Аня Плотникова пришла к ним в третьем классе.
Ни громких фанфар, ни оглушительных литавр, ни герольдов, оповещающих о ее явлении, не было. Даже гроза за окном не шарахнула.
А зря.
Небесные сферы могли бы подать хоть какой-нибудь знак. Не каждый день случаются события, переворачивающие жизнь тридцати человек. И к ним стоит быть готовым.
Предупреждений не было, поэтому класс спокойно гудел, обсуждая только что закончившиеся каникулы. Лето, море, дачи, друзья, враги – все это было важнее стоящей на пороге пухлой девочки с большим красным портфелем в руках и с двумя бантами на куцых хвостиках.
По инерции народ еще сообщал друг другу самые важные сведения на земле, но кое-кто уже начал оборачиваться в сторону двери.
Аня секунду постояла, оценивая обстановку, а потом смело шагнула вперед. Девчонки тут же отметили розовые щеки, чуть вздернутый носик, русые волосы, полноватую фигуру. В общем – ничего особенного. Но по мере того как новенькая шла по классу, пробираясь по изломанному проходу мимо сдвинутых со своих мест парт, мнения о ней менялись. Уверенная, независимая, по сторонам смотрит спокойно, не заглядывает заискивающе в глаза. Села на место, достала тетради, медленно подняла голову.
– А чего на линейку не пришла? – Первая красавица класса Катька Куропаткина хотела спросить вызывающе, чтобы сразу поставить новенькую на место, но то ли от удивления, то ли еще от чего, вопрос у нее получился с ноткой подобострастия.
– Зачем? И так все понятно, – дернула плечом новенькая и улыбнулась. – Речи, песни, первый звонок.
С этого момента и началось царствование Ани Плотниковой.
Вроде все у нее было, как у всех. Но у всех так, да по-другому – чуть больше или меньше, чуть неуверенней или скучнее. Ане достаточно было улыбнуться, и спорящий с ней человек забывал, что он хотел доказать. Ей стоило только встать и выпрямиться, как все уже уступали ей дорогу.
Над ее талантом владеть сердцами, умами и вниманием девчонки ломали голову все семь лет совместного с Аней обучения. Мальчишки от бессилия что-либо понять прятали ее портфель, дергали за хвостики, на физкультуре ставили подножки, толкали в столовой, проливая на нее свои компоты. Но Аня продолжала уверенно шагать по жизни, загадочно улыбаясь и не замечая такие мелочи, как испачканная юбка.
Было что-то в Плотниковой, невольно заставляющее смотреть на нее во все глаза, слушать все, что она говорит, или просто находиться рядом.
С годами эти магические свойства только усиливались. Она, как настоящая звезда, захватывала в поле своего обаяния всех находящихся поблизости одноклассников, друзей, врагов, учителей.
Тогда, в третьем классе, народ сразу почуял недоброе, по мимолетным вибрациям ощутил, что мирная жизнь закончилась.
И первым был Леха Щукин.
– Ничего себе фифа! – присвистнул он, садясь вполоборота, чтобы видеть происходящее в конце класса.
– Круто! – коротко кивнул Сергей Махин, до этого момента пребывающий с Лехой в постоянных контрах: они никак не могли поделить первенство в классе, поэтому иногда еще выясняли отношения на кулаках. Появление Плотниковой их незаметно объединило.
Воодушевленный замечаниями приятелей Валька Шейко заулыбался и крикнул через ряд двум неразлучным Ленкам, Куркиной и Носовой:
– Видели новенькую?
Гул в классе на мгновение затих, и его ехидный вопрос услышали все.
– Дурак! – выразила общее мнение Куропаткина и постаралась как можно милее улыбнуться обустраивающейся за своей партой Ане.
Дальше события понеслись со скоростью учителя, ставящего в школьные дневники заслуженные двойки и колы. Девчонки и сами не заметили, как стали отращивать короткие хвостики, а у кого были длинные волосы, стремились в парикмахерские под острые ножницы мастеров – резать косы и подравнивать челки. На первой же физкультуре все невольно стали копировать Анину походку, чуть вразвалочку, ее манеру на бегу размахивать руками.
– Шоу двойников, – фыркнул Леха Щукин, когда мимо них в очередной раз пронеслась стайка девчонок – впереди бежала Аня, а за ней ровным рядком пять подражательниц.
– Плотникова, эй, не споткнись! – крикнул ей вслед Валька Шейко. Ему еще хотелось свистнуть, но оказавшаяся рядом учительница начальных классов так строго на него посмотрела, что он подавился втянутым внутрь воздухом и закашлялся.
Под ослепительные краски осени, под шелест опадающих листьев, под курлыканье улетающих на юг журавлей, невидимо для глаз в классе разыгралось несколько трагедий. До этого крепкая дружба между Ленками, Куркиной и Носовой, распалась. Плотникова одним движением брови заставляла идти за собой. И вот уже Ленка Носова осталась одна переживать предательство подруги, переметнувшейся к Ане.
Кто, откуда, почему?
Знали только, что из семьи военных. Знали только, что приехала из Питера, что живет с матерью и ее братом, веселым дядей Славой, заходившим за Аней в школу. Знали, что ходит в художественную школу и на гимнастику. Знали, все знали, но ничего не понимали.
Ах, много, много всяких событий случилось. Мели метели, заносили холодным снегом следы чужих слез и обид, весенние ручьи смывали остатки разговоров, теплый ветер разглаживал на девчачьих лбах недовольные морщинки. Класс жил своей жизнью – ссорился, ругался, срывал контрольные и радовал учителей своими успехами.
Постоянным оставалось одно – Аня. Ее умение одеваться, говорить, ходить и даже улыбаться. Своим уверенным спокойным видом она заставляла завистливо вздыхать девчонок и застывать в недоумении парней.
Так прошло несколько лет, и наши герои перешагнули порог шестого класса – полжизни позади, еще столько же впереди.
Неведомо откуда подул в затылок ветерок чего-то нового и неизвестного. Заволновались мальчишки, стали поглядывать на девчонок как-то странно. Но пока все непонятно и путано, а поэтому с удвоенной силой они дергают за косички, режут портфели и портят тетрадки клеем.
«Дураки! – вздыхают девчонки, безуспешно пытаясь отстирать дома вечером чернильную кляксу с любимой юбки. – Примитив! Гориллы!»
Хуже, гораздо хуже! Не найденные еще учеными ископаемые предки утконосов или опоссумов (не важно, кто это, главное, слова-то какие неприятные!) Потому что юбка испорчена безвозвратно, и ее теперь можно отправить на половые тряпки. А завтра что же? Завтра то же самое. У-у-у, ав-стра-ло-пи-те-ки!
И вдруг объявление. Обычный белый листок, где крупными красными буквами написано:
«ШКОЛА ПРИНЦЕСС! СПЕШИТЕ!
НАЧАЛО ЗАНЯТИЙ 15 СЕНТЯБРЯ».
– Тоже мне принцессы, – скривился Щукин, изучив листок сначала сверху вниз, вплоть до двух летящих по нижней кромке бабочек, потом снизу вверх, до фиолетовых вензелей. – Они бы еще написали: «Тыкву и метлу приносить с собой».
– Ага, – кивнул его закадычный (теперь уже) друг Серега Махин. – Школа Гарри Поттера. Принимают слепых очкариков без родословной.
– Дураки! – согласился Валька Шейко и сдернул объявление со стенда, собираясь сделать из него самолетик и отправить в полет по холлу первого этажа.
– Так! – раздалось у них за спинами, и листок, вырвавшись из дрогнувших Валькиных пальцев, спланировал к новым туфелькам, надетым на ноги строгого завуча.
– Жираф, ну, ты как всегда! – кричал минутой позже Щукин, когда троица бежала по лестнице в кабинет истории.
Шейко споткнулся, отстал, потер ушибленную коленку и решил ничего не отвечать. Подумаешь, на завуча напоролся! Как будто в первый раз…
А в классе уже гудело обсуждение – клуб, кружок или неведомое внеклассное мероприятие. Кто пойдет и стоит ли идти вообще?..
Вот тут-то и выяснилась вся правда о Плотниковой – принцесса, как есть принцесса.
– Я обязательно пойду! – сообщила она.
Все еще мялись, боялись показаться маленькими или отсталыми (какие принцессы в наш век?), а она согласилась, не раздумывая.
Аня давно уже сидела в центре класса, на третьей парте в среднем ряду рядом с Леной Куркиной. Хвостики превратились в модную короткую стрижку, а вот обаяние осталось, как и румяные щеки и вздернутый носик.
Щукин, сидевший теперь тоже по центру, прямо за Плотниковой, медленно поднял глаза. То ли ему показалось, то ли солнечный свет внезапно пробился сквозь пыльные окна класса и упал на Анину макушку, только Леха увидел странный блеск у нее над головой.
А что там может сверкать? Ни заколки, ни резиночки. Он даже чуть привстал, чтобы получше рассмотреть. Но солнечный луч погас, и ничего больше в Анькиных волосах не сверкало.
Корона там мелькнула, что ли? Вот они – загадочные сущности истинных принцесс!
Половину урока Щукин просидел, задумавшись, и вдруг с удивлением разглядел торчащий из-за ворота Аниной водолазки белый лоскуток. Какое-то время он рассматривал его, прикидывая, что бы это могло быть, и тут его осенило.
Он перегнулся через парту и дернул за болтающийся хвостик.
– Плотникова! – Восторгу его не было предела. – Ты чего? Наизнанку свитер надела?
Аня тревожно шевельнулась, потянула себя за рукав, пытаясь нащупать шов. Повернула к Щукину мгновенно зардевшуюся щеку.
– Совсем, что ли? – покрутила она пальцем у виска и с тревогой глянула на учительницу. – Можно выйти?
Когда дверь за Аней закрылась, у Лехи в голове созрел гениальный план. Оставшееся до звонка время он обмозговал его со всех сторон и на перемене выдал получившийся расклад.
– Давайте сделаем так, чтобы Плотникова… – Щукин удобней устроился на подоконнике и довольно щелкнул пальцами. – Ну, не знаю… – Он выдал еще пару щелчков и для верности хлопнул в ладоши. – Ну, чтобы она перестала задирать нос. Доведем ее до слез.
– К ней только сунься, она на нас всех девчонок натравит… – Шейко почесал ногу, укушенную поздне-осенним комаром. – Как начнет орать, эти куры нас затопчут.
– Не боись, – довольно жмурился Леха: сидеть под солнцем на подоконнике было жарко. – Мы придумаем что-нибудь такое… Короче, наша возьмет. Мы ее доведем до того, что она сама приползет к нам на коленях просить прощение.
И он смахнул с подоконника скомканный листок бумажки.
– Вот такой мы им футбол устроим! – Серега Махин провел бумажку вокруг себя и отфутболил Вальке. Тот мыском ботинка подбросил ее пару раз в воздух. Хотел сделать это третий раз, но оступился и чуть не грохнулся на идущую по коридору Ленку Носову.
– Ненормальный, – отпихнула его Ленка и с шипением потерла оттоптанную ногу. – Баран!
Серега уже открыл рот, чтобы ответить, но Щукин дернул его за рукав.
– Есть идея! – быстро зашептал он. – Как ты думаешь, что Плотниковой больше всего нравится?
Вопрос был странный. Даже более чем странный. Как можно знать то, что в принципе не доступно пониманию? Как можно влезть в голову этих инопланетян девчонок? А даже если и залезешь, что узнаешь? Дрессировщик, входящий в клетку к хищнику, и тот лучше представляет, что творится под косматыми бровями их подопечных. Дельфины более понятные существа, чем эти создания в юбках.
Приятели переглянулись, потом посмотрели по сторонам, словно на стенах должны были проявиться подсказки, каждый глазами отследил проходившую мимо девчонку, и их взгляды снова встретились.
– Выпендриваться, – вынес свой приговор Махин.
– Да дуры они все! – шумно вздохнул Шейко. Сделал он это так громко, что пробегавшие мимо девчонки захихикали. Валька выразительно повел бровью, мол, что я говорил.
Щукин махнул рукой и уставился в окно.
Все это было не то. Леха посмотрел, как молодняк носится среди опавшей красоты, как взвихряются под ногами разноцветные сухие листья.
– Дуры, говоришь? – Щукин хлопнул ладонью по подоконнику. – Я знаю, что надо сделать, чтобы она перестала выпендриваться.
– В глаз дать, – кровожадно предложил Шейко.
– Выставить ее на посмешище, – смягчил приговор Махин.
– Нет! – Леха снова припечатал ладонь к подоконнику. – Пошли наверх.
– Зачем? – помчался за ним Серега. – А с Плотниковой чего?
– Все будет! – Щукин не спешил делиться своим открытием.
– Звонок скоро! – заволновался Шейко.
– Успеем.
Леха взбежал на пятый этаж и остановился на пороге актового зала.
Зал как зал, ничего особенного. Ряды типовых кресел с порезанными сиденьями, кое-где отсутствие кресла компенсировал не менее дряхлый стул, вид которого рождал воспоминания о войне 1812 года, когда разбитые Наполеоновские войска отступали по старой Смоленской дороге. После них в графских усадьбах оставались как раз такие стулья.
Пыльные серые портьеры прикрывали высокие окна. На узких подоконниках рядом с доисторическими надписями первых учеников школы ухитрялись умещаться фантики и рваные тетрадные листочки учеников нынешних. На стенах висели забытые с позапрошлогоднего праздника мишура, блестки и украшенный разноцветным дождиком восклицательный знак. Под всем этим притулился стенд с информацией о противопожарной безопасности. Сквозь полумрак проглядывалась сцена с ритуальным красным занавесом и белый задник.
– Это подойдет!
Леха одним прыжком вскочил на сцену и исчез в облаках пыли, взметнувшихся из шторы.
– А чего делать-то будем? – Валька чихнул. Потом чихнул еще раз, еще, и, чтобы не упасть, схватился за портьеру. Крепежи наверху предупреждающе затрещали.
– Жираф! – Щукин ткнул пальцем в рыдающего от пыли Шейко. – Все они соберутся здесь, а ты будешь сидеть за занавеской. – Он обвел рукой пустой зал. – И все узнаешь.
Друзья непонимающе уставились на косые ряды кресел.
– И чего? – шмыгнул носом Валька, смахивая со щеки набежавшую от чихания слезу.
– Мы ее расколем! Они придут в эту школу Гарри Поттера, хотя бы раз, но придут. Анька тоже будет здесь, она у них станет главной принцессой. Стоит только узнать, чем они займутся, и, считай, что слабое место Плотниковой у нас в кармане.
– И чего? – Шейко был не против замутить какую-нибудь каверзу против одноклассницы, но сидеть за пыльным занавесом ему не хотелось. Шестым чувством он понимал, что добром это не кончится.
– Ничего! – Леха спрыгнул со сцены. – Надоела.
– Ага! – согласно кивнул Махин, и судьба Плотниковой с этого момента была решена.