– Сережка! Вот смотри!
На Сергея, лежавшего на диване с пультом от телевизора, посыпался денежный дождь. Купюры, мягко ссыпавшиеся ему на грудь и живот, были новенькими, хрустящими. Он лениво улыбнулся. Небрежно скомкал деньги и протянул жене:
– Не отказала, стало быть?
– Нет! Даже посочувствовала! Чаем напоила! С таким дерьмовым, скажу я тебе, печеньем! Мы с тобой такое печенье в нужде не кушали. Теперь-то… – И Мила счастливо рассмеялась. – Ну что теперь?
– А что теперь? – Он резко сел, протянул руки к жене и шевельнул пальцами, как если бы звал ребенка. – Теперь мы с тобой осуществим задуманное, детка. Нам и не хватало-то всего ничего. Ты даже лишку у Машки взяла. Иди ко мне…
Мила с разлету опустилась на его коленки. Обняла за шею, уткнулась губами в щеку. От мужа пахло модной туалетной водой и дорогим лосьоном для бритья. Она обожала этот дорогой запах. Обожала своего мужа, который вопреки всем предсказаниям не стал неудачником. Обожала все его затеи, результатом которых стали резко поднявшиеся доходы в их семье. Бизнес бизнесом, а подпитка не помешает. Так любил приговаривать Сережа, сворачивая в тугую трубочку доллары после очередной удачной операции.
Бизнес недавно они продали. Так что если Машка вознамерится проверить, автосервиса, где Сережа был хозяином, она не найдет. И квартиры, которую они купили, тоже нет. Они ее благополучно продали. Загвоздка в машине, правда, оставалась. И еще в ребенке.
Машину Сережа категорически отказался менять. Она его устраивала. А ребенка просто-напросто у них не было. Решили пока не спешить. А коляска с ребенком, с которой Машка их однажды с Сережей увидала, была соседской. Попросил человек присмотреть за девочкой, чего не помочь!
Машу они в тот день еще издалека заметили. И решили немного подразнить, разыграть сцену абсолютного семейного счастья. Та стояла, не двигаясь с места. Значит, проняло.
– И еще как! – фыркала потом весь вечер Мила. – Я ее знаю как облупленную! Вместе росли, вместе из города родного свалили. Вместе в коммуналке комнату снимали. Я ее очень, очень, очень хорошо изучила.
– Ну, раз ты так ее хорошо изучила, давай придумаем что-нибудь, – загорелись тогда у Сережи азартным огнем глаза. – А? Малыш? Что скажешь?
– Не знаю… Надо бы все узнать для начала о ней, а тогда уж…
И она начала за Машей следить, собирать о ней информацию. По скупым крохам собирала. И поначалу, год, наверное, они вообще не знали, куда и что применить.
– Все как-то мелко, Мил, как-то пусто, – морщился Сережа недовольно. – Корчила из себя твоя Маша, корчила, а ничего в итоге не представляет. Ну, никакого интереса!
А потом интерес неожиданно появился. И они загорелись, и стали придумывать. Столько придумали!
Вариантов было много. Один другого лучше, но Сережа решил не спешить.
– Погоди, детка… – шептал он ей, прижимая к себе в кровати. – Чую, что-то интересное должно у нее вот-вот произойти. Как говорит мой любимый классик: чую, мы на грани грандиозного шухера, детка!
И не ошибся ее прозорливый муж, так и неоцененный по достоинству ее подругой Машей.
– Вот теперь можно на нее немного нажать соплей, детка, – перелистывая фотографии, на которых везде была Маша, задумчиво обронил Сережа неделю назад. – Выставишь меня подонком и так далее, ты все знаешь, короче, и дави, дави. Пару тысяч легко можно с нее под слезу поиметь. Она сейчас подавленна и растерянна. Это то, что надо.
Все прошло замечательно! Мила казалась искренней даже самой себе. Маша оказалась сговорчивой. И даже поцеловала ее в макушку, когда Мила пила чай на ее кухне с ее дрянным печеньем. В этот момент она снова всхлипнула. Но не от горечи или стыда, а от душившего ее смеха.
– Куда она убрала расписку, видела? – Сережины пальцы скользнули под кофточку, погладили по спине.
– Видела.
– Ну… Через месячишко, думаю, надо будет наведаться к ней в гости. Расписочку аннулировать. Ага? – Заученным движением он стащил с нее кофточку и принялся путаться в застежках на юбке.
– Все как всегда.
Мила закрыла глаза. Она млела, когда Сережа ее раздевал. Именно так вот – грубо, неумело, когда пуговицы отрывались, а материя трещала. Иногда нарочно надевала платья и брюки со сложными застежками, чтобы он распалялся и нервно с нее все срывал.
Он был грубым и необузданным. А она податливой и слабой. Как в ее любимом кино! Душа и тело млели! Мечты сбываются…
– А чего через месяц? Чего так рано, Сережа? У нас год в запасе.
Она мягко отстранила его руку и отцепила крючок на юбке. Юбка была любимой. Дорогой! По ошибке надела, когда к Машке отправилась. Но та, кажется, даже внимания не обратила на эту деталь. Сочувственно качнула головой, рассматривая ее стоптанные старенькие сапожки и вытершийся на молниях пуховик. А вот юбку-то проглядела. И блузку, которую ей Сережа из Германии привез год назад. Не рассмотрела Машка, что под пуховиком на подруге было надето. Упивалась собственным благородством. Даже в макушку поцеловала, так ее разобрало.
– Малыш, ты же знаешь, я не люблю затягивать.
Он вытер о ее плечо вспотевший лоб, швырнул ее на диван, на подушки, навис сверху – крепкий, жадный, агрессивный – мужчина ее мечты.
А Машка еще смела утверждать, что Сережа лузер! Что сопьется и пропадет. И она вместе с ним. Дура, ха-ха!
– Через месяц, детка, – захрипел Сережа, наваливаясь сверху. – Через месяц, и не днем позже.
Она зажмурилась и прошептала:
– Я все сделаю, как ты скажешь, милый. Все решу. Не впервые…