Лондон, лето 1814 года
Гордону было скучно. С тех пор, как кто-нибудь пытался его убить, прошло уже несколько месяцев. К счастью, этот скучный унылый период безопасности должен был скоро завершиться. Его вызывал к себе лорд Киркланд, а тот был прекрасным источником поручений, для которых требовались разнообразные таланты и сомнительного свойства навыки Гордона.
То обстоятельство, что они с Киркландом стали своего рода друзьями, забавляло Гордона. Они были знакомы еще со школьных лет, когда учились в Уэстерфилдской академии, небольшом элитном заведении для мальчиков «хорошего происхождения и дурного поведения». Гордон ненавидел все школы, в какие его отправлял отец. Академия Уэстерфилд была последней. Учиться-то ему нравилось, но он быстро схватывал новый материал и просто физически был не способен усидеть на месте.
В детстве Гордон и его братья обучались дома, и занимавшийся с ними молодой помощник викария позволял самому непоседливому ученику бродить вокруг, пока другие силились освоить латынь, математику или географию. Маркиз этого не понимал. Поэтому, когда Гордон достиг возраста, чтобы его можно было отправить в пансион, его поместили в одну из самых строгих академий во всей Британии, чтобы тамошние наставники заставили его вести себя должным образом и приучили сидеть смирно. Но несмотря на старания школы битьем приучить к подчинению, Гордон стал даже еще более трудным подростком. И в конце учебного года его попросили не возвращаться.
То же самое повторилось в следующей школе. И в следующей. И Гордон даже гордился этим фактом. Когда попал в Уэстерфилд, он стал таким мятежным и рассерженным, что даже спокойная и заботливая леди Агнес Уэстерфилд, основательница школы, была не в состоянии повлиять на него. Он ненавидел школу, одноклассников и отвергал любые попытки завязать с ним дружеские отношения. Гордон пропускал уроки при любой возможности, а если появлялся, то держался с демонстративно скучающим и незаинтересованным видом. А чтобы позлить преподавателей да еще ради собственного развлечения, все экзамены сдавал блестяще.
Особенно сильно Гордон ненавидел Киркланда. Тот обладал острым умом и поразительным хладнокровием, что действовало Гордону на нервы. Он чувствовал неодобрение всякий раз, когда этот парень смотрел в его сторону.
Окончательно ненависть сформировалась во время одного из занятий каларипаятту. Этот древний вид единоборства ввел в их школе молодой герцог Эштон, наполовину индиец, и с тех пор его изучение стало школьной традицией. Гордону нравилось драться, это помогало ему дать выход мощной энергии.
Несмотря на его общую озлобленность из-за вынужденного пребывания в плену стен школы, он редко по-настоящему гневался. Но однажды во время урока борьбы ему достался в противники острослов, который так его возмущал, что Гордон не совладал с собой. В приступе ярости он мог бы убить его, не вмешайся Киркланд. Тот рывком выдернул Гордона из поединка, повалил на землю и пришпилил к полу коленом.
– Держи себя в руках! – велел он с угрозой.
Позднее Гордон был ему благодарен за то, что он не позволил ему совершить убийство. Однако публичное унижение заставило его возненавидеть Киркланда еще сильнее.
Однако же сейчас Гордон поднимался по лестнице красивого дома Киркланда на Беркели-сквер и насвистывал. Впрочем, перед тем, как взяться за дверной молоток, свистеть престал. Если он явится слишком радостным, это не пойдет на пользу его репутации. Дверь ему открыл Соумс, дворецкий.
– Капитан Гордон, его светлость ожидает вас. Он велел проводить вас к нему без промедления. Он в музыкальной комнате.
Соумс указал в сторону лестницы. Гордон отдал дворецкому шляпу.
– Меня можно не провожать, – сказал он.
Поднимаясь по лестнице, он слышал звуки фортепиано, вероятно, это играет леди Киркланд. Говорили, что она превосходный музыкант.
Дверь в музыкальную комнату была закрыта. Гордон тихо отворил ее, и волна звуков буквально накрыла его. Он не особенно разбирался в музыке, однако мог распознать подлинное мастерство. Гордон немного постоял молча, упиваясь трепещущей мелодией. Неудивительно, что юных леди обучают играть на музыкальных инструментах. Хотя мало кто из них играет так хорошо.
Гордон шагнул в комнату и увидел, что лорд и леди Киркланд сидят за фортепиано и играют в четыре руки. Их пальцы порхали над клавишами в идеальной гармонии, рождая мощный, завораживающий поток звуков. У Гордона даже захватило дух. Киркланд поднял голову и вздрогнул.
– Прошу прощения, я потерял счет времени. – Он повернулся на сиденье для игры на фортепиано, встал и протянул Гордону руку. – Спасибо, что пришел, хотя я обратился в последний момент.
– Никогда не знаешь, какой интересный проект ты для меня приготовил.
– Надеюсь, то, что он для вас приготовил, не слишком опасно. – Леди Киркланд тоже встала, приветствуя Гордона. Она не была красавицей в классическом понимании, однако ее глубокая теплота идеально дополняла холодное самообладание мужа. – Рада снова вас видеть, капитан Гордон.
– Мне очень понравилось, как вы играете! Я слышал, что вы талантливы, но все равно это оказалось приятным сюрпризом. А ты, Киркланд, удивил меня еще больше. Можно предположить, что прекрасная леди будет играть на фортепиано, но от главы шпионской сети этого не ждешь.
Киркланд и его жена рассмеялись.
– Не желаете ли как-нибудь прийти к нам на неформальный музыкальный вечер? – спросила леди Киркланд. – Раз в месяц приглашаем нескольких друзей помузицировать.
– И поговорить. И поесть, – добавил Киркланд. – Это самые большие удовольствия в жизни.
Нежный взгляд, брошенный в сторону жены, подсказал, что именно он считает самым большим удовольствием.
– Звучит заманчиво, правда, у меня нет музыкальных способностей, – ответил Гордон. – Я не разбираюсь в музыкальных инструментах, и у меня ужасный голос.
Леди Киркланд улыбнулась:
– Вы можите не выступать, хватит того, что просто послушаете. В следующий раз, когда будем устраивать такой вечер, я пришлю вам приглашение.
Гордон склонил голову:
– Благодарю, леди Киркланд, приду обязательно, если смогу.
– Зовите меня Лорел. Формальности излишни, ведь я вам так многим обязана.
Она поцеловала Гордона в щеку и вышла из комнаты. Глядя ей вслед, он коснулся щеки и сказал:
– Счастливчик ты, Киркланд.
– Да, знаю. – Он жестом указал на кресла, стоявшие у окна. – Мы можем поговорить прямо здесь, я велю подать нам кофе.
Он позвонил лакею, и они сели в кресла.
– По-моему, ты жил в Соединенных Штатах со своими кузенами? – спросил Киркланд.
Гордон нахмурился:
– Тебе известно, что я там жил. Сразу скажу, что я не буду шпионить против американцев, хотя наши страны сейчас и воюют друг с другом. Они мне нравятся.
– Я не предлагаю тебе шпионить за ними. Эта война – напрасная трата ресурсов и ненужное кровопролитие, ее вообще не надо было начинать, – с чувством произнес Киркланд. – У конфликта между нашими странами есть причины, но Британии следовало и дальше сосредотачиваться на Франции. Теперь, когда Наполеон отрекся от престола, находящаяся на полуострове армия Веллингтона освободилась и ее можно перебросить в другое место. Это означает, что война в наших бывших колониях станет более ожесточенной.
– К сожалению, это так, – вздохнул Гордон. – Но какое это имеет отношение ко мне?
– Я рассчитываю поручить тебе спасательную миссию. В данном случае политика не замешана. Есть некая вдова, англичанка по рождению, она живет в Вашингтоне, в американской столице. Весь тот район превратился в зону боевых действий. По всему Чесапикскому заливу курсирует Королевский флот, сжигая города и фермы, обстреливая американские форты. Там что угодно может случиться. Родные этой вдовы беспокоятся о ее безопасности и хотят, чтобы ее в целости и сохранности доставили обратно в Англию.
Гордон нахмурился:
– Чтобы организовать спасательную операцию через Атлантический океан, нужны время и деньги. Когда я доберусь до Америки, может произойти что угодно. Неужели этой женщине не хватает здравого смысла убраться с дороги армии захватчиков, если такая появится?
– Она отдалилась от семьи, и они не знают точно, каково ее финансовое положение, но вполне вероятно, что она стеснена в средствах.
– Если ты беден, это всегда осложняет жизнь. А если она не захочет возвращаться в Англию?
– Пусти в ход свою способность убеждать, – промолвил Киркланд.
– Я сделал много чего, достойного осуждения, однако в похищении женщин, которые не желают быть похищенными, не участвую.
– Я тоже. Правительственному чиновнику, попросившему меня уладить эту проблему, я сказал, что против того, чтобы заставлять женщину делать что-то вопреки ее воле. – Киркланд слабо улыбнулся. – Это было бы не только безнравственно, но и трудно, поскольку у женщин, как правило, есть своя голова на плечах. Если она не захочет вернуться в лоно семьи, тебе поручается препроводить ее в более безопасное место, по крайней мере до окончания войны. Если она бедствует, дай ей сколько нужно денег. Самое малое, что ты можешь сделать, это выяснить, в каком она положении, чтобы родные знали, как она поживает.
Нет ничего хуже, чем влезать в чужие семейные дела. Гордон осторожно поинтересовался:
– А почему вдова отдалилась от семьи?
– Неизвестно. Сэр Эндрю Хардинг – чиновник, который обратился ко мне с этой просьбой, – не вдавался в подробности, но я полагаю, что она какая-то родственница его жены.
Про Хардинга Гордон слышал. Это был очень богатый человек и к тому же обладавший огромным политическим влиянием. Понятно, он ожидает, что его поручение будет выполнено. Он покачал головой.
– Думаю, мне не следует брать на себя это задание. Если вдова не поддерживала отношений с родственниками, ее адрес мог измениться. Даже если я сумею быстро найти ее, она может не захотеть вернуться в Англию, раз отдалилась от семьи. Лучше пусть сэр Эндрю не тратит деньги зря. Сомнительно, что он и его жена достигнут того, чего желают.
– Вполне возможно, что и нет, – тихо сказал Киркланд. – Но порой людям нужно делать хоть что-то, потому что бездействие невыносимо.
Эту настойчивую потребность действовать Гордон понимал. Хотя ему и хотелось занять себя каким-нибудь живым делом, броситься очертя голову в гущу военных действий ради выполнения задачи, которая скорее всего окажется невыполнимой, – это было бы уже слишком. Но ему не сиделось на месте, и все-таки оставались какие-то шансы на то, что удастся «вызволить деву из беды». Если предполагать, что вдову можно отнести к разряду дев и она мечтает, чтобы ее спасли.
– Когда я туда прибуду, мне нужно быть готовым представляться и как англичанин, и как американец. Если придется иметь дело с Королевским военно-морским флотом или британской армией, мне помогли бы рекомендательные письма от высокопоставленных персон из правительства. Ну, ты понимаешь, нечто вроде «Предъявитель сего – лорд Джордж Одли… предоставьте ему все, что он только попросит».
Киркланд усмехнулся:
– Подобную бумагу я тебе выдать не сумею, но напишу несколько писем, с которыми тебе будет обеспечено уважение.
– Если я этим займусь, мне надо будет зафрахтовать корабль с командой, которая не откажется направиться туда, где идет война. А это будет стоить дорого. Лучше если это будет корабль, уже бывавший в Чесапикском заливе.
– Ясно. У тебя будет столько денег, сколько необходимо. Я могу предоставить и корабль, однако не уверен, что у меня есть моряки, знакомые с теми водами.
– Это будет весьма дорогостоящее и скорее всего бесполезное предприятие, – заметил Гордон. – Корабль должен быть неприметным, но при этом быстрым, хорошо вооруженным и готовым плавать под флагами разных стран, если потребуется. Я знаю одно судно, оно подойдет для этой цели, если капитан свободен и согласится.
Глаза Киркланда насмешливо блеснули.
– Сдается мне, ты уже принял решение взяться за данное дело, – произнес он.
– Да. Как зовут ту женщину и где она живет?
Киркланд протянул ему листок бумаги, на котором были написаны ее имя и адрес.
– Занятно, что ее фамилия по мужу такая же, как твоя, Одли. Не было ли у тебя в Америке родственника по имени Матиас Одли?
Гордон пожал плечами:
– Вероятно, между нами есть родство, но фамилия Одли не такая уж редкая. Сомневаюсь, что одинаковая фамилия поможет переубедить вдову, если она не пожелает возвращаться в Англию. – Он встал. – Теперь мне надо выяснить, в Лондоне ли корабль, который я имею в виду, свободен ли капитан и согласится ли он участвовать в данном деле.
– Гордон, поступай так, как считаешь нужным. – Киркланд тоже поднялся и достал из внутреннего кармана сложенный листок бумаги. – Это банковский вексель на твои расходы. Если тебе понадобится что-нибудь еще, просто попроси.
Гордон посмотрел на сумму и присвистнул.
– Я вижу, они очень сильно желают вернуть вдову в целости и сохранности.
– Да. А если она откажется возвращаться, родные хотят гарантий, что у нее есть все, что необходимо для обеспеченной жизни.
– Если она живет в бедности, полагаю, она поедет со мной более охотно. Будем надеяться, что ей не терпится вернуться домой и все пройдет гладко.
– Подобное случается редко, – пробормотал Киркланд. – Вот почему я решил поручить это дело именно тебе.
Гордон усмехнулся:
– Я воспринимаю это как вотум доверия моей изобретательности и изворотливости.
– Да. – Киркланд протянул ему ладонь. – Если тебе что-нибудь потребуется, дай мне знать. Удачи и счастливого пути.
Пожимая ему руку, Гордон почувствовал легкое покалывание в затылке и уверенность, что ему понадобится все везение, какое только выпадет.
Таверна на набережной была популярна у местных лавочников, купцов и моряков. Гордон окинул взглядом помещение, спрашивая себя, узнает ли он человека, которого надеялся здесь встретить. Впервые он познакомился с Хокинсом в тюремном погребе в Португалии: они были двумя из пятерых мужчин, кого утром должны были казнить. Всю ночь они трудились как проклятые, готовя побег. Расставаясь, заключили неписаный договор, что будут поддерживать друг с другом связь через книжный магазин «Хатчерз» в Лондоне, посылая письма на имя «Спасенным грешникам».
Благодаря сообщениям, которые Гордон время от времени получал в книжном, он примерно представлял, чем занимается Хокинс, однако они не видели друг друга с той самой ночи в Порто.
«А, вот он, в кабинке у стены слева от меня».
Мужчина, сидевший там, приветственно поднял кружку с элем. Гордон направился к нему, лавируя между столами. Хокинс был коренастым с темно-каштановыми волосами. Цвет его обветренного лица выдавал человека, проводящего много времени на открытом воздухе.
– Гордон! – воскликнул он. – Рад тебя видеть через столько лет!
Они пожали друг другу руки.
– Полагаю, для каждого из нас это были непростые годы. – Гордон сел напротив Хокинса. – У тебя другой голос, чем мне запомнилось.
Хокинс усмехнулся:
– В ту ночь, когда мы познакомились, я страдал легкой формой болезни под названием «повешение». На то, чтобы мой голос пришел в норму, потребовалось время.
Он сделал служанке знак принести напиток для Гордона.
– Для повешенного ты выглядишь на редкость живым, – заметил тот. – Наверное, за этим скрывается любопытная история.
– Расскажу как-нибудь в другой раз. Есть у тебя новости от остальных членов нашего маленького братства «Спасенных грешников»?
– Когда Наполеон отрекся от престола, Уилл Мастерсон находился с армией в Тулузе. Я слышал, что он ушел в отставку и направляется через полуостров домой. Интересно, не собирается ли он заглянуть в ту клетку, где мы пили паршивый бренди и обсуждали, что станем делать, если случится невероятное и мы выживем? Теперь Мастерсон планирует остепениться и вести скучную размеренную жизнь.
– Может, он и степенный, но сомневаюсь, что когда-нибудь будет скучным. – Хокинс отхлебнул изрядную порцию эля. – Не знаю, все ли из нашей пятерки живы. Настали опасные времена.
– Особенно для тебя, если я правильно понял твои нечастые письма. Ты ведь занимался тем, что контрабандой перевозил грузы, прорываясь через морскую блокаду?
– Да, но с объявлением мира осталось меньше блокад, через которые я мог бы прорываться. Так что, похоже, мне тоже придется стать респектабельным, – шутливо произнес Хокинс.
– А доводилось тебе прорываться в заблокированные порты в Соединенных Штатах? В Чесапикском заливе? Если да, то у меня есть для тебя кое-какая работенка.
Хокинс прищурился:
– Я доходил аж до самого Балтимора. Один из моих людей вырос в тех краях, и он знает тамошние воды, как свои пять пальцев. А что за работенка? Сейчас, когда в Чесапике хозяйничает Королевский флот, плавать там будет даже опаснее, чем прорываться через обычную блокаду.
– Речь идет о спасательной миссии. И ее надо осуществить как можно скорее.
Гордон вкратце рассказал, что нужно сделать. Подумав, Хокинс заметил:
– Полагаю, это будет проще, чем пробраться через блокаду. Мой «Зефир» быстроходнее любого судна Королевского флота. Если цена хорошая, я могу этим заняться.
Гордон улыбнулся:
– Тогда давай обсудим детали.