Кеша любил всё живое. Увидит в траве возле речки лягушку, поймает, посадит на ладонь и любуется. Она холодная, лупоглазая, в разноцветном ореховом фраке. Кеша видит, как разбегаются по спинке золотистые линии. На брюшке и передних лапках желтые полянки с тёмными пятнами, на задних лапках фиолетовые и изумрудные полосы. Словом, та ещё модница!
Кеша смотрит на неё, улыбка так и тянет рот во все стороны. Он сидит на корточках и ждёт, когда лягушка сама спрыгнет с ладони в траву и направится к речке, чтобы нырнуть в воду и забиться под корягу от нахала.
Но Кеша не нахал, он просто любопытный и добрый. Колька, его дружок из города, не верит, что лягушку запросто можно поймать в траве.
– Врун, она вовсе не сухопутная, живет в воде.
– Она земноводная! Слышал о таком? Весной мечет икру где-нибудь в тихой заводи. Целые тенёта развесит. Головастики из неё выклевываются и растут в воде. Потом лягушка любит путешествовать по лугу. Собирает своим длинным язычком всяких насекомых. Ты со мной не спорь. Я за всем тут наблюдаю.
Колька раньше тоже жил в деревне, недалеко от Кеши. Теперь в городе, но часто с отцом приезжает на речку рыбачить, дышать добрым свежим воздухом и жарить шашлыки.
– Я бы тоже знал, если бы не город. Зато ты ни разу не был в зоопарке в Роевом Ручье. Вот где насмотришься всякого зверья и птиц.
– Ничего, побываю, посмотрю. Только лучшего места, чем речка Бузим с полянами и лесами, нет. Слышишь трель жаворонка? Чудо, как хорошо поёт. На моей поляне живёт несколько птах. Я даже два гнезда нашёл. В одном пять яичек голубеньких с пятнышками, во втором четыре. Почти как воробьиные.
Мальчишки прислушались. Точно, с неба к ним прилетела заливистая трель.
– Скоро самка сядет на яйца. Выпарит птенцов. А сейчас она от восторга в небе трепещет. Снесла яичко и запела.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, она только по утрам поёт. А солнце припекать начнет, прячется в траве. Кормится семенами да всяким гнусом. Куры у нас тоже утрами несутся. Спрыгнет с гнезда и кудахчет. Хвалится о прибытке. Ладно, разговоры в сторону. Не люблю болтать языком на рыбалке.
Мальчишки уставились на поплавки в ожидании поклёвки. Вдруг Кеша встрепенулся, тревожно озираясь по сторонам.
– Ты чего?
– Дымом пахнуло, пал кто-то пустил!
– Это отец мой костер запалил, он же выше нас рыбачит, возле машины. Шашлык решил готовить.
– Нет, дровяной дым так не пахнет. Это трава прошлогодняя пластает! – Кеша вскочил, выбежал на крутой берег реки, где лежала его поляна с жаворонками. На ней густое и косматое разнотравье, не выбитое с лета скотом и не скошенное косарями. Поляна огромная, в несколько гектаров. И точно, как угадал Кеша, кто-то поджег от дороги траву. А может, сушь затлела от брошенной сигареты, и теперь огонь взялся стеной, густо дымя, двигаясь к реке.
– А-а! – завопил Кеша. – Паразиты, подожгли мою поляну! Гнёзда, гнёзда погорят, яички сжарятся.
Кеша заметался вдоль речного обрыва. Вот он скатился к речке, схватил котелок, в котором любил тут же на берегу варить уху, зная, что в воскресный день к обеду придут к нему младшая сестрёнка с мамой. Они усядутся на траву, разбросят рушник, выставят чашки, нарежут хлеба, лука-батуна, а Кеша поднесет парующую в котелке, запашистую уху из пескарей, ельцов, ершей и окуней. Знатная уха, наваристая из стольких-то сортов рыбы! Да и обильная.
Сейчас в котелке был утренний улов. Кеша опрокинул его. Рыбёшка затрепыхалась в осоке.
– Ты чего, Кеша? – раскрыл было рот Колька.
Кеша зачерпнул в котелок воды и метнулся по косогору на поляну.
– Гнёзда спасать!
– Как? – донесся испуганный Колькин голос.
Кеша бежал по поляне к первому, только ему известному гнезду. Вот оно, старательно свитое жаворонками из былинок, прикрытое стеблями пырея, упавшими снопом на землю. На дне пух, мягкий и теплый, где красовались пять крохотных яичек. Кеша полил вокруг гнезда водой из котелка. Что дадут эти капли в море травы? Он снова бросился к реке, а огонь приближался. Ветер слегка переменился и гнал страшную языкастую стену с юга, но и с запада огонь бушевал и наступал, грозя взять в кольцо юного натуралиста. Кеша не видел опасности. Он снова зачерпнул воды и закричал Кольке, что стоял на высоком берегу и глазел на пожар:
– Чего стоишь, помогай!
– Чем помогать, у меня садок!
– А-а, – махнул рукой Кеша и помчался к гнезду, снова облил вокруг, но понял, что усилия его не помогут. Тогда он принялся лихорадочно срывать вокруг густую траву и отбрасывать в сторону, уничтожая пишу для огня. Смерч угрожающе надвигался, оставляя после себя чёрную, обугливающуюся землю. Кеша знал, что после пала через пару недель сквозь гарь пробьются многочисленные шилья травы, и к середине лета она встанет буйно. Но знал и другое: пал свободно перекинется в белоствольный лесок, как это бывало в других местах выше и ниже его облюбованного места на реке для рыбалки. В этих рощах, по рассказам старшего брата, водились зайцы-беляки. Он ставил зимой силки и приносил добычу домой. Мех в эту пору крепок, брат шил из шкурок прекрасные шапки. Теперь заяц в местных лесах редкость. Одни выгорели, другие ушли от этой жути. Были и лисы, куропатки, гнездились горлицы, токовали глухари. Остались только одни мыши-полёвки да суслики. Настоящий Чернобыль или Фукусима.
Слева на взгорке появился всадник на белом коне. И сам он был белый. Остановился, окинул взором бегущий пал. Кто там в центре? Мальчишка из котелка поливает траву принесённой водой. О, безумец, да разве такой шторм огня остановишь каплями! Что же он делает дальше? Рвёт траву! Зачем?
И догадался, спасает гнездо! Но увидел всадник опасность. Огонь охватывал поляну с двух сторон, а теперь заворачивает и от реки. Берёт юнца в кольцо. Будущего воина и мужа, продолжателя рода. Из груди всадника вырвался вопль отчаяния, он вознёс руки к небу и пустил белого скакуна в сторону пламени. Как на крыльях, перемахнул через стену огня. Колька потом клялся, что видел крылья у скакуна! Всадник стремительно подлетел к неистовому мальчугану, нагнулся, ухватил за руки и вырвал из наступающего огненного моря к себе в седло. И снова скакун перелетел стену огня, опустился на гарь. И Колька видел, как перед скакуном метались несколько жаворонков.
– Дядя, что вы наделали, я спасал гнездо жаворонка! Я обрывал вокруг траву и накрыл гнездо котелком.
Всадник ничего не ответил. Только Кеша увидел в его очах голубой свет, свет добра. Всадник ссадил мальчугана на чёрную землю, по которой пронёсся пал, и молвил:
– Поступок твой велик, и дела твои станут велики во спасение жизни! – И ускакал.
Кеша долго и завороженно смотрел ему вслед, не понимая, кто это был. Потом очнулся, глянул в ту сторону, откуда вырвал его белый всадник, и увидел, что пал скатился к реке и там, треща кустарником, глох. Кеша, что есть силы, бросился к оставленному гнезду, к котелку, поднимая чёрную пыль. Огонь почти не тронул низко сорванные стебли травы. Крохотный жёлтый островок отливал золотом среди мёртвой, но ещё стонущей поляны. Кеша подхватил котелок, он был горяч. Отбросив его в сторону, мальчик уставился на гнездо. Оно уцелело, уцелели и пять слегка голубеньких в крапинку яичек.
От счастья Кеша засмеялся, из глаз его хлынули слезы счастья. Подбежал Колька.
– Они живые, Колька, яички живые! Жаворонок выпарит птенцов, я видел, как они летали надо мной! Надо только слегка замаскировать гнездо.
Колька молча лупал глазами, ощерив рот, согласно смотрел на Кешу.
– А что же второе гнездо? Сгорело? – Кеша поднялся и побежал к месту, только ему известному. Пропетляв с полминуты по гари, он упал на колени. Гнездо погибло, голубенькие в крапинку яички почернели и от жары лопнули. Кеша собрал остатки на ладонь и, показывая Кольке, рыдающим голосом сказал:
– Колька, яички сгорели, птенцов не будет. Какой-то плохой человек погубил много жизней. Поклянись, что никогда не бросишь в траву горящую спичку!
Колька клялся, а Кеша испачканной гарью рукой растирал по щекам бегущие горькие слезы.