у нас в армии звания, начиная от рядовых и заканчивая генералами. А генералом армии можно стать, если тебе больше десяти, но меньше семнадцати.

– Не понял, у них что, дети командуют?

– У них есть генеральский совет, куда входят представители всех поколений, который и решает все основные вопросы. Но конечное слово остаётся за генералом. И в прошлом году у них генералом была наша несравненная Анжелика.

– Ну дела… – присвистнул Лысков. – Это сколько же ей было? Генерал в тринадцать лет. А сейчас?

– Кто у них сейчас генерал – не знаю. Что-то там произошло по весне и Анжелику из генералов вроде как убрали, но при генеральском штабе она осталась, консультантом…

– Кем, кем? – переспросил Римадзе. – И что она там консультирует?

– Не знаю. Мне кажется, она больше переводчик, чем консультант. Она достаточно бегло говорит на английском, а также знает родной узбекский, и вроде как французский, немецкий и ещё вроде какой–то.

– И когда она это всё успела?

– Не знаю, сами выясните. Кто у них сейчас генерал, не известно. Вот, я думаю, именно поэтому Анжелике, как бывшему генералу своей армии, приходится встречаться с генералом свободцев – господином Трегиром.

– А что они не поделили между собой?

– Ну, армейцы, как известно, бунтари. Они за мир во всём мире, социализм, равенство и братство. Свободцы, хотим мы этого или не хотим, всё же представители капиталистической, мало того, монархической страны. Насколько я понял, армейцы имеют свой штаб на территории Анастаса и периодически направляют свою энергию на подрыв монархии. Да и у мирного Анастаса есть интересы за пределами своей страны. Они совсем не хотят смены режимов в странах-должниках. Им это не выгодно, деньги потеряют. Вот и встречаются на сопредельных территориях.

– Но МДЮСА – это же практически дети, после двадцати семи лет они покидают её ряды… – начал было Римадзе

– И пополняют ряды молодых политиков, революционеров. Они практически воспитывают в детях будущих политиков. А это, согласитесь, очень серьёзно. Кто владеет молодёжью, тот владеет будущим.

– Значит так, Анжелика нас интересует только потому, что она в рядах этой самой МДЮСа, – начал было Римадзе.

– И не просто в рядах, а в её Генеральном штабе, причём без звания. Видите ли в чём дело, мы вроде как официально не можем без причин трогать Генеральный штаб МДЮСА. Об этом тоже есть официальное соглашение. Официально к ним придраться не к чему. А вот Анжелика, у неё нет-нет да и случаются проколы. Нам надо знать, чем они дышат. Они ведь вовлекают и нашу молодёжь. И где гарантия, что не подложат нам свинью по недоразумению или чьему–нибудь науськиванию. ЦРУ вполне серьёзно занимается МДЮСА. Они их тоже опасаются. Нам велено убавить их активность. А ещё лучше – выпроводить их штаб за пределы стран Варшавского договора. И второе, уж больно близок к ней господин Трегир. Они же периодически в схватках между собой сходятся…

– В каких, предродовых? – сострил Лысков.

– Да нет, самых что ни на есть боевых. Она, кстати, насколько стало известно от доверенного лица, однажды уже ранила господина Трегира и чуть не убила его адъютанта господина Лаура.

– Как это?

– Как, как, говорят, что из пистолета. Но никто не видел и не заявлял. Так, на уровне разговоров, но стреляет она без промаха. Лично в тире видел.

– Так её можно только за это взять.

– Нельзя. Оружия вне тира никто не видел. Заниматься спортивной стрельбой можно с двенадцати лет. В общем, одни вопросы и ни одной зацепки.

– Что точно, то точно– подал голос вдруг Снежко. – Пойди туда – не знаю куда, принести то, не знаю что. Ищите, ребятки, а что – догадайтесь сами.

– К сожалению, это примерно так. Ну, успехов вам. Так. А теперь о планах…

– Попытаемся найти Анжелику – начал было Римадзе.

– Я не думаю, что вы её сейчас найдёте. Она, скорее всего, что в своём штабе. Вас они туда не пустят. У них свои законы. Да и если запустят – ничего не покажут. Поэтому не тратьте на сегодня время зря. Завтра с утра в школу, только постарайтесь её не спугнуть. Посмотрите по журналу, можно ли снять с уроков. Если оценки позволяют, снимайте, и сюда ко мне. Если нет, дождитесь, когда будет заканчиваться последний урок. Но не берите на перемене. Уйдёт.

– Как этот уйдёт? – не понял Римадзе.

– В прямом смысле, уйдёт. Во-первых, она не бывает одна. Во-вторых, сделает пару сальто, в лучшем случае, может и приёмчик карате применить – в худшем, и уйдёт. Поэтому оставьте машину на улице, а кого-нибудь в раздевалке на тот случай, если она с уроков как сегодня, скроется. При задержании разрешаю пользоваться наручниками. Знаю, что запрещено, но… Я сам отписываться буду. Здесь случай исключительный. Ну а сейчас– по рабочим местам.

3. Заложники

Стояло осеннее утро. Лужи слегка подёрнулись тонкой корочкой льда. Лёгкий морозец покалывал в носу. Но высокое голубое небо, украшенное солнцем цвета яичного желтка, давало надежду, что после обеда температура воздуха поднимется к двадцати градусам.

Спартак Палладович и Артур Максимович подходили к школе. Сегодня утром к ним в кабинет заскочил запыхавшийся Снежко, который выпалил на одном дыхании, что школа захвачена и «все уже там». Большего он сам не знал. Он не стал дожидаться Римадзе и Лыскова и уехал на последней «живой» машине. Делать было нечего, и им пришлось добираться до школы на своих двоих. Благо, что городок маленький и его при желании можно обойти за полчаса.

Первое, что им бросилось в глаза: все ученики выстроены по периметру школьного двора как на линейке Первого сентября. На входе в школу, а также на выходе со школьного двора стояли молодые люди в чёрных комбинезонах с нашивкой на левом рукаве в виде государственного герба Анастаса: над белым щитом находилось солнце, под солнцем перекрещивались роза и кинжал, которые упирались в жёлтый полумесяц. Под эмблемой шла нашивка государственного флага Анастаса– красная и синяя полосы, расположенные по диагонали слева направо в белом прямоугольнике. По перекрёстной диагональной линии располагались буквы: EKA (European Kingdom of Anastas). Бойцы были обуты в высокие тяжёлые ботинки, в которые заправлены брюки. С внешней стороны левой ноги из ботинка торчала какая–то ручка с металлическим набалдашником. На поясе висели резиновые дубинки, навесные карманы разных размеров, в некоторые из которых без труда мог поместиться пистолет. Они стояли друг около друга, скрестив руки за спиной, чем напоминали живой забор.

Что из себя представляла среднестатистическая бамовская школа? Это длинное одноэтажное здание, состоявшее из нескольких барачных строений, расположенных по периметру прямоугольника, оставляя единственный выход со двора в районе спортзала, который находился справа. В результате такого расположения школьники и ученики оказались практически заперты во дворе собственной школы. И хотя проход был достаточно широким и люди в чёрном не задерживали уходивших, народа во дворе скопилось много. Школьники толпились из любопытства, учителя – по необходимости, милиция и прочие службы в силу сложившихся обстоятельств.

– Что случилось? – спросил Спартак Палладович у Высоцкого, который уже был на месте.

– Так это и есть те самые свободцы, о которых я вам вчера рассказывал. Я сам не знаю, что и как произошло. Сегодня утром, на планёрке поступило указание немедленно отправляться сюда. Сказали, что захват заложников. Вроде никого не захватили. Они, наоборот, никого не пропускают в школу. Пытаемся вступить с ними в переговоры, но пока всё безуспешно. Их действия ничем не мотивированы. Единственное, что нам передано через парламентариев, так это то, что они не причинят никакого вреда, если с нашей стороны, не последует никаких реальных действий. Вот стоим и ждём у моря погоды.

– А это кто? – Римадзе указал на группу отдельно стоящих молодых людей.

– Вот тот, что в глубине стоит, это и есть знаменитый Трегир гей де Лайнандер.

Римадзе всмотрелся. Трегир – высокий красивый, если не сказать, слишком красивый, молодой мужчина лет двадцати пяти. Его тёмные густые волнистые волосы уложены в модной причёске. Прямой нос. На нём был такой же костюм, как и на прочих свободцах. Он, не отрываясь, смотрел на въезд во двор, и Римадзе казалось, что взгляд Трегира проходил сквозь него. Спартак Палладович интуитивно поёжился и отошёл в сторону.

– Слева от него, вон тот высокий блондин – его адъютант Лаур гей Хейгер. Тот, что подальше, с сединой, личный водитель Трегира. Остальных я не знаю. – продолжал Высоцкий.

– Кстати, а где она? – спросил Лысков.

– Не знаю. Человек, который был в засаде, сказал, что она вчера не возвращалась домой. Он сменился сегодня утром. Кстати, свободцы её тоже караулили.

– Зачем?

– Пока не знаю. Но сегодня было сообщение, что в стране Б***, что на востоке А*** континента, была совершена попытка государственного переворота. Правда, более подробной информации не поступало. Может, что-то с этим связано.

– А это кто? – Римадзе показал на небольшую группу ребят в костюмах цвета хаки.

– Армейцы.

– Армейцы?

– Армейцы. Но это какие-то мелкие чины. У них самые большие погоны – лейтенантские.

– Вы разбираетесь в их погонах? – удивился Лысков.

– А, это очень просто, как у нас, я же говорил. Только вместо пятиконечных звёзд, у них просто значки округлой формы и цвет самых погон – сиреневый. А в остальном, то же самое.

Неожиданно двор стал заполняться ребятами в армейских формах. Они выстраивались по периметру перед учениками, образуя живую цепь, и не давали никому выходить за созданное ими ограждение.

– Что происходит? – К Римадзе, Лыскову и Высоцкому подошли их коллеги.

– Я сам пока ничего не понимаю. – ответил за всех Высоцкий

Римадзе увидел, как к Трегиру подвели коня. Спартак давно не видел лошадей. На его родине в Кутаиси увидеть наездника было не такой уж большой редкостью. Но с того времени, как он перевёлся по работе в Россию, лошадей он видел только на праздниках. Это были цирковые лошади, на которых катали ребятишек. Сейчас же перед его взором возник красивый породистый жеребец, невысокий и крепко сложенный, вероятнее всего, один из представителей северных пород.

В это время во двор въехало три человека на конях. Слева ехал высокий симпатичный парень лет семнадцати с русыми коротко стриженными волосами. Он был одет в белую рубашку, жёлтый, с тремя полосками галстук, на рукаве рубашки была пришита бело–красная полоса, показывая государственный флаг Польши. С его плеч мягкими складками ниспадал темно–сиреневый плащ.

Рядом с ним ехала девушка с шикарной косой цвета спелой пшеницы. У девушки были удивительно огромные серые глаза. И лишь великоватый нос не вписывался в общую картину, но он, к слову сказать, ничуть её не портил, а придавал некий шарм. Она была одета, как и парень, только на рукаве была пришита эмблема государственного флага СССР. Римадзе с удивлением для себя открыл, что это была соседка Анжелики по парте.

Крайним правым ехал парень пятнадцати лет. Он был темноволосым, смуглолицым, с красиво очерченными глазами. Его одежда ничем не отличалась от прочих, за исключением эмблемы флага. На сей раз это был государственный флаг Румынии. Когда троица въехала во двор, Трегир сел на коня.

– Господин Трегир, мы хотим узнать, чем вызваны ваши требования видеть нас да ещё в такой неординарной обстановке. – поляк говорил по-русски с небольшим акцентом.

– Господин Роман, мы намерены вступить в переговоры с уполномоченным на то лицом ранга не меньше генерала армии, или… – Римадзе показалось, что Трегир слегка усмехнулся. – Вашим консультантом. – Трегир владел красивым благородным хорошо поставленным голосом. Он говорил по-английски. Рядом с Трегиром на коне сидел тот самый, кого Высоцкий назвал адъютантом.

– Господин Трегир, мы согласны с вами сесть за стол переговоров при условии, что вы немедленно покинете территорию школы.

– Господин Роман, нам необходимо получить ваши объяснения по поводу некоторых ваших действий. И вы прекрасно понимаете, что несмотря на ваше положение, вы не можете нам их дать. А поэтому я не хочу продолжать пустой диалог. Мои люди не тронутся с места, пока мы не получим удовлетворение.

Роман спешился и присоединился к стоящим в стороне своим бывшим спутникам. Лысков увидел, как поляк что-то сказал невысокому мальчишке, удивительно похожему на цыганёнка. Мальчишка озорно улыбнулся, вскочил на коня и ускакал. Время шло. Высоцкий вместе с Римадзе и Лысковым подошли к ребятам.

– Добрый день. Роман, может, хоть вы нам дадите вразумительные объяснения, что происходит.

– А, Геннадий Юрьевич, добрый день. – Роман улыбнулся. – Вас тоже сюда позвали? Вы не переживайте, сейчас мы вырулим ситуацию.

– Разрулим… – поправила его соседка Анжелики по парте, – Добрый день.

– Оксана, ты не знаешь, где Анжелика? – обратился Высоцкий к девочке.

– Она… она… – но в этот момент двор загудел.

И было отчего гудеть. С улицы раздавались песня, смех, какой–то шум. И вот во двор въехало несколько армейцев на конях.

– Это каскадёры. – Пояснил Высоцкий Римадзе и Лыскову.– Видите, у них несколько форма отличается.

Последней въехала Анжелика. На ней была голубая рубашка с эмблемой земного шара. На плечах погон не было. Ветер раздувал широкие рукава, играл армейским галстуком. Её волосы были собраны на затылке. Девочка улыбалась.

Анжелика подъехала к Роману, который уже сел на коня. Они о чём-то тихонько переговорили, после чего она выехала немного вперёд.

– Господин Трегир, – Анжела гордо вскинула голову, слегка наклонив её вправо, сощурив глаза и растянув губы в полуулыбке, – объясните причину этого столпотворения. – она говорила на русском.

К Трегиру слегка наклонился какой-то человек, по-видимому, переводчик.

– У нас есть проблема, которая не без вашего участия возникла вчера вечером и нам необходимо её разрешить.

– Господин Трегир, и для этого вам понадобилось захватывать школу, да ещё в такой день, когда ожидается первая контрольная. Особая благодарность вам от нерадивых учеников.

– Уж не о себе ли ты говоришь?

– Ну что вы. Ладно, не будем терять время. Мне для изучения вашей проблемы потребуется время, поэтому я прошу вас все документы передать господину Роману. А я после того, как их изучу, вас проинформирую.

– Ну что ты, дорогая. Я прождал весь вчерашний вечер, но Ваше Высочество, – и он сделал театральный жест, слегка наклонив голову, – не соизволило даже перезвонить.

– Не было времени. Но я действительно ничего сейчас не смогу сказать. Давайте, встретимся на нашей территории после обеда, я постараюсь вам дать объяснение. Кроме того, мне потребуется время на согласование ответа с генералом.

– Как мне кажется, меня плохо поняли. С тобой, девочка, вероятно, придётся поговорить отдельно и без свидетелей, или ты предпочитаешь гласность? – Трегир усмехнулся.

Казалось, что Анжелика чуть смутилась, но наверно, это только показалось. Потому как, в свою очередь, она не менее театрально воскликнула:

– О, я не могу, мне угрожают. – после чего продолжила своим обычным тоном. – Или вы принимаете наши условия, а именно, что вы сейчас всё передаёте Роману и встречаетесь с нами в штабе после обеда, или… можете стоять здесь до посинения. А это не так уж долго ждать. Первый снег выпадет «не сегодня– завтра». Аревидерчи. – и она, взмахнув рукой, повернула коня.

Тут же ряды армейцев сомкнулись, и Анжелику не стало видно. Каскадёры приняли стойки, и без слов было понятно, что они кинутся «в бой» по первому зову.

Трегир молча спешился и вышел на середину. Роман последовал его примеру. Середина была хорошо освещена. Два молодых человека чем-то схожих между собой встретились на середине. Они поприветствовали друг друга пожатием рук, после чего Трегир передал Роману синюю папку и маленькую продолговатую коробочку, обшитую чёрным бархатом.

– Это опять подарок тебе. – вернувшись, Роман подал коробочку Анжеле, которая, как оказалось, никуда не уехала, а просто встала позади, спешившись с лошади.

Трегир в сопровождении адъютанта прошёл выходу. Свободцы направились вслед за ним. Около Анжелики Трегир остановился:

– Трегир, это уже слишком. – Анжелика вполголоса проговорила по-английски.– Ты нарушаешь все правила.

– Лишь после того как некто себе это позволяет первым. – Он усмехнулся и повернул коня к выходу.

– Но к чему весь этот маскарад?

– Надо же хоть как-то на вас воздействовать. По-моему, вы не понимаете других слов. Я очень надеюсь, что вы сдержите своё обещание и после обеда явитесь на совещание со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Иначе…

4. Неожиданный визит

Планёрка, как обычно, проходила в служебном кабинете Высоцкого при закрытых дверях, чтобы никто не мог помешать. Никого лишнего, только Высоцкий и его группа, работающая по делу Геббер.

Спартак Палладович докладывал о том, что ему удалось узнать, а ещё вернее – что почти ничего не удалось узнать.

– Значит так, вчера после того, как около школы всё закончилось, Анжелика в школу не вернулась, поэтому я проехал в штаб. Меня, вопреки вашему предупреждению, впустили, я даже встретился с Анжеликой, правда, в коридоре. Она провела меня в какой-то кабинет, где попросила подождать. Примерно через полчаса мне надоело сидеть и я вышел из кабинета. Я спросил у дежурного, где мне найти Анжелику, на что услышал, что она, вероятнее всего, Анжелика у себя и к ней вряд ли можно попасть. Прям министр какой-то. Я прослонялся по коридорам в надежде узнать, где это она у себя. Но у меня чувство, будто меня водят по специальному маршруту, а за мной по пятам кто–то ходит. Около трёх часов туда приехал Трегир. Ко мне подошёл мальчик, который сказал: «Анжелика вас просит извинить, она никак не может к вам выйти, у неё совместное совещание генеральского совета и представителей Армии Свободы». Я вам передаю его слова дословно. Всё, меня просто-напросто вывели из здания, предоставили машину и повозили по городу. Водитель оказался неплохим гидом, свозил на смотровую площадку, свозил даже в соседние посёлки. Я пытался хоть что-то узнать про Анжелику, про их организацию, и вообще просто про то, какая здесь зима, но он не отвечал ни на один мой вопрос, просто продолжал рассказывать о том, где провозил. В общем, прокатали меня до восьми вечера, после чего привезли к дому. Да, хорошо у них поставлена информация. Я в этом городе третий день, а они знают, где я живу.

– Негусто, – Высоцкий тяжело вздохнул. – Ну об это хватит. А как насчёт вчерашнего, есть какие-нибудь мысли?

– Геннадий Юрьевич, – на этот раз взял слово Лысков, – Взаимоотношения Геббер и Трегира надо искать не в её происхождении, а в чём-то другом. Я попросил по своим связям проверить, что им известно о пропавшей принцессе. Представители Анастаса действительно ищут похищенную принцессу. Но где-то три с небольшим года назад из Анастаса поступил официальный запрос на осуществление охраны юной принцессы до разрешения всех документальных вопросов по её депортации. Так вот, в этом запросе указано, что, – он открыл свой ежедневник и зачитал: – «юная принцесса Европейского Королевства Анастас Агнесса фон Гей де Ханзор в настоящее проживает на территории в городе Братске Иркутской области РСФСР». Я вчера после того, как всё закончилось, проехал в штаб свободцев. Вы знаете, что согласно соглашениям, они обязаны нас пропускать на свою территорию. С господином Трегиром мне встретиться не удалось, но вот с господином Лауром состоялась интересная беседа. Лаур сообщил, что вчерашняя акция свободцев не была новостью для армейцев. Они давно их предупреждали, что предпримут именно такой шаг, если последние не сядут с ними за стол переговоров. Только непонятно одно, каким консультантом она может быть. Великий политик? И ещё, Лаур добавил, что некая особа благодаря своей неуёмной фантазии и ничем необузданной энергии доставляет им ни мало хлопот и, вероятнее всего, им придётся взять её под арест.

– Под какой арест? Кто им даст санкцию? – возмутился Высоцкий.

– Я тоже задал такой вопрос. Оказывается, между свободцами и армейцами есть соглашение, что они могут брать под арест друг друга сроком до недели. Не подлежат аресту только генералы. А так как Анжелика в настоящее время генералом не является, вот её-то и собирают арестовать. Я, конечно, заявил, что она в первую очередь гражданка СССР, на что меня спросили, сможем ли мы на неё воздействовать своими силами, чтобы не лезла, куда не просят. Они пообещали, что с девочкой ничего не случится. С ней просто проведут воспитательную работу, и она будет как шёлковая…

Договорить ему не дал внезапно раздавшийся телефонный звонок.

– Простите, – Геннадий Юрьевич поднял телефонную трубку: – да, слушаю. И что, простите, вас подвергло на такой шаг… Нет, конечно же, мы рады вас видеть, только не думайте, что к вам от радости на шею будут бросаться… Хорошо, во сколько вас ждать… Как, уже внизу? Сейчас за вами придут…– он положил трубку и обратился к Снежко: – Виктор Александрович, там на вахте Геббер пришла. Проведи её к нам.

– Геббер? – лицо у Снежко вытянулось от недоумения. – Вы сколько её пытались зазвать, всё безуспешно, а тут вдруг сама. Да, странно это. Ладно, сейчас спущусь.

Анжелика с гордо поднятой головой вошла в кабинет.

– Добрый день, – она улыбнулась, села, куда ей показал Высоцкий. Положила, сомкнутые в замок руки на стол, слегка наклонила голову, сощурила глаза.

– Добрый, добрый… Чай хочешь? – Высоцкий налил в кружку крепкий чай и пододвинул её Анжелике.

– У вас тут всех чаем поят? Так мне понравится. Я всей компанией буду приходить. – усмехнулась Анжелика, но от чая не отказалась, а просто задумчиво перевела взгляд на дымящуюся красноватую жидкость.

– Ну–с, с чем пожаловали?

– Так вы же сами меня видеть хотели.

– Хотели, но что–то с вашей стороны не было встречного желания. А тут вдруг, да и сама…

– А вы знаете, у меня выбор как–то невелик. Мне или к вам, или в гости к Трегиру. Не могу же я всё время в штабе прятаться. Так уж лучше к вам. От вас-то я домой уйду, а у них можно и на неделю застрять. А мне как-то совсем не улыбается эта идея. Скучно там, понимаете. Простите, я могу сделать один звонок? – И, не дав опомниться, она подняла телефонную трубку и набрала номер. – Добрый день, господина Трегира, пожалуйста. – Анжелика говорила твёрдым голосом на английском. – Трегир, добрый день. Значит так, я у твоих собратьев по несчастью… Я думаю, что разговор здесь будет долгий. Поэтому сними свих шестёрок… Ну что ты, будет поздно, и меня мама ругать будет, если я не приду домой ночевать, я и так по вашей милости уже несколько ночей на стульях ночую… Ладно, об этом потом. В общем так, я с завтрашнего дня на неделю беру тайм-аут. У меня накопились долги в школе, а их надо раздавать… Я не буду появляться в штабе, поэтому можешь не беспокоиться… Хорошо…– Она передала трубку Высоцкому, – подтвердите, пожалуйста, что я у вас на супердлинной беседе.

– Но я не говорю по-английски.

– А он знает русский не хуже нас с вами.

Высоцкий взял трубку:

– Высоцкий у аппарата. Добрый день, господин Трегир… Да, она явилась по нашему вызову… Да, у нас будет действительно долгая беседа… Зачем… Не знаю… Попытаюсь… До свидания.

– Ну прям, как ближайшие родственники пообщались. Ещё поцеловаться осталось. Я сделаю один звонок… – девочка снова подняла телефонную трубку и крутанула диск, набирая номер. – Роман, привет. Я у собратьев по разуму, после этого, вероятнее всего, пойду домой. Я официально взяла тайм-аут, так что, если что надо передашь через Оксану… Ну и пусть пасут… Я же им пообещала только в штабе не появляться, а о большем мы не договаривались. Хорошо? Пока. – она положила трубку, но потом, с минуту, подумав, снова взяла,– Я сделаю ещё один звонок…

– Знаешь что, дорогая, здесь не переговорный пункт. Раз уж пришла, так давай-ка займёмся делом…– Высоцкий нажал на рычажки телефона.

–Геннадий Юрьевич, у меня к вам просьба. Вы меня потом до дома на машине не довезёте? Армейские сегодня заняты, а если пойду на своих двоих, то свободцы обязательно попробую покуситься на мою собственность.

– Я как понял, ты тайм-аут берёшь. Чего же им тогда переживать?

– Так это завтра будет, а сегодня ещё нет.... Что ж, спрашивайте тогда. Только не думайте, что я перед вами буду откровенничать.

– То есть?! Будешь отвечать на все вопросы.

– Но ведь и вы ответить на все вопросы не можете. У вас есть своё руководство, у меня своё, и всё заранее согласовано. Руководство моё посидело, подумало и заявило, отправляйся-ка ты, девочка, к Высоцкому. Мы временно, не можем обеспечить тебе охрану, ты, пока не нужна нам, вот и отдохни.

– Ладно, давай начнём.

– Только, умоляю, ну не надо, где родился, где крестился, вы и так это знаете. Давайте по существу.

– Спартак Палладович, приступай. – Высоцкий, открыл папку, положил перед собой ручку.

Видя, что Римадзе несколько замешкался, Лысков обратился к Высоцкому:

– Можно, начну я, – и получив утвердительный ответ, обратился к Анжелике: – Какое отношение к тебе имеет господин Трегир и вообще руководство Армии Свободы?

– Под руководством Армии Свободы, я так полагаю, вы имеете в виду ещё и Лаура?.. Самое, что ни на есть, дружеское. Мы с ними старые кореши.

– Как это?

– Понимаете ли, Армия Свободы, или попросту свободцы – подданные Анастаса. А это совсем неангельское королевство. Оно преследует свои интересы. Они живут за счёт раздаваемых кредитов. А дальше контролируют политическое положение тех, кому дали деньги. Если их не устраивает действующий режим, они договариваются с оппозицией, обещают им дать денежки и помогают сместить старую власть. Или же, наоборот, если их правительство устраивает, то они пытаются его спасти всеми силами. Но не все хотят жить в долг. Вот тогда приходим мы. Вы не думайте, что мы просто дети. У нас есть и старшее поколение так называемые наставники – самые старшие по возрасту, неугомонные люди. У них ещё нет имущества, но уже есть чувство справедливости, их ничего не связывает. Поэтому они охотно помогают обездоленным бороться за свои права. А свободцам это не нравится, особенно когда мы успеваем предугадать их шаги.

– А каким же образом вы узнаете, что они хотят предпринять.

– Так у нас всё как в нормальной армии: есть своя разведка, шпионы, стратеги, консультанты, лазутчики… Они у нас пытаются выведать, а мы у них.

– А какова твоя роль? – вмешался Римадзе.

– А я консультант. Мне приносят документы, а я делаю их анализ. Конечно, я не одна, сначала информацию обрабатывают на местах, а мне уже в обобщённом виде, и потом уже даю рекомендации. Вот как, например, вчера. Правда, наших там не было, насколько мне известно.

– Почему именно с тобой хотел встретиться Трегир, а не стал вести переговоры с Романом.

– Вот, Геннадий Юрьевич, вы умеете водить машину?

– Ну, – подтвердил Высоцкий, не понимая к чему она клонит.

– Но ведь на служебной машине вас возит водитель, а не вы сами. Так и у нас. Да Роман может, но зачем, на это есть специальные люди.

– А почему ваш штаб возглавляют дети?

– Во-первых, это юношеская армия. А во-вторых, на детей ведь трудней всего предположить, что они могут играть в большую политику. Разве не так?

– Хорошо, но всё-таки, что такое ваша армия. И почему, например, нельзя существовать в рамках той же пионерской или комсомольской организации?

– Ну, во-первых, мы охватываем многие страны, а не в рамках одной страны. А во-вторых, но ведь в комсомоле и в пионерах скучно.

– Скучно…

– Ну, как это правильно выразиться… Но ведь каждый хочет быть героем. Но где? Хорошо учиться и помогать взрослым… Может быть, это и хорошо, но нет риска. Вот, Спартак Палладович, Вы когда-нибудь скакали на лошади по бескрайней степи, и лошадь набирает скорость, а впереди препятствие? И становиться так страшно, что сердце замирает. Но берёшь препятствие, и тебе ещё хочется ощутить это. Говорят, это как почувствовать вкус крови на губах…

Да, Римадзе было что вспомнить, как наполнялось мальчишеское сердце от той радости, когда несёшься навстречу ветру на коне. И как страшно и больно, когда падаешь с лошади. Но не успеют затянуться царапины, как тебя снова, как алкоголика к бутылке, тянет снова и снова лететь, и задыхаться от ветра. Именно поэтому он и выбрал эту профессию, которая раз от раза подбрасывала адреналина в кровь. Говорят, если человек хоть раз испытал это чувство, он будет подсознательно стремиться к этому всю жизнь.

– Анжелика, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь? – неожиданно спросил Римадзе.

– Я, – она вдруг покраснела, смутилась, но, быстро совладав с собой, ответила, – человеком.

– Нет, это понятно, но какую профессию бы ты выбрала. Мне кажется, тебе надо идти работать следователем. И адреналина в крови будет достаточно, и «вечный бой. Покой нам только снится…» Правда, мы скоро искореним преступность…

– Знаете, сначала надо школу закончить. И потом, нам не дано знать, что нас ждёт впереди. Например, я ещё вчера даже не предполагала, что сегодня буду сидеть здесь перед вами.

– Но ведь ты сама виновата. Не пошла бы в армию– сидела бы дома.

– Так уж сложились обстоятельства. Не я пошла, мне пришлось. – и, увидев удивлённые взгляды, пояснила, – чтобы скучно не было. Понимаете, мне с моей памятью время на учёбу тратить почти не приходится. А в армии я многому научилась. Мне там некогда скучать. Правда, иногда выспаться хочется. Но это иногда. Энергии у меня слишком много, а её надо куда–то девать.

– Да, твою энергию, да в положительное русло…– задумчиво проговорил Высоцкий.

– Ладно, мы ушли в лирику– вернул всех к действительности Снежко.

– Вы правы. – поддержал его Лысков. – Ты знала, что свободцы захватят школу?

– Конечно. Они нас предупредили неделю назад. Мы не думали, что они действительно на это решаться.

– А какую они преследовали цель, захватив школу?

– Со мной встретиться. Я же говорю, мы с ними старые друзья, но вот я никак к ним на вечеринку попасть не могу, вот они и решили пригласить таким образом.

– Хорошо, а что им надо было от тебя?

– Подарок сделать к первому сентября. Вот этот, – и она указала на кольцо, надетое на мизинец. Маленькое аккуратное с крошечным бриллиантиком.

– Вот как, и за что такие подарки?

– Я же сказала, что к первому сентября. У нас есть обычай, мы им беспорядки, а они мне за это бриллиантик.

– А что за бумаги тебе передали.

– Ну какие вы непонятные. Я же говорю, мы им беспорядки…

– Но ты же сказала, что ваших там не было.

– Не было, так ведь могли быть…

– Хорошо, а почему ты появилась как–то в районе одиннадцати, когда по логике уроки должны были уже давно начаться.

– Знаете, есть грех такой, проспала…

– И всё же.

– Ну а чего в начале делать? Смотреть, как происходит построение. А потом, может, и без меня бы обошлись. Увидели вас, нас, ну и струсили бы, или удовлетворились бы Романом.

– Ну а остальные почему же раньше прибыли.

– Ну, понимаете, у них приказ. У меня нет приказа. Я птица вольная. А они нет.

– Это почему же?

– Ну как вам объяснить… Я беспогонная.

– Анжелика, а что тебе известно о пропавшей принцессе? – неожиданно спросил Римадзе. Лысков всматривался в лицо девочки. Ему хотелось увидеть её реакцию.

– А зачем вам это? К чему вы клоните? – Анжелика насторожилась. Голова еле заметно дёрнулась. Взгляд замер.

– Ты не знаешь, кто она?

– Она? Принцесса. Вы же сами сказали. Зачем вам? – Анжелика совладала с собой, расслабилась, один уголок губы слегка приподнялся.

– Ты, наверно, знаешь, что наша страна не находится в финансовой зависимости от Анастаса, а они здесь ищут именно свою принцессу. И вот весь Генеральный штаб Анастаса именно в этом городе. А у вас есть свои шпионы в их рядах. Может, тебе известно что-нибудь про неё.

– Должно быть это несчастная девочка.

– Почему?

– Ну, подумайте сами, конец двадцатого века, а тут какой–то феодализм. Принцы и принцессы.

– Но Великобритания.

– И Великобритания тоже… Генеральный штаб Анастаса здесь, потому что мы тоже здесь базируемся. В основном мы так и кочуем парой: их штаб и наш. Да, пока не забыла, у меня к вам просьба. Я действительно взяла тайм–аут, поэтому, пожалуйста, не приезжайте в школу. А то на меня там уже косятся. Если надо, передайте через армейцев или лично. Я сама приду.

– Ладно, но и ты будь добра, не принуждай нас приходить тебе в школу. И, пожалуйста, не гуляй после одиннадцати. Сейчас снова начинают патрулировать дружины, и всех тех, кого из школьников поздно будет замечен на улице, поставят на учёт в детскую комнату милиции.

Октябрь. 5. Уж небо осенью дышало…

– Спартак, смотри, Анжелика идёт! – воскликнул Лысков.

Они вышли на утреннюю пробежку, но им как-то расхотелось бежать. Поэтому не спеша прогуливались по-осеннему изрядно поредевшему лесу. С веток на них сердито посматривали нахохлившиеся воробьи, как будто именно они виноваты в том, что закончилось лето и приближалась зима.

– Угу, – Спартак Палладович зевнул. Он бессмысленно посмотрел на удаляющуюся фигуру Анжелики. Она шла развязной, слегка раскачивающейся походкой, засунув руки в карманы тёмно–синей «дутой» куртки. Слева от Анжелики бежала огненно-рыжая с чёрными подпалинами колли. Это была Джекки.

Спартак поднял голову и вдохнул в себя морозный воздух. Серое небо готовилось к дождю. Ветер срывал с деревьев последние жёлто-коричневые листочки, лужицы покрылись слабым хрустальным ледком. Изредка встречавшиеся люди ёжились от холода.

Каждое утро с шести до семи Анжелика гуляла с Джекки. Она любила утро… Утро, только утро принадлежало им двоим.

Уже без десяти час, где-то хлопнула дверь… Тишина… На её фоне отчётливо слышны уверенные неторопливые шаги… Снова хлопнула дверь. Опять всё замерло, и эту тишину, которая стояла в пионерской, разбудил звонок. Римадзе невольно вспомнил свою школу в Кутаиси. Он вообще стал замечать, что с того времени, как он приехал в этот город – он всё чаще и чаще вспоминает детство. Может потому что сейчас ему приходилось окунаться в школьную атмосферу.

Анжелика зашла в пионерскую комнату:

– Вы меня вызывали? Я же просила вас не приезжать в школу…

– Как видишь… – отозвался Спартак Палладович, – сама напросилась.

– Так о чём сегодня говорить будем? – она развалилась на стуле, явно бросая вызов.

– Это ты узнаешь позже, а сейчас – одевайся. – он кинул ей куртку, которая лежала на столе. – У входа стоит машина. И давай-ка без глупостей. Коли играете во взрослые игры, будьте добры себя вести, как взрослые люди.

– Можно обращаться поосторожней с курткой. Я же не швыряю ваши вещи. Да, кстати, вы уверены, что меня отпустят с английского?

– Иначе бы я тебя не вызвал. – в тон ей ответил Римадзе.

– О–о–о! – она улыбнулась. В подобном тоне Римадзе с ней ещё не разговаривал. В это время в пионерскую вошёл Снежко и внёс её дипломат.

Через окно машины она смотрела на осенние невзрачные улицы города; на дождь, который торопился умыть город. Её размышления о городе прервал Римадзе:

– Анжелика, ты очень любишь собак. Говорят, что каждая собака – это характер хозяина. А какой характер у твоей собаки?

Анжела впервые серьёзно посмотрела на Римадзе. Она чувствовала, что в кабинете Высоцкого будет всё по-другому, не как здесь. Здесь просто, не для следствия, не для протокола, здесь можно говорить, а можно оставить в себе. Она помолчала, потом, негромко, как бы сберегая голос, начала:

– Это было четыре года назад. Я переходила в четвёртый класс, и ходила в ансамбль Dream. В то лето мы выступали в Лондоне по линии культурного обмена. Туда мы приехали вместе с советскими артистами. Концерты шли как обычно. За кулисами лежало море цветов. Ещё больше цветов было в зале. Мы исполняли песню «Собака». Я была солисткой. Вы наверно знаете это стихотворение Асадова о «Рыжей дворняге», которая хоть и была телом дворняги, но сердцем– настоящей породы.

Труп волны снесли под коряги…

Старик! Ты не знаешь природы:

Ведь может быть тело дворняги,

А сердце– чистейшей породы!

Мы его перевели на английский, переложили на музыку. Эта песня производила огромное впечатление на зрителей. Это был последний концерт. Сразу после песни ко мне на сцену поднялся белокурый юноша и передал плетёную корзиночку, в которой на вышитой салфетка лежал щенок. И ещё он передал мне большой конверт и цветы. И сказал: «Thank you for your song…» В конверте оказалась родословная Джекки и все необходимые документы на перевозку. Джекки оказалась на редкость умной, преданной и прекрасной собакой. Вот, пожалуй, и всё. Какой у неё характер? Свой, собачьей, явно не мой. Она очень ласковая.

Анжелика сидела в кабинете Высоцкого. Это была уже не та девочка, которая способна ценить преданность собаки. Сейчас она совершенно иная, с дерзким и насмешливым взглядом.

– Анжелика, мы в дипломате нашли нож. Зачем он тебе в школе? – разговор вёл Высоцкий.

«Блин, вчера наточила и машинально положила. Неужели они думают, что я буду кого-то резать. Этого мне ещё не хватает…» – подумала она, а вслух произнесла: – Точить карандаши.

– Но эксперты не нашли на лезвии следы от карандашей.

– А следы от чего они нашли? Уж не от крови ли? Тем более что я же не сказала, что точила.

– А тебе известно, что это, между прочим, называется ношением холодного оружия и за это следует уголовное наказание, а незнание закона…

– Не освобождает от ответственности. Что ж. Вы меня куда, тюрьму посадите? Давайте… Можно за вещами сходить?

– Хватит паясничать. У тебя при себе ещё есть оружие?.. Молчишь. Я знаю что есть. Даже могу сказать какое: два GT на двадцать патронов калибра три и шесть. Вашей, армейской разработки. Вчера вечером в тире ты его пристреливала? Анжелика, ты понимаешь, что это уже не шутки. Чего ты молчишь?

– А меня учили не перебивать старших. Ну коли мне дали слово, то скажите, а откуда вам известно про GT? Вы его видели? Так покажите мне.

– У нас, как и у вас тоже свои люди есть. Да, объясни мне, как в такой маленький пистолет может уместиться столько патронов?

– Понятие не имею. Вы бы мне его показали, я бы может и смогла бы вам разъяснить. А так… Вас явно вели в заблуждение.

– Анжела, я горю желанием непросто увидеть эти пистолеты, а ещё так, чтобы ты их добровольно выдала.

– Как можно выдать того, чего у тебя нет. Вы же не нашли их в дипломате. Может мне раздеться?

– Ладно, не надо. Ну что, ты на вопросы ответишь?

– Про пистолеты? Так я уже ответила. А больше я не припомню вопросов. Да вы задавайте, не стесняйтесь. А то вдруг я запамятовала.

– Ладно, так всё-таки кто ты в армии. Чтобы так охотились за простым консультантом… Нам-то ты сказки не рассказывай. Молчишь… Ладно, всё равно узнаем. Не ты, так другие это сделают. Добрые люди ещё есть на земле. Тогда, может, назовёшь свой послужной список. Думаю, что это уже не тайна.

– Да нет, не тайна. Рядовой, капитан, подполковник, генерал армии. Как видите, всё просто.

– Быстро взлетела.... И что, после генерала согласилась на понижение.

– А это как-то не принято спрашивать. У нас, в отличие от вас, звания не пожизненные, а в зависимости от выполнения обязанностей. Ладно, не будем отвлекаться. Это были погоны, а сейчас обязанности: помощник переводчика, переводчик, каскадёр, ну и консультант по совместительству…

– Так, перейдём к делам более земным. А почему столько пропусков в школе? Несколько раз попадалась дружинникам после полуночи. Не ночуешь дома. Ну а вчера вообще вопиющий случай: открытая пальба, хорошо, что хоть на окраине города.

– А кто стрелял-то? Вы же сами сказали, что я в тире… Не могла же я раздоиться. Не пойман – не вор. И потом, вы что, инспекция ГОРОНО, чтобы проверять мои школьные дела? Между прочим, вчера свободцы паслись на окраине города. Может, с их стороны и стреляли. Мне дежурные донесли, если что.

– Они, в отличие от тебя сразу сдались дружинникам, и у них при себе оружия не оказалось. Значит, это кто-то из вашей братии. Кто ещё стреляет с такой меткостью, кроме тебя? И если ты невиновна, чего же удрала?

– Я? Удрала? Кто видел-то меня? И потом, если теоретически предположить, что дружинники меня задержали, знаете, что было бы потом? После дружинников меня свободцы бы сцапали. А вы потом: «И опять ты не ночевала дома…» И вообще, вы чего не в своё дело лезете: дружинники, пропуски в школе…

– Тобой заинтересовалась детская комната милиции…

– О, да я точно скоро вашим коллегой стану. Не так ли?

На некоторое время воцарилось молчание. Римадзе, наблюдая за беседой, всё время пытался что-то припомнить, но что… Что его так поразило? Так, приехали в школу, вошла Анжелика… ах да, когда он коснулся её руки, ему показалось будто, он задел что-то металлическое… Римадзе взял стул, поставил его перед Анжеликой, которая в этот раз сидела не за столом, а около стены. Сел на стул, как на коня.

– Анжелика, дай, пожалуйста, твою руку.

Анжелика недоумённо посмотрела, смутилась, хотела ответить что-то резкое, но не смогла, и поэтому выполнила его просьбу. Римадзе расстегнул пуговицу на манжете и загнул рукав до локтя. Все присутствующие молча наблюдали за происходящим. Перед их взором предстало достаточно странное зрелище. На запястье был браслет, состоявший из пластинок: достаточно широкий, утолщённый и очень плотно прилегающий к коже. От браслета до локтя на мраморно-белой коже шли шрамы от чего-то непонятного. Кисть же руки была удивительно красивой аристократической формы с длинными пальцами, которые завершались аккуратными ногтями. На мизинце поблёскивало то самое колечко. Складывалось впечатление, что до браслета была рука одного человека, а после браслета – другого. Мышцы Анжелики напряглись.

– Как я полагаю, на другой руке такой же браслет. Что спрятано в этих браслетах? Анжелика? – спросил Римадзе, не замечая духоту в кабинете.

У Анжелики закружилась голова. Она ничего не ответила, а лишь тихонько стала сползать со стула....

Когда девочка пришла в себя, то увидела девушку в белом халате.

– Тебе лучше?

– Сейчас всё пройдёт. – Анжелика села. – Я могу идти домой?

– Мы тебя отвезём, только украшения снимем, – услышала она голос Лыскова.

– Не пытайтесь. Они из сверхпрочной стали. Его даже я не смогу снять. Они закрыты на специальные магнитные ключи. Это можно сделать только в штабе. Наше изобретение. Так что я пойду. Я не хочу с вами на машине.

– Ну не хочешь, так не хочешь, значит, проводим. А то потеряешь ещё по дороге сознание.

Они шли не спеша: она в сопровождении Римадзе и Лыскова. И последним уже не казалось, что это глупое задание. Им всё больше и больше нравилась эта непокорная девчонка, которая была наполнена романтикой и авантюризмом одновременно, и девиз которой был: «И вечный бой, покой нам только снится…». Под ногами шуршали листья, редкие капли прошедшего дождя падали с проводов, обнажённых веток и крыш.

6. Вторник

Вторник. Позади остались выходные и понедельник. Впереди ещё четыре дня работы. В школе относительно тихо. Из–за дверей слышны объяснения учителей, ответы учеников. С утра Анжелика настроилась на серьёзный трудовой день. Она уже написала контрольную по алгебре, ответила на литературе. Идёт урок химии. Анжела понимала, что сейчас ей нужны оценки, потому что потом пойдут пропуски. И всё было бы о'кей, если бы не…

Каждый вторник в школу приходил инспектор из детской комнаты милиции. Анжелику это совсем не интересовало… Итак, шёл урок химии. Учитель объяснял новый материал, когда в класс вошла директор:

– Геббер, выйди.

Анжелика с каким-то смутно тревожным чувством вышла из класса. Она уже несколько дней вообще была как паинька. Конечно, она посещала штаб, тренировки, но вела себя тихо-тихо. Никуда не встревала и была недосягаема для всех без исключения.

– Лариса Анатольевна, что случилось?

– То, что и должно было случиться. С тобой решил познакомиться инспектор из детской комнаты милиции. – Лариса Анатольевна шла рядом с Анжеликой. Она говорила тихо, но внятно: – Для тебя это не должно быть неожиданностью. Это же логично, когда кем-нибудь из учеников начинают интересоваться органы, то он автоматически ставится на учёт в ИДН¹.

– Они мне точно не дадут школу закончить.

– Сорвать тебя с середины года мы не позволим. Я понимаю, тебе скучно. Тебе бы экстерном окончить школу. Ты хотя бы из вежливости посещай уроки.

– Так я и так посещаю когда могу. Ну чего им надо? Я же не срываю уроки… Ну, посещаемость низкая, зато результативная. Учителя, как мне кажется, к этому привыкли.

– Ну, ладно, Анжелика, заходи…

В пионерской комнате сидел полный пожилой мужчина в милицейской форме. Он был похож на шар: круглая лысая голова, круглый живот. На лице круглый мясистый нос, пухлые губы. Но он был по–своему мил. В этом человеке Анжелика признала инспектора по делам несовершеннолетних.

– Геббе’?– просил он, слегка картавя.

– Нет, Геббер.– У Анжелы свело зубы от его говора.

– Я хочу с тобой погово’ить… Да ты садись, не стой. В ногах п’авды нет… Так вот, тебе уже один ’аз делали п’едуп’еждение…

– Какое? Что–то не п’епоминаю,– Анжелика передразнила инспектора.

– Зато мы помним… Тебя за твоё поведение ставят к нам на учёт.

– И чем, позвольте полюбопытствовать, вам не н’авиться моё поведение?

– Школу п’огуливаешь. П’опуски не только не сок’атились, но и наобо’от, увеличились. Д’ужинники тебя замечали на улице после одиннадцати часов вече’а, неизвестно где п’оводишь ночи…

– Кому неизвестно, – Анжелике начало надоедать слушать эту монотонную речь. Но по её тону нельзя было догадаться, что чувствовала она в тот момент. Как всегда, ровная и спокойная с лёгкой полу усмешкой. – Мне известно, а вот вам необязательно.

На счастье инспектора в пионерской появился Римадзе. Анжелика не знала, что группе Высоцкого совсем ненужно было вмешательство ИДН, но и показать в то же время свою заинтересованность им не хотелось. Им надо было проконтролировать тот момент, когда ИДН заведёт дело на Анжелику, чтобы потом забрать его себе. Они долго колебались, как же им быть. Но потом решили, что пусть ИДН немного поработает. Глядишь, да и что-нибудь новенькое откопает, только держать их следует под контролем. Ларису Анатольевну же попросили позвонить им, когда придёт инспектор, чтобы во время всех бесед был кто–то из их представителей.

– Добрый день. Я так понимаю, вы Игорь Львович, инспектор. – Спартак пожал руку инспектору. И, в свою очередь, показал удостоверение.

– Зд’авствуйте, Спа’так Палладович.– радостно откликнулся на приветствие инспектор.

– Ну вот, Анжелика, мы тебя предупреждали. Сама виновата. Ладно, я сейчас подойду. У меня к тебе тоже есть разговор. – Римадзе вышел, а Игорь Львович стал что–то писать.

Прошла ещё одна неделя. Та же пионерская комната. Только в ней теплее, чем было в первый раз. Уже дали отопление. На окнах раскинул свои стволы, покрытые яркой зеленью и розовыми цветочками Мокрый Ванька. Рядом развесил свои длинные пёстрые листья хлорофитум. Но остался прежний запах краски. На столе в вазе стоял шикарный букет из веток голубики. Среди круглых как пятаки листочков висели синие горошины. Было всё по-домашнему мило и уютно, а за окном барабанил поздний дождь.

Уроки в первой смене уже закончились. В пионерской сидят трое. Анжелика «мучительно» вспоминает, где она была во время пропусков. Вид у Анжелики самый что ни на есть «рабочий». Она почти лежит на столе, опершись головой на правую руку. И несмотря на то что ей уже неоднократно делали замечание, она позу так и не изменила. В левой руке у неё карандаш, которым она пытается записать даты, перечисляемые Игорем Львовичем. Но левая рука слушается плохо, и почему-то ничем не прижатый лист упорно ускользает по лакированному столу. Римадзе отмечает, когда они снимали её с уроков. Игорь Львович спрашивает:

– Итак, шестнадцатого сентяб’я. В этот день ты вообще не появилась в школе.

– Я же не могу всё вспомнить…

– Зато я могу, – вмешался Римадзе.– В этот день был так называемый захват школы. Анжелика, сядь нормально, хватит кривляться. Уже битый час с тобой тут сидим. И всё без толку.

– Да-а-а… Надо же, какая феноми-не-нальная память. – «восхитилась» Анжелика. – Вы чего тут надо мной командуете?

– Куда ты пошла после захвата школы? – спросил Игорь Львович, стараясь не реагировать на поведение девочки.

– Домой!

– А посему не в школу?

– А ’азве в школе были у’оки?

– Не г’уби! – терпение инспектора явно подходило к концу.

– А я и не г’ублю.

Игорь Львович резко встал и вышел. Римадзе решил не упускать такого случая:

– Ты чего добиваешься? Маленькая? Чтобы извинилась, ясно? – он повысил тон, рассчитывая, что хоть как-то повлияет на Анжелику. Ему было больно смотреть на Игоря Львовича, который очень комплексовал из-за своего речевого дефекта. Подростки жестоки от природы. Но эта жестокость требовала подавления.

– А вы на меня не кричите. – спокойно и равнодушно ответила Анжелика, выпрямившись на стуле и, закинув ногу за ногу. – Мне ещё его со своим нравоучением не хватает для полного счастья. И так полный боекомплект в виде группы Высоцкого, парочки свободцев и собственных гавриков.

– Анжелика, ты же не злая.. .– но ему не дал договорить вошедший инспектор.

– Простите… Я сорвался…– По всему у Игоря Львовича подскочило давление.

Он покраснел. Подростки не ведают, что такое высокое давление. И поэтому Анжелика равнодушно смотрела на инспектора. Она даже не собиралась извиняться.

Игорь Львович переживал, что так всё произошло. У него самого было двое детей: Маша и Женя. Маша с Женей – двойняшки. Они всего на год младше Анжелики. Раньше они были послушными, открытыми и весёлыми детьми. Да и сейчас вроде как остались прежними, но всё-таки было что-то не то… Какая-то особенная перемена произошла в них, особенно в Жене. Они стали пропадать на какие-то задания. Игорь Львович строго–настрого запретил детям даже близко подходить к армейцам.

– Ну что ты, пап… – весело отмахнулся Женя. – Мы с Машкой другим интересуемся. Мы с ней машину учимся водить.

– Водить машину? – удивился Игорь Львович. – Что-то я не слышал, чтобы у нас в городе детей этому учили.

– Па, ты не понял. Женька всё не так объяснил. Мы картингом занялись… – встряла Маша, но тут же замолчала.

– Картингом, – ужаснулся Игорь Львович. – Но ведь это опасно…

– Нет, с нами инструктор.

– Я хочу посмотреть, где вы занимаетесь и с кем, поговорить с инструктором…

– Па, мы же не маленькие. Все сами ходят, а мы с папой придём. Вот когда будут соревнования, тогда и придёшь посмотреть…

– Ладно, этим Женя занимается, но ты, Маша, ты же девочка… Девочка должна заниматься чем-то спокойным…

– Да я хотела научиться на лошадях ездить, так Женя стал против. Сказал, что это практичнее… – и она тут же повернулась к Жене и, не останавливаясь, продолжила: – А вот Анжелика на лошадях ездит, а машину водить не умеет.

– Как это не умеет, она всё умеет. Просто не хочет… – и брат с сестрой вступили в спор.

Вот тогда впервые в семье прозвучало имя Анжелика. Игорь Львович решил, что они спорят про Анжелику – героиню фильма. «Да и откуда тогда могли взяться машины», – подумал он. Но потом это имя всё чаще и чаще стало звучать из уст детей. И Игорь Львович как-то спросил:

– Это что за Анжелика? Ваша новая знакомая? Что-то раньше я про такую не слышал, в вашей школе вроде такой нет.

– Анжела, это одна клёвая девчонка. По ней все парни сходят с ума. – Отчеканила Маша.

– Вот и не все, – возразил Женя.– Я, например, не схожу.

– Конечно, потому что она тебя не замечает. Ты слишком маленький для неё…

– По-моему, вы оба слишком маленькие, чтобы думать об этом… – перебил их Игорь Львович. Он тогда ещё не знал, что судьба сведёт с кумиром его детей.

– О чём, папа? – удивлённо спросил Женя. – Она просто классная девчонка. И совсем не зазнаистая. А ещё говорят, что она круглая отличница. И всё – всё знает. А дерётся – не хуже любого пацана.

– Ну что ж, пригласите её к нам. Я познакомлюсь с вашей новой знакомой.

– Ой, пап, она вряд ли придёт. У неё так много друзей, но она ни к кому не ходит. Говорит, что времени нет.

– А чем же она так занята?

– Уроки, наверно, делает… – смущённо пробормотала Маша и увела брата.

Недели через две после этого разговора Игорю Львовичу поступило задание встретиться с Геббер Анжелой. Мало ли на свете Анжел, поэтому Игорь Львович даже не придал этому значение. И лишь когда просматривал журнал, то обратил внимание на то, что училась она действительно хорошо, и не просто хорошо, а просто отлично. Он вспомнил и то, что дралась она как мальчишка, и была превосходной наездницей. Всё шло к тому, что она и была та самая знакомая его детей.

– Хотите, я отгадаю, как выглядит ваша клёвая девчонка. – вечером спросил он у детей.

– Как? – в один голос ответили двойняшки.

– Ну, она такая невысокая, с русыми волосами, раскосыми глазами. Всё время смеётся и огрызается.

– А откуда ты её знаешь? Ты её видел? – спросила Маша.

– Дети, я не понимаю и не разделяю ваш восторг относительно этой девочки. Так вот, мне бы не хотелось, чтобы вы с ней общались…– начал было Игорь Львович.

– Но папа… – капризно сказала Маша, – опять ты со своей работой. У тебя все плохие… Может, и мы у тебя плохие.

– Папа, ты неправ, мы уже взрослые и позволь нам самим решать, с кем дружить, а с кем нет. – по–взрослому сказал Женя и вот уже второй день, как дети дулись на отца.

Как ни пытался он с ними поговорить, они говорили, что у них много уроков и уходили к себе.

А тут ещё Анжелика со своими проблемами… Если бы она могла знать, что стала яблоком раздора в некогда дружной семье. Но так ли она была и виновата? Разве она знала, что дети не разговаривали с отцом. Если честно, то она даже не догадывалась, что Женя и Маша, которых она знала-то не слишком хорошо, были детьми Игоря Львовича.

7. В дискклубе

В дискклубе шло бурное обсуждение вопроса, какая марка джинсов лучше… Импортные джинсы только-только стали появляться на прилавках магазинах, по-прежнему оставаясь в большом дефиците. Подростки, они и есть подростки. Девочки стали взрослеть. Им хотелось наряжаться. И балы времён Наташи Ростовой сменились дискотеками, где шёл негласный показ нарядов. Мальчики мужали. Они невольно начинали соперничать за девичьи сердца. И хотя, говорят, что по уму провожают, но ведь во все времена встречали именно по одёжке.

«Почему дискклуб? – удивитесь вы и тут же возразите: – не дискклуб, а диско-клуб или клуб для дискуссий». Вы не ошиблись. Дискклуб вместил в себя оба эти понятия. И чтобы не придумывать длинное название, его члены решили назвать коротко «дискклуб», что ошибочно по орфографии, но правильно по смыслу, ведь и в диско и дискуссия имеют общее начало.

Здесь можно было посидеть с друзьями, выпить газировки, потанцевать, поспорить. Сегодня сюда был приглашён модельер из местного Ателье. Эта худенькая женщина не стала обсуждать с ребятами планы КПСС на ближайшую пятилетку, как это было принято, а просто рассказала о том, что джинсы, в общем-то, рабочие штаны. Сравнила импортные марки, не забыв отметить, что в СССР джинсы шьют не хуже. А на прилавках их нет в связи с большим спросом.

Потом пошли вопросы, утверждения и отрицания. Всё, как это должно было быть во время дискуссии. Высказывались все желающие, но не разом, а по очереди. Сокрушалось старшее поколение, что они–то не штаны, а книги обсуждали, вспоминая при этом, как красиво смотрелись белые парусиновые брюки… Для танцев время ещё не подошло, поэтому столы заняли половину зала.

Итак, в дискклубе шло бурное обсуждение вопроса. В основном здесь были школьники восьмых – десятых классов и молодёжь до двадцати лет. Также присутствовали приглашённые взрослые: учителя, родители.

Римадзе с нетерпением поглядывал на часы. Все давно уже были на местах. Уже обсуждение дошло до «точки накала», а Анжелики до сих пор не было. Лишь когда двое спорящих уже встали с мест, чтобы отстоять, именно отстоять, свою точку зрения, появилась Анжелика:

– Тихо, господа, а то и до драки недалеко. Вы спорите, что лучше Montana или West Point, если я не ошиблась? – произнесла она с иронией и села на своё место. На Анжелике был соответствующий наряд: джинсовый костюм, отечественного производства, состоящий из брюк и курточки. Под курточкой – голубая рубашка. На ногах – кроссовки. Волосы собраны в тугой узел на затылке. Вообще, Римадзе успел заметить, что если на Анжеле не было школьной формы, то, значит, были брюки. Казалось, она не признавала юбки. А может, ей так было просто удобно при том образе жизни, который она вела.

Спорящие на какое-то время замолчали, но потом спор возобновился с какой–то невообразимой силой. Их поддерживало лишь одно присутствие Анжелики. Некоторые участники вспыхивали, как искры огня на тёмном небе, и тут же погасали. Другие разгорались в своих речах и их уже ничем нельзя остановить. Занятие дискклуба проходило в кафе «Троянда», который арендовали один раз в месяц армейцы. Это полуподвальное помещение, расположенное на главной улице города в одном из общежитий. Кафе состояло из нескольких залов, покрашенных в разные цвета. Самым весёлым был детский зал, где и сегодня занимались ребятишки– младшие братья и сестры. Им показывали мультики и кормили мороженым и пирожным. Дискуссия проводилась во всех трёх залах. На столах у спорящих стояли микрофоны, которые можно было отключить, если кому-то была неинтересна эта тема. Никого ни к чему не принуждали. Зал, где находилась Анжелика, был средним. Он неярко освещён бегающими жёлтыми, синими, красными, зелёными огоньками. Спор заглушал негромкую эстрадную музыку, которая раздавалась откуда-то из углов.

Анжелика молча с лёгкой полуулыбкой слушала спорящих. Можно было подумать, что она витает в каком-то своём мире и ей не интересна эта тема. Но когда к ней обращался кто-нибудь из спорящих, то, казалось, что знала все зарубежные фирмы, она могла назвать преимущества и недостатки изготовляемой продукции. Хотя сама не носила ничего фирменного, кроме кроссовок. Анжелике, похоже, что, невольно отводили роль арбитра. И хотя, по ряду вопросов Римадзе с ней был несогласен, он не мог не оценить её способность логически мыслить.

Кто-то попросил тишину. По договорённости все замолчали. Было слышно лишь «Вальс» Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь».

На середину неожиданно зала вышел крупный мужчина лет пятидесяти. Он по–юношески тряхнул копной серебристых волос, приглашая на танец свою спутницу. И вот, эта пожилая пара стала кружиться в вихре вальса. Это было так прекрасно. Казалось, что музыка звучала только для этих двоих.

Спартак Палладович пристально всматривался в лицо Анжелы. Она сидела с заворожённым видом, лишь глаза расширились, вся во власти музыки. «Вальс» закончился, его сменила песня «Итальянец» Тото Кутуньо. Когда песня закончилась, Анжела вдруг негромко, но ясно сказала:

– Мне кажется, что музыка – это вечность. Музыка, это мы, это наш мир, это вчера и сегодня.

– Но наш мир материален, а не музыкален. – сказал кто-то из присутствующих.

Анжелика вместо ответа вышла из-за стола и подошла стоящему в углу фортепиано. По вечерам, когда кафе работало в своё обычном режиме, здесь была «живая музыка».

– Вот сейчас за окном дождик, – и она тронула клавиши. Звуки запрыгали как капельки. – А вот идёт печальный человек. Ему сыро, и он хочет поскорее попасть домой. – послышалась какая-то торопливая неуклюжая мелодия. – А это, – она проиграла какую-то трель…

– Каникулы… – крикнул озорной голос, и все засмеялись.

– Хорошо, пусть будут каникулы. А вот милиция пришла, – Анжелика бросила взгляд на Римадзе и сыграла несколько маршевых аккордов, – Когда звучит хорошая музыка, – она закрыла крышку фортепиано и вернулась на своё место, – всё равно какая: грустная или весёлая, старая или новая, но если она кому-то нравится, то она была создана не зря. Главное, чтобы музыка нравилась. Если она что-то трогает в душе, то человек, даже самый испорченный, услышав свою любимую мелодию, становиться добрее, человечнее и лучше. Я знаю, что некоторые, например, слушают Kiss, но разве они его любят. Хотя больше половины начнут утверждать, что любят. Музыку можно любить лишь тогда, когда её понимаешь. А Kiss …– она замолчала.

– Анжелика, я с тобой несогласен. – раздалось в микрофон из третьего зала.– Если ты не любишь, это ещё не значит, что плохая музыка. Под неё так классно отрываться. Ваще ничего так не убаюкивает. Ничё не понимаешь, только эта группа. Я её могу часами слушать. Я, конечно, музыке не учился, но ты зря… Я, знаешь, какой потом добрый становлюсь. Даже уроки иногда делаю…

Эта неожиданная исповедь рассмешила окружающих.

– Хорошо, пусть будет так, – сказала Анжелика миролюбиво,– хотя у меня другая точка зрения на этот набор звуков. Но давай сравним группу «Земляне» и Kiss. Ведь абсолютно разное направление. У «Землян» есть проблема. Они до нас пытаются достучаться, рассказать о том, что чувствуют, а Kiss?

– А я английский не знаю. Поэтому мне всё равно, о чём они поют, хоть просто ля–ля–ля– раздалось снова из третьего зала. – главное, что заводит… Ну да, «Земляне» тоже хорошо, только, Kiss– баще…

– Ладно, о вкусах не спорят. – вмешался кто-то из взрослых. – Я вот что хочу понять, ты сказала, что музыка– это вечность. Как это понять? Как уже сказали, что наш мир материален. А музыка, это мгновенье. Мы услышали звук, и его уже нет…

– А вы когда–нибудь слышали орган. Вот он звучит в старом костёле. И кажется, что столетия замерли. Что не было ничего между прошлым и будущим, есть только эти звуки. Они… Это сложно сказать. Они волнуют и тревожат. Нас не будет, а музыка останется. И тот же ветер будет шелестеть листьями. И морской прибой перебирать гальку. Будут таять сосульки, и чирикать воробьи. Нас не будет, а звуки будут жить…

– Значит, вечность – это звук. – не унимался оппонент. – А звук боли… Ты крикнул, и его уже нет. Но ведь это тоже звук.

– Нет, вечность – это значит созвучие. Это не только созвучие в звуках, но и в делах и событиях. Например, подвиг Зои Космодемьянской – это суровое, жёсткое созвучие. Её нет, мы голоса её не знаем, но я думаю, если попадём на то место, где она погибла, услышим шум деревьев и всё увидим своими глазами. И эту память нам вернут звуками. Как звонок первого сентября. Сколько бы времени ни прошло, но когда мы его слышим, мы всегда вспоминаем этот день. Разве не так. Созвучие – это сама жизнь.

– Но жизнь – это вита, а созвучие – это симфония. – возразил кто–то.

– Я знаю, что с латыни это так переводиться. Но не всегда надо переводить дословно. Или вы несогласны? Вот пройдёт неделя, вы услышите Kiss и вспомните наш сегодняшний спор.

– Во, классно, урок физики, закон Ома, звучит Kiss, закон Ньютона– звучит Чайковский. Главное, потом музыку не перепутать, и всё о'кей будет. – ответил тот же голос, и все засмеялись.

Время незаметно приближалось к восьми вечера, то есть к дискотеке. В микрофон раздался голос Артура: «Прошу всех внимания. Вы не будете возражать, если мы сделаем перерыв и откроем танцевальную часть вечера? Возражающих нет…».

Римадзе увидел, как Анжелика поднялась и направилась в сторону выхода. Она была недалеко от него, когда к ней подошёл Артур и пригласил на танец. Его примеру последовали остальные.

Под негромкие и приятные звуки песни Тото Кутуньо медленно двигались пары. Всё было как в замедленном кино. Римадзе с какой–то непонятной грустью наблюдал за Анжеликой и Артуром. Анжелика, нескладная девочка, уже подающая надежду в будущем превратиться в знающую себе цену девушку. Лишь быстрые огоньки мерцали на потолке.

Всё закончилось около одиннадцати часов. Но, расходившиеся не прекращали что-то обсуждать, спорить, соглашаться и не соглашаться. Римадзе вышел один из первых, чтобы не упустить Анжелику. Выход из кафе был только один. Но… Увы. Она, как всегда, успела скрыться до окончания вечера.

Ноябрь 8. Федот да не тот

Вот уже почти две недели, как группа Высоцкого не встречалась с Анжеликой. Спартак Палладович несколько раз звонил в школу, чтобы узнать, на месте ли Анжела. Но каждый раз Лариса Анатольевна просила её не трогать.

– Вы понимаете, она учится. Она сдаёт зачёты не только за восьмой класс, но и по некоторым предметам за девятый и десятый. Она хочет попытаться окончить школу экстерном. Я её прекрасно понимаю. Она очень талантлива. Так оставьте её в покое. У неё нет ни одного прогула…– в очередной раз по телефону она отчитывается перед Римадзе.

Из Москвы пришло одобрение на время не трогать ни армейцев, ни свободцев, а просто понаблюдать за тем, как будет развиваться обстановка. И ещё с грифом «Особо секретно» поступило сообщение, что в СССР в начале следующего года, вероятно даже уже в январе-феврале, ожидается приезд кого-то из членов королевской семьи Анастаса. Вроде как там недовольны работой штабов: время идёт, а принцесса так и не доставлена в королевство. Судя по всему, представители Анастаса хотели посетить ряд городов Сибири и Дальнего Востока.

Группа Высоцкого тем временем не сидела без дела. Они постоянно что-то запрашивали, сравнивали, анализировали, изучали. К ним поступала информация, и они то и дело занимались её «просеиванием». Группа наблюдения за Анжеликой никаких новых сведений не приносила: после школы она на армейской машине ехала в штаб, а оттуда в шесть вечера– опять-таки на машине возвращалась домой, откуда не выходила до шести утра, не считая вечерней прогулки с Джекки. Что она делала в штабе – оставалось загадкой. У свободцев тоже наступило затишье.

Господин Трегир вместе со своим адъютантом отбыли в Анастас на неопределённое время. Потом, из достоверных источников стало известно, что они должны были проехать по штабам своей армии на территории Средней Азии, но перед этим съездить на Африканский континент, где обстановка по-прежнему оставалась неспокойной.

Спартак Палладович, надев на себя всю самую тёплую одежду, которая имелась у него, стоял на автобусной остановке и думал, куда бы податься. Лысков на пару дней на праздники улетел в Москву. Римадзе тоже было хотел, тем более что из дома поступило радостное известие, что его супруга Лена ждёт девочку. Когда он уезжал, то знал, что она забеременела. Но московское руководство вызвало Лыскова. Римадзе было велено оставаться на месте и контролировать ситуацию. Римадзе печально посмотрел на приближающийся автобус. Сквозь замёрзшие окна не было видно, много ли в нём народу. Мороз пробрался под лёгкое пальто, и Римадзе решил всё-таки съездить в магазин, чтобы купить «тулупчик». Зима обещала быть студёной и явно не московской. Да и не мешало бы приобрести унты. Его усы заиндевели. Он залез в автобус, нагретый до невозможности, и тут же вспотел. «Да, так и простыть немудрено». Хотя было ещё четыре часа дня, но за окном уже сгущались сумерки. Занятый своими мыслями, он не заметил, как доехал до конечной остановки.

– Мужчина, приехали, – окликнула его кондуктор.– Мы поехали на заправку. Выходите.

Римадзе вышел из автобуса. «Куда идти? Зачем?» – он с грустью огляделся. Впереди стоял стрелковый тир. Влево уходил посёлок двухквартирных бараков с гордым названием «коттеджи». За спиной оставалась заправочная станция, безлюдная дорога, мост, стадион и лишь потом – начинался центр города. В другую сторону – дорога убегала на сопку, за кладбище, и потом терялась среди безлюдной тайги. Сумерки сгущались. Возвращаться пешком по тёмной дороге не хотелось. А когда подойдёт следующий автобус – непонятно, да и становилось всё холоднее. Он увидел, как из посёлка выехала какая-то машина и двигалась в его направлении. «Может, довезут меня до города» – решил он и поднял руку.

– Спартак Палладович, добрый день. Вы к Геббер? – из окна чёрной «Волги» выглянуло веснушчатое лицо Змеенко.

Алексей Змеенко являлся рабочим человеком в прямом смысле этого слова. Ему уже исполнилось восемнадцать, и он собирался в армию с весенним призывом. В МДЮСа он попал совсем мальчишкой, и притом совершенно случайно. Когда двенадцатилетнего Лешку привели в отделение милиции за разбитые на улице фонари, его выручили двое парней, поручившись за испуганного мальчишку. Эти ребята были на хорошем счету и числились примерными ОКОДовцами. На следующий день они встретились с Лёшкой, и, узнав, что он не ходит ни в какую секцию и после школы просто–напросто бездельничает, но грезит машинами, привели в армию. Лешка несколько дней тусовался с безразличным видом: «Знаем, мол, мы ваши методы воспитания. Не на такого напали…» Но один раз его то ли случайно, то ли это было подстроено, оставили около машины с открытым капотом. Какая-то там была поломка, Лёшка, подождал-подождал, да и полез разбираться в моторе. Вскоре машина заурчала, а парень довольный вытер маслеными руками лицо.

– На вот тебе, тряпку, а то весь в мазуте. – К Лёшке подошёл парень в рабочем комбинезоне, которого звали Миша. – А здорово у тебя получилось. Я второй день с ней вожусь. А ты, смотри-ка, сразу.

– Да это так, пустяк, – небрежно произнёс Лёшка, а сам зарделся от похвалы.

Так он и остался в армии. С собой он привёл ещё своих друзей. С Мишей они с тех пор сдружились. За золотые руки в штабе Мишу называли «Уста»². После 8 класса Лёшка, как некогда и Миша, дальше в школе учиться не захотел, к великому огорчению родителей, а пошёл в техникум на автослесаря. Он заканчивал техникум с красным дипломом. В МДЮСа он решил остаться до конца, и сейчас, когда перешёл в наставники, передавал свои знания таким же мальчишкам, которым был некогда сам. Он носил полковничьи погоны и числился инструктором, несмотря на то что по большей части, выполнял роль водителя. Лёшка ничего не умел делать плохо. Вот и водителем он стал отменным. Он научился поднимать машину на два колёса, брать препятствия, участвовать в гонках. Армейская жизнь давала ему возможность «быть всегда на ходу».

– Садитесь, я как раз в штаб еду. Подвезу вас, – Лёшка открыл переднюю дверь.

Спартак Палладович не спеша, стараясь не показать, что он продрог до костей, сел в машину. Тонированные задние стёкла не давали рассмотреть, кто же был на заднем сидении.

– Да, одеты вы не по сезону. – посочувствовал Лёшка. Он относился к Римадзе как к старому знакомому, ведь именно он возил его по городу в тот самый злополучный день. – Ну и как ваши дела? Анжелика не зашугала? А то она это может…

– Да нет, у нас с ней прекрасные отношения. – ответил Римадзе, обдумывая, под каким предлогом обернуться назад.

Алексей заметил, что Римадзе то пытается в зеркало заднего вида рассмотреть, то через плечо назад поглядывает:

– Да, вы не беспокойтесь. Анжелы в машине нет.

– Да. Анжелика большая среди Вас шишка. Она же, если мне не изменяет память этот, ну, как там его…– Спартак Палладович решил идти ва–банк.

– Вы имеете в виду консультант?

– Да нет, я имею в виду погоны…

– А погоны… Ну так это я не знаю. В прошлом она была генералом. Но потом что-то произошло, и она очень тихо сошла со своего поста. А вот кому передала власть – не знаю. Официальные выборы у нас по весне будут, а пока, вероятно, и.о. Но кто…

– Как это ты не знаешь, кто у вас генерал? – удивился Римадзе. Он представил, что было бы, если бы он не знал своё руководство.

– Нет, а зачем мне это? Я от генералов не завишу. Есть Генеральный штаб, который составляет план. Я личный водитель Анжелики. Распоряжаться мною никто не имеет права. Только с её разрешения.

Вдруг сзади раздалась какая–то речь.

– Непереводимый Анастасийский фольклор. – пояснил Алексей, а после добавил: – закройте ему рот.

Спартак Палладович обернулся. На заднем сидении сидел Геннадий Стишенок – Лёшки друг. В МДЮСа его привёл Лёшка. Гене больше нравилось драться, чем капаться в железяках. Его взяли в так называемую «группу захвата». Он должен был принимать удар на себя при столкновениях со свободцами. Иногда ему отводилась роль телохранителя кого-нибудь из штабистов. Но чаще всего обязанность у него была достаточно несложная – провожать Анжелику. Внешность «вечного драчуна» говорила сама за себя: крепко сбитый с перебитым носом, практически без шеи, широкоплечий с могучими бицепсами, которыми он любил поиграть. Рядом с Геннадием сидел худощавый бледнолицый парень аристократической наружности. Пепельные волосы уложены в модной причёске. Зелёные глаза прикрыты дымкой длинных слегка загнутых вверх ресниц. На покрытых лёгким румянцем щеках пробивался первый пушок. Тонкий нос с небольшой горбинкой.

– Это свободец,– пояснил Алексей, хотя это было ясно и без слов.

Римадзе выглянул в окно:

– А куда мы едем?

– В штаб, – ответил Алексей.

– Зачем?

– Так Анжелика в штабе…

Через некоторое время «Волга» остановилась около трёхэтажного серого здания с большими окнами. Это здание планировалось под Мерзлотную станцию, но армейцы арендовали его. Аренда проходила при условии, что армейцы доработают недоделки строителей. Около входа висела плита, на которой была сделана надпись: «Центральный штаб Международного и юношеского союза Армий (Red Army).» С правой стороны от двери висела табличка следующего содержания: «Штаб Советского отделения Международного и юношеского союза Армий города T …» На крыльце стояла Анжелика. На её плечах был накинут меховой плащ.

Римадзе вышел из машины и по знаку Змеенко остановился.

– Анжелика, вот, то, что обещали. Эта жертва тебе. – И Стишенок, держа одной рукой за предплечье, вывел парня из машины.

– Угу…– Анжела низко опустила голову, крепко сжала губы, сложила руки за спиной и не спеша стала подходить к «жертве», которая стояла в окружении Змеенко и Стишенка. К Римадзе подошли Роман с Артуром и молча наблюдали за происходящим. Анжелика шла, как провинившийся ребёнок идёт отвечать за свой поступок. И хотя её голова была низко опущена, чувствовалось, что она едва сдерживает смех. Она подошла вплотную к «жертве», подняла голову, слегка наклонив её вправо, и, усмехнувшись, спросила на английском:

– Ну и как же тебе удалось в плен попасть?

«Жертва» ничего не ответила, лишь пожала плечами.

– Ладно, – Анжелика повернулась на каблуках,– ко мне в кабинет. У дверей, охрану…

Римадзе отогревался горячим чаем и наблюдал, как «жертва» сел за стол напротив Анжелики, которая сидела во главе стола. По одну сторону от неё находился Роман, а по другую Артур. Анжела через селектор попросила зайти Оксану. Оксана влетела в кабинет:

– Что случилось? – спросила она отдышавшись. – Вадим, привет, какими судьбами?

– Да вот, в плен взяли. – «Жертва» развёл руками.

Анжелику будто прорвало. Она начала смеяться. Вскоре все в кабинете сотрясались от смеха.

– Видимо, из тебя неплохой актёр получится, коли свои взяли. – Наконец проговорила она.

– Тебя в плен? – насмеявшись до слёз, спросила Оксана, вытирая глаза. – Ну дела.

– Ладно, это всё весело. Но что делать-то будем. Нам теперь его обратно надо бы заслать. А, Вадим. Ты расскажи, чего наши–то на тебя повелись? – спросил Роман.

– Я-то почём знаю. – Вадим потёр руки. – Слушайте, у этого Гены не хватка, а капкан. Я думал, что у меня руки отомрут. Я сегодня хотел сведения передать. Думал, что связной придёт. А вместо связного… Кстати, там новенький появился, из местных. Они активно начинают местных вербовать. Парни не разбираются в чём дело, ну и идут к ним. Тем более что, сами знаете, зарплата у них неплохая. Берут на подсобные работы, типа водителя общего типа или на проходную. Сейчас совсем молодых завербовали, лет по шестнадцать – девятнадцать. В общем, не знаю, зачем им это надо, но они их учат девчонок охмурять. Какой в этом резон – я не пойму. И что-то про принцессу говорят. Вроде как кто-то из Анастаса из дворца собирается приехать.

Анжелика нахмурилась: «Из Анастаса, говоришь… Трегир ещё не вернулся?»

– Нет.

– А что они там про принцессу говорят? – вставил слово Римадзе.

Вадим с интересом посмотрел на человека, который явно не был армейцем, хотя по возрасту вполне мог сойти за наставника. «Раз он здесь, значит, генералы не возражают», подумал Вадим.

– Ну вы знаете, что они принцессу ищут. Так вроде как из Анастаса их торопить начали. И вроде как есть предположение кто это, но нет уверенности. Вот дворцовый представитель и хочет приехать со всякими штучками. На ДНК, что ли, проверить. Я точно не знаю. Это всё за семью печатями скрывается. Трегир и Лаур к этой информации никого не допускают. Я по-прежнему дружу с секретаршей Трегира. Но мне не очень доверяют, потому что местный…

– Но ты хоть при штабе у них. Ладно, сейчас тебя отведут в комнату арестованных. Сам понимаешь, что уши есть везде, наверно недельку подержим. А может, и обменяем на кого-нибудь. Посмотрим, как будет. Может, кого из наших придётся в плен сдать. Проговорила Анжелика.

– А если они не пойдут на обмен. – предположил Вадим.

– Кто знает. Надо бы по-умному. Вот что, надо спровоцировать столкновение. Сейчас удобный момент. Трегира в городе нет. Его ребята разбрелись от нечего делать.

– Но они ведут себя тихо. – Возразил Вадим. – У них указание, на провокацию не поддаваться.

– Ты говоришь, что учат девчонок охмурять. Пожалуй, этим и воспользуемся. Надо кого-нибудь из своих подсадить. – предположил Роман. – А там, мало ли какая драка из-за девчонки. Слово за слово, там уже будет нетрудно. Главное, чтобы успеть всё это до прибытия их патруля.

– Так, хорошо Роман. Я думаю, ты в этом толк знаешь, давай и занимайся. А я подумаю о какой-нибудь заварушке в Анастасе. Завтра попытаюсь выйти на наших агентов и проверить их боеспособность. Глядишь, проблемы внутри самого государства и отобьют у них желание сюда приезжать. – Анжелика взглянула на Артура.

– Давай. – Поддержал Артур. – Я с Романом разработаю план, а потом помогу тебе. Оксана пусть подготовит бумаги для генеральского штаба.

– Анжелика, а почему вы не хотите, чтобы сюда приезжали представители Анастаса, – спросил Римадзе.

– А вас они очень интересуют? Вам нужны проблемы? Ведь когда здесь появятся Анастасийцы, они обязательно будут совать нос, куда их не просят. Нам это не надо. Так пусть спокойно посидят у себя дома.

– Но что значит «заварушка» внутри страны? – В душе Римадзе, конечно, не хотел приезда членов королевской семьи. Ведь если бы что произошло, отвечать за всё пришлось бы именно им, группе Высоцкого. И если даже они на этот период запрячут Анжелику, закрыть армию они не смогут.

– Ну побастуют немножко, пара манифестаций не помешает…– усмехнулась Анжелика.

– Но ведь это жестоко, ведь там проживают не все, кто занят политикой…

– А когда в Царской России совершали революцию, тоже не у всех спрашивали желание. Борьба – она штука такая, что за свободу миллионов требуется кровь сотни. Как в песне: «Мы смело в бой пойдём за власть Советов и как один умрём в борьбе за это…»

– Но там решали мы сами за себя, а вы решаете за кого–то…

– А как можно заставить тех, кто не хочет? У нас нет силы принуждения. У нас сила убеждения. Мы рассказываем, что их притесняют капиталисты, а у нас всё поровну. И они также хотят жить. За мировую революцию умирали наши деды и отцы. Вот и мы за это же воюем. Правда, своими методами… Да, кстати, Я думаю, что вы понимаете что то, что вы здесь услышали, не для посторонних ушей. Мы вас выгонять не стали. Вы, вроде как в солидной организации работаете. Здесь мы вас не подставляем. А вот за пределами Советского Союза, тем более что в капиталистической державе – вас волновать не должно…

Римадзе показалось, что перед ним сидела не четырнадцатилетняя девочка, а большевик старой закалки. Хотя чему удивляться? Поколение, воспитанное на «Как закалялась сталь» и «Овод», проводившее субботники и сбор подписей в защиту мира, линейки, посвящённые юным героям–антифашистам, они как могли, так и защищали свой мир и свои идеалы. Им, подросткам, не ведам страх смерти, у них есть лишь жажда подвига и настоящего дела. Им кажется, что время идёт так медленно, а сделать надо так много. И что надо делать настоящее дело. И то, что они делают и есть то самое настоящее…

9. Воспоминания

Анжелика с ногами забралась на софу, натянула на себя плед в красную и чёрную клетку. Ей, как на правах старшей, родители выделили отдельную комнату.

Обычная квартира в доме барачного типа выглядела непривычно для жителей больших городов. Но для местных – это были целые хоромы: три комнаты, кухня и ванна с туалетом… В бараках часто не было туалетов, они находились на улице. Но отец Анжелики, жертвуя частью кухни и одной из комнат, создал это удобство в квартире, чтобы не гонять зимой семью на мороз. Каждый день к дому приезжала машина, очищала септик³.

Ну ладно, оставим столь интимные подробности, а лучше заглянем к Анжелике в комнату. Как было уже сказано, комната у неё была очень маленькая. Вдоль стены напротив окна стояла софа. Когда Анжелика ложилась спать, она выдвигала часть софы, чтобы та была длиннее. Днём она её собирала, иначе бы в комнате нельзя было пройти. Около окна стоял стол. Отец смастерил из финской фанеры его по принципу столов в вагонах. Когда он был не нужен, ножка стола «сворачивалась» и стол опускался. Перед столом стоял стул. Около дальней стены находился небольшой шкаф для одежды. На стене около двери висели книжные полки. На узких подоконниках стояли цветы.

Гранат печально сбрасывал пожелтевшие листья. И крохотные плодики одиноко оставались висеть на его ветках. Матовой зеленью поблёскивал олеандр. Он ещё не отцвёл до конца, но его цветы уже потеряли тот непревзойдённый нежно–розовый оттенок. Рядом стояли лимон, камелия и гардения. Анжелика любила цветы, но у неё не было времени ухаживать за ними. И поэтому всё это чудо процветало благодаря её младшей сестрёнке – Кунсулу.

Джекки, несмотря на свой густой подшёрсток, улеглась прямо на раскалённую батарею, и, думая о чём-то своём собачьем, время от времени тяжело вздыхала, изредка бросая косой взгляд на хозяйку.

Анжела окинула беглым взглядом комнату, слабоосвещённую бра. Лучики света играли на хрустальных вазочках и вазах, на блестящих корешках книг. Свет лился как бы аккомпанируя музыке Бетховена, которая раздавалась из небольшого кассетника «Ритм».

Когда Анжелике надо было подумать, она всегда слушала «классиков». Вот и сейчас настало такое время. Звуки «Лунной сонаты» струились подобно лунному свету тихо-тихо, так, чтобы слышно было ей одной. Руки медленно вязали кофту, стучали спицы друг о друга. Она уже который раз бралась за вязание, потом забрасывала его на некоторое время, потом снова принималась вязать, потом Махабат Тимировна распускала, то, что не получилось, и Анжелика снова начинала свою работу.

Сегодня она опять увидела Вадима. Он почти не изменился. Они познакомились в прошлом году, в декабре. Анжелика шла по улице, весело глядя на то, как Джекки барахтается в снегу. Обычно в этих краях снег шёл всего два раза в год: в начале зимы и в конце. А зимой просто стоял мороз, который прессовал то, что выпало вначале. Когда шёл снег, на улице теплело. Огромные ажурные снежинки, как пелена, покрывали улицы, прохожих. Казалось, что в город пришёл праздник. Ребятня с визгом играла в снежки, падала в сугробы. Анжелика не могла не поддаться этому настрою. Скоро Новый год, а там – каникулы…

Вдруг прямо перед ней упал снежок. Она повернулась в ту сторону, откуда он прилетел. «Это, наверно, кто-то из тех ребят…» – подумалось ей, и вдруг её взгляд упал на одного из парней, который выделялся на фоне остальных своим ростом и грацией движения. Она не могла разглядеть его лица, но смотрела словно заворожённая.

Откуда ей, тогда ещё тринадцатилетней, было знать, что так зарождаются первые чувства, пусть ещё пока не совсем настоящие, пусть ещё пока не любовь, но уже первая симпатия, первая влюблённость. Впервые, непонятно почему, замирает сердце. Впервые страдаешь оттого, что он не посмотрел на тебя.

Из забытья её вывел снежок, который пришёлся прямо по щеке. Почувствовав боль, она, резко повернувшись, позвала Джекки и побежала. Ей почему-то стало обидно. Вдруг она почувствовала, что её догоняют.

– Подожди, – остановил её приятный юношеский голос.

Анжелика оглянулась. Перед ней стоял тот парень, на которого она смотрела.

– Тебе больно? – спросил он, и, увидев, что она отрицательно мотает головой, улыбнулся. – Прости. Я не хотел.

Некоторое время они стояли молча.

– Тебя как зовут? – спросил он.

– Анжела, – она вдруг смутилась.

– А меня – Вадим.

«А меня – Вадим…» – Анжела грустно усмехнулась.

Теперь Анжелика не понимала сама себя. Порой ей не хотелось бежать в штаб, хотя надо было. Она мечтала забросить все дела и просто так без дела гулять с ним. Что надо было от неё этому мальчику, который был её старше на целых три года? В этом возрасте – такая разница значительна. Это потом с годами всё становиться относительным. Но когда ей тринадцать, а ему шестнадцать.

Для неё всё было впервые: первые прогулки, первое кино. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Вспомнилась и та злополучная прогулка. Было уже поздно и на тёмном бархате неба рассыпались золотые звёзды. Они стояли на мосту. Под мостом закованная в лёд дремала маленькая речушка. Деревья, укутавшись в снежные шали, мирно спали. Анжелика спиной оперлась на перила. Вадим обнял Анжелику, а потом тихо спросил: «Можно, я тебя поцелую?» Да, да, именно спросил, и не смейтесь, дорогие читатели. В то время мальчики ещё спрашивали у девочек разрешения на первый поцелуй. Анжелика удивлённо посмотрела на Вадима: «Нет, мне ещё рано». Она говорила искренне. Ведь её так воспитывали. И папа всегда говорил, что девочка должна быть целомудренной. И Анжелика в это верила. Она видела, как её родители любят друг друга. И она, конечно же, мечтала жить так же, как и её родители.