Чем умнее я становился, тем отчётливее понимал, что беспросветная моя глупость не имеет пределов. Весь романтический флёр слез с меня, как старая змеиная кожа, ещё тогда, когда я вернулся из Лондона. А уж после того, как расформировали ЦУАБ и я остался в полном одиночестве и непонимании своего положения, мне смешно стало вспоминать себя тем, кем я был до встречи с Ильёй. Наивный мальчишка, начитавшийся приключенческих историй и представлявший себя всепобеждающим героем нового романа. Мир оказался прочнее. Миру было плевать на то, что напридумывали себе такие, как я, или Марина, или Илья… Казавшаяся несокрушимой организация обрушилась в один день. Казавшиеся прочными связи разорвались от малейшего дуновения ветерка.
Первые три дня после своего возвращения я был пустым сосудом, медленно заполняемым окружившей меня реальностью. В основном я только лежал часами, потом вдруг вскакивал, хватал телефонную трубку и начинал набирать номера́, первые же, что всплывали в памяти: номер мамы, номер начальника в Перволучинске, домашний номер Миронова, который тот передал мне после последнего нашего разговора. Судорожно крутя диск на телефоне, я всякий раз замирал, не решаясь набрать последнюю цифру. Я не мог ни с кем говорить. Мне просто нечего было сказать, будто я разучился складывать в логичные предложения свои разрозненные мысли. Я бросал трубку и снова ложился. Потом опять вскакивал, ошарашенный какой-нибудь невнятной идеей, и начинал собираться. Куда? Да хоть куда-нибудь. Мои бесхитростные маршруты пролегали через безымянное озеро, через бытовку в заброшенном карьере, через почту, в которую я не решался войти. Я видел, с каким удивлением и тревогой смотрит на меня из окна Даша Сазонова, прячась сразу, как только мой взгляд выделял её между цветастыми занавесками.
Однажды, выломав из окна несколько приколоченных досок, я забрался в пустующий дом Марины. Пытался отыскать там хоть какие-то следы её пребывания. Но внутри, кроме затхлой сырости и толстого слоя пыли, ничего не было. В этот дом уже долгое время не ступала нога ни хозяина и ни гостя. К вечеру я возвращался домой и снова усаживался напротив телефона, точно ждал, что он вот-вот мне что-нибудь скажет.
Звонок раздался рано утром, спустя дней десять после моих бессмысленных метаний из угла в угол. Я выскочил из постели как ужаленный. Посмотрел на часы: половина пятого. Из отделения в Перволучинске звонить не могли, никто из начальства раньше десяти на работе не появлялся, да и вообще там все будто позабыли о моём существовании. Схватив трубку, я тут же уронил её на пол. Следом за ней полетел и сам аппарат, извиваясь закрученным пружиной чёрным проводом.
Я матерно выругался, поднял трубку, уже не ожидая услышать в ней ничего, кроме гудка. Однако гудка не было. После некоторой паузы я услышал сиплый мужской голос.
– Алексей Константинович? Алло! Вы здесь?
– Здесь, – с замирающим от волнения сердцем ответил я.
– Капитан Дымов вас беспокоит, – продолжил спокойный, уверенный голос. – Извините, что так рано. Но дело срочное.
– Капитан Дымов? – переспросил я, перебирая в голове все знакомые мне фамилии. – А вы из какого отдела?
На несколько секунд снова повисла пауза.
– Федеральная служба безопасности, – сказал незнакомый мне капитан, и прозвучало это как-то недобро.
– Вот как? Чем могу быть полезен?
– Не могли бы вы подъехать на опознание в судебно-медицинский морг. Это в Перволучинске. Знаете, где он находится?
– Морг? – В одно мгновение всё перевернулось во мне.
«Илья? – пронеслось в голове. – Нет-нет. Быть такого не может! Да и что мне опознавать? Можно подумать, что федералы не знают в лицо Илью. Но…»
Я попытался разогнать нахлынувшие на меня мысли, но они продолжали свой натиск на ослабевший от переживания разум. Я уже был уверен, что этот звонок связан именно с Ильёй, словно Дымов прямым текстом прошептал мне в ухо его имя.
– Это мужчина? – в полной беспомощности пролепетал я.
– Приезжайте. На месте узнаете. Если хотите, могу прислать за вами машину.
– Нет. Не нужно. Я подъеду. Я знаю, где это.
– Поторопитесь. Выезжайте прямо сейчас.
– Да. Я вас понял.
В трубке раздался гудок.
Капля пота скользнула по носу и гулко шлёпнулась о телефонную трубку. Теперь мне хотелось разбить аппарат о стену, настолько я за эту минуту успел его возненавидеть.
«Ну что же, – подумал я, – по крайней мере, через пару часов в моей жизни настанет хоть какая-то ясность. Ясность… Да какая такая ясность?! Тьма сгущается всё плотнее, а я думаю о чёртовой ясности! А может, и вовсе нет никакого трупа? В морге просто наденут на меня наручники. Ведь арестовали же людей из нашего филиала. А я чем их лучше? Очень даже удобно – ведь в случае чрезвычайного развития обстоятельств никуда потом и тело моё не придётся прятать. По месту назначения, так сказать, сам и приеду. Господи! Что за бред я несу?! Но если задуматься, то пускай уж лучше меня».
Путь до перволучинского судебно-медицинского морга занял чуть больше часа. Всю дорогу я не мог ни о чём думать. Хотя, нет… Навязчиво вертелась одна мысль. Самым краешком напуганного рассудка я искал повод как бы случайно, как бы невзначай повернуть не в то время и не в том месте. Вот прямо посреди оживлённого городского потока, на скорости шестьдесят… Этого достаточно, чтобы перестать чувствовать пустоту? Глупости. Какие глупости. И какое малодушие. Отчего у меня только эти два варианта: в морге Илья или морг для меня самого́? Может, существует и третий. Может… Но все эти «может» выглядели ещё страшнее.
Благополучно добравшись до приземистого, похожего на кирпич здания морга, я небрежно припарковал «уазик», выпрыгнул из кабины и подбежал ко входу. Дверь была заперта́. Я надавил на кнопку звонка. Только через минуту мне открыли. Судя по всему, вышедший встретить человек и был звонившим мне капитаном. Поверх гражданского костюма на плечи у него был накинут светло-зелёный халат.
– Алексей Константинович? – спросил он.
– Да.
– Дымов, – представился он и протянул для приветствия тяжёлую руку. – Пройдёмте.
По длинному душному коридору, пропахшему формалином и хлоркой, мы прошли к облезлой двери, на которой висела табличка с надписью «Прозекторская».
За этой дверью нас встретил судмедэксперт, не посчитавший нужным представиться.
На двух массивных секционных столах посередине просторного помещения лежали, покрытые простынями, два тела. Одно нормального размера, а другое совсем маленькое.
«Неужели ребёнок? – снова пронеслась у меня в голове тревожная мысль. – Но тогда…»
Я не знал, что значит это моё «тогда». Просто странным виделось соседство предполагаемого Ильи и этого малыша. Или второе тело никак не связано с первым?
– Вы готовы? – спросил Дымов, пристально всматриваясь в моё лицо.
– Да.
Капитан кивнул головой, подавая знак судмедэксперту.
Тот привычным движением откинул простыню, и от неожиданности я отпрянул назад, едва удержавшись на подкосившихся ногах.
Передо мной лежало тело Марины.
С трудом совладав с собой, я выбежал в коридор и присел на первую же скамью, попавшуюся мне на пути. Мёртвое лицо Марины продолжало стоять у меня перед глазами. Я машинально махнул рукой, словно хотел смахнуть со стола фотографию.
Вслед за мной вышел и Дымов.
Он сел справа от меня и тяжело вздохнул.
– Можете сказать, кто это? – по-прежнему спокойным голосом просипел он.
– Марина.
– Марина? А фамилия её вам известна?
– Худякова.
– Марина Худякова, – повторил Дымов. – Каким образом она была связана с ЦУАБом?
– А вы не знаете?
– Нет. Иначе зачем бы я стал спрашивать? Лицо прогнали по базам. Ни в одном из филиалов такая не числилась. Откуда вы её знали?
– Она – мой ангел. Была… ангелом. Что с ней? Хронокапсула?
– Да.
– Сколько времени мертва?
– Как минимум неделю.
Я уткнулся лицом в ладони и покачал головой.
– А другое тело? Собака?
– Можно сказать и так. Вы и с собакой знакомы?
– Это был её фамильяр. А с ней что?
– Погибла от истощения. Вы были близки? С Мариной.
– Да. Очень близки.
– Сочувствую. – Из уст Дымова это прозвучало искренне. – А вы ожидали увидеть кого-то другого? Вы спрашивали о мужчине.
– Думал, что это Илья.
Капитан напрягся и внимательно на меня посмотрел.
– Когда вы последний раз виделись с Ильёй? – спросил он.
– Давно. Сейчас кажется, что в другой жизни. Вам что-нибудь известно о нём?
– Вы же понимаете, – тихо промолвил Дымов, – что при всём желании я не могу делиться с вами такой информацией. Я и так слишком много уже сказал.
– Но он хотя бы жив? Это вы можете сказать?
– Хотелось бы, – словно для самого себя произнёс капитан. – Значит, в последние дни после вашего возвращения он с вами никаким образом не связывался?
– Нет.
Я заметил, что Дымову хочется сказать что-то ещё, что-то очень важное и даже, может быть, имеющее прямое отношение к Илье. Но он молчал, с каждой секундой всё больше хмурясь.
– С вами захочет поговорить майор Лебедев.
– Это кто?
– Мой шеф.
– И что ему нужно? Кажется, я сказал всё, что знаю.
– Это по другому вопросу. Сами доберётесь до нашей конторы или подвезти?
– Сам. И… спасибо за сочувствие. Я могу идти?
– Разумеется, – сказал Дымов и встал, протягивая на прощание руку. – Будьте осторожны, Алексей, – добавил он. – И удачи в новой реальности.
Я не совсем уловил смысл последней его фразы, но всё же сказал «спасибо», пожал руку и направился к выходу, чувствуя на своей спине пристальный взгляд капитана.
А Дымов в этот момент снова погрузился в воспоминания. В ту их часть, где заканчивалась история с Кристаллом. Сам он при этом уже не присутствовал, но о проведённой без него операции знал всё в мельчайших подробностях.
Точка в поисках была поставлена в две тысячи двадцать четвёртом. Операцию по захвату Универсума готовили целых три года, при этом потребовалось подключить международные структуры, поскольку действовать предстояло на территории другой страны.
От прерывателей, посылаемых в две тысячи двадцать седьмой и внедряемых в среду строителей и инженеров, было известно, что центром управления Купола служила постройка, затерянная на Корсике. В шести километрах на запад от Аяччо, в лесах, зажатый между двух скал, располагался просторный дом. Если идти от него ещё дальше на запад, то через три километра упрёшься в пляж Де Севани, малолюдный и вполне пригодный для того, чтобы без особых помех отдохнуть небольшой компанией.
Дом этот, не заметный ни с какой стороны, на вид хотя и вполне обыкновенный для курортной Корсики, внутри всё же имел очень много особенностей, которые неискушённому гостю могли показаться не только неуместными, но и в какой-то степени фантастическими. В самом его центре, окружённый причудливого вида стеклянными перегородками, располагался круглый зал, в середине которого будто висел в воздухе такой же круглый стол, настолько чёрный, что, казалось, поглощал собою весь свет, льющийся из-за фасадных окон и тысячекратно отражённый теми самыми перегородками. Равномерно по периметру стола были намертво вкручены в пол не менее причудливые кресла. Из столешницы к потолку конусообразно тянулись пять металлических стержней, а сам потолок больше походил на огромную линзу, слегка тонированную, но всё же позволяющую увидеть небо. Такие же стержни тянулись от столешницы вниз и уходили глубоко в землю.
Пятнадцатое августа две тысячи двадцать седьмого года было особенным днём. Вовсе не потому, что всё Аяччо с заполонившими его улицы туристами праздновало в очередной раз день рожденья Наполеона. Нет. Главное событие в тот день должно было произойти здесь, в этом самом доме со странным залом. В 12:03 над всей планетой предполагалось развернуть Купол. Однако за двадцать минут до часа икс произошло непредвиденное: из кейса, за семью печатями хранимого в сейфе, исчез Кристалл. И как оказалось, исчез он вовремя, потому что в те же минуты за окнами послышались выстрелы – начался штурм здания, целью которого был захват Кристалла и ликвидация всех, находившихся в круглом зале.
Хорошо, что в этот раз Дымов не участвовал при захвате, иначе наверняка все шишки свалились бы на него. Разумеется, при первой же возможности он предупредил бы Илью о готовящемся захвате. Но если это сделал не он, то кто? Известно, что сдавшим секретную локацию агентом был Козырев. Да-да, тот самый Козырев, который неожиданно для всех переселился в будущее. Но вот кому удалось перехватить Универсум? И куда делась пятёрка, которую так и не обнаружили в здании штурмовики? Загадка, ответ на которую мог знать лишь я, если бы мне удалось вспомнить своё позабытое по каким-то причинам будущее и понять истинный смысл всех своих злоключений. Так, по крайней мере, считал Олег.