На прошлый День благодарения друзья пригласили меня к себе на праздничный обед. За столом я сидела рядом с другим гостем – терапевтом. Услышав, что я антрополог, он повернулся ко мне и вежливо осведомился об исследовании, которое я провожу. Я была в нерешительности: как ответить – промолчать ли о многолетнем изучении брачных игр обезьян и моем нынешнем исследовании овуляции у людей или же бросить темы моей работы на стол рядом с картофельным пюре и начинкой для индейки? Я решила, что мой сосед по застолью взрослый человек и, будучи врачом, наверняка знает о человеческой анатомии достаточно, чтобы не испытать неловкости из-за моего ответа. Поэтому я начала объяснять: «В настоящее время я работаю над вопросом овуляции – знают ли женщины и их партнеры-мужчины, когда происходит овуляция». Он положил вилку. Я знала, что он либо извинится и выйдет, либо повернется к соседу по другую руку, либо углубится в разговор со мной. Он выбрал последний вариант. «И что нам даст эта информация? Как это связано с антропологией?» – спросил он. Я пояснила, что некоторые антропологи утверждают, будто в отличие от многих других приматов, таких как шимпанзе, у которых есть большие розовые набухания, сигнализирующие о способности к воспроизведению, у женщин овуляция скрыта. Этот факт мог оказать значительное воздействие на эволюцию брачного поведения человека в последние несколько миллионов лет. Мужчина, озабоченный тем, чтобы стать отцом, должен был охранять свою партнершу все время, чтобы быть уверенным, что она не вступила в отношения и не зачала с кем-то другим. Это может быть одной из причин распространения парной модели взаимоотношений полов у человека. Или же женщина могла бы схитрить, заставив мужчину заняться сексом, когда она не была способна к воспроизведению, опустошая таким образом запасы сперматозоидов, которые могли бы быть использованы для оплодотворения других женщин. Мы продолжили разговор, рассуждая о возможной роли мужчин и женщин в формировании отношений полов, какими мы их знаем сегодня. Тем временем слово «овуляция» как будто проплыло вдоль обеденного стола, похлопало каждого из гостей по плечу и приземлилось на наполовину разделанную индейку. Внезапно я осознала, что все гости за столом замолчали. Все повернулись в мою сторону, слушая мой монолог о половом поведении наших человеческих предков. Мне показалось, единственное, что я могу сделать в этой ситуации, – открыть обсуждение этой темы.
«Вы знаете, когда у вас происходит овуляция?» – спросила я хозяйку дома. Она ответила: «Ну конечно же!» Каждая из присутствующих женщин ответила «да», или «нет», или что она об этом раньше особо не задумывалась. Одна молоденькая девушка не знала, что такое овуляция. Когда мы объяснили, она призналась, что чувствует в середине цикла что-то, что могло бы указывать на овуляцию. У меня не нашлось достаточно мужества, чтобы спросить присутствующих мужчин, знают ли они, когда у их партнерши происходит овуляция, но этот вопрос был у меня на языке. Как антрополога меня больше всего интересует эволюционный аспект данного вопроса, но мне также интересно, как это биологическое событие может тонко влиять на текущие отношения. Я очень хотела спросить сидящие за столом пары, влияла ли когда-нибудь каким-то образом осведомленность, что у женщины происходит овуляция, на их планы совершить половой акт. Использовали ли они знания об овуляции, чтобы избежать беременности или, наоборот, достичь ее? Могла ли я спросить такое в непринужденном разговоре за тыквенным пирогом? В тот момент этот выбор сделала за меня хозяйка дома, элегантно сменив тему разговора. Бросив быстрый взгляд на своего старшего сына, она сказала: «Если бы женщины действительно знали, когда у них происходит овуляция, кое-кто не сидел бы за этим столом».
События этого вечера показали мне две вещи. Во-первых, большинство людей не знают, как устроена их сексуальная биология. Наше понимание того, откуда берутся дети, связано главным образом с методами контрацепции – и многие из нас не разбираются даже в этом. И секс, процесс, в результате которого появляются дети, является для нас столь же таинственным. Уверена, многие из присутствующих в тот вечер не смогли бы объяснить, почему им вообще хочется заниматься сексом. Во-вторых, этот случай еще раз подтвердил для меня, что всех завораживает тема секса и размножения. Например, просто произнеся слово «овуляция», я смогла перенаправить мысли 12 голодных гостей, которые должны были бы выбирать, какую часть индейки им хочется съесть, в русло биологии размножения. И у каждого нашлось что сказать. Интересно, какова была бы реакция, если бы я затронула тему оргазма?
Эта книга – о взаимоотношении полов в человеческом обществе или сексе, потому что нас всех привлекает этот предмет, и тем не менее у нас нет четкого представления о его происхождении. По определению, эта книга также затрагивает процесс воспроизведения человека, потому что дети это и есть биологическое последствие секса человека, как это происходит у всех видов, размножающихся половым путем. Но, поскольку наш вид мотивируется не только биологическими импульсами, я должна рассмотреть секс и с точки зрения нашей культуры.
Странно, что мы многое знаем об окружающем нас мире и так мало о нашей сексуальности и биологии размножения. Как мы можем существовать как биологический вид, выбирать партнера на всю жизнь, принимать важные решения о том, чтобы завести детей или быть разумными взрослыми, если мы не понимаем основ нашей сексуальной биологии? Познать самих себя с сексуальной точки зрения – кажется, это значит постичь одно из самых интригующих чувств в жизни – стремление спариваться. Еще более странным кажется тот факт, что в нашей культуре мы пытаемся замять тему, которую едва понимаем. В западном обществе секс попадает в поле нашего зрения на каждом шагу – фотографии молодых парней в нижнем белье, занимающие несколько страниц журнала; длинноногие модели, возлежащие на капотах блестящих новеньких автомобилей, соблазняющие нас тратить с трудом заработанное; сексуально откровенные журналы на прилавках, привлекающие наше внимание; комики, всегда способные вызвать смех зрителей непристойной фразочкой; сценарии сериалов, где диалоги героев приправлены сексуальными намеками, чтобы не дать нам сбежать от экрана к холодильнику. Наши современные средства информации, по утверждению некоторых, отождествляются с сексом. В каком-то смысле средства массовой информации лишь пользуются замешательством, которое вызывает сексуальность в нашей культуре и повседневной жизни.
Думаю, что одна из основных причин, почему нас цепляют пикантные истории и откровенные изображения, это то, что мы, осознанно или неосознанно, используем их для оценки самих себя. Фотографии, рассказы и заголовки – это средства оценки для решения важного вопроса – нормален ли я? В этом плане средства массовой информации оказались более полезны, чем это предполагалось. Наши сексуальные мысли и действия настолько интимны и так редко обсуждаются на публике, что, когда поп-культура выставляет сексуальность на всеобщее обозрение в журналах и на телеэкранах, мы не можем не сравнивать свою жизнь с этими картинками. В нашей (американской) культуре, с ее ханжеским викторианским наследием, для обсуждения сексуальности не так уж много возможностей, нас вводит в транс необходимость говорить об этом открыто даже с близкими друзьями. В результате создается замешательство. Где-то в подсознании, там же, где возникают эти сексуальные мысли, мы понимаем, что сексуальность – это всего лишь часть жизни, такая же, как употребление пищи и дыхание. Но в то же время наша культура говорит нам, что все связанное с сексом имеет оттенок чего-то запретного. Мы признаем, что нормальные здоровые люди занимаются сексом, но кажется, что либо они не должны получать от этого удовольствия, либо, если же получают, они должны хотя бы испытывать по этому поводу чувство вины.
Противоречивое отношение американцев к сексу делает его трудным предметом для серьезного изучения. Когда я говорю кому-то, что пишу книгу об эволюции человеческой сексуальности, я выслушиваю самые разные комментарии. Некоторым становится очень неловко, и они быстро меняют тему. Другим интересно все, что мне удалось открыть, но они задают вопросы с ухмылкой и сальным взглядом. Одна из подруг даже рассказала мне длинные истории своих сексуальных похождений в надежде попасть в книгу. Признавать и обсуждать секс в разумном ключе нам сложнее, чем любую другую человеческую деятельность, потому что мы на самом деле не знаем точно, какое место в нашей жизни занимает секс. Секс – это личная тайна, и в нашей культуре неведомые силы устроили заговор, чтобы он таковой и оставался, что только усиливает ощущение таинственности. Но возможно находиться в ладу с собственной сексуальностью, занять здоровую позицию по поводу этого нашего фундаментального поведения. Я думаю, мы должны поместить нашу сексуальность в подходящий контекст помимо того контекста, в который помещает его поп-культура.
В этой книге я намереваюсь рассмотреть секс с научной точки зрения. Я иду по следам многих других ученых и популяризаторов, изучавших секс до меня. Альфред Кинси и его коллеги были первыми, кто провел первое масштабное исследование американских сексуальных практик и отношения к сексу в 40-е годы ХХ века[1]. Хотя сегодня многие высказывают критику в адрес их трудов, эти исследования остаются наиболее надежной шкалой сексуальности человека. В 1960-х Уильям Мастерс и Вирджиния Джонсон начали детальное изучение физиологии сексуальных реакций человека[2]. Их последователи сделали их методы более точными или развили их идеи, но работа Мастерса и Джонсон остается наилучшим описанием того, как человеческое тело реагирует на сексуальные стимулы. Позднее Шир Хайт позволила мужчинам и женщинам написать о своей сексуальности, не ограничивая их научными обозрениями, опросниками или анкетами. В ее книгах «Отчет Хайт» и «Отчет Хайт о мужчинах»[3] звучат нестесненные голоса, рассказывающие о месте секса в повседневной жизни. Несколько исследований, среди которых особенно заслуживают внимания «Отчет Янусов»[4] и «Секс в Америке»[5], задокументировали современные американские практики и отношение к сексу в попытке отследить так называемую «сексуальную революцию» и влияние СПИДа (синдрома приобретенного иммунодефицита) на секс в Америке.
Но многое все еще остается неизученным, а наше человечество, кажется, бежит от этого немаловажного знания, вместо того чтобы искать ответы. Мы так мало знаем о сексуальности, потому что подход нашего общества к этой теме очень ограничен. Мы часто останавливаемся в поисках ответов на самые основные вопросы о сексе, как, например, почему нас так интересует сексуальная жизнь других людей или почему мы спешим судить о том, что нормально или ненормально в сексе. Как если бы в вопросах секса нам было достаточно поверхностных ответов. Я считаю, что достичь понимания физиологической реакции, которую описали Мастерс и Джонсон, или разработать шкалы оценки, как это сделали Кинси и Янусы, недостаточно. Поэтому книга «При чем здесь любовь?» – это попытка вывести исследование секса из чулана, снять его с академического пьедестала и вписать его в один ряд с другими схемами поведения, составляющими многообразие человеческой жизни. В конце концов, половой акт и стремление к сексуальному удовлетворению – это универсальные черты нашего вида и часть нашего животного существа, которая вместе с остальной нашей природой и позволила нашим предкам выживать на протяжении миллионов лет.
Но что же представляет собой человеческая природа? И, что более важно в контексте данной книги, как эволюционировала наша сексуальная природа? Существуют уникальные черты человеческой анатомии и психики, образующие каждого индивида нашего вида. Прежде всего, мы знаем, что мы относимся к приматам, отряду, включающему в себя лемуров, обезьян, человекообразных обезьян и людей. Как приматы, мы являемся потомками небольших млекопитающих, обитавших на деревьях, и большинство отличительных черт нашей анатомии перекликаются с нашим наследием древесных обитателей. Например, как у всех приматов, у нас прекрасное зрение, чтобы прыгать с дерева на дерево, и очень гибкие руки, чтобы хвататься за ветви. Изучение других приматов на самом деле может быть весьма познавательным, особенно когда речь заходит об основных образцах нашего поведения. Поскольку мы близкие родственники, то, что делают они, и то, как они себя ведут, часто перекликается с тем, что делаем и как ведем себя мы, и наоборот. На самом общем уровне поведения все приматы, включая людей, очень социальные животные. Мы живем в группах различного размера и, по определению, должны взаимодействовать с нашими соратниками через соперничество и сотрудничество. Мы ссоримся и затем миримся, мы заводим дружбу и развиваем преданность, формируем альянсы и встаем на чью-то сторону. Кроме того, приматы демонстрируют чрезвычайную озабоченность родством; принятие пищи, защита и социализация чаще всего происходят между родственниками. Детеныши всех видов приматов очень зависимы и требуют усиленной заботы. Широкое разнообразие систем половых отношений в различных человеческих культурах можно встретить также и среди наших родственников-приматов. Другими словами, мы можем использовать наши знания о других приматах, чтобы ответить на вопросы об эволюции нашего собственного поведения. Эта информация поможет определить, какие черты и виды поведения присущи исключительно человеку, а какие являются частью основного чертежа, по которому созданы и мы, и наши сородичи-приматы. Моя цель – изучить людей в широком зоологическом контексте, как животных, в особенности как приматов. Я часто обращаюсь к этому контексту в обсуждении биологической основы сексуального поведения человека.
В то же время так же важно рассмотреть человека, стоящего отдельно от других видов. Мы разумные животные, пытающиеся понять самих себя, и до сих пор не ясно, обладает ли какое-либо животное такой же степенью осознанности. Мы развили сложную систему социального взаимодействия, называемую культурой, которая служит посредником нашей биологической природы. Это одновременно является и преимуществом, и проклятием. Мы можем решать, следовать ли нашим биологическим позывам, не позволяя внутренним голосам взять верх. В то же время мы забываем о гибкости этой культурной оболочки. Мы ставим знак равенства между нашим личным поведением, или тем, что продиктовано нашей культурой, и тем, что представляют собой люди, или какими они должны быть, игнорируя разнообразие человеческого опыта и поведения. Путешествие в другую страну иногда кажется настолько экзотическим, потому что мы сталкиваемся с привычками человеческого общения, которые не «вписываются» в наше представление о поведении человека. Например, в Индонезии мужчины держатся за руки с мужчинами, а женщины с женщинами, но вы никогда не увидите на публике физического выражения привязанности между мужчиной и женщиной. Поначалу западным людям неловко наблюдать, как однополые друзья держатся за руки или обнимаются, потому что в нашей культуре такая степень физического контакта означает гомосексуальность пары. Но ясно, что существует множество способов выражения нежности и наши западные традиции – лишь одни из многих. Проблема заключается в том, что часто эти личностно или культурно обусловленные шоры мешают нам интегрировать традиции других культур в общую картину человеческого поведения. Чтобы учесть это, важно изучить и признать обычаи, принятые в других культурах. Эта более глобальная точка зрения особенно важна при обращении к основам полового поведения человека. То, что является обычно «нормальной» сексуальностью, может очень сильно варьироваться, преломляясь через призму других культур.
В книге «При чем здесь любовь?» я рассматриваю культурную часть полового поведения человека прежде всего и в основном с точки зрения западной культуры. Это культура, в которой я выросла и которую лучше всего знаю. Но я включаю, где это возможно, сравнения и с другими культурами. Десмонд Моррис в своей революционной книге о человеческом животном «Голая обезьяна»[6] очень точно показал, что сравнения с изолированными небольшими культурами не очень-то полезны в понимании общей картины человеческой природы. Такие «вымирающие» культуры являются неудачниками генетического фонда человека, утверждает Моррис. По его мнению, мы должны обратиться к более успешным культурам, чтобы увидеть, какого результата достигла основная часть человеческой природы. В каком-то смысле я с этим соглашусь, но я также думаю, что изолированные или маргинальные культуры помогают нам понять гибкость человеческой сексуальности. Поэтому я включила в книгу примеры того, как другие народы выражают свои сексуальные позывы, если это дополняет тему. Эта гибкость в сексуальных практиках, конечно, является одним из самых интересных аспектов человеческого вида. Обращаясь к другим культурам, мы расширяем поле для сравнения с другими представителями своего вида. Мы находим универсальные черты нашей сексуальности – озабоченность сексом, получением оргазма, поиском нескольких партнеров, как находим и отличия. Например, в большинстве западных культур гомосексуальный половой акт у мужчин считается ненормальным или даже отвратительным. И тем не менее во многих племенах других стран молодые люди должны в том или ином виде вступить в отношения, которые мы бы назвали гомосексуальными, прежде чем они полностью вступят в жизненный цикл зрелости. Если рассматривать это с точки зрения гибкости сексуального поведения мужчин, ни положительное, ни отрицательное отношение к мужской гомосексуальности не представляется правильным или неправильным с моральной точки зрения – приемлемость этого акта определяется культурным контекстом. Кроме того, другие культуры дают нам знания о месте секса в жизни общества. В некоторых группах женщинам разрешается вступать во внебрачные отношения, тогда как в других женщин изолируют от заинтересованных мужских глаз. Баланс сил мужчин и женщин часто определяет то, кто контролирует сексуальность той или иной культуры. Например, поколения западных женщин выросли под влиянием мужской викторианской этики, утверждающей, что женщины не получают от секса такого удовольствия, как мужчины. Женщинам пришлось пережить сексуальную революцию в 70-х годах ХХ века, чтобы понять, что же такое женская сексуальность. Это только один из известных примеров того, как тип общества влияет на то, как мы воспринимаем нашу сексуальную жизнь. И очень важно, чтобы мы смогли отмести эти культурные наслоения и увидеть общую сексуальную природу, лежащую в основе этих ограничений общества. В этом смысле мы являемся культурными личностями, ищущими внутри себя биологическое животное.
Чтобы понять, что заставляет нас действовать как сексуальные животные, мне придется начать сначала, около 3,5 миллиона лет назад, когда первые человекообразные существа появились в Африке. Глава первая фокусируется на эволюции человеческой сексуальности на протяжении переходных периодов длиною в миллионы лет. Как мы можем понять сексуальное поведение человека, не зная истории его эволюции? В конце концов, привычки нашего брачного поведения эволюционировали со временем, и их стойкость объясняется эволюционными причинами. На протяжении предшествующих поколений люди противоположного пола сформировали некую неуловимую связь, которая обеспечивает зависимого детеныша человека безопасной и питающей средой. Но парные, или так называемые «моногамные» отношения между мужчинами и женщинами это в лучшем случае шаткий временный компромисс. История эволюции показывает, что моногамная система – это сравнительно недавнее изобретение, которое последовательно нарушается и, как показывает наше современное поведение, вообще может оказаться несостоятельным.
Глава вторая переносит нас в настоящее время, и это очень сексуальное время. Люди отделили секс от размножения и используют сексуальность по совершенно различным причинам. Стремление к сексу можно определить на самом базовом уровне – как средство передачи генетического материала. Но если смотреть глубже, в том, как это стремление выражается, используется и воплощается, в большой степени замешана биология. У наших тел есть ряд механических реакций на сексуальные намеки. В этой главе прослеживается путь сексуального влечения от психологического импульса до пика, заставляющего сердца биться чаще.
Половой акт и то, что под ним подразумевается для разных полов, исследуется дальше в главах 3 и 4, где я рассматриваю сперва женщин, а затем мужчин. Моей целью не является описать физиологию мужчин и женщин. Меня интересуют старые убеждения о нашей сексуальности и то, как эти убеждения меняются под влиянием науки. Мужчины мотивированы к сексу не больше, чем женщины. При должной стимуляции женщины могут достичь оргазма так же быстро, как и мужчины. Менструация может и не быть «проклятием», а сперматозоиды живут своей жизнью. То, что мы знаем о нашей сексуальности сегодня, отличается от того, что мы знали даже 20 лет назад. Сегодня женщины в западной культуре более свободны с сексуальной точки зрения, у нас больше знаний о том, как работает женская репродуктивная система. Мужчины тоже пережили своего рода освобождение. Теперь мы знаем, что не все мужчины стремятся к сексу на каждом шагу; в их импульсах есть гибкость, а в их реакциях – вариативность.
Мужской и женский пол снова объединяются в главе пятой, потому что наше биологическое наследие заставляет многих – но, конечно же, не всех – найти подходящего партнера и мириться с ним или с ней достаточно долго, чтобы зачать отпрыска. И это должно быть сделано в рамках определенной сложной семейной системы, социальной группы, экономической и политической системы и культуры. В главе пятой я обращаюсь к множеству исследований, появившихся в последнее время, посвященных выбору полового партнера, проведенных в основном психологами и социобиологами. Эти труды выразительно демонстрируют, что мы выбираем партнеров не случайно – и конечно, не всегда делаем наилучший выбор.
Никакая современная книга по сексуальности человека не будет законченной без обсуждения гомосексуальности. Что это – выбор стиля жизни? Биологическая необходимость? Психологическое отклонение? В главе шестой я рассматриваю, какой вклад внесла наука в политизацию гомосексуальности. Поскольку гомосексуальность является универсальной чертой нашего вида, пора признать ее частью человеческой природы.
В отрыве от гормонов и генов, ведущих большинство животных к размножению, наше сексуальное поведение расцвело многообразием проявлений. Чаще всего наш половой акт не имеет ничего общего с размножением. И мы как никто смогли расширить категорию «секс», превратив ее во что-то более многообразное и разностороннее, нежели у большинства других животных. Мы произошли от двуногих обезьян, обитающих в саваннах, а теперь работаем на заводах или за компьютерами. Мы больше не собираем еду, а ходим за покупками в удобные супермаркеты или едим то, что предлагает нам фаст-фуд. Мы все еще иногда используем секс в качестве средства размножения, но наша сексуальная жизнь также претерпела некоторые трансформации. Дети могут быть зачаты в пробирке, сперму можно получить от анонимных доноров, а у женщины есть возможность зачать, даже если у нее началась менопауза. Также не вызывает сомнения, что ВИЧ – чума, передающаяся половым путем, – имеет огромное влияние на то, как люди ведут половую жизнь. Над каждой постелью теперь нависает угроза возможной болезни и смерти. Это новое влияние, биологическое по происхождению и культурное по распространению, которое нужно учитывать в поисках сексуальной природы человеческих существ. Существуют менее серьезные культурные изменения, которые могли бы оказать влияние на дальнейшее развитие схем нашего полового поведения: сайты знакомств, секс по телефону и онлайн. Эти влияния, вместе взятые, позволяют предположить, что взаимоотношения полов у наших потомков могут в значительной степени отличаться от секса наших предков. В последней главе книги предложен взгляд в будущее человеческой сексуальности, каким оно видится на сегодняшний день.