То что академию опекают спецслужбы Империи для меня большим секретом не было. Вернее, я почти не сомневался, что это так. В конце-концов, это основная кузница молодых кадров для службы боевым магом в имперских легионах. Тут хочешь не хочешь, а контролировать будешь, что у тебя там творится. И все слова о независимости академии в очередной раз просто слова. В прошлой жизни я с этим тоже сталкивался. Курирующего сотрудника от ФСБ знали все преподаватели, к тому же я окончил истфак и половина моих одногруппников осела, кто в полиции, кто в ФСБ, кто ещё в каких правоохранительных органах. Нет, удивительно было другое, обычно такие сотрудники держаться в тени, занимая какую-нибудь не слишком впечатляющую должность, а тут сразу ректор и проректор, две высших позиции в руководстве. Могли и при Калистратисе ведь работать. Или не могли? Но вряд-ли он палки им в колёса ставил.
Тут я вспомнил наш поход в казино и разговор с его хозяином. А если уважаемый господин Полдарк подсадив магистра на игровую иглу, планировал через него влиять на учебный процесс? Это сотрудник разведки и одновременно секретарь ректора, на тот момент, госпожа Нодерляйн вскрыла, после чего было решено Калистратиса вывести из этой схемы путём пари, коном в котором служила должность ректора. Логично? Отчасти да. Непонятно только, к чему такая сложность. Ну, допустим, убивать заслуженного ветерана легиона и одновременно одного из сильнейших магов, – магистра Рихада, неразумно и несколько неэтично. Как-никак, свой. Но местного авторитета и держателя казино-то, что мешало убрать? Ни в жизнь не поверю, что нет у разведки специалистов способных сделать так, чтобы клиент подавился печенькой на завтраке или, поскользнувшись, сломал себе шею, не вызвав подозрений. Нет, я рад, что там отказались от лёгкого пути, но верить в человеколюбие государственных органов, как минимум наивно. Они решают вопросы куда более глобальные, в которых жизнь одного человека значит исчезающе мало и не склонны тратить ресурсы на лишние телодвижения. Так как любой ресурс конечен по определению и им надо распоряжаться разумно. Нет, тут было что-то ещё. Мне неизвестное. Но, по крайней мере, становилась понятна эта чехарда с рокировкой ректора и его секретаря. Истоки, так сказать, и вероятные причины.
Ни в какую разведку меня брать, естественно, не стали. Заставили только дать слово, что обязуюсь никому ничего не говорить и молчать если спросят. Но тут роль сыграла и моя божественная метка. Воин сильно не любит нарушающих своё слово. Правда, я не слишком понимал, как он это отслеживает. Но глядя на довольные лица обеих дам, понял, что они в этой его способности не сомневаются.
“Ну и хорошо, ну и ладно, – думал я в тот момент, – главное, что от учёбы не отстранили”.
Новый семестр начался с общего построения учебных курсов на площадке перед входом в академию. Ректор на крыльце, с улыбкой оглядывающая будущую опору Империи разбившуюся по группам, и все остальные преподаватели и сотрудники, в ряд за ней. Ну чисто торжественное построение в армии. Сам не видел, но мне рассказывали. Теперь, кстати, понятно, откуда у Нодерляйн такие пристрастия.
Естественно опять толкнула речугу про то как хорошо, что все мы тут вместе собрались. Куда без этого. Затем про подготовку к годовым экзамена, а у третьего курса к выпускным и дипломированию, ну а в конце уже уже, бросив на меня мимолётный взгляд, ректор объявила:
– Также, с этого семестра, на базе учебной группы “А1” будет проведён эксперимент по отдельной программе обучения с углубленным изучением магической теории, под руководством профессора Локариса. В группу войдут студенты со всего потока, согласно утверждённого списка. Поздравляю с началом нового семестра.
Ещё раз мазнув нечитаемым взглядом по мне, скомандовала:
– Первый курс на месте, остальные свободны. Господа преподаватели, – прошу.
Я посмотрел на коллег, всё ещё продолжавших на меня дуться, на фон Тифолда, с презрительно изогнутыми губами, Родаблум вздёрнувшую подбородок вверх и слегка растерянную Латинию, до сих пор, похоже, не верящую, что администрация примет такое решение, улыбнулся и решил взять инициативу на себя.
Спустившись с крыльца, приблизился к растерянно стоящим на поле первокурсникам, громко произнёс:
– Так, господа студенты, сейчас я буду называть фамилии и те, кого назвал, выходят и становятся рядом со мной. Итак, Ададотир Брунгильда…
Застигнутые врасплох, юноши и девушки неуверенно выходили из строя, кто со смесью сомнения и неуверенности, кто с толикой страха, но некоторые наоборот, с улыбкой и предвкушением в глазах. Здесь были все, кто ходил ко мне на факультатив. И хоть Сильвия порывалась сделать какую-то разбивку по силе дара, я настоял, что объём маны тут ничего не решает, главное, чтобы было именно желание учиться новому.
Собрав все тридцать человек, я ободряюще им улыбнулся:
– Ну не переживайте так, обещаю, будет интересно.
– Не сомневаюсь, – услышал я сбоку знакомое бурчание и, посмотрев туда, увидел Ботлера в неизменной компании из Тара, Асана и Маршуша. После произошедшего в первом семестре, эта четвёрка стала не разлей вода. И я понимал почему. Трудности и испытания сближают. Если по началу Бари мне казался не слишком мотивированным студентом, то теперь, взявшись за ум, он медленно но верно становился одним из лидеров группы. Не только в плане развития лидерских качеств, но и в учёбе. К тому же он тянул за собой и троицу друзей, чем вызывал у меня ещё большее уважение. Нечасто подобное встретишь среди молодёжи.
– Здравствуй Бари, как провёл каникулы? Хорошо отдохнул?
– Готовился, – лаконично произнёс тот.
– Такая верность учёбе похвальна, но старайся, всё-же, устраивать себе отдых, перегоришь и интерес пропадёт, – я обернулся к остальным, – так, группа, давайте все за мной.
Я повёл студентов в замок, а когда поравнялся, с всё ещё стоящими на крыльце остальными преподавателями, то не удержался от лёгкой подначки, вальяжно махнув рукой:
– Всё, коллеги, остальные ваши.
Словно бросил им объедки со стола. Нет, ну а что они все такие из себя. Особенно зазнайка Тифолд. Он, кстати, ещё взбесился от того, что с его группы ко мне перешли, в числе прочих, и две самые красивые студентки, на которых он, похоже, имел виды.
Услышав в ответ рассерженное шипение, заулыбался ещё шире. Будут знать, как на меня бочку на заседании катить и бегать жаловаться ректору.
Уже в аудитории, когда все заново распределили места и успокоились, я уселся на преподавательский стол, задумчиво посмотрел в окно, а затем, переведя взгляд на студентов, спросил:
– Что такое магия?
На секунду все замерли, а затем Полдарк подняла руку. Я кивнул. Поднявшись, девушка произнесла:
– Магия, это практики направленные на поиск и контроль тайных сил.
– А если не из учебника? Как ты сама для себя определяешь, что такое магия? – переспросил я.
Девушка задумалась, затем неуверенно произнесла:
– Как мне кажется, магия, – это способ взаимодействия с миром.
– Почти хорошо, – произнёс я, – магия, это точно такая же часть окружающего нас материального мира, как, например, солнечный свет. Тайной силой она называется только потому, что мы ещё до конца не определили, как именно она воздействует на окружающую нас материю. Да, мы знаем ключевые составляющие заклинания, знаем какие силы приводят её в движение, но не знаем, что является промежуточным звеном, что нашу магическую силу выплеснутую в из тела наружу в виде заклинания, передаёт окружающим предметам. Например, заклятие ветра.
Я быстро рукой сотворил заклинание воздушного удара влив в него совсем немного маны. Получившийся поток воздуха был очень слабым и смог лишь взъерошить волосы сидящих передо мной студентов, но этого было вполне достаточно для демонстрации. Заметив, что сидящий в середине ряда Ботлер успел выставить защитные чары, похвалил парня:
– Плюсик за отличную реакцию, Бари.
Пояснил:
– Вы все сейчас почувствовали поток воздуха, который создало моё заклинание. Но как мы можем описать этот процесс? Если грубо? Я нарисовал в воздухе определённый знак, влив в него имеющуюся у меня ману, после чего знак исчез и подул ветер. Понимаете?
Я оглядел задумчивые лица студентов.
– Мы не видим как именно созданное плетение приводит в действие находящиеся в покое воздушные массы. А между тем, это весьма важно. Все те закономерности, что мы изучаем, которые выведены как магические аксиомы и теоремы, это всё результат долгого и упорного тыканья пальцем в неизвестность. Тысячи лет происходил набор статистических данных, находились и определялись закономерности. Но всё это, до сих пор, тыканье в слепую, брожение в темноте на ощупь.
– А что, никто этого так и не открыл? – поднял руку один из новых студентов, перешедший вроде бы из “В”.
– Возможно и открыл, но Катаклизм похоронил очень многие знания, – ответил я.
– Впрочем, – я чуть прищурился, – может быть, когда-нибудь в будущем, это сможет открыть кто-нибудь из вас.
В который раз, сидя в своём кабинете, я крутил в руках цилиндр древнего ключа, пытаясь понять, что означают двенадцать на восемь чисел, в двенадцати разных вариантах. Тут взгляд мой упал на карту Яола, которую я приобрёл по случаю. Континента, который протянулся на двенадцать тысяч километров с запада на восток и на восемь тысяч километров с севера на юг. Двенадцать на восемь…
Торопливо сняв карту со стены, я расстелил её на столе и линейкой расчертил сетку координат с шагом в тысячу километров.
Положив рядом листок с цифрами, начал бормотать себе под нос:
– Итак, ряды на ключе, это, грубо говоря, меридианы, которых двенадцать, а столбцы это параллели, которых восемь. Если взять первую цифру первого ряда, то это… – тут я замешкался, но, всё же, ткнул карандашом в узел образованный пересечением крайних параллели и меридиана в левом верхнем углу карты, поставил возле него цифру семь.
Затем пронумеровал второй узел, и так далее, пока все пересечения не стали обозначаться цифрами в диапазоне от одного до двенадцати. И вновь замер в задумчивости. Потому что даже расставленные таким образом, они всё равно не проясняли вопрос, что же, всё-таки, это должно значить. Шифр, как оказалось, имел не двойное, а тройное шифрование.
Да, похоже, разгадку придётся вновь отложить, до момента, как меня посетит очередное озарение.
Убрав, вслед за шкатулкой, карту в ящик стола, я зевнул, посмотрел на часы, показывающие глубокую ночь и поплёлся в спальню. Следовало хоть немного поспать.