Редер очень осторожно приподнял над подоконником голову. Успел заметить пожарную лестницу, спускающуюся в тесный проулок, а в самом низу изношенную в хлам детскую коляску и три мусорных бака.
Моментально из-за бака вынырнула обтянутая черным рукавом, сжимающая что-то блестящее рука. Редер распластался на полу. Пробив окно, пуля вошла в потолок и осыпала беглеца штукатуркой.
Значит, через проулок не уйти. Окно, как и дверь, под прицелом.
Долговязый мужчина лежал на растрескавшемся линолеуме, и глядел на пулевую дырку в потолке, и ловил проникающие сквозь дверь звуки. Вот уже двое суток он не брился; глаза налились кровью; морщины казались еще глубже из-за грязи и усталости. Отражался на его лице и страх: тут напряжен мускул, там дергается нерв. Но вопреки всему теперь это было лицо человека решительного – постоянное ожидание смерти изменило характер Редера.
В проулке его караулит стрелок, еще два – на лестнице. Он в западне. Его уже можно считать покойником!
«Все же я пока дышу и двигаюсь, – размышлял Редер, – но это лишь благодаря нерасторопности смерти. Через считаные минуты она разберется со мной. Наделает дырок в голове и туловище, эффектно пропитает одежду кровью, раскинет руки и ноги в нелепой позе кладбищенского балета…»
Он с силой закусил губу. Ему хотелось жить. Должен же быть путь к спасению!
Перевернувшись на живот, он тщательно осмотрел грошовую квартирку, в которую его загнали убийцы. Кругом грязь, кран – только для холодной воды. Сущий гроб, а не комната. Единственная дверь – не выход, как и пожарная лестница.
Правда, есть еще крохотная, даже без окошка, ванная…
Он заполз в эту ванную и встал. Увидел в потолке дыру с неровными краями. Шириной она дюйма четыре. Если получится расширить и пролезть в верхнюю квартиру…
Раздался глухой удар. Убийцы теряют терпение – уже взялись дверь высаживать.
А Редер все смотрел на потолок. Бесполезно. Увеличить отверстие под ширину своего тела он никак не успеет.
Громко крякая при каждом ударе, враги ломились в дверь. Долго замок не продержится, а может, раньше вылетят из гнилой коробки петли. А когда упадет дверь, войдут двое с ничего не выражающими лицами, стряхивая пыль с курток…
Но ведь должен кто-нибудь прийти на помощь!
Он выхватил из кармана крошечный телеприемник. Изображение расплывалось, однако возиться с настройкой Редер не стал. Слышимость нормальная, и это главное.
Хорошо поставленным голосом Майк Терри обращался к своей широчайшей аудитории:
– …В какой-то убогой дыре. Да, сограждане, нашему Джиму Редеру сейчас несладко. Как вы помните, он под вымышленным именем поселился в третьесортной бродвейской гостинице. И когда уже совсем поверил, что беда миновала, коридорный опознал его и известил банду Томпсона…
Под шквалом ударов трещала дверь. Редер сжимал в руках миниатюрный телевизор и слушал.
– Джим Редер был на волосок от гибели, когда убегал из той гостиницы. Преследуемый по пятам, он заскочил в дом из темно-коричневого песчаника, Вест-Энд-авеню, сто пятьдесят шесть. Намеревался уйти от погони по крышам. И ведь у него могло получиться! Да-да, дорогие телезрители, у нашего Джима был бы шанс, не окажись чердачная дверь на замке. Тут бы ему и конец, но подвернулась квартира номер семь, незапертая и незанятая. Беглец проник в эту квартиру… – Терри сделал драматическую паузу, а затем торжествующе грянул: – И угодил в ловушку! Теперь он точно крыса в клетке! А банда Томпсона ломает дверь! Пожарный выход перекрыт! Наша съемочная бригада, расположившаяся в соседнем здании, сейчас даст увеличенное изображение. Смотрите, друзья мои, смотрите! Это что же получается, у Джима Редера не осталось никакой надежды на спасение?
«Никакой надежды?» – беззвучно повторил Редер, обливаясь смертным потом в тесной душной клетушке и слушая размеренные удары в дверь.
– Нет-нет, подождите-ка! – воскликнул Майк Терри. – Джим Редер, не падай духом! Продержись еще чуть-чуть! По линии, выделенной для добрых самаритян, поступил срочный звонок от нашего телезрителя. Джим, кажется, этот человек способен тебе помочь. Эй, Джим Редер, ты меня слышишь?
Редер ждал, внемля жалобному взвизгиванию петель.
– Итак, сэр, вам слово, – сказал Майк Терри. – Извольте представиться.
– Чего? А… Феликс Бартолемью меня зовут.
– Не волнуйтесь, мистер Бартолемью. Излагайте.
– Ага, сейчас… Мистер Редер, я вот что сказать хочу, – звучал в эфире дребезжащий старческий голос. – Сто пятьдесят шесть по Вест-Энд-авеню – это мой прежний адрес. Ей-богу, та самая квартира, куда вас загнали. И в ванной, чтоб вы знали, имеется окошко, только вы его не видите, потому как закрашено. Но ежели поискать, обязательно…
Торопливо затолкав телеприемник в карман, Редер разглядел контуры окошка и ударил ногой. Брызнуло стекло, в пробоину хлынул солнечный свет. Очистив раму от осколков, он рискнул высунуть голову.
Далеко внизу – бетонный двор.
Петли наконец сорвались. Редер услышал, как распахнулась дверь. Он быстро вылез наружу, повисел секунду-другую на кончиках пальцев и отпустил подоконник.
Удар был оглушителен. Кое-как Редер поднялся на ноги; перед глазами все плыло. В проеме окна, из которого он только что выпрыгнул, появилась физиономия.
– Не спеши радоваться, – сказал бандит, высовываясь до пояса и старательно наводя короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра.
В ванной хлопнула дымовая граната.
Пуля киллера ушла в молоко. Выругавшись, он обернулся. Еще несколько гранат упало во двор, и Редер исчез в дыму.
Но он слышал, как телевизор в его кармане кричит взволнованным голосом Майка Терри:
– А теперь беги! Беги со всей силы, Джим Редер! Спасайся, пока не рассеялся дым! И скажи спасибо доброй самаритянке Саре Уинтерс, проживающей в Броктоне, штат Массачусетс, по адресу Эдгар-стрит, триста сорок один. Это она пожертвовала пять дымовых гранат и наняла специалиста, чтобы их подбросить. – Сбавив тон, Терри продолжил: – Миссис Уинтерс, сегодня вы спасли человеческую жизнь. Не согласитесь ли рассказать нашей аудитории, как получилось, что…
Больше Редер слушать не мог. Он бегом пересек задымленный двор, проскочил под веревками с вывешенным на просушку бельем и очутился на широкой улице.
Он шагал по Шестьдесят третьей, сильно сутулясь, чтобы казаться меньше ростом, и пошатываясь от изнеможения. Голова кружилась – сказывались недоедание и недосыпание.
– Эй, вы!
Редер остановился и повернулся на голос. На ступеньках дома из темно-коричневого песчаника сидела хмурая женщина.
– Вы же Редер? Тот самый, которого пытаются убить?
Он пошел дальше.
– Заходите, – позвала женщина.
Возможно, она заманивала в ловушку. Но Редер понимал, что не может не полагаться на щедрость и добросердечность обывателей. Он сам один из них, типичный образчик и представитель – среднестатистический человечек, попавший в беду. Без помощи сограждан ему долго не протянуть. А пока общество на его стороне, никакой враг не страшен.
«Доверяй простым людям, – внушал ему Майк Терри. – Они не откажут в содействии».
Редер направился за женщиной в гостиную. Велев ему сесть, она прошла в кухню и почти тотчас вернулась с тарелкой тушеного мяса. Пока он ел, хозяйка дома стояла рядом и наблюдала. Так в зоопарке глядят на уплетающую орехи обезьяну.
Из кухни появились двое детей, они тоже уставились на Редера. А из спальни вышли трое в спецовках и направили на него телекамеру. В гостиной стоял большой телевизор. Подчищая тарелку, Редер смотрел на голову Майка Терри и слушал его сильный, искренний, взволнованный голос:
– Вот он, друзья, перед вами. Джиму Редеру впервые за двое суток удалось поесть досыта. Благодаря самоотверженной работе нашей съемочной группы вы это видели собственными глазами! Парни, вы молодцы… Дорогие телезрители, нашему Джиму Редеру предоставила кратковременное убежище миссис Вельма О’Делл, проживающая в доме триста сорок три на Шестьдесят третьей улице. Спасибо вам, добрая самаритянка О’Делл! До чего приятно видеть, как люди из всех слоев общества принимают близко к сердцу судьбу Джима Редера!
– Вам следует поспешить, – сказала миссис О’Делл.
– Да, мэм, – кивнул Редер.
– Мне не нужны перестрелки в моем доме.
– Я уже почти закончил, мэм.
– Ма, его что, убить хотят? – спросил один из детей.
– Замолчи! – рявкнула на него миссис О’Делл.
– Она права, Джим! – нараспев вещал Майк Терри. – В самом деле стоит поторопиться. Твои убийцы рядом, и нет оснований считать их дураками. Да, они злобные, порочные, даже чокнутые! Но не глупые. Они идут по кровавому следу… А кровь, Джим, течет из твоей рассаженной ладони.
Надо же, Редер даже не заметил, как поранил руку о подоконник.
– Давайте забинтую, – предложила миссис О’Делл.
Редер встал и протянул руку для перевязки. Потом женщина вручила ему коричневый пиджак и серую шляпу с мягкими полями.
– Это мужнин, – сказала она.
– Сограждане, Джим переодевается! – восторженно вскричал Майк Терри. – Это что-то новенькое. Маскировка! Осталось семь часов. Если продержится этот срок, он спасен!
– А теперь уходите! – велела миссис О’Делл.
– Ухожу, мэм, – кивнул Редер. – Спасибо.
– Знаете, а я вас считаю глупцом, – сказала она. – Будь у вас хоть капля ума, вы бы в это не впутались.
– Да, мэм.
– Просто не стоит овчинка выделки.
Редер еще раз поблагодарил ее и ушел. Он дошагал до Бродвея, на метро доехал до Пятьдесят девятой улицы, потом на автобусе до Восемьдесят шестой. Там купил газету и сел на прямой поезд метро до Манхэссета.
Он глянул на часы. Еще шесть часов с половиной…
Поезд с шумом несся под Манхэттеном. Редер дремал, пряча под газетой забинтованную руку; шляпа была надвинута на брови. Неужели он до сих пор не опознан? Неужели удалось оторваться от бандитов Томпсона? Или кто-то прямо сейчас звонит им?
«В этом случае, – сонно думал он, – я все равно что искусно гальванизированный труп. Хожу, дышу, но только благодаря тому, что смерть не спешит взяться за меня всерьез. Смерть, почему ты такая копуша? Джим Редер, покойник, вот уже сколько часов на ногах, даже на вопросы сограждан отвечает, вместо того чтобы мирно лежать в могиле».
У Редера вдруг распахнулись глаза. Приснилось что-то… малоприятное. А что именно, не вспомнить.
Он снова смежил веки и вспомнил – не без удивления – свою прежнюю беззаботную жизнь.
Беззаботной она была два года назад. Молодой, приятной наружности, он работал помощником у водителя грузовика. Никакими особыми талантами Редер не обладал. Излишняя скромность не позволяла ему предаваться смелым мечтам.
А вот напарник, коротышка с непроницаемым лицом, помечтать любил: «Джим, а почему бы тебе не попытать счастья в телешоу? Будь у меня твоя внешность, я бы непременно попробовал. Там как раз таких и ценят: обыкновенных, среднестатистических, не хватающих с неба звезд. Участники все будто на подбор заурядные – должно быть, именно такие зрителям по нраву. Так отчего бы не сходить на кастинг?»
Редер заинтересовался. Кое-что ему разъяснил владелец местного магазина телевизоров: «Видишь ли, Джим, зрителю давно надоели накачанные бойцы с молниеносными рефлексами и профессиональным бесстрашием. Глядя на такого парня, разве будешь сопереживать ему? Захочешь ли отождествлять себя с ним? Нет, людям подавай что-нибудь волнующее, и они не поверят ловкачу, который за пятьдесят тысяч в год возьмется щекотать им нервы. А ты думал, почему организованный спорт в таком упадке? Зато телевизионные игры на выживание расцвели буйным цветом».
«Понятно», – сказал Редер.
«Шесть лет назад, Джим, конгресс принял закон о добровольном самоубийстве. А перед тем престарелые сенаторы много судили и рядили о свободе воли, о праве личности на самоопределение. Все это чушь собачья, чтоб ты знал. Хочешь, скажу, для чего понадобился этот закон? Чтобы своей жизнью в телеиграх могли рисковать не только профи, но и дилетанты. В былые времена только профессиональный боксер, футболист или там хоккеист мог рассчитывать на то, что ему выбьют мозги легально и за деньги. Теперь же, Джим, такая возможность есть и у обычных парней вроде тебя».
«Понятно», – повторил Редер.
«И это прекрасная возможность! Не упусти же ее! Ты ничем не лучше других. Что по силам тебе, по силам любому. Ты средний, и этим все сказано. Мне кажется, экстремальное телешоу – это твоя судьба».
В кои-то веки Редер позволил себе размечтаться. И впрямь телешоу казалось прямой дорогой к богатству для симпатичного молодого мужчины, не обладающего какими-либо особенными талантами или навыками. Он написал в редакцию телеигры под названием «Азарт». К письму прилагалась фотография.
«Азарт» заинтересовался его особой. Канал Джи-би-си навел справки и пришел к заключению: Редер достаточно зауряден, типичен и неблистателен, чтобы удовлетворить самого взыскательного телезрителя. Его родственники и друзья также прошли проверку. Наконец он получил приглашение в Нью-Йорк, на собеседование с мистером Мулайном.
Темнокожий, напористый, Мулайн за разговором жевал резинку.
«Годитесь! – отчеканил вдруг он. – Но не в „Азарт“, а в „Дребезги“. Это дневная получасовая передача на Третьем канале».
«Класс!» – воскликнул Редер.
«Не благодарите. Если займете первое или второе место, получите тысячу долларов, и даже проигравшему полагается утешительный приз в сто зеленых. Но это не важно».
«Не важно, сэр?»
«„Дребезги“ – мелочь. В сети Джи-би-си это просто испытательная площадка. Игрокам, вышедшим на первое и второе место, мы предлагаем участие в шоу „Чрезвычайная ситуация“. Там ставки куда серьезнее».
«Да, сэр, я знаю».
«И если вы хорошо покажете себя в „Чрезвычайной ситуации“, вас ждут игры первого класса, такие как „Азарт“ и „Подводные страсти“, а это уже вещание на всю страну и огромные призы. Ну а дальше открываются поистине великие перспективы. Как далеко вы продвинетесь, зависит только от вас».
«Сэр, я сделаю все, что в моих силах», – пообещал Редер.
На минуту перестав жевать, Мулайн произнес чуть ли не благоговейно:
«Джим, знайте: вы способны выиграть. И не забывайте об этом. Вы человек из народа, а народ может все!»
Услышав эти слова, Редер даже пожалел миссис Мулайн, темнокожую, лупоглазую, с пышной прической. Она-то явно не из народа человек.
Стороны обменялись рукопожатиями. Затем Редер подписал бумагу, снимающую с Джи-би-си любую ответственность в случае утраты им жизни, конечностей или рассудка в ходе состязаний. Расписался он и в другом документе – о подчинении Закону о добровольном самоубийстве. Простая формальность, но ее соблюдения требовали юристы.
Через три недели он появился в «Дребезгах».
По форме это были классические автогонки. Неопытные водители рассаживались по мощным американским и европейским спортивным машинам и на скорости двести миль в час мчались по сложнейшей трассе. Редер, трясясь от страха, врубил не ту передачу, и его «мазерати» рванул с места.
Гонки эти вспоминались ему как кошмарный сон, заполненный ревом мотора и дымом от покрышек. Он держался позади, предоставляя другим, чересчур рьяным, расшибаться всмятку о надолбы на крутейших поворотах. И оказался третьим, после того как мчавшийся впереди «ягуар» врезался в «альфа-ромео» и обе машины улетели на вспаханное поле. Когда до финиша оставались три мили, он ударил по газам, но соперник никак не желал его пропускать. На s-образном повороте Редера снесло с трассы, но он ухитрился вырулить обратно и даже каким-то чудом остался третьим. За пятьдесят ярдов до финиша у лидера сломался коленвал, и Джим занял второе место.
Он разбогател на тысячу долларов, а еще получил четыре письма от поклонников и вязанные ромбиком носки от какой-то старушки из Ошкоша. И его пригласили в «Чрезвычайную ситуацию».
Эта передача не имела состязательного характера, а делала упор на личную инициативу. От дозы не вызывающего привыкания наркотика Редер потерял сознание, а очнулся в кабине маленького самолета. Автопилот держал высоту десять тысяч футов, но топливо почти закончилось, и отсутствовал парашют. Других вариантов, кроме попытки сесть, не предусматривалось.
Редер осторожно поэкспериментировал с управлением. Вспомнилось, как неделю назад игрок очухался на борту подлодки, открыл не тот клапан и утонул. Тысячи и тысячи глаз зачарованно следили за этим среднестатистическим индивидуумом – на его месте любой действовал бы точно так же. Все, что мог предпринять игрок, было по силам и телезрителям. Он выступал как типичный представитель народа.
То, что в конце концов совершил Редер, посадкой самолета можно назвать лишь с большой натяжкой. Машина несколько раз перевернулась, но пристяжной ремень выдержал. И вопреки ожиданиям не взорвался топливный бак.
Место аварии покидал шатающийся обладатель двух сломанных ребер, трех тысяч долларов и возможности после излечения выступить в шоу «Тореро».
Ну наконец-то перворазрядная игра на экстремальное выживание! Победителю в «Тореро» полагалось десять тысяч. И всего-то нужно заколоть шпагой черного боевого быка с фермы «Миура», как это делает настоящий обученный матадор. Съемки ведутся в Мадриде, поскольку в Соединенных Штатах бой быков запрещен. Зато не запрещено транслировать передачу на всю страну.
Редеру досталась хорошая куадрилья. Пикадорам нравился рослый флегматичный американец, и они честно орудовали пиками, чтобы ослабить быка. Бандерильерос постарались загонять его до изнеможения, прежде чем вонзили свои бандерильи. А второй матадор, унылый выходец из Альхесираса, так виртуозно орудовал капоте, что едва не сломал торо шею.
Но когда ими все было сказано и сделано, на арене остался Джим Редер, неловко держащий в левой руке мулету, а в правой шпагу. Лицом к лицу с тонной окровавленной широкорогой черной смерти.
«Бей в легкое, омбре! – донесся чей-то крик. – Не геройствуй, в легкое коли!»
Но Джим помнил совет, услышанный в Нью-Йорке от инструктора: надо целить над рогами, чтобы попасть в шею между лопатками.
Он и ударил над рогами. Клинок отскочил от кости, и бык опрокинул незадачливого тореро на спину. Чудом не погибший Редер поднялся на ноги, взял другую шпагу и ткнул с закрытыми глазами – опять же норовя попасть между лопатками. Должно быть, за этой авантюрой наблюдал тот самый бог, что покровительствует детям и дуракам: клинок вошел как раскаленная иголка в масло, и бык, озадаченно посмотрев на своего убийцу, повалился на песок.
Джиму выплатили десять тысяч, а сломанная ключица зажила очень быстро. Пришли письма от двадцати трех поклонников, в том числе от девицы из Атлантик-Сити, – на ее пылкое приглашение он не откликнулся. А еще его спросили, не желает ли он принять участие в новой игре.
Основательно подрастерявший былую наивность, Редер уже понял, что до сих пор чудовищный риск приносил ему смешные деньги. Но теперь впереди ждет большой куш. Если уж помирать, то ради чего-то стоящего.
Он выступил в «Подводных страстях» – передаче, спонсируемой «Мылом прекрасной леди». С маской, респиратором, грузовым поясом, ножом и ластами он окунулся в теплые воды Карибского моря. Его и еще четырех участников состязания сопровождала клетка со съемочной группой. Предстояло обнаружить и поднять припрятанное спонсорами сокровище.
Дайвинг – не слишком рискованное занятие, но устроители, блюдя интересы зрителей, добавили в действо перчику. На этом участке моря кишмя кишели гигантские моллюски, мурены, разномастные акулы, спруты-великаны, ядовитые кораллы и прочие подводные враги рода человеческого.
Состязание получилось волнующим. Клад в глубокой расселине посчастливилось найти жителю Флориды, но одновременно мурене посчастливилось найти его самого. Добычей завладел другой пловец, вскоре ставший добычей акулы. Чистейшей синевы вода замутилась кровью, однако картинка на экранах цветных телевизоров от этого только выиграла. За падающим на дно кладом устремился Редер, не обращая внимания на острую боль в ушах, схватил приземлившийся на колонию кораллов ларец, сбросил грузовой пояс и поспешил обратно. В тридцати футах от поверхности ему пришлось выдержать схватку с четвертым участником состязания. Дрались ножами, и противник изловчился полоснуть Джима по груди. Тогда Редер, выказав хладнокровие опытного игрока, бросил нож и сорвал с лица врага респиратор.
Это решило поединок в его пользу. Редер всплыл и предъявил добычу наблюдателям на ближайшем судне. В ларце оказалось «Величайшее из сокровищ мира» – упаковка с «Мылом прекрасной леди».
За свой подвиг он получил двадцать две тысячи долларов в наличных деньгах и ценных подарках, а еще триста восемь восторженных писем от фанатов и интересное предложение от девушки из Мэйкона, которое он серьезно обдумывал в больнице, где ему бесплатно зашивали лопнувшую барабанную перепонку, лечили ножевую рану и выгоняли из организма яд коралла.