После полуночи надрывно и слаженно, как хор Турецкого, запели коты. Через полчаса их грузинское многоголосие смел усталый собачий бас с интонацией «ша, братва, хорош уже». Коты попытались отобрать микрофон, но шаляпинский собачий бас ушел в инфразвук, и других вокалистов смело́. Остались какие-то бессонные птички и настырный комар, которого я убила бурными аплодисментами.
Дом стоит на горе, сверху небо в сверкающих дырочках и молодой месяц, сквозь тонкое руно одинокого облака расплывающийся в золотой персидский огурец. Снизу – крыши уступами, острые локти портовых кранов и море, море…
Неровным швом снизу от генуэзской крепости – древняя стена. Тянется, истончается, местами рвется, прячется под корнями сорных трав, шалфея и ромашки, чтобы вдруг вынырнуть низким иззубренным гребешком во дворе под шелковицей.
Поставь напротив пару кирпичей, наруби дров, зажги огонь, жарь мясо, отпускай тревоги в небо с дымом костра… Феодосия, Фео, Кафа…
С горы-то поди разгляди, какой нынче век.
Счастливые часов и календарей не наблюдают…
Утро началось с нежного поцелуя в шейку и страстного шепота:
– Осталось восемь дне-е-ей!
Я открыла глаза – взгляд удачно уперся в часы на стене – и, уточняя, отчеканила:
– Восемь дней, три часа и сорок минут!
Правильно же подсчитала?
Торжественную церемонию нам назначили на одиннадцать, а сейчас часы показывали только семь двадцать. Мой милый майор Кулебякин по привычке даже в отпуске просыпается неприлично рано. И я бы тоже без возражений пожертвовала сладким утренним сном ради постельных утех, так нет же! Не будет мне этих утех еще восемь дней, три часа и… сколько там?
Целых тридцать девять минут!
Кто-то – например, моя лучшая подруга Алка – наверняка скажет, что я сама виновата.
Не надо было, мол, издеваться над хорошим мужиком и безобразно откладывать давно обещанный ему поход к алтарю. Сказала «да» на сделанное тебе предложение руки и сердца – все, топай в ЗАГС, и тогда на законных основаниях получишь и остальные части любимого мужского организма! Тянула? Не хотела расставаться с жизнью вольной, обручальным колечком не стесненной? Ну, принимай ответочку!
Но кто же знал, что хороший мужик так коварен и прекрасно умеет сражаться трофейным оружием?!
«Сначала в ЗАГС – потом в постель!» – это же чисто наш, женский, смертельный удар!
Видно, совсем уже отчаялся майор Кулебякин, если применил ко мне, любимой, такой недостойный прием.
И ведь отношений-то не прервал, вовсе нет, наоборот: повысил уровень заботливости и градус нежной страсти. Цветы мне начал таскать охапками, не обращая внимания на стоны бабок, возделывающих наши придомовые клумбы. Звонить научился без всякого повода, эсэмэски веселые присылать, посты мои в соцсетях стал лайкать без пропуска, в режиме ковровой бомбардировки! И – главная подлость – спать со мной не прекратил, но только спать, без приятных излишеств!
Издевательство, да?
Конечно же, я не выдержала, хотя держалась очень долго, пару месяцев. Надеялась, что Денис образумится… То есть, наоборот, потеряет разум от моей красоты и прелести, разок-другой поддастся соблазну – а там, глядишь, мы и вернемся к необременительной жизни во грехе.
Ну не хотела я становиться Индией Кулебякиной!
Жуть, правда?
«Индия Кулебякина» – фу! Звучит как строчка в меню. Чувствую себя не прекрасной дамой, а аппетитным пирогом с сочным птичьим мясом.
Хорошо еще, что до милого в конце концов дошло: менять фамилию я не соглашусь никогда и ни за что, даже под пытками. Денис смирил гордыню – а почему бы и нет, плоть-то смирил? – и согласился, чтобы я оставила в браке девичью фамилию. Тогда и я пошла на компромисс и милостиво разрешила отконвоировать себя в ЗАГС для подачи заявления. Его, впрочем, можно было еще забрать, а потому мой коварный майор проявил осмотрительность и измучивший нас обоих целибат не отменил. Основное условие осталось прежним: сначала в ЗАГС – потом в постель не для сна…
Звонкий чмок в ухо оглушил меня, и я услышала только самый конец произнесенной Денисом фразы:
– …это радует!
Что его радует? Что я считаю минуты до нашего воссоединения на брачном ложе?
– Тиран и деспот! – сердито буркнула я и перевернулась на другой бок, чтобы не видеть невыносимо голый тыл Кулебякина, бодро вскочившего с кровати.
Тиран и деспот высок и широкоплеч. У него, заразы, узкие бедра, крепкая задница, стройные ноги – и все это великолепие покрыто свежим золотистым загаром. Я капнула голодной слюной на подушку и тихо зарычала.
– Гау? – заинтересованно вопросил собачий бас с веранды.
Это Барклай, бассет-хаунд Дениса. В наших крымских пенатах он полюбил спать на свежем воздухе, и я всецело одобряю эту его новую привычку. Очень утомительно бывает спихивать с кровати увесистую тушу четвероногого друга, искренне убежденного в том, что у него равные права с людьми на все, включая мягкий матрас и свежее постельное белье.
– Тихо, ты, бегемот пятнистый! – зашипел на питомца Кулебякин, и бассет послушно замолчал.
Равноправие раноправием, но команды хозяина – это святое. В паре Денис Кулебякин – Барклай Кулебякин главный, бесспорно, товарищ майор. А вот если рассматривать нас, почти уже ячейку общества, как боевую тройку, то в ней командовать буду я, Индия Кузнецова. Костьми лягу, но буду! Хотя Денису об этом пока знать не стоит…
– Ну что, ну что? – азартный шепот донесся из-за тонкой, в полкирпича, перегородки. – Он опять устоял? Да ладно! Я же Дюше свою ночнушку отдала, ту, французскую, ну ты помнишь…
Я, конечно же, узнала голос родительницы.
Ах, мамулечка! Твоя парижская ночнушка – кружевная паутинка – просто великолепна, но я ведь ее и надела, и сняла – а Кулебякин все равно не поддался! Даже страшно как-то выходить за мужика с такой стальной волей. Что за жизнь у нас будет? Бесконечный поединок, звон мечей и визг картечи!
– Какую ночнушку? Ту, что с кружавчиками вот ту-ут и бантиком где-то здесь? – под тихое повизгивание мамули сытым мишкой заурчал мой папуля, явно на ощупь припоминая расположение незабываемых кружавчиков и интригующего бантика.
Я бухнула в разделяющую нас стену кулаком:
– Угомонитесь! Дети рядом!
– Точно, он устоял, – после паузы с сожалением резюмировала мамуля.
– Железный человек! – с одобрением молвил папа.
– Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей! – язвительно заметила мама.
Как писательница она высоко ценит художественное слово и никогда не упускает возможность процитировать кого-нибудь из коллег. Сегодня вот с Маяковского начала.
– Вя-вя-а-а! – послышалось из-за другой стены.
О, вот и дети. Которые уже внуки.
В летнем доме мы с Денисом живем в окружении любимых родственников – представителей четырех поколений: с одной стороны от нас мои родители, с другой – братец Зяма с женой, моей подругой Алкой, и их младенцем. Четвертую комнату занимает бабуля, но она глуховата и потому редко принимает участие в семейных сценах в стиле замка Иф. Ну, вы же помните тюрьму, где томился будущий граф Монте-Кристо? Он и его товарищи-заключенные переговаривались и перестукивались через стены, совсем как мы тут.
– Вя-а! – Малыш Акимка, не получив отклика публики, требовательно повысил голос.
– Ким проснулся, – с отчетливо страдальческой интонацией проговорил Зяма. – Дай ему грудь…
Залепетала что-то ласковое Трошкина, и справа за стеной стало тихо.
– Кстати, про гвозди и прочий тяжелый металл! – Папуля слева от меня заговорил громче – оживился, седлая своего любимого конька. – Я вчера на чердаке нашел старинную чугунную сковороду, она увесистая – слона убить можно, но просто шикарная, только у нее ручки нет. Когда будем уезжать, заберем ее в город, там у меня есть мастер, который делает холодное оружие…
– Сковородка – это не холодное, а горячее оружие, – влезла с ремаркой мамуля.
– Смотря как использовать, – не согласился папуля. – Если просто взять и стукнуть…
– А-а-а-а!!! – донеслось со двора.
Как будто там реально кого-то взяли и стукнули. Возможно, даже, именно чугунной сковородкой. Но недостаточно крепко, к сожалению: не до наступления благословенной тишины.
Вопль был коротким и завершился сочным влажным шлепком, после которого послышался тихий яростный мат, сопровождаемый уютным журчанием. Снова весело гавкнул Барклай. Заинтригованная, я завернулась в простыню, вышла во двор и залюбовалась. Было прекрасное розовое утро. Пели птички, жужжали пчелки. Плотно сидя бело-коричневой попой в пушистых лопухах и свесив до земли одно мягкое плюшевое ухо, спиной ко мне замер глубоко заинтересованный пес.
Ему было на что посмотреть!
Под раскидистой старой шелковицей стоял красивый голый майор Кулебякин, и по его блестящим загорелым телесам игриво скользила кружевная тень резных листьев, колеблемых легким ветерком. Особый блеск майорским телесам придавала стекающая с них водица.
– Ты че орешь, Кулебякин? – ласково поинтересовалась я, похлопав себя по уху.
– Дай ему грудь, – машинально посоветовал сонный Зяма из своей комнаты.
– Не возьмет, – с сожалением ответила я – тихо, чтобы никто не услышал.
А вот майорский вопль услышали все, даже бабушка, очень обрадовавшаяся такому небанальному началу дня. Едва не оборвав занавеску, она высунулась в свое окно между горшками с геранью и бодро крикнула:
– Ну что опять у нас стряслось?
Никакого недовольства или осуждения в бабулином голосе не было, она просто констатировала факт: снова что-то стряслось, это у нас норма, все в порядке.
Примерно таким удовлетворенным тоном фрекен Бок в мультфильме про Карлсона объявляла: «А я сошла с ума, я сошла с ума… Какая досада!» – и шла печь плюшки для всех обитателей своего милого сумасшедшего дома.
– Все прекрасно! – Кулебякин спешно прикрылся подхваченным с земли ведром. – Прошу прощения, если разбудил.
– Ой, да ори, если хочется, подавлять эмоции очень вредно, – добродушно отмахнулась бабуля одной рукой. Второй она напяливала на нос очки, явно намереваясь получше рассмотреть обнаженную натуру майора.
Из чисто академического интереса, разумеется: бабуля много лет преподавала биологию и профессионально интересуется всякими разными живыми организмами.
– Ага, ага… Опять не согрешили?
Под пытливым взглядом дипломированного биолога Денис попятился за дерево. Я молча сдернула с веревки просторное пляжное полотенце и швырнула его любимому. Тот ловко поймал тряпичный ком и снова выступил на лужайку уже в изящном махровом саронге, независимо насвистывая и непринужденно помахивая пустым ведром, в серебристых боках которого слепяще заплескалось солнце.
– Сынок, если ты по воду, возьми коромысло, – посоветовал, выступая на сцену, папуля.
Наш летний дом строился как мини-отель, так что у каждой из комнат на первом этаже есть свой выход во двор. Это очень упрощает и оживляет сценографию: любой из участников нашего бесконечного Марлезонского балета может присоединиться к действию на основной сцене быстро, без задержки.
– Воды мы с вечера принесли, – припомнила я.
Вообще-то в доме есть водопровод, но папуля – он у нас гурман и кулинар-изобретатель – считает идеальной для приготовления пищи колодезную воду. Колодец старинный, общий, он находится не у нас во дворе, а выше в гору, и под давлением папули (он тоже тиран и деспот) мы ходим к нему с ведрами как минимум раз в день. Ездили бы на машине, но в авто не довезти воду в ведрах, а транспортировать живительную влагу в пластиковых баклагах папуля не дозволяет: говорит, это портит вкус водицы.
– Кстати, где вода? – спохватилась я, сообразив, что мой милый помахивает пустым ведром.
– Я вылил ее на себя, – неохотно признался Кулебякин. – Мне срочно нужен был холодный душ!
Папуля сочувственно крякнул, бабуля понятливо хмыкнула и наставительно сказала:
– Говорю же, сдерживать естественные порывы очень вредно!
– В самом деле, Денис, это уже чересчур, – в проеме открытой двери под крылом красиво поддернутой тюлевой занавески возникла мамуля в элегантной хлопковой пижаме классической тюремной расцветки – в широкую вертикальную полоску. – Если воздержание дается так тяжело, до истошного ора…
Тут я впервые с внезапным подозрением подумала: надо бы разобраться, а не сделали ли мои любимые родичи ставки на наш с Денисом жаркий спор о допустимости добрачных сексуальных отношений? Мы, значит, сошлись в бескомпромиссном поединке, а они из него тотализатор устроили?
Причем, похоже, мамуля на моей стороне, а папуля поддерживает Дениса – не зря же он, я видела, тайно подливал майору в чай настойку душицы, а она снижает либидо! Я знаю об этом от бабули, она у нас в ботанике спец…
Хм, выходит, бабуля с папулей заодно? Точно, они включили тотализатор. Надо выяснить, каковы ставки, может, получится на этом подзаработать…
– Я не орал! – Под пристальными взглядами окружающих майор малодушно дернулся, задел древесный ствол пустым ведром и отбросил его в сторону. – Я просто вскрикнул! Потому что на меня жаба упала!
– И не задушила? – меланхолично, с легкой ноткой сожаления вопросил, присоединяясь к нам, зевающий Зяма.
– Доброе утро! – не вполне искренне пискнула лохматая и помятая Алка, выныривая из-под руки супруга.
– «Плюх» – это жаба была? – сообразила я, вспомнив звуки, сопровождавшие Денискин крик. – Она в ведре сидела, да? Бедная, вот же она, наверное, испугалась!
– А как испугался я! – возмутился Денис, но проявлений сочувствия не дождался.
– Какая жаба? Где? – Бабуля, знатный любитель живности, путаясь в тюлевой занавеске на двери, спешно полезла во двор.
За ней тут же увязался Барклай. Он тоже любит жаб – бескорыстно, не как еду. Чай, не французский бульдог.
– Там! – Кулебякин просторно махнул рукой, примерно указывая трудный жизненный путь беспощадно напуганной жабы.
Бабуля, согнув спину и шурша травой, цепко пошла по следу и вскоре с претензией возвестила:
– Да никакая это не жаба! Денис, у тебя что по зоологии было? Это самая обычная озерная лягушка, видно же: окраска серо-зеленая с темными пятнами и светлой полосой…
– Но она же здоровенная! – возмутился бывший двоечник Кулебякин.
– Бывает до семнадцати сантиметров в длину! – охотно согласилась бабуля. – Беги, моя хорошая, скачи, моя девочка…
– Гав! – бухнул Барклай.
– Моя девочка! – подпрыгнула на месте Трошкина, которая уже Кузнецова. – В смысле, мой мальчик. Ребенок мой!
– А что с ним? – оглянулся Зяма.
– Он молчит! – Алка вывернулась из-под мышки рослого супруга, нырнула в комнату. Через пару секунд вышла оттуда, как маленький балетный лебедь – на цыпочках:
– Странно, он спит!
– И ничего странного, – авторитетно заявила бабуля, перекрестив и отпуская с миром многострадальную озерную лягушку. – От природы у нас у всех в семье крепкие нервы!
– Психозы – дело наживное, – согласился папуля.
– Не дай мне бог сойти с ума, уж лучше посох и сума, – цитатой поддакнула мамуля.
– А что у нас на завтрак? – прямолинейно спросил Зяма.
И день покатился, как шар в боулинге, с веселым грохотом сбивая все предварительные настройки и планы. Наверное, уже тогда мне следовало насторожиться, но я не почуяла неладного. Слишком занята была корыстными мыслями о подпольном семейном тотализаторе со ставками на меня и Дениса…
Папуля, наш кормилец, приготовил простой и полезный завтрак: сырники с медом и сметаной, фруктовый салат, чай-кофе, – но я не успела поесть со вкусом, с толком и расстановкой.
Алка налетела на меня, как маленький смерч, подхватила и потащила:
– Бежим купаться, у меня есть полтора часа!
Я только успела натянуть купальник и схватить полотенце. Даже солнцезащитный крем не нанесла, чтобы не задерживаться и не отягощать дополнительно нелегкую жизнь матери трехмесячного младенца.
Ой, не зря Зяма с Алкой долго сопротивлялись желанию наших родителей продолжить славный род Кузнецовых!
Вымогая у молодоженов внука или внучку, папуля и мамуля клялись, что будут всячески помогать счастливым родителям, и не обманули – впряглись в воспитательный процесс добросовестно, но даже при их поддержке взрослым детям приходится тяжело.
Зяма постоянно ходит сонный, как осенняя муха, а крошка-худышка Алка отощала и побледнела так, что могла бы без грима сняться в каком-нибудь фильме про привидение. И это притом, что папуля очень старается ее откормить!
Нет, лично я с детьми спешить не буду. И очень тщательно проверю свой чемодан перед отъездом в свадебное путешествие. Алка-то в их с Зямой романтическом вояже забеременела из-за того, что кое-кто по недомыслию вытащил из ее багажа косметичку-аптечку с разными таблетками, включая противозачаточные…[1]
Ладно, будем говорить честно: этим вредителем случайно стала я, и осознание собственной вины не дает угаснуть моему чувству ответственности. Я тоже помогаю Алке с малышом. Ну, как могу…
На сей раз от меня требовалось немного: безропотно оставить недоеденный завтрак и сопроводить подружку к морю. Не на городской пляж – мы не успели бы сбегать туда-обратно за полтора часа, а в укромную бухточку у подножия горы, на которой стоит наш летний дом. Минут пятнадцать вниз по склону, полчаса – вверх, сорок пять минут чистого времени на водные процедуры.
– Извини, я дернула тебя, потому что Зяма сегодня не мог пойти со мной, у него срочные правки, заказчик, как обычно, хочет странного, – безостановочно болтала Трошкина, наслаждаясь редкой возможностью говорить сколько угодно и в полный голос, без боязни потревожить малыша.
Я молча кивала, тоже получая удовольствие от прогулки, даже если она происходит в ускоренном темпе.
Наш летний дом чудесно расположен: почти на вершине горы, складчатые бока которой покрыты бурой шерстью сухой травы. В ней прячутся плиты забытого старого кладбища, камни древних крепостных стен, бетонный дот времен Второй мировой, колодец с чистой ледяной водой, заброшенные фундаменты сооружений, так и не ставших домами…
Тут невыгодно строить: гора крутая, ее склоны ползут, нужно ставить подпорные стены, а это сложно и затратно. Внизу-то, конечно, натуральный муравейник, многочисленные постройки стоят всклейку, без зазоров, а ближе к вершине просторно, у нас и соседей-то всего ничего – три обитаемых дома, да и те сейчас пустуют. Их хозяева приезжают в Крым только на пике сезона – в июле – августе.
– Давай через крепость? Успеем, – коротко глянув на наручные часики, предложила Алка.
Она тоже любит этот путь. Он чуть длиннее, но гораздо живописнее и интереснее.
Заросли ежевики и дикого хмеля защищают подступы к старой башне, в проломы каменных стен плещут синью небо и море. Поскользнешься на пыльной осыпи – повиснешь над бездной: внизу открытый зев катакомб. Вверху – грозовые облака, пролетающие тенью коршуна, прорывающиеся серебряными стрелами молний, истаивающие в радугу…
– С вечера был прогноз на грозу, синоптики обещали ее ночью, но что-то ошиблись, – опасливо посматривая на небо, тарахтела Трошкина. – А я специально окно и дверь закрыла поплотнее, чтобы Кимка не испугался грома и молний. Как думаешь, мы попадем под дождь?
– Какая разница? – Я посмотрела на море: оно волновалось, но не штормило. – Все равно мокрые будем, купаться же идем.
– Ты думаешь, это безопасно? – заколебалась Алка. – Мы не утонем?
Она очень ответственно относится к своей новой роли заботливой матери и фанатично оберегает любимого сынишку от всех и всяческих рисков, включая опасность остаться сироткой.
– С чего бы нам тонуть? – Я бросила на горячие камни полотенце, скинула босоножки и сарафан, пошла к воде.
Кроме нас с Алкой, на каменистом пятачке никого не было. Здесь вообще мало кто купается, место не самое привлекательное: ни тебе простора, ни курортной атмосферы, ни пляжной инфраструктуры. Слева – полуразрушенная каменная башня, зеленоватая снизу, где ее неутомимо лижут волны. Справа – какая-то закрытая территория, огороженная ржавым сетчатым забором. Между ними – укромный закуток, частично занятый остовом разбитой лодки, который удобно использовать в качестве лавочки. Мне нравится думать, что это только наше место. Такой скромный частный пляжик.
– А вода теплая, нет? – продолжала волноваться Алка. – Волны могли нагнать холодную, боюсь простудиться, мне нельзя болеть.
– Ничего они не нагнали, – пробуя воду ногой, ответила я в защиту волн. – Хотя…
– Что? – Трошкина перестала выпутываться из одежек и замерла, как встревоженный суслик.
Я привстала на цыпочки, всмотрелась в морскую даль. Хотя какая это даль – метров десять от берега…
– Что? Что там?! – не успокаивалась Алка.
Я молча вернулась к ней, забралась в разбитую лодку и залезла, пошатываясь, на остатки ее задней части. Корма это называется, да? Лучше бы, конечно, впереди встала, героичнее смотрелась бы – как деревянная дева на носу бригантины, но там доски совсем прогнили, дева бы грохнулась. А у девы же маленький племянник, и нельзя подвергать его риску оказаться близким родственником скудоумной тетки-инвалида…
– Индия! – не выдержав, рявкнула Алка. – В чем дело, якорь мне в глотку?!
Ага, значит, героическая морская тема мне все же удалась, раз уж благовоспитанная Трошкина заговорила как старый пират.
– Лезь сюда, – предложила я и протянула руку, помогая установке на бывшей лодочной корме второй недеревянной девы. – У тебя зрение получше, смотри туда. Мне кажется – или там что-то плавает? Вроде все волны синие и катятся, а одна зеленая и стоит…
– Да это же лодка! – Мелкорослая Трошкина нервно подпрыгнула и чуть не сверзилась за борт. – Перевернутая лодка, она плавает вверх дном!
– А так бывает? – Я искренне удивилась. – Чего это она плавает, если вверх дном, должна же затонуть?
– Ты не о том думаешь!
– А о чем надо думать?
– Думать не надо!
Трошкина спрыгнула с лодки и закопалась в свои тряпки.
– Надо это… Свистать всех наверх! – Она достала и продемонстрировала мне свой мобильник. – Перевернувшаяся лодка – это серьезно, там же могут быть люди! Надо их спасать!
– Так ты спасателям свистнешь? – уточнила я намерения подруги и подсказала: – Номер экстренной службы 112.
– Держи. – Подруга сунула мне мобильный и принялась одеваться. – Звонить будешь ты. Знаю я эти экстренные службы, они пока приедут, пока свидетельские показания снимут, а у меня ребенок маленький, его скоро снова кормить. Я пойду, ладно? И вместо себя к тебе Дениса пришлю.
– Отличный план, – согласилась я и, не мешкая, набрала 112.
Трошкина убежала. Я немного позагорала, но в воду лезть не стала – мало ли, вдруг там и правда утопленники плавают, не нужна мне такая компания.
Минут через сорок – я уже оделась, потому что солнышко поднялось высоко и начинало припекать, – пришли Денис с Барклаем. Милый принес мои несъеденные сырники и сок, так что, когда появились ребята из МЧС, я с аппетитом уплетала свой поздний завтрак и, боюсь, в глазах спасателей выглядела особой бестрепетной и нечуткой.
Нежная барышня в такой ситуации должна была нервно прохаживаться вдоль линии прибоя, звучно хрустя пальцами и всхлипывая. А если и сидеть, то не на заботливо сложенной вчетверо майке спутника, а прямо на голом сыром песке, в неуемной тревоге напрочь забыв о необходимости заботиться о своем женском здоровье.
С другой стороны, а что такого я нашла? Всего лишь перевернутую полузатопленную лодку. Был бы то выброшенный волнами полуистлевший пиратский бриг со скелетами на борту, я бы, наверное, впечатлилась. Скелетов я еще не находила. Части тел – да, было дело…
– Спокойно, – сказал мне Денис, хотя я и так не нервничала, и вытянул из-под меня свою майку, чтобы спрятать под ней свой мускулистый торс.
Милый тоже успел позагорать, не терял времени даром.
– Майор Кулебякин, ГУВД Краснодарского края, – представился он спасателям. – Там в воде перевернутая лодка. Увидели где-то час назад, с того времени она с места не сдвинулась.
– Конечно, не сдвинулась, там же камни здоровенные, застряла небось, – обменявшись с Денисом рукопожатием, ответил старший из прибывших. – Видно, штормом прибило. Ну да вы не местные, откуда вам знать-то… Так, Семен, давай туда.
Парень в гидрокостюме пристегнул к поясу трос на карабине и полез в воду.
– Иди уже, я тут сам, – обернулся ко мне Кулебякин.
Я бы, разумеется, не ушла и посмотрела, что будет дальше, но мне, уж извините за интимную подробность, после выпитого сока очень хотелось в туалет. А не бежать же в чахлые кустики на глазах у бравых парней!
– Чур, ты потом все мне расскажешь! – строго нашептала я на ухо Денису и вынужденно удалилась.
Дома, уже посетив удобства, я поймала и приперла к стене мамулю – не фигурально, а буквально.
Стена была желто-серая, сложенная из местного ракушечника – рельефная и шершавая, и сарафан с открытой спиной вполне позволял мамуле прочувствовать фактуру и момент.
Собственно, она сама, по доброй воле прислонилась к этой стене в тенистом уголке двора и зафиксировалась на ней, как большая наклейка: волосы распущены, плечи расправлены, руки раскинуты, глаза закрыты, на лице выражение горделивое и страдальческое одновременно. Не иначе вошла в образ прекрасной вампирши, томящейся в оковах в мрачном замковом подземелье.
У нее в новом романе в главной роли как раз принцесса кровососов фигурирует, сдается мне, мамуля немало привносит в этот образ от себя лично. Так сказать, добавляет фантазиям подкупающей достоверности.
– Попалось, исчадие? Теперь ты все расскажешь! – грозно возвестила я и находчиво побренчала шампурами с мангала, имитируя пугающий звон пыточного железа. – Признавайся, сколько ты поставила на меня?
Принцесса вампиров приоткрыла один глаз, оценила угрозу, презрительно фыркнула и демонически захохотала:
– Ха! Ха! Ха!
– Вижу, на понт тебя не взять. – Я отложила шампуры и почесала в затылке.
Мамуля – мастер выверенных сюжетных линий, просто так убедить ее в том, что я уже все знаю, не получится. Ладно, зайдем с другой стороны.
Включим логику.
– Ты помогаешь мне, взять хотя бы провокационную парижскую ночнушку. Значит, моя победа в твоих интересах. Да, сговор на тотализаторе – это нечестно, но как выгодно! Предлагаю действовать сообща и для начала открыть карты. Ведь вы же сделали ставочки, правда?
– М-м-м-м…
Страдание на мамулином лице сделалось отчетливее.
– Партизанен вампирус! – восхитилась я. – Будешь молчать даже под угрозой финансовых потерь?
Вампирша дрогнула.
– Ну… «Он к устам моим приник и вырвал грешный мой язык», – продекламировала она и выразительно покосилась на папулю, он как раз прошествовал мимо нас с доброй улыбкой на лице и банным полотенцем на плече, еще и пробормотал снисходительно на ходу: «Развлекаетесь? Ну-ну…»
– Папа запретил тебе говорить мне об этом? – догадалась я. – Взял с тебя какую-нибудь страшную клятву, типа «век тебе не видать шоколадных пирожных с пьяной вишней»?
Мамуля вздохнула.
– Брось, тебе ли не знать, что почти любую клятву можно обойти! – коварно осклабилась я. – Ты и не говори – напиши или нарисуй! Вот тебе подходящее стило, давай, царапай шокирующие признания! – Я снова взяла шампур и протянула его пленнице.
– Мне – рисовать?! – неподдельно ужаснулась принцесса вампиров.
М-да, это я погорячилась.
Художник мамуля тот еще, Зяма, наш гениальный дизайнер, пошел не в нее. В папулю, наверное: тот идеальные звездочки на бронемашинах без трафаретов рисовал…
А наша писательница как-то загорелась идеей освоить новый для нее перспективный жанр комикса, но получился у нее не комикс, а ребус. Где вампиры, где оборотни – не понять, все персонажи в стиле «палка, палка, огуречик – получился человечек».
У меня лично – а я вообще-то сообразительная – отличить кровососа от метаморфа получилось только в финальной сцене, где обоих успешно прикончил какой-то третий огуречик. Кто такой, я до сих пор не в курсе, но явно смышленый и сноровистый малый: вампира он грамотно пронзил колом в темном склепе, а оборотня – в светлой роще, березовой вроде бы – деревья были узкие и поперечно-полосатые, как рукава матросских тельняшек.
Короче говоря, любые мамулины художества могли больше запутать, чем прояснить ситуацию.
– Тогда давай как-нибудь так, знаешь… намеками! Или эзоповым языком, – предложила я. – Я спрашиваю, а ты как бы не отвечаешь, а просто так говоришь, вне связи с моим вопросом. Вроде как ассоциативно, ага?
– Хм… – Вампирша поглядела на меня с интересом, подумала и кивнула.
– Отлично, тогда начали, – обрадовалась я. – Итак, вы сделали ставки на нас с Денисом?
Мамуля немного подумала и, глядя поверх моей головы, продекламировала:
– «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас события, ведут междоусобные бои и не хотят унять кровопролитья».
– То есть тотализатор действительно существует, ставки сделаны, и противники с двух сторон интригуют вовсю, пытаясь обеспечить себе преимущество, – не затруднилась я перевести с языка высокой поэзии. – Шекспир поистине гениален, в одном предложении вся суть! А кто на кого поставил?
Мамуля посмотрела на меня с укором.
– Ах да, прости, это некорректный вопрос. Спрошу по-другому: ты сделала ставку на меня?
– «О дочь моя! Мои дукаты! Дочь! Дукаты христианские мои!»
– Спасибо, мамулечка, я в тебе не сомневалась, – растрогалась я. – А папа, против обыкновения, изменил любимой доче и взял сторону Дениса, да?
– «Вражду сменив любовью, распрю – миром в собранье гордых и суровых пэров», – кивнула мамуля.
Объединились, значит, наши гордые пэры. Ну-ну…
– А бабуля?
Мамуля наморщила лоб. Да, про бабулечек Шекспир не особо писал. Пришлось любительнице классической поэзии поскрести по сусекам в родном отечестве, и кое-что она нашла:
– «Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!»
– Вы обе живы, то есть бабуля в этой ситуации, как и ты – за меня, – расшифровала я. – Одобряю! Привет вам, так сказать, привет! А что Зяма?
– «Все это брат мой хочет доказать, и если замысел его удастся, пятьсот – не меньше – добрых фунтов в год утянет у меня», – покривилась мамуля.
– А это откуда? – восхитилась я. – Тоже Шекспир?
– «Король Иоанн», – улыбнулась родительница.
– Гляди-ка, прям, наше всё! Ну, я поняла: Зяма поставил на Кулебякина. Получается два – два… Хотя есть же еще Алка! Она-то с кем?
Мамуля повертела ладошкой и снова изменила Шекспиру с соотечественником:
– «Между тучами и морем гордо реет буревестник».
– Значит, Трошкина еще не определилась, – поняла я. – Надо как-то убедить ее взять сторону Дениса, тогда ставки станут три к двум не в мою пользу, а я возьму и выиграю – вы с бабулей будете с прибылью. И поделитесь со мной!
– «В том нет запрета. Помещая в рост, даешь ты счастье в долг и потому умножь себя в другом, ведь выбор прост, будь твой процент хоть десять к одному», – немного подумав и посчитав на пальцах, продекламировала мамуля.
– Десять мало, я хочу двадцать процентов! – не согласилась я. – И еще вот что… Никто не принял в расчет малыша Акимку, а он ведь тоже член семьи. Я дам тебе денег, и ты поставишь их от имени малыша.
Мамуля подняла брови.
– На меня, конечно! – ответила я на невысказанный вопрос. – Необязательно всем нашим мужикам от мала до велика выступать единым фронтом…
– Мы с кем-то воюем? – мимоходом поинтересовался, следуя в обратном направлении, папуля. – Подкрепление не нужно?
– Подкрепиться не откажемся, – ловко вывернулась сообразительная мамуля. – Что у нас сегодня будет на обед, Боренька?
– Молочный суп с брюквой и драники с мясной подливой и карамелизированным луком, – ответил папуля. – Дюша, поможешь почистить картошку?
– Я бы с удовольствием, но у меня в пальце заноза, я не справлюсь с ножом, – соврала я.
Ненавижу чистить картошку!
– Не можешь справиться с ножом – бери лопату, – легко согласился папуля. – До обеда как раз немного углубишь траншею, она еще мелковата.
– Я?!
Папуля наш – бывший военный. Теперь-то он мирный кулинар-изобретатель, но перемещение в горячую точку у плиты не избавило его от привычки включать чуть что режим фельдфебеля. Папуля обожает припахивать к работе всех праздношатающихся и искренне считает трудотерапию панацеей от всех болячек, включая занозы в пальцах и любых других местах.
Но лопата – это совсем не дамский аксессуар!
– Ну а кто? – Папуля выразительно огляделся. Мудрая мамуля бесследно растворилась в тени сарая. Вампирские принцессы – они как ниндзя. Крадущиеся тигры! – Денис ушел, я буду занят обедом…
– А Зяма? – Я, конечно, люблю своего брата, но не настолько, чтобы вместо него лопатой махать.
– Ушел за молоком.
– Он давно уже ушел, – встревоженно заметила Алка, укачивающая Кимку на веранде. – Больше часа назад…
– Это странно, как бы чего не случилось, надо бы посмотреть… – Я показательно нахмурилась и прежде, чем кто-либо успел меня остановить, резвой рысью унеслась со двора на поиски пропавшего братца.
По пути я прихватила со стола булочку. Будем с Зямой как сказочные брат с сестрой, Ганс и Гретель, отмечать свой трудный путь хлебными крошками!
Если они, конечно, останутся у меня, эти крошки. Булочка-то вкусная, ням…
– Вя-а-а, – захныкал мне вслед сотрясаемый Алкой Ким.
Завидую я нашему малышу!
Этот дом на горе станет его счастливым летним приютом. Тут у него будут дед, сад, вода из шланга, брехливые соседские собаки, коты, которые гуляют сами по себе, зеленые в полосочку озерные лягушки, сверчки и чердак с роскошным видом на морские дали…
Размышляя о светлом будущем младшего представителя клана Кузнецовых и чавкая вкусной булочкой, я из-под ладони обозрела окрестности.
На ступеньках крутой и кривой лестницы, ныряющей под гору, к площади у магазина, запыхавшегося Зяму я не увидела.
Переместившись взглядом в жидкую тень кривой акации, я поняла: вот это правильный ход мысли. Зяма не дурак, и искать его надо не на лестнице, растрескавшиеся бетонные ступеньки которой нагреваются так, что горячий воздух над ними дрожит зыбким маревом…
Днем к нам на гору приходит жара – злая, веселая, звенящая. Темные стены генуэзской крепости нагреваются, понемногу истаивают в зыби дрожащего воздуха, размываются, теряются на фоне низкого неба. Пышное облако смазывает зубчатые горы, как крючки заедающей молнии, на скальных пиках остаются белые хлопья, и небо придвигается ниже. Синоптики обещали – застегнется со свистом и громом, обрушится, придавит, смоет, сметет в ущелья, но розовые вьюнки, невесомые и хрупкие, как бабочки, не верят – и правильно делают: дождя нет уже вторую неделю.
Папуля наш, боясь пожаров, под ноль косит сухую белобрысую траву на горе у дома. Крутой лоб горы лысеет, набычивается, морщится, отчетливо проступают старые военные траншеи, шрам древней стены, серая бородавка блиндажа, бугры и впадины забытого погоста.
Могилы на горе такие старые, что лишь пара плит с уверенностью определяются как надгробные, но и на них уже надписи стерлись – лишь кресты едва различимы. Памятные камни раскололись, ушли в землю, спрятались в траве.
Кто здесь лежит? Почему так далеко и высоко? Спросить некого, но… Мир вам!
Мир и покой…
Мирно и покойно почивал и брат мой Зяма на травяном ложе в зыбкой тени большого куста шиповника. Я обнаружила его, наскоро исследовав местность короткими перебежками с одного островка жидкой тени на другой.
– У кого-то совсем нет совести! – громко посетовала я, руки в боки встав над сладко посапывающим братцем. – Тебя же за молоком послали!
– И что? – Зяма сел и потер щеку, на которой красиво отпечатался разлапистый листочек. – Совести нет, но молоко есть.
Он пошарил в зарослях диких каперсов и продемонстрировал пакет с логотипом супермаркета.
– Оно же скиснет на этой жаре!
– Не скиснет, я взял ультрапастеризованное, – зевнув, успокоил меня братец. – И это термопакет, он превосходно держит температуру. Зачем ты явилась, Дюха, я так прекрасно спал!
– Угу, а теперь так же прекрасно поработаешь лопатой. – Я одной рукой подхватила пакет, а другой настойчиво потянула Зяму за полу рубашечки. – Вставай! Полковник Кузнецов объявил мобилизацию на рытье окопов, и жена тебя уже потеряла.
– Не говори ей, что я тут спал, – попросил Зяма, отряхивая модные штанишки. – Она обидится, но я уже просто не могу с этими бессонными ночами… Мне проект сдавать, а я не соображаю ничего, в голове только одна мысль – поспать бы…
– Так и быть, я не выдам тебя, – пообещала я. – Скажем, что ты на крутой лестнице ногу подвернул и полз по ней домой, к жене и сыну, из последних сил, если бы не я – вообще не поднялся бы. Хромать только не забудь!
– Так?
Братец поджал одну ногу, повис на моих плечах и жалобно застонал:
– Брось меня… Брось, сестра, не донесешь…
– Блин, ну ты и тяжелый! Иди нормально, висеть и стонать начнешь у нашей калитки!
Зяма прекратил изображать раненого бойца, зашагал бодро, задышал глубоко:
– Красота-а-а! Молодец наш папуля, что купил тут участок! Локация идеальная: вроде и в уединении, на природе, а курортный проспект со всеми его удовольствиями в двух шагах. Кстати, вы с Дэном собираетесь вечером на карнавал?
– Ой, карнавал! Совсем о нем забыла! Конечно, мы пойдем. А вы?
– И мы тоже, пращуры обещали поработать сегодня нянями.
Я фыркнула. Когда-то Зяма за глаза называл наших родителей просто предками, а теперь, с появлением малыша Акимки, повысил их в звании до пращуров. Вот мамуля рассвирепеет, если узнает! Ей еще пятидесяти пяти нет, а выглядит она максимум на сорок, как моя старшая сестра.
– Ты это слышишь? – Братец внезапно остановился и насторожил ушки.
За старым ржавым забором на участке, который до сих пор производил впечатление бесхозного и заброшенного, деловито взрыкивала какая-то техника.
– Работает что-то, – пожала плечами я, не уловив сути Зяминого повышенного интереса к происходящему.
– Копает! – Братец поднял палец.
– И что?
– Не понимаешь? Не лопатой копает!
И он запрыгал к чужому забору, стараясь попадать ногами на кочки, а не в крапивные заросли.
Крапива на горе к началу лета местами подсохла, а местами вымахала и заматерела, превратившись в убедительное подобие колючего елового леса – макет тайги в миниатюре. Я подивилась Зяминому мужеству, а также его глупости: ясно же, что где-то с другой стороны к этому участку есть вполне нормальный подход-подъезд, иначе как бы туда попала строительная техника?
Но Зяме не терпелось убедиться в правильности своего предположения. Допрыгав до забора, он заглянул в щелочку и победно вскинул кулак:
– Да! Есть!
– Что? Что там есть? – Я не собиралась лезть в крапиву, а с тропинки ничего не могла рассмотреть.
– Машинка!
Радостный Зяма поскакал обратно. Попираемая бестрепетными кроксами крапива недовольно трещала.
– Какая машинка?
– Такая! – Братец руками нарисовал в воздухе нечто похожее на компактного мамонта. – Мини-погрузчик с функциями экскаватора, бульдозера, крана и так далее. Сейчас он как раз роет, и у него это здорово получается. С нашей траншеей эта техника справится за какой-нибудь час!
– Ах, вот оно что. – До меня наконец дошло, что Зяма придумал, как отвертеться от папулиной трудотерапии с лопатой. – А ты разве умеешь управлять экскаватором?
– Зачем – экскаватором? Я умею управлять людьми, особенно работягами строительных специальностей, – похвастался братец.
Это правда, иначе не стать бы ему успешным дизайнером интерьеров. Строгий авторский надзор за реализацией проекта – единственная гарантия того, что задумки художника будут воплощены относительно точно. Не у всех мастеров-штукатуров и плиточников-отделочников руки растут оттуда, откуда нужно, да и не всякий трудяга на стройплощадке понимает по-русски…
– Жаль, не увидел, кто там в кабине – Иван или Джамшут, – посетовал Зяма. – Джамшут за деньги сработает, Иван и за бутылку может, но это не принципиально. Завтра договорюсь, пригоню к нам эту чудо-машинку, и будет папуле такая траншея – хоть Сталинград обороняй!
– А почему завтра, а не сегодня?
– Чтобы мелкого не беспокоить, а то он разорется, и тогда пращуры не отпустят нас с Алкой на карнавал.
– Какой ты, Зяма, предусмотрительный! – восхитилась я.
– Гены! – Братец вздернул идеальный нос и тут же споткнулся, зашипел, схватился руками за ногу.
Очень удачно получилось: мы почти подошли к нашему дому, и Зяме как раз пора было захромать.
– Ну наконец-то! – воскликнул папуля и погрозил нам половником. – Вас только за смертью посылать! Где молоко? Я без него суп с брюквой доварить не могу.
– Меня, между прочим, никто никуда не посылал! – Изобразив обиду, я шмякнула пакет с молоком на стол и подбоченилась. – Я сама пошла, и правильно сделала: иначе кто бы помог моему бедному травмированному брату вернуться в лоно семьи?
– Называя моего мужа бедным и травмированным, ты имеешь в виду его душевное состояние, физическое или финансовое? – уточнила Трошкина откуда-то из партера.
– Смотри под ноги, Аллочка лежит на травке, – предупредил меня папуля, размеренно помешивая варево в кастрюле.
– Лежать на травке не предосудительно, вот сидеть на ней… – смело пошутил Зяма, возвращаясь в лоно семьи прыжками на одной ножке. – Всем привет, извиняюсь за задержку, я на ступеньках ногу подвернул.
– Сильно? – спросила Алка из травки.
– Копать не смогу, – быстро сказал Зяма, упреждая резонный вопрос папули.
– И на карнавал мы не пойдем? – расстроилась Трошкина.
– На карнавал вы пойдете, – успокоила я. – Зяме, если понадобится, сделаем костыль.
– Костыль? – скривился братец.
Он у нас большой эстет и модник. Аксессуары, которые не были представлены на последнем модном показе в Милане, не пользуются у него популярностью.
– Натуральное дерево, хендмейд, очень экологично и в тренде, – сказала я в защиту самодельного костыля. – Будешь выпендриваться – останешься дома, а Алка пойдет на карнавал со мной и Денисом.
– Кстати, а где мой будущий зять? – искательно огляделся папуля.
Ну да, траншея-то у нас недокопанная…
– Тусит на берегу со спасателями. Там трое у лодки, не считая собаки, – ответила я и, осторожно поворошив ногой травяные заросли, вопросительно посмотрела на вынырнувшую из них Трошкину. – О, в траве сидел кузнечик, зелененький он был… Ты что, Алка, о кораблекрушении никому не сказала?
– Не успела. – Волоча за собой плед, Алка покинула помятую грядку с петрушкой. – Мне некогда было, да и что я могла рассказать? Придет Денис и все всем поведает.
– Тот самый Денис, который полицейский майор Кулебякин? – скептически уточнила я. – Это он поведает всем и все? Трошкина, припомни-ка, часто ли Кулебякин делится с нами оперативной информацией?
– Дюшенька, я уверена, сейчас Дениска будет с тобой предельно откровенен, – успокоила меня мамуля, выдвинувшаяся из их с папулей кельи на запах еды: кормилец наш и поилец как раз заправил долгожданный суп молоком и свежей зеленью. – Он так боится, что ты в последний момент заберешь заявление…
– Только через мой труп! – грозно глянул на меня папуля. – Мы с твоей мамой слишком стары и можем не дожить до того момента, когда ты соизволишь пойти в ЗАГС с другим женихом.
– Говори за себя, Боря! – возмутилась мамуля. – Лично я еще не чувствую себя такой уж старой!
– О каком другом женихе речь? – прохладно осведомился за нашими спинами знакомый мужественный голос. – Его имя, адрес, дата рождения, иная важная информация для нанесения на могильную плиту?
– А вот и Денис! – обрадовалась Трошкина. – Дэнечка, так что там с лодкой?
– С какой еще лодкой? – переспросила мамуля и хрустнула пальцами. – Речь вроде шла о собаках-спасателях. Ах, я не успеваю следить за сюжетом!
– Так, все, мойте руки и за стол! – перебил ее папуля. – И позовите кто-нибудь нашего матриарха.
Я привычно набрала в грудь побольше воздуха – бабуля глуховата, ее нужно выкликать на повышенных децибелах, но Трошкина вовремя сделала мне страшные глаза, и я опомнилась. Кимка же спит, нельзя шуметь! Но бабуля, к счастью, тоже уловила соблазнительные ароматы и пришла к столу сама.
Мы сели обедать и между первым и вторым выслушали краткий доклад нашего товарища майора.
– Лодка получила пробоину, перевернулась, но не затонула, потому что нашла на камень, – сообщил Денис, изобразив эту драматическую историю с помощью солонки (та была камнем) и собственной ладони, сложенной лодочкой. – По всей видимости, дело было ночью, тогда море волновалось сильнее…
Помогая любимому, я быстренько собрала скатерть вокруг инсталляции из его ладони и солонки крупными складками, призванными имитировать морские волны. Кулебякин критически оглядел мое рукоделие и потянул край скатерти, понижая волнение символического моря:
– По прогнозу вообще был шторм, но его не случилось. И все равно этим дурням хватило. Приезжие, что с них взять! Ребята сказали – все местные знают, что в этом месте камни.
– То есть в лодке были отдыхающие?! – ужаснулась мамуля и, быстро взглянув на папулю, замотала головой. – Боря, я передумала, мы не будем кататься на кораблике!
– Не отдыхающие, просто не местные. В смысле, недавно тут поселились. – Денис убрал руку с солонки, и я заботливо вложила ему в ладонь сочную помидорку. – М-м-м? Это что значит?
– Это как бы невезучие мореплаватели, пассажиры той лодки, – объяснила я. – Красные от загара, разморенные жарой…
– Дело же было ночью, – напомнила мамуля, профессионально не потерявшая нить сюжета.
– …совершившие трагическую ошибку, – продолжила я, не позволяя сбить себя с курса. – И в результате – что?
– Что? – повторил Денис и хрупнул сочной помидоркой.
Трошкина тихо пискнула.
– Что? – Кулебякин оценил шокированные лица слушателей.
– Ты сейчас жрешь символических мореплавателей, – шепотом объяснила я и заботливо похлопала подавившегося милого по широкой спине.
– Как злой рок! Как сама жестокая судьба! – неприятным голосом припадочной пифии вскричала мамуля. – Вот и ответ: эти бедные, несчастные люди погибли!
– Во-первых, не очень-то бедные, – опомнившись, возразил ей Денис. – Они оба в преуспевающем банке работали, там нищих в штате нет. Во-вторых, почему сразу погибли? Тел пока не нашли, только лодку. Мужики вполне могли выбраться, до берега-то рукой подать.
– Почему сразу мужики? Может, в лодке были женщины и… И дети! – Трошкина оглянулась на колыбельку в тени старой яблони и горестно всхлипнула.
– Аллочка, ты не поняла, Дэн явно в курсе, что это были именно мужики, – поспешил успокоить гиперчувствительную супругу Зяма. – Он ведь даже знает, что они работали в банке… Кстати, откуда, если тела вы не нашли?
– Ну, по телам они бы про банк и не поняли, банкиры вроде не бандиты и не делают себе корпоративных татуировок, – вмешался в разговор папуля. Он кое-что понимает в традициях организованных бандгрупп, поскольку приобретал опыт боевых действий в самых разных неспокойных местах. – Не иначе пробили владельца транспорта?
– Почти. – Майор кивнул полковнику. – Документы на лодку остались на месте, в непромокаемом ящике вроде автомобильного бардачка. Плюс эти бедолаги туда же мобильники свои положили, чтобы не намочить их. Смартфоны у них модные, дорогие, вот как ты, Инка, себе хотела.
– Одиннадцатые айфоны? – Я только вздохнула.
Нам, не банкирам, а скромным работникам рекламной индустрии, такие гаджеты не по карману!
– В общем, есть вероятность, что эти модники живы, поэтому давайте будем надеяться на лучшее и не позволим нашему горячему стать холодным! – подвел итог беседе папуля.
Он очень не любит, когда его кулинарные труды не получают должной оценки.
– Приятного всем аппетита!
– Гау!
И больше мы не разговаривали, потому что дружно налегли на вкусную еду.
В такой большой семье, как наша, недружно это делать нельзя. Кто не удержит заданный темп, тот лишится самых лакомых кусочков!
Ближе к вечеру мы с Денисом покинули фамильное гнездо на горе и пошли смотреть карнавал. Алка с Зямой собирались выдвинуться позже и в другую точку – к площади, где должно было закончиться праздничное шествие. Мы с моим милым не были стеснены дефицитом времени, поэтому могли пройтись подальше и устроиться в таком месте, где видимость будет хорошая, а толкаться локтями и топтаться по ногам не придется.
Предварительно изучив карту в навигаторе, мы постановили, что лучше всего будет устроиться на травянистом склоне в начале набережной.
Чтобы не зазеленить шорты, мы взяли с собой подстилку, а чтобы не скучать в ожидании начала шоу, запаслись прохладительными напитками. У меня был сидр, у Дениса – пиво. Жестяные банки мы предусмотрительно поместили в тот термопакет, который положительно зарекомендовал себя в истории с молоком.
Зяма наблюдал за нашими сборами с кислым лицом: ему никакого пива не полагалось, да и поваляться на травке не светило. Зато он мог вывести в люди новый летний костюмчик: оранжевые льняные брюки с гирляндами салатового цвета вдоль боковых швов и аметистовую с рыжиной разлетайку а-ля ацтеки и инки. Я предвидела, что простодушные зрители на яркого Зяму будут заглядываться, ожидая от него художественной самодеятельности в знойном латиноамериканском стиле – это было бы вполне в духе карнавала.
Праздничное шествие в городе проводилось впервые. Поводом стало долгожданное начало курорного сезона, несколько раз переносившегося из-за карантина. Не случайно победа над коронавирусом стала главной темой карнавала: я знала, что на первой движущейся платформе поедет мэр, вооруженный опрыскивателем.
Он будет брызгать водой на ростовую куклу вируса – здоровенный ярко-красный резиновый шар с пупырышками снаружи и поддувом изнутри. Благодаря уникальным конструктивным особенностям шарообразный «Ковид» сможет то увеличиваться в размерах, то сдуваться, издавая при этом потешный писк. А вирусоборец-мэр будет не слишком меток и при этом щедр, так что под импровизированный душ попадет и счастливая публика. Ароматизированной воды должно хватить – под помостом спрятана целая цистерна…
Откуда я это знала? Нет, информация не просочилась в СМИ. Просто платформу для местной мэрии придумало и построило рекламное агентство «МБС», в котором работаем мы с Трошкиной.
Собственно, наш шеф Бронич дал мне летний отпуск только потому, что я обещала осуществить авторский надзор за проектом в финальной стадии его реализации. Кроме городской мэрии еще два участника карнавала были нашими клиентами: ночной клуб «Клео» и зоомагазин «Лапка».
За «Лапку» я беспокоилась. По задумке, с платформы зоомагазина должны были взлетать дрессированные белые голуби и экзотические бабочки, но в целях экономии их планировалось использовать по минимуму. К эффектным белоснежным голубям в пропорции 1:4 добавили обычных сизых, специально отловленных на улицах, а за поведение этих дикарей никто поручиться не мог. Будет очень нехорошо, если они начнут гадить на панамки мирной публики… Что до бабочек, то их количество должны были зрительно увеличить обрывки цветной бумаги, которыми зарядили специальные пушки-хлопушки.
– О чем ты думаешь с таким напряженным лицом? – спросил Денис, призывно похлопав ладонью по подстилке, разложенной на мягкой травке.
– О тайминге, – честно ответила я. – По сценарию, бабочки идут сразу после хлопушек, но что, если это роковая ошибка? Вдруг бабочки испугаются выстрелов и не полетят? Может, надо было наоборот – сначала бабочки, потом хлопушки?
– Я мало что понимаю в психологии бабочек, – пожал плечами милый, – если только не говорить о ночных…
– Что-о-о?! Да я тебя сейчас…
После небольшой шутливой потасовки мы разлеглись на подстилке, глядя в небо – синее, глянцевое, похожее на перевернутую чашку. Можно смотреть бесконечно…
У Феодосии особые отношения со временем. Его присутствие здесь ощутимо, с ним так и тянет поговорить. Выйдешь на Золотой пляж, сядешь летом у самой воды, зимой подальше от нее – там, где сквозь слюдянисто сверкающий песок пробивается жесткая трава, по-свойски скажешь:
– Привет, Вечность! – И дальше уже только высоким штилем, чтобы со всем уважением и почтением.
Мириадам моллюсков, растертых тобой в золотистое крошево, в рыжие блестки, иллюзию жизни подарит прибой, унеся в изумрудные дали с собой и оставив в жаровне песчаного плёса…
– Давай дальше, – снисходительно шепчет Она.
И ты продолжишь – тут удивительно легко говорить стихами:
Крутолобые горы глядят свысока, лишь твою признавая хозяйскую волю, ведь что они, если не кучи песка? Превращение их занимает века, но веков у тебя – мириады и боле…
– Всё так, – согласится Она и снова задремлет, застынет каменным сфинксом.
Кстати, его вполне можно увидеть. Гора Сфинкс нависает над Агатовым пляжем в поселке Орджоникидзе, Орджо под Феодосией. Огромный буро-золотистый лев с человеческим лицом лежит у самого моря: передние лапы в воде, через спину узким ремешком перекинута тропка – непочтительные человечки слишком много себе позволяют, но не просыпаться же из-за этого, слишком мелок повод, просто ничтожен…
– Эй, ты не спи! – Денис растолкал меня и заставил сесть. – Смотри, уже начинается!
Я проморгалась, пригляделась. Действительно, пробка, образовавшаяся на дороге под нами усилиями неумелых организаторов перешла в другое агрегатное состояние: была совсем твердой, а стала не то чтобы жидкой, но все же текучей.
Обычные автомобили – любых мастей и со всех волостей – полностью слились в боковые улочки. Оставшиеся в магистральном потоке машины имели характерные черты специального транспорта.
Очень специального! В другое время таких четырехколесных коней мигом взяли бы под уздцы бдительные гибэдэдэшники, а их водителей под белы рученьки увлекли бы в сумасшедший дом дюжие санитары…
– Едет груша – нельзя скушать! – восхищенно пробормотал Кулебякин, любуясь самодвижущейся платформой в виде огромного желто-коричневого фрукта.
Самоходная груша, рекламирующая местное садоводческое хозяйство, ползла вслед за платформой мэрии. Хм, а раскошелились аграрии на козырное место, по сценарию-то за градоначальником, побеждающим коронавирус, должны были идти отельеры!
– Жаль, у нас бинокля нет, – посетовал мой милый, с интересом рассматривая супергрушу.
Сбоку в ней имелось круглое окошко, из которого далеко высунулась рисковая гражданочка в тугом трико телесного цвета. Гражданочка, выглядящая совершенно голой, конвульсивно подергивалась и, видимо, именно своими телодвижениями привлекла внимание моего простодушного полицейского друга.
– И что же ты там рассматриваешь? – сухо поинтересовалась я.
– Не могу прочитать, что сбоку написано, – соврал Денис.
Сто процентов соврал, он вообще-то зоркий, как орел.
– Там написано: «Ешьте наши червивые фрукты!» – с удовольствием подсказала я. – Эта баба в трико, если ты не понял, изображает червяка.
– Зачем?!
– Затем, что червяки едят только экологически чистую продукцию, ко всякой химии они и близко не подползают.
– То есть это реклама такая?
– Угу. Не нравится?
– Ой, да что я понимаю в рекламе и червяках…
– Еще меньше, чем в ночных бабочках, да?
Милый опасливо покосился на меня: стукну? Разобижусь? Надуюсь?
Наверное, не помешало бы устроить ему маленький воспитательный скандальчик, но было некогда: показалась платформа ночного клуба, которому писало концепцию участия в карнавальном шествии наше агентство. Ничего особенного, но красиво: в центре композиции – эффектно раздетая девушка на шесте, вокруг нее с полдюжины мускулистых мачо в блестящих трусах.
– Что-то улыбки у них напряженные, – отметил Кулебякин.
– Они там не для веселья, а для страховки, – объяснила я. – На тот случай, если платформа резко остановится и акробатка свалится со своего шеста, как обезьяна с ветки. Парни, между прочим, профессионалы из гандбольного клуба, надеюсь, они не только мяч ловить умеют. Должны поймать и красавицу, если что, специально же тренировались…
– Интересно, как именно они тренировались? – задумчиво и с ноткой мечтательности пробормотал мой милый.
Я сердито подумала, что это, оказывается, то еще испытание – смотреть карнавал с любимым мужчиной.
У них все хорошо, кроме избыточного количества полуобнаженных красоток! Ну почему они все в минималистичных одеяниях? Чуть ли не в фиговых листочках из парчи и шелка со стразами! У одного только коронавируса хороший костюм – совсем закрытый, можно сказать, пуританский. И раздувается так красиво…
«Совсем как ты!» – уел меня внутренний голос.
Я устыдилась и прекратила злобно пыжиться. Ну смотрит мой любимый на полуголых красоток с блестящими прелестями, что с того? Жениться он собирается на мне!
– Через семь дней, четырнадцать часов и тридцать минут, – привычно подсчитала я и перестала нервничать.
– Ого! о‐го-го! – громко восхитился Денис и даже привстал, разглядывая новых участников карнавала.
Вернее, участниц. Спохватившись и осознав риски, милый бросил на меня виноватый взгляд, спешно сел и сделал равнодушное лицо. Я великодушно махнула ему – смотри, мол, мне не жалко – и не стала включать ревнивицу. Сама загляделась!
По улице гусиным клином шли роскошные толстухи – колонна магазина одежды «для больших» «Гулливерсия». Формы у этих дам были такие, что пышнотелые натурщицы Рубенса рядом с ними смотрелись бы анорексичками. Организаторы одели гулливерш в декольтированные платья в пол и, закрепляя эффект, поставили красоток на ходули. В итоге все граждане обычного роста и нормального телосложения в радиусе пятидесяти метров от прелестниц выглядели лилипутами.
– Отличная идея, – отметила я, ощутив укол профессиональной зависти. – И как только они нашли столько артистичных толстух? Небось, предложили какой-то бонус за участие постоянным покупательницам…
– Ой, да зачем им бонусы, эти дамы только рады показать себя во всей красе, – неожиданно заспорил со мной Денис. – Где бы они еще так нарисовались? Без ходулей двести кило живого веса смотрятся так себе.
– То есть коллеги еще и бюджет сэкономили, – загрустила я.
– Ну, не расстраивайся, ваши птички и бабочки тоже ничего!
Зоомагазин «Лапка» не осрамился, я зря боялась – бабочки явились миру по сценарию, не испугались хлопушек. Бабочки испугались голубей, которые вылетели перед ними, быстро сориентировались и расценили появление мотыльков как приглашение к трапезе! Ну, на повторное использование бабочек никто и не расчитывал, они были одноразовые… Хотя жалко, конечно, мотыльков…
Ничего, первый блин всегда комом.
До прославленного бразильского карнавала это праздничное шествие, понятное дело, недотягивало. Организаторы тут были неопытные, участники непрофессиональные, костюмы и декорации слеплены из чего попало, зато и публика собралась неискушенная, а потому благодарная. И энтузиазма у всех было – хоть отбавляй!
После платформ официальных участников, честно заплативших в городскую казну установленный взнос, выдержавших все драконовские требования худсовета и включенных в общий сценарий, пошли-поехали колонны и транспортные средства разных «нелегалов».
Где-нибудь в столицах этих хитрованов быстро бы отсекли, не позволив рекламировать себя на свой манер (на халяву!), но в милом провинциальном городке власти отличались добродушием и терпимостью.
За аккуратными однотипными платформами потянулись самые странные колесницы, среди которых были мини-трактор с прицепом (в нем зажигательно плясали мальчики и девочки в купальных костюмах), винтажный кабриолет с парой громадных плюшевых мишек на заднем сиденье (на одном из медведиков красовалась белая фата) и пони с тележкой, где громоздились увитые виноградными лозами деревянные бочонки.
– Пацанва на тракторе – это экшен пенной дискотеки, – комментировала я для Кулебякина, приехавшего в Крым впервые и слабо знающего местные реалии. – Мишки на «Ролсе» – реклама известного салона свадебной фотографии, бочонки – понятно, с местной винодельни, на них логотип нарисован. А это еще кто? Какой-то колбасный завод?
Я замолчала, с недоумением рассматривая нечто вроде пары огромных розовых сарделек, сцепленных между собой.
– Колбаски? Кгм. – Денис как-то смущенно крякнул. – Ну, ты почти угадала… В каком-то смысле…
– Короче, ты знаешь, что это? – строго спросила я, сердясь и на милого (чего резину тянет?), и на себя (почему он понял, а я нет?).
– Там две машины, судя по конфигурации, «крузаки» или «газели», сверху точно не разберешь, на них декоративные чехлы, – начал милый как-то очень издалека.
– Короче, Склифасовский! – гаркнула я.
– Слоны это! – рявкнул в ответ Денис.
– Розовые? – не поверила я.
Пригляделась: и точно, на ткани имелись линии, складывающиеся в изображение хоботных!
– Один слон как бы ведет за собой другого, да? – Я присмотрелась. – Хм, очень миленько…
– Ведет? Ну, будем думать, что ведет…
Кулебякин определенно что-то недоговаривал! Я сузила глаза и пристально посмотрела на него сквозь получившиеся амбразуры.
– Все тебе надо объяснять, да?! – психанул Денис. – Ну хорошо: это вовсе не про колбасный завод или зоопарк. Это реклама ночного клуба «Розовый слон»!
– И что? – не поняла я.
– Это такой особенный клуб, вот что! Для мужчин нетрадиционной ориентации!
– Что?! – Я опять посмотрела на слонов в плотной склейке. – Фу! Какая гадость… Стоп, а ты откуда знаешь об этом мерзком клубе?
– От братца твоего.
– Не верю! Зяма не такой!
– Это мы с тобой знаем, что он не такой. – Денис вздохнул и принялся собирать в пакет наши пустые жестянки. За слониками, чем бы они там ни занимались, больше никто не пристроился, праздничное шествие заканчивалось. – А местные как увидели Зяму в розовых шортиках и разлетайке с блестками, то сразу же простодушно решили, что он из этих самых… Из слоников… И сунули ему визиточку этого клуба, а уж он ее мне показал… Ну что? Обгоним колонну, побежим на площадь и посмотрим все еще раз – или пойдем домой?
– Домой, – решила я.
По два раза подряд я даже мультики про телепузиков в детстве не смотрела.
Мы без спешки вернулись к себе на гору, на полпути сделав остановку, чтобы посмотреть салют. Наши все уже были дома и спали. Предки, которые теперь именовались пращурами, легко усвоили провинциальную манеру ложиться с курами, а Зяма и Алка быстро выработали у себя привычку укладываться спать в любой момент, свободный от активного родительства.
Мы с Денисом еще немножко посидели во дворе – пили чай и доедали холодный шашлык, а потом тоже отправились на боковую, но уснули не сразу. Слегка тупить на финише насыщенного событиями дня было вполне нормально, но мой жених погрузился в глубочайшую задумчивость. Мне стало интересно, что именно его так впечатлило? Может, он тоже беседует с Вечностью? Хм, это вряд ли…
– Я ж его – да… Или нет? Или все-таки да? – бормотал Денис, сонно таращась на спелую сочную луну в окошке.
Луна была равнодушна, а я – вовсе нет, поэтому осторожно заметила:
– Не знаю, о ком ты, но ваши сложные отношения как-то прошли мимо меня…
– Я вспоминаю, поставил ли в холодильник кетчуп, – объяснил Кулебякин и длинно зевнул.
– Такой шекспировский драматизм из-за кетчупа? – восхитилась я. – Куда до тебя Гамлету!
– Вы с Гамлетом ничего не понимаете, – с понижением звука пробормотал Денис. – Что, если я оставил кетчуп на столе под шелковицей? Ночью придут коты, ежи, еноты, может, даже шакалы, и…
Не договорив, он заснул.
– И – что? – заволновалась я.
Сна уже не было ни в одном глазу! Воображение смелыми мазками, свободно, в экспрессивном стиле рисовало картины разнузданной зоовечеринки с кетчупом… Слоны, наверное, навеяли…
Основания для беспокойства имелись. Ночью певучие коты приходили снова – то ли на запах шашлыка, то ли в поисках благодарной публики… Засев в густом бурьяне под персиками, они сладострастно ныли, стонали – ну сущая цыганщина, только что без бубнов и медведя.
– А давай теперь мы! – азартно предложила я.
– А давай! – охотно согласился Денис.
И мы завыли любострастными котиками, голосистыми, как дуэт Кабалье – Басков. Барклай сначала таращился на нас изумленно, потом неуверенно вякнул и задушевно взвыл, охватив сразу три октавы…
В бурьяне возмущенно фыркнули и затихли. Потом прозвучало обиженное «М-моу!» – и четвероногие цыгане шумно откочевали к соседям.
– Во коты дают! – сонно моргая, выглянул из дома разбуженный громкими вокализами папуля. – Сегодня у них какой-то особый повод, что ли?
– Это они в честь открытия курортного сезона, – сказал Денис и затрясся в беззвучном смехе, как тот потревоженный бурьян.
Ночью поднимается сильный ветер. Недозревшие персики крепкими кулачками стучат в стену дома, сложенного из местного ракушечника. Мелкие звездочки сносит с неба, заметает, как мусор, в травяные колтуны на шерстистом боку горы. Толстокожее серое море слабо ежится, зализывает ранки от звездных колючек, ворочается беспокойно, но не шумит – терпит.
Гора незаметно превращается в волну, меня подхватывает и уносит…
Утро нового дня началось с телефонного звонка шефа.
Я убежала в дальний угол двора, чтобы никого не будить разговором, и там верноподданнически лязгнула в трубку:
– Слушаю, Михаил Брониславич!
Благородное отчество шефа располагает к металлическому лязгу: по-моему, в нем отчетливо угадываются звон мечей и щитов, гром ударов секир о железные шлемы и кастрюльный грохот падения тел в стальных доспехах на булыжные мостовые.
– Доброе утречко, Инночка! Ты же готовишь отчетик по карнавальчику?
У-у-у, дело плохо… Если Бронич злоупотребляет уменьшительно-ласкательными формами, жди беды. Или денег не даст, или работой загрузит…
Я ощетинилась и съязвила:
– Отчетик по карнавальчику будет к вечерочку!
– Чудненько, особо не спеши, я уже знаю, что все в порядочке, клиентики мне звонили, они довольны…
Довольные заказчики – это хорошо. Жаль, что шеф не сказал, кто из клиентиков ему звонил – здешний мэрчик?
Стоп, не о том я думаю. Если все у нас в порядочке, зачем шефику тревожить меня звоночком?!
– А про колхозничков наших ты не забыла ли? – Бронич легко угадал мой невысказанный вопрос и ответил на него встречным: – Послезавтра у нас дедлайнчик по презентушечке, а где твои предложеньица?
– По какому вопросику? – Я нахмурилась, припоминая, обещала ли руководству еще что-то, кроме наблюдения за карнавалом.
Колхознички, наши колхознички…
Бли-и-ин!
Это же агрохолдинг, который заказал нашему агентству комплексную программу продвижения! Коллеги должны презентовать ее клиенту послезавтра, но у нас вышел затык с наружкой. Заказчик хочет, чтобы его реклама присутствовала на пересечении федеральной трассы и регионального шоссе с высоким трафиком, где нет никаких подходящих конструкций. Специально ставить в чистом поле билборды – дорогое удовольствие, да и не быстро это делается…
– Так что с предложеньицами? – надавил Бронич.
Я постучала кулачком по лбу. Думай, Индия, думай! И быстро думай, пока шеф не отозвал тебя из отпуска, поломав все планы, включая матримониальные…
Так, спокойно. Что у нас есть? Перекресток двух дорог в чистом поле. По пути к морю я проезжала это место: степь да степь кругом, путь далек лежит, жара адова, бескрайнее рыжее жнивье похоже на раскаленную медную сковороду, из возвышенностей одни стога… Стога!
– Есть одна идейка, – сказала я шефу. – Поля там чьи, как раз колхозничков наших? Значит, и стога их, правильно?
– Нет, никакие стога растяжку не удержат, – перебил меня Бронич.
Заспорил, но при этом заговорил нормально, без уменьшительных суффиксов, значит, настроен конструктивно!
– Забудьте про растяжки! У меня совсем другая идея. – Я ощутила прилив вдохновения. – Наденем на стога специальные декоративные чехлы! На них нарисуем что-нибудь подходящее, пусть дизайнеры посмотрят ассортимент продукции агрохолдинга… К примеру, один стог – гора домашнего творога, залитого сверху сметаной! Другой стог – груда спелых фруктов! Третий – вигвам из овощей и зелени! А то сено, которое специальными машинами в цилиндры скатано, представим в виде консервных банок! Что там наши колхозники производят? Вроде, и тушонку, и сгущенку…
– И всюду лого агрохолдинга, – забормотал шеф, заглатывая и тут же начиная переваривать мою идею, – и слоган, и адресный блок… Так, а чехлы из чего?
– Можно из баннерной сетки, она дешевая, и под ней сено дышать будет, так что не испортится!
– Умно, а кто нам такое сошьет?
– Пусть менеджеры поспрашивают… А вот я вам сейчас одну фотку пришлю, как раз со вчерашнего карнавала. Там ушлые ребята два автомобиля подобным образом зачехлили, у них эти машины слонов изображали. Ловите картинку! – И под предлогом необходимости отправить фото из памяти мобильного я поскорее закончила чреватый неприятностями разговор с начальством.
Обещанную фотку, конечно, сразу же отправила. И через полминуты получила в ответ СМС: «Узнай у них, где шили и почем». Не получилось совсем уж отвертеться от работы, но ладно, будем надеяться, это не займет много сил и времени.
– Вя-а-а!
Первым из моих родственников, как обычно, проснулся малыш Акимка. Вот кому совершенно не затруднительно вставать с петухами!
Не понимаю, куда с годами девается эта неистовая детская страсть к неурочным подъемам и поздним отбоям? Помню, что и сама искренне ненавидела детсадовский послеполуденный сон, а почему? Сиеста – это же так прекрасно…
– Ой! – Из-за угла, явно двигаясь в направлении летней душевой, вышел зевающий Зяма с полотенцем на плече, вовремя уклонился от столкновения со мной, зато неудачно состыковался с розовым кустом, пошипел немного ужиком и недовольно поинтересовался: – А ты чего тут?
– А ты? – Я демонстративно приставила ладонь к уху. – Ким замолчал, а ты не спишь? Это подозрительно.
– Тсс, не шуми! – Братец пугливо оглянулся. – Проснется папа – и хана!
– Хана кому или чему?
– Моей надежде отвертеться от тяжкого труда! – Зяма осторожно отцепил край дорогих холщовых труселей (полотно из волокон натуральной конопли, ручной пошив, штучная работа, доставка авиапочтой из Австралии) от колючего розового куста. – Вот увидишь, сразу после завтрака папуля объявит общее построение и влепит нам с Денисом наряд на землеройные работы!
– Вы два здоровых молодых мужика, – фыркнула я. – Неужто не справитесь с одной небольшой канавкой?
– С небольшой канавкой? – Красиво очерченные брови Зямы взвились, как крылья чайки. – Ты не видела папулину разметку из колышков и шпагата? Там не канавка планируется, а историческая реконструкция оборонительного сооружения типа «крепостной ров» времен царствования Митридата Евпатора!
– Преувеличиваешь, – хохотнула я. – Но хорошо знаешь историю Крыма, молодец, подготовился.
– Пытался убедить папулю, что строительные работы в этой местности есть натуральный вандализм и вопиющее бескультурье. – Зяма вздохнул и попинал упругими кроксами остатки древней каменной кладки, интересно украшающие маленькую клумбу. – Вот это, чтоб ты знала, руины внешнего оборонительного кольца феодосийской крепости, четырнадцатый-пятнадцатый век, мраморовидный известняк. Средняя высота этих стен была десять метров…
– Как люди строили-то, а? На века! – восхитилась я. И подколола братца: – Бери пример! Ну и лопату в руки тоже.
– Я лучше экскаватор возьму, – надулся Зяма и заспешил к душевой, а через пять минут – я как раз успела сварить себе кофе – он вернулся, раздул ноздри, строго спросил: – Сахар положила? – и сцапал мою чашку, не дождавшись ответа и не спросив разрешения.
Я заглянула в турку – там только гуща осталась, – тихо рыкнула:
– Прибью заразу! – и с ускорением двинулась вслед за грабителем, лишившим меня самого дорогого и необходимого в этот ранний час – законной порции утреннего кофе.
Прихлебывая мой кофеек, Зяма на бодрящем напитке развил приличную скорость, и у меня не сразу получилось его догнать. К тому же путь наш лежал в гору, а я хоть и отличаюсь во всех смыслах хорошей физической формой, но не спортсменка. И не комсомолка. Просто красавица.
– Не пыхти, – сказал мне братец, когда я наконец его настигла, и добровольно вернул мне кружку. Уже пустую! Так что пыхтеть и бухтеть я, конечно, не перестала. – Сделай лицо поприятнее, а то по тебе можно подумать, что мы собираемся взять этот экскаватор не взаймы, а на абордаж.
– Какой экскаватор? – Я выразительно огляделась.
Сегодня мы не попирали ногами степные травы, а обошли чужой участок и заглянули в ворота, вернее, поверх ворот, так как они были закрыты и даже заперты на большой амбарный замок.
– Куда он делся?! – Зяма быстро просканировал взглядом безжизненный марсианский ландшафт чужого участка и расстроился, не увидев экскаватора.
– Улетел, но обещал вернуться? – съязвила я.
– Боюсь, он не вернется, – вздохнул братец. – Видишь, вон там из взрытой земли крышка люка торчит?
– Ты про то круглое и ребристое, вроде черепашьего панциря, только зеленое? – уточнила я.
– Да, да, про него! Это люк септика. – Зяма так печально понурился, будто в сырую землю лег кумир его юности Люк Скайуокер. – Похоже, экскаватор сделал свое дело, и ищи его теперь свищи…
– Я что-то слышала от папули про септик, – припомнила я. – Это не он ли упоминался в святцах в связи с необходимостью копать канавы в нашем дворе?
– Вот именно, – кивнул братец и окончательно загрустил.
– Не кисни, – пожалела я его. – Где-то же взяли экскаватор строители вот этого септика, значит, и у тебя тоже есть шанс. Советую поискать в местной прессе объявления о сдаче внаем строительной техники.
– Хорошая мысль, но сначала придется поискать эту местную прессу…
– Бесплатные газеты в супермаркете, – подсказала я. – Его искать не придется, вчера ты покупал там молоко.
– О, точно! Тогда я пошел за молоком! – Зяма взбодрился и поскакал вниз по лестнице молодым горным козликом.
– Куда это он? – поинтересовалась мамуля.
Она вышла со двора, чтобы исполнить свой ежеутренний ритуал – собрать букетик полевых цветов для украшения стола.
Украшение это вообще-то довольно сомнительное, особенно если учесть, что у папули аллергия на пыльцу сорных трав, но маме главное – поэстетствовать и скомплектовать очередной пыльный веник, его дальнейшая судьба ее не сильно интересует. Бабуля, жалея папулю, как можно скорее выбрасывает мамулины букеты за забор, вот там-то они весьма кстати: у наших соседей слева есть молочная коза с прекрасным аппетитом.
– Зяма-то? – Я посмотрела на пыльные бурунчики, оставшиеся на ступеньках после резвого братца. – За молоком побежал. И за экскаватором.
– Интересный набор, – оценила мамуля. – А зачем нам экскаватор? Зачем нам молоко, можешь не говорить, – папа намерен вечером печь блины.
– Блины – это хорошо. – Я облизнулась. – А экскаватор нужен Зяме, чтобы не копать траншею лопатой. Хотя я считаю, что вдвоем с Денисом они вполне могли бы…
– Без Дениса. – Мамуля покачала головой. – Твой жених куда-то убежал, поднятый по тревоге телефонным звонком.
– В такую рань? – Я недоверчиво поглядела на родительницу. – И ты не знаешь, куда и зачем?
– Он не включил мобильный на громкую связь, – с сожалением сказала она. – Поэтому я не слышала его собеседника, а сам Денис сказал всего три слова…
– Не «я тебя люблю», надеюсь? – нахмурилась я.
– Нет: «да», «понял» и «есть», – хихикнула мамуля. – Полагаю, ему звонило начальство.
– Вот гадство, – выругалась я. – Мы же планировали съездить сегодня на дикий пляж.
– Судьба-индейка. – Мамуля пожала плечами, придирчиво оглядела свой веник и удалила из него какую-то лишнюю травинку. И как только отличила ее от нелишних?
– Гау! – Гордо хлопая ушами, прискакал из полей пес Барклай, повторно гавкнул и выразительным взглядом из-под смешных бровей попросил нас не застопоривать движение: у него по графику был завтрак.
Папуля, добрая душа, собаку кормит раньше, чем людей. По официальной версии, чтобы голодный пес не клянчил куски со стола во время завтрака. На самом деле хлебосольному папуле просто очень нравится наблюдать простодушную собачью радость при виде полной миски. Он нежно любит едоков с хорошим аппетитом. Даже соседской козе из-за этого симпатизирует.
– Всем доброе утро. – Поперечным курсом проследовала бабуля, походя цепко оглядев мамулин утренний веник. – О, сегодня маки, тимофеевка и амброзия? Бася, ты знаешь, что означает на поэтичном языке цветов твой букет? «Умри, родной, страдальчески чихая» – примерно так, по-моему. Дай сюда свой шедевр, я знаю, кому он точно понравится.