Мертвеца я нашел на обочине, у западной кромки леса, в последний день охотничьего сезона. Блики вечернего солнца, играющие изумрудной листвой, лишь на мгновение скользнули к земле и осветили то, что издали казалось обычной кучей мусора. Позволили разглядеть среди кустов очертания человеческого тела.
Притормозив, я оглянулся на Густава. Он неподвижно сидел на заднем сиденье и, кажется, не произнес ни слова с начала поездки. Обычно это не удивляло – болтливостью мой помощник не отличался.
Но сегодня в его молчании мне виделась неприятная истина, на которую последние годы я упорно закрывал глаза. Густав сильно сдал, ему необходима замена.
Поэтому, увидев труп, я ни секунды не сомневался.
Я вылез из машины, подошел к мертвецу и внимательно осмотрел. Почти свежий, без явных признаков разложения. Смерть наступила едва ли больше суток назад.
Он лежал на животе, повернув голову в сторону шоссе, мутным взглядом уставившись на серую полосу дороги. Бледное лицо запачкано грязью, рот и подбородок в засохшей крови.
Перевернув тело, я пожалел, что не взял с собой Густава. Или, хотя бы, не захватил перчатки. Живот, грудь и ноги мертвеца покрывала омерзительная корка из крови, ошметков земли и листьев. Где можно было так измазаться? Полз он, что ли? Я посмотрел вглубь леса и увидел примятую траву, потемневшую от крови землю. Действительно, полз. И долго. Кровавый след тянулся насколько хватало глаз. Упорный, видать. Был. Надеюсь, эти качества пригодятся ему и после смерти. Я обернулся на машину, кажущуюся такой близкой, и покачал головой.
У тебя почти получилось, парень. Еще пара десятков метров, и ты выполз бы на дорогу. Немного удачи, и кто-нибудь подвез до больницы. Впрочем, удача давно тебя оставила. Иначе ты не оказался бы здесь в таком жутком виде. И уж, конечно, не встретился со мной.
Вернувшись к машине, я попросил Густава помочь. Глядя, как он неуклюже выбирается из автомобиля и, пошатываясь, идет к мертвецу, я понял, что он вряд ли протянет до конца недели. Я больше не могу поддерживать в нем жизнь. Пришло время снова хоронить друзей.
Я никогда не смеялся над смертью, хоть и очень давно перестал ее бояться. Даже обладая властью поднимать мёртвых, не научился относиться к ней легкомысленно. Слишком тесно переплетается смерть с болью и отчаянием, которые всегда достаются живым. И даже спустя много лет тяжёлым грузом лежат на душе мои собственные потери.
Густав возвратился, неся на плече бездыханное тело. Я помог ему спрятать мертвеца в багажник и снова залезть на заднее сиденье. С его куртки в машину посыпались комья земли, и я мысленно записал в список дел на сегодня заехать на автомойку. Едва я сел за руль и включил зажигание, Густав заговорил.
– Значит, скоро, – произнёс он свистящим прерывистым шёпотом. Из-за травмы гортани он постоянно коверкал слова, и я не сразу научился его понимать. Звук его голоса прошёлся по коже ледяными иглами, заставив снова ощутить подступающую неизбежность.
– Да, Гус, скоро. – Я ободряюще улыбнулся ему в зеркало заднего вида.
– Ты помнишь, что ты обещал?
– Помню. Я отвезу тебя во Францию, на кладбище Пер-Лашез и похороню в могиле твоей матери. Я сделаю так, Густав. Чего бы мне это ни стоило.
Он кивнул, откинулся на спинку сиденья и не шевелился до самых ворот охотничьего клуба.
– Птицы нет. – Бородатый охранник равнодушно покачал головой, когда я протянул разрешение. – Надо было приезжать раньше. Уже все отстреляли.
– Мы ненадолго.
Охранник недовольно нахмурился и хотел сказать что-то еще, но внезапно почувствовал невероятную усталость. Я забрал у него ровно столько жизненной силы, что все его помыслы свелись к долгому крепкому сну. И возиться с двумя припозднившимися охотниками на тетерева расхотелось. Он махнул рукой и скрылся в темноте крошечной бытовки. Я же заехал на опустевшую стоянку и припарковался в самой дальней ее части. Забрал с заднего сиденья рюкзак с инструментами и велел Густаву следовать за мной. Пока он доставал труп, я оглядывал окрестности, пытаясь уловить вибрации биополей обитающих в лесу созданий. Найдя то, что нужно, кивнул Густаву, и мы углубились в лес.
Шли около часа, избегая указанных на карте маршрутов и троп, по глухому сумрачному лесу.
Почувствовав приближение живого существа, я дал Густаву знак остановиться. Он бросил мертвеца на землю и замер под деревом, безмолвный и безразличный к происходящему, даже в последние мгновения своей жизни.
Несколько минут я прислушивался к тишине, пытаясь угадать направление, откуда появится зверь. И одновременно разглядывал мертвое тело. Средний рост, темные волосы, невыразительные черты лица. Из него получится идеальный подручный, когда я закончу ритуал. Неприметный. Незапоминающийся.
Но сначала нужно найти того, кто отдаст ему свою жизнь.
Олень, кабан, волк. Любое животное, чей срок жизни превышает десять лет и чей вес сопоставим с человеческим. Жизненной силы такого зверя восставшему хватит на долгие годы. Если, конечно, не заставлять его прыгать с крыши и останавливать поезда. И вполне вероятно, он станет моим последним помощником. Уже сейчас, в начале XXI века, найти никем не замеченный труп – большая удача. Каждый день сотни людей умирают от разных причин, и лишь немногие удостаиваются чести покинуть этот мир без свидетелей. Вокруг слишком много глаз – и человеческих, и электронных. И с каждым годом скрываться от них все труднее. Поэтому я и тянул так долго с заменой Густава.
Ночь стремительно опускалась на лес, и я занялся мертвецом. Соединил руки перед собой, сконцентрировался. И когда воздух между ладонями стал нестерпимо горячим, направил поток энергии на мертвеца, прогревая тело и возвращая подвижность мышцам и суставам. Через несколько минут тело обрело податливость, кожа мертвеца стала теплой, черты лица немного смягчились. Теперь он выглядел значительно лучше. И если бы не жуткая бледность и грязь, его можно было принять за спящего.
Я надел перчатки и попытался расстегнуть на мертвеце куртку. Молния, задубевшая от земли и засохшей крови, долго не поддавалась, но в конце концов разошлась с громким чавкающим звуком. Моим глазам открылось печальное зрелище. Торс и живот мертвеца были покрыты глубокими ранами. Я насчитал четырнадцать разрезов, нанесённых, по всей видимости, армейским ножом с широким зазубренным лезвием. Неприятная смерть. Меня всегда удивляло стремление людей к изощренному истреблению себе подобных. За восемь столетий, что я наблюдаю за ними, человеческая суть не изменилась. Им всегда нравилось топить друг друга в крови. Что ж, если восставшему удастся вспомнить, кто сотворил с ним такое, – я дам ему возможность отомстить.
Я достал из рюкзака ножницы, медицинские иглы и катушку шёлковой нити. Разрезал на мертвеце футболку и зашил раны плотными тугими стежками.
Из самых глубоких разрезов все еще сочилась кровь. Значит, он умер совсем недавно. Тем лучше для меня. Не придется обучать элементарным вещам.
Я отложил инструменты и занес руки над головой и телом мертвеца. Забрал последние, едва ощутимые искорки жизненной силы, что еще оставались в клетках организма, высосал досуха жизнь из бактерий и микроорганизмов, останавливая неизбежный процесс разложения. Довел тело и почву под ним до состояния абсолютной биологической смерти – полной медицинской стерильности. Теперь оставалось только ждать.
Спустя минуту или две справа послышался треск валежника. Кто-то осторожно шел через лес, легко ступая по отсыревшей траве.
Моя неизбежная необходимая жертва.
Я замер на месте, боясь неосторожным движением спугнуть животное. И вскоре увидел мелькающие среди деревьев рога. Олень. Его тревожный внимательный взгляд блуждал по стволам и кустарникам, пытаясь отыскать в темноте возможного врага. Он выглядел как напряжённая стрела, готовая вот-вот сорваться с тетивы. Один случайный звук, и он бесследно исчезнет в чаще. Я дождался, когда он подойдёт ближе, и начал потихоньку вытягивать из него силу. Почувствовал, как она перетекает из его сильного тела в мое, принося зверю сперва лишь лёгкую усталость. Расслабленность, переходящую в желание остановиться и лечь на траву. Движения оленя стали медленными, тяжёлыми. Он неуверенно переступал ногами, потряхивал головой и фыркал. Но вскоре уступил охватившей его дрёме и улегся на землю.
Я позвал Густава, велел ему перенести тушу поближе к мертвецу. Хотел поделиться энергией и с ним, но не решился. Он давно уже стремился уйти и воспринял бы мое желание помочь как попытку задержать его в этом мире. И мне не хотелось омрачать его последние часы недоверием. Поэтому я просто смотрел, как он взваливает оленя на плечо и несёт сквозь кустарник. Я отметил и бережность, с какой он опустил оленя на землю. Словно ощущал разницу между живым и мёртвым телом. И своей осторожностью выражал сочувствие тому, чью жизнь я собирался прервать.
Густав отошёл в сторону, и я начал ритуал. Я чувствовал, как энергия проходит сквозь меня, опустошая одно тело и наполняя другое. Видел, как шерсть оленя слегка подрагивает в такт его дыханию. Радужные искры мелькали перед внутренним взором, рождая блаженство, переходящее в эйфорию. Весь мир сузился до размера искрящегося живительного потока. Он был горячей волной и в то же время ледяной бездной. Мягким бархатом и колючим ветром. Началом и концом. Жизнью и смертью. Вечностью и…
– Что же ты делаешь, сволочь!
Нестерпимо громкий крик разорвал тишину на тысячу осколков, скомкал безмолвие, оглушил, вонзился в сознание. Сияние потока исчезло. Я почувствовал жесткий удар по затылку, от которого внутри головы словно что-то раскололось. Кости черепа будто разошлись в стороны, и в образовавшееся пространство хлынула тьма. Бесконечная, как сама Вселенная. И такая же равнодушная.