Мы поужинали в общем зале гостиницы, а потом поднялись наверх. Сначала я хотел снять нам с Карин отдельные комнаты, но она возразила, что телохранитель не может спать отдельно от охраняемого тела, и я просто снял номер с двумя кроватями.
Она легла в постель, скинув только сапоги. Я последовал ее примеру.
Кровать – это величайшее достижение современной цивилизации после изобретения колеса. А может быть, даже без всяких скидок.
Последнее время я ночевал преимущественно в спальных мешках или стогах с сеном (мою последнюю ночь в прежнем жилище можно не считать), и только сейчас понял, как мне не хватает моей кровати. Как я истосковался по относительно мягкой перине, подушке, теплому одеялу и прочим благам цивилизации.
Разумные существа не должны спать на земле. Это удел животных.
– Ты спишь, Рико? – поинтересовалась Карин.
– Еще нет.
– Я тоже не могу заснуть. Эта постель слишком мягкая для меня.
– А для меня – слишком жесткая.
– У нас с тобой была разная жизнь, – сказала Карин. – Ты привык спать на мягкой перине, а я – на земле. Не возражаешь, если я перелягу на пол?
– Нет, если вам так будет удобнее.
Она тут же перетащила одеяло на пол, оставив на кровати даже подушку. Черт побери, в компании этой девушки я чувствовал себя изнеженным юнцом. Кроме того, мне было неудобно, что я сплю в кровати, а она – на полу.
– Сейчас нормально? – спросил я.
– Вполне, – должно быть, у нее действительно была очень тяжелая жизнь.
– Рука не беспокоит? – перед тем, как мы легли спать, я сменил повязку. Рана под ней выглядела неплохо и обещала зажить без всяких неприятных последствий, вроде нагноения или гангрены.
– Нет. Ты прекрасно знаешь свое дело.
– Это не совсем мое дело, но все равно спасибо.
– Не за что. Спи, красавчик. У нас впереди долгая дорога.
Судя по ритму ее дыхания, она заснула минуты через две после этой фразы. Я так не умею.
Иногда я засыпаю моментально, как только представляется хорошая возможность, а иногда ворочаюсь в постели по несколько часов, стараясь отключиться. Уж не знаю, с чем это связано.
В общем, в этот раз засыпал я долго и мучительно, то и дело переворачиваясь с одного бока на другой. Я даже попробовал считать овец, то это не помогло. Тогда я стал считать ребят, желающих моей смерти. Их было не так много, как овец, но все же набралась порядочная компания.
Интересно, как отреагируют мои старики, когда я доберусь до Бартадоса и вывалю кучу своих проблем на их мудрые и седые головы. Наверное, обрадуются. Они страсть как любят оказываться в кризисных ситуациях и ввязываться в смертельно опасные истории.
Взять хотя бы Мигеля.
В одной опасной истории он потерял левую руку. Удивительно, но ни отсутствие одной конечности ни весьма преклонный возраст не мешают ему входить в десятку лучших клинков Вестланда. Он учил меня драться начиная с того возраста, когда я мог удержать в руках деревянный меч, и не его вина, что я до сих пор избегал пользоваться полученными навыками.
Мигель считает, что любую спорную ситуацию можно разрешить несколькими способами, но сам всегда предпочитает пользоваться силой, утверждая, что этот способ – наилучший. Насколько мне известно, за всю свою долгую жизнь он отступил только один раз, и это отступление до сих пор не дает ему покоя. К сожалению, переиграть он уже ничего не может, и бесится всякий раз, когда я ему об этом напоминаю.
Я могу побить его в трех схватках из десяти. Тренировочных схватках, естественно. Когда дело дойдет до настоящего боя, он даст мне сто очков вперед. Мигель утверждает, что в те времена, когда у него еще сохранялись обе руки, он в одиночку противостоял отряду орков и положил пятьдесят шесть воинов, троих шаманов и одного вождя. Я полагаю, что он немного приукрашивает, но…
Исидро – чародей. Тоже один из самых крутых в Вестланде, хотя его имя мало кому знакомо. В отличие от некоторых представителей нашей профессии, обожающих работать на публику, Исидро предпочитает держаться в тени.
Он научил меня всему, что я знаю, но далеко не всему, что знает он сам.
Эти двое – маг и воин – натаскивали меня с самого детства. Заставляли меня занять активную жизненную позицию. Даже более активную, чем их собственная. Когда я стал чуть постарше, мне это надоело, и я сделал им ручкой, отправившись искать самостоятельной жизни. Что ж, учителям будет приятно услышать о куче неприятностей, которыми закончились мои изыскания.
Мой приемный отец Диего младше любого из них, но, как мне кажется, более мудр. Он вовсе не прославленный воин и не могущественный чародей, и мудрость его чисто житейская. К моим наставникам и их потугам направить меня на путь истинный он относится слегка пренебрежительно и свысока.
Дайте мальчику время, говорит он, и мальчик сам поймет, что такое хорошо, что такое плохо, нарисует для себя картину мира и найдет свое место в этой картине. Подход дона Диего нравится мне куда больше, но его авторитета оказалось недостаточно, чтобы переубедить моих воинственных учителей, и нам пришлось расстаться.
Я скучал по ним все это время, но меня отнюдь не вдохновляла мысль вернуться домой с поджатым хвостом. А что делать?
Утро застало меня на улице.
Я стоял вплотную к стене какого-то здания, на котором, судя по всему, совсем недавно собирался потренироваться в альпинизме.
Я был в той же одежде, в которой ложился спать. Босые ноги болели то ли вследствие моих попыток скалолазания, то ли просто потому, что улица была усыпана мелкими камешками и глиняными черепками от разбитой посуды.
Карин сидела на корточках в нескольких шагах от меня с невозмутимым лицом. Рядом с ней на земле стояли мои сапоги.
– Доброе утро, – сказал я.
– Вижу, ты снова вернулся в свою голову, красавчик, – сказала она, холодно улыбнувшись. – Еще немного, и я начала бы тревожиться.
– А что было? – полюбопытствовал я.
– Я надеялась, ты мне расскажешь. Ты припадочный или что-то в этом роде?
– Что-то в этом роде, я полагаю.
– А ты не считаешь, что телохранителю стоит рассказывать о фортелях, которые ты способен выкидывать в бессознательном состоянии? – поинтересовалась она.
– Считаю, – сказал я. – Мне стыдно. Простите меня, пожалуйста.
– Сначала я хотела бы услышать объяснение, – сказала Карин. – И пусть оно будет внятным и убедительным.
– Э… я попробую, – сказал я. – Могу я сначала обуться?
– Конечно. Нам стоит убраться с улицы, а лучше – сразу из деревни, пока люди не начали задавать вопросы. Сам понимаешь, в нашем положении мы должны избегать излишнего внимания, а не привлекать его твоими эксцентричными выходками.
Интересно, все головорезы женского рода могут использовать в своей речи слово «эксцентричный»? Какие тайны Карин скрывает в своем прошлом?
Я надел сапоги и мы поспешили на конюшню, где оставили своих лошадей. С конягами было все в порядке, их почистили и накормили.
В конюшне я заметил, что Карин морщилась от боли, забрасывая седло на спину своей лошади и затягивая подпруги, но от предложенной мною помощи она отказалась.
– В тот день, когда мне понадобиться твоя помощь чтобы оседлать лошадь, можешь начинать писать мой некролог, красавчик, – отрезала она и стремительно запрыгнула в седло.
– Как скажете, – пробормотал я.
С конюхом я расплатился еще вчера вечером, а Карин забрала из гостиницы все наши вещи, так что ничто не задерживало нас в этой деревеньке, и мы отправились в путь. Когда поселение исчезло из поля видимости, Карин снова потребовала от меня объяснений утренним событиям. Мне не хотелось оказаться битым собственным телохранителем, и я решил рассказать ей правду. По крайней мере, ту ее часть, которая касалась моих провалов в памяти.
– Только сначала расскажите, что вы видели этим утром, – попросил я.
– На рассвете ты вскочил с кровати и бросился на улицу, – сообщила она. – Я проснулась от того, что ты об меня споткнулся, и решила посмотреть, все ли с тобой будет в порядке. Ты выбежал на улицу, даже не надев сапог, и устремился к колокольне. Похоже было, что ты решил на нее взобраться, на самый верх, к колоколам, но почему-то собирался сделать это по внешней стене, игнорируя наличие внутренней лестницы. Чего ты на самом деле добивался от этой колокольни, красавчик?
– А какое у меня было выражение лица?
– Абсолютно дикое, – сказала она. – Было похоже, что тебя нет внутри твоей головы, но не создавалось впечатление, что там присутствует кто-то другой. Скорее, она была абсолютно пуста.
– Значит, это была колокольня?
– А ты не знал?
– Э… Когда я вернулся в свою голову, мне было не до рассматривания архитектурных подробностей. А когда я проснулся, колокола били?
– Точно, красавчик. Тебя возбуждает колокольный звон?
– На самом деле, это довольно запутанная история, – сказал я.
– Попробуй меня удивить.
– Видите ли, для того, чтобы объяснить, что со мной происходит, я должен сначала рассказать, чем зарабатываю на хлеб. Я – чародей.
– Я знаю.
– Откуда? – удивился я. Не помню, чтобы рассказывал ей о своей профессии. – Опять прочитали по глазам?