Аманда пронеслась через двери террасы, промчалась по патио. Королевский дом занимал целый городской квартал, у здания было два внутренних двора. Она устремилась вниз по длинной белой каменной лестнице и оказалась в саду. Здесь девушка споткнулась, не сумела удержаться на ногах и с размаху рухнула на колени. Ее стало мутить. К счастью, обошлось без рвоты – страх за отца обернулся серьезным недомоганием, вот уже несколько дней Аманда не могла взять в рот ни крошки. Бедняжка растянулась на густой влажной траве, наконец-то дав себе волю поплакать от души.
Ее охватил ужас. Завтра в полдень отца повесят. Их последним шансом было добиться приема у губернатора и молить его о помиловании. Аманда не собиралась предлагать Вудсу свое тело, но, когда он стал смотреть на нее так же плотоядно, как моряки и местная шушера, она инстинктивно поняла, что должна делать. В конце концов, Аманда частенько видела, как женщины жеманничают, соблазняя ее отца, чтобы выманить брошь или отрез шелка.
Существовал лишь один способ, с помощью которого представительница прекрасного пола могла что-нибудь заполучить от мужчины, и Аманде он был прекрасно известен. Она воспитывалась среди моряков и воров, а из женщин хорошо знала лишь маркитанток да шлюх. Мир, в котором она росла, был основан на жестокости и сексе.
И все-таки она не отдала свое тело Вудсу, а все потому, что Клифф де Уоренн помешал ей это сделать.
Аманда горестно вздохнула, ее сердце защемило. Почему он вмешался? Де Уоренн был величайшим капером своего времени, таким же богатым и влиятельным, как король. Никто не мог совладать с ним в открытом море – даже ее отец утверждал это. И поговаривали, де Уоренн был столь же опасен и на суше…
«Отец!» Сердце Аманды уже горевало, и она напомнила себе о том, что самый близкий человек пока еще жив. Горе и страх переплелись в душе несчастной дочери, оказав мощное воздействие, сравнимое с приемом опиума – как-то раз, прежде чем отец осознал, что произошло, ей дали попробовать этот наркотик. Погрузившись в раздумья, она села, подтянув халат, чтобы надежнее прикрыться. Перед глазами Аманды возникла ужасная картина: Родни Кэрр, ее отец, перерезает горло пирату, который задумал дать ей наркотик и совратить ее.
Когда отец был рядом, он всегда защищал Аманду от похотливых, желавших ее мужчин. Он же обучил дочь, как не дать себя в обиду, орудуя шпагой, пистолетом и кинжалом, так что она могла постоять за себя и тогда, когда отца поблизости не оказывалось. Морские путешествия Родни нередко длились месяцами, и каждый раз он старался оставлять дочери достаточно запасов, чтобы она не голодала – особенно если вдруг ему придется задержаться в плавании. Он был хорошим отцом, а сейчас Аманда подвела его – того, кто всегда был для нее опорой, оплотом всей жизни. В этот важнейший момент, когда решался вопрос его жизни и смерти, она не смогла помочь!
Мысли лихорадочно роились в голове Аманды, она отчаянно искала другой способ спасти Родни. Некоторое время назад любящая дочь уже отказалась от идеи попробовать ворваться в тюрьму и помочь отцу бежать. Большинство членов его команды погибло в сражении с английским офицером, захватившим судно отца «Аманда К.», а те, кто остались в живых, сейчас тоже томились в застенках, ожидая виселицы.
Если она не могла освободить отца силой, возможно, ей стоит вернуться в тот дом, к Вудсу?
Аманду снова стало тошнить. Импульсивно она собиралась сделать то, что обычно делают в кризисных ситуациях все женщины, но, боже праведный, какие же неприязнь и отвращение она чувствовала по отношению к тому, что почти произошло! Несмотря на то что Аманде довелось своими глазами увидеть чуть ли не все существующие способы полового акта – или, по крайней мере, она так думала, – собственного сексуального опыта у нее не было. Она даже никогда не целовалась. Родни Кэрр доступно объяснил, что любому мужчине, который посмеет хотя бы пальцем притронуться к его дочери, он перережет горло, а мужское достоинство наглеца будет брошено в море на корм акулам.
Подумать только, де Уоренн спас ее!
Аманда крепко обхватила руками колени, прижав их к груди, не в силах отогнать от себя мысли, которые так и лезли в голову. Самоотверженное поведение капитана потрясло ее. Почему он вмешался? Все, кого знала Аманда, вели себя благоразумно и эгоистично – таков был закон выживания. Незнакомые люди никогда не помогали друг другу. Да и с чего они должны были это делать? Мир казался слишком опасным, чтобы осмелиться обратиться за помощью к постороннему. Так почему же де Уоренн спас ее от губернатора Вудса?
Сердце Аманды никак не хотело успокаиваться. Она с усилием сглотнула, вспоминая недавние события. В памяти воскресло и то, как де Уоренн смотрел на нее – гораздо более дерзко и бесстыдно, чем это когда-либо делал любой нагловатый моряк.
Аманда была слишком расстроена, но ее сердце стало биться с безумной скоростью. Смущенная, она обхватила ладонями свои пылающие щеки. Де Уоренн чересчур смело разглядывал ее обнаженное тело, но он точно так же глядел на нее и в тот момент, когда она вошла в Королевский дом и на ней была одежда. Аманда не могла припомнить никого – ни мужчину, ни женщину, – кто смотрел бы на нее такими же цепким, проницательным взглядом. Аманда знала, что никогда не сможет забыть этот взгляд – хотелось бы еще понимать, что он в себе таил…
Разумеется, она знала де Уоренна. А кто его не знал? Мощная фигура капитана сразу бросалась в глаза, когда он стоял на квартердеке ее любимого судна, 38-пушечного фрегата «Прекрасная леди». Громадный, высокий мужчина с львиной гривой волос – его нельзя было не заметить. К тому же всем вокруг было известно, что за свою короткую, десятилетнюю карьеру капера де Уоренн взял в плен более сорока пиратов. В Вест-Индии пока еще никому не удалось превзойти его рекорд.
Сердце Аманды по-прежнему лихорадочно билось. Она была смущена, встревожена, сбита с толку. Почему такому человеку, как де Уоренн, вздумалось помогать ей? Он был больше чем просто капером. Несмотря на то что в городе Аманда слышала хихиканье разряженных высокомерных леди о том, что де Уоренн – скорее пират, чем джентльмен, вряд ли можно было доверять этим сплетням. Пираты казались омерзительно-отталкивающими, с их зловонным дыханием, отсутствовавшими зубами и немытыми телами. Пираты не знали пощады в бою, они бездумно лили кровь и выпускали кишки повсюду, хотя, когда дело доходило до клятв в верности, лучших друзей было не найти. Пираты носили запачканную одежду, никогда не мылись и частенько захаживали к самым уродливым ведьмам и шлюхам.
А от капитана де Уоренна исходил аромат моря, смешанный с причудливым запахом каких-то азиатских специй и островного манго. Хотя он носил огромные шпоры с золотом и рубинами и, подобно некоторым пиратам, золотую сережку в одном ухе, его одежда выглядела безупречно. Все вокруг знали, что матерью одного из его незаконнорожденных детей была настоящая принцесса. За де Уоренном прочно закрепилась репутация дамского угодника, но его любовницами были не шлюхи и ведьмы – о нет, их полная противоположность! А почему бы и нет? Он был сыном графа. В жилах де Уоренна текла поистине королевская кровь.
И даже она сама, та, которая никогда не смотрела на мужчину с оттенком восхищения – исключая, разумеется, отца, – не могла не признать, что де Уоренн невероятно красив.
Аманда почувствовала, как вспыхнула от смущения. Она еще слишком хорошо помнила, как оказалась в объятиях де Уоренна, когда он нес ее на руках из покоев губернатора. Но почему она думала об этом – или просто о нем? Сейчас ее должно было заботить совсем другое: нужно было освободить отца прежде, чем его повесят.
Аманда в полной мере осознала, что вариантов действия у нее просто не осталось. Если она не могла силой вытащить отца из тюрьмы, если ей не удалось соблазнить Вудса, продав свое тело в обмен на помилование, что же еще можно было сделать?
Приступ удушья вновь сдавил горло несчастной дочери. Что там сказал де Уоренн? Нужно припомнить точнее…
«Почему бы не помиловать Кэрра? Если он не бросит свое пиратство, обещаю, что арестую его сам».
Аманда вскочила на ноги. Де Уоренн может помочь ей – он должен это сделать!
Уиндсонг высился над кингстонской гаванью – огромный, правильной формы белый каменный особняк, который Клифф начал строить пять лет назад и наконец-то довел до ума в прошлом году. Украшенные балюстрадами террасы выступали над гаванью позади дома, тогда как впереди лестница с двух сторон особняка вела к еще одной веранде и впечатляющего вида парадному входу, выполненному из белого мрамора. Одинаковые флигели располагались по обе стороны особняка, по бокам возвышавшегося над ними главного дома высотой в три этажа.
Клифф мог стоять у парапета террасы с северной стороны особняка, откуда на всю длину просматривалась Кинг-стрит, но он любил бывать на южной веранде, потягивая лучший ирландский виски и наблюдая за прибывающими судами. Вот и теперь де Уоренн оказался там, приказав дворецкому принести выпивку, но на сей раз его взгляд не блуждал по морю, а был направлен в сторону Порт-Ройял. Там, вдали, он мог различить кирпичные стены форта Чарльз. Клифф вскинул подзорную трубу.
Суденышко «Аманда К.» стояло неподалеку на якоре, его корабельные снасти были повреждены, мачты – сломаны. Это был маленький девятипушечный шлюп[6], когда-то достаточно быстрый для того, чтобы опережать большинство морских судов, а теперь безнадежно разбитый, не подлежащий ремонту. Несчастный корабль летал по морским просторам не под смертоносным пиратским флагом с черепом и костями, а под британским триколором.
Клифф опустил подзорную трубу. Он не желал забивать себе голову размышлениями о судьбе Кэрра или его дочери. Обвиненный в пиратстве Кэрр находился в Спэниш-Таун, ожидая завтрашнего приведения приговора в исполнение. Хотелось бы Клиффу знать, где сейчас Дикарка… Она сбежала слишком быстро, исчезла в одно мгновение, будто призрак.
Де Уоренн все еще отчетливо помнил ощущение ее стройного и упругого, но одновременно такого женственного тела в своих руках – хотя и клял себя на чем свет стоит, желая это забыть.
– Папа! Папа!
Услышав счастливый крик своей обожаемой дочери, Клифф обернулся, просияв от радости, и все мысли о сумасбродной женщине-ребенке вылетели у него из головы.
Ариэлла была чудесной шестилетней девчушкой с огромными блестящими синими глазами, оливковым цветом лица и удивительными золотистыми волосами. Благодаря экзотической внешности она была потрясающе красива, и каждый раз, глядя на нее, Клифф ощущал прямо-таки благоговейный трепет от того, что этот изумительный ребенок – его.
– Иди ко мне, моя милая!
Но Ариэллу не нужно было звать, она и так уже неслась по террасе прямо в объятия отца. Он рассмеялся, подхватил на руки и высоко поднял ее, а потом крепко прижал к себе. Девочка была одета словно маленькая английская принцесса – в самое нарядное шелковое платьице, стоившее целое состояние, маленькую шейку украшала нитка превосходного жемчуга. Клифф опустил дочь, и она спросила:
– Ты ходил сегодня под парусом, папа? – Ариэлла казалась очень серьезной. – Ты обещал, что возьмешь меня с собой, когда в следующий раз отправишься в плавание.
Клифф не мог сдержать улыбку. Ариэлла могла притворяться столько, сколько хотела, но он отлично знал, что дочурка не любила плавать.
– Я не забыл, моя милая. И я не ходил под парусом. У меня были дела в Спэниш-Таун.
– Приятные дела?
Улыбка Клиффа немного померкла.
– На самом деле они были не самыми радостными. – Он нежно накрутил на палец прядь ее золотистых волос. – Это был хороший день для мореплавания. Сколько у нас сегодня узлов?
Ариэлла поколебалась, покусывая губу:
– Десять?
Клифф вздохнул:
– Восемь, дорогая, но ты была близка к истине.
Он знал, что дочь сказала это наобум.
– Я должна уметь оценивать скорость бриза, чтобы плавать с тобой?
– Нет, не должна, твой брат вполне может справиться с этим. Мне не стоит пытаться сделать из тебя моряка.
Ариэлла не выказывала особенной любви к морю, хотя терпела водную стихию как способ проводить больше времени с отцом. Сын капитана был полной ее противоположностью. Но у Клиффа не было поводов разочаровываться в своей далекой от мореплавания дочери: у Ариэллы был самый любознательный, самый пытливый ум из всех, с кем ему когда-либо приходилось иметь дело. В сущности, она могла провести целый день, погрузившись в книгу, и Клифф не знал, что ему с этим делать – гордиться или тревожиться.
– Скоро, моя милая, ты будешь путешествовать по свету со своим отцом.
– Но только я, не Алекси! Мы его с собой не возьмем, – недовольно надула губки девочка.
Клифф покачал головой, удивленный ее ревностью.
– Он – твой брат, дорогая, и, разумеется, отправится с нами. Он – настоящий, прирожденный моряк. Он поможет мне управлять кораблем, будет вести судно за нас.
Ариэлла просияла улыбкой:
– Я выучила четыре новых созвездия, о которых ты рассказал мне, папа. Ночь будет хорошей, мы сможем как следует рассмотреть звезды. Могу я показать их тебе попозже?
– Конечно.
Что и говорить, у Клиффа росла замечательная дочь! В свои шесть она умела складывать и вычитать быстрее, чем отец, была знатоком в умножении и постепенно постигала деление. Клифф начал учить с дочерью созвездия, и ее способность распознавать различные звезды поразила его. Фактически Ариэлла могла всего за несколько минут запомнить что-то, увиденное лишь раз, мельком. Она бегло говорила на латыни и в ближайшее время должна была с тем же успехом освоить французский язык. Что же касалось чтения, то тут Ариэлла на несколько уровней опережала своего старшего брата.
Клифф наконец-то бросил взгляд в сторону дома, где давно уже стояла гувернантка дочери – ее стройная фигура была так плотно укутана тканью, что нельзя было рассмотреть лица, все ее тело было завернуто в оранжевый и синий шелк.
– Ариэлла выполнила все свои задания на сегодня?
Де Уоренн взглянул на дочь и подмигнул ей. Девочка была настолько умна, что, несомненно, прошла недельный объем своей учебной программы за один день.
– Да, милорд. Как всегда, она в этом преуспела.
Анахид, гувернантка, говорила на безупречном английском, но с сильным армянским акцентом. Она была рабыней матери Ариэллы. Вся эта история была трагической, за исключением одного подлинного чуда – дочери Клиффа. Мать Ариэллы, Рахиль, была еврейкой, когда-то она вместе с отцом отправилась к Земле обетованной. Корсары напали на их корабль и убили всех, кто не представлял для них ни малейшей ценности, включая отца Рахиль. Бедняжка попала в рабство, но местный принц был мгновенно сражен ее красотой и сделал Рахиль своей наложницей. Клифф тоже попал под влияние чар прекрасной рабыни, когда торговался с ее господином, князем Рохаром. Капитан прекрасно понимал, что, осмелившись на подобную любовную связь, обрекает себя на смерть, но не мог противиться чувствам. Их романтическая история была недолгой, но еврейская любовница, с ее достоинством и изяществом, тронула сердце Клиффа глубже, чем любая другая из его предыдущих женщин. Де Уоренн и понятия не имел, что Рахиль забеременела от него.
Именно Анахид удалось передать Клиффу письмо спустя шесть месяцев после рождения Ариэллы. Рахиль казнили, когда выяснилось, что у ее дочери голубые глаза – стало слишком очевидно, что отцом ребенка был не хозяин рабыни. Клифф готовился без промедления пойти на штурм крепости Рохара, но это оказалось уже ненужным. С помощью золота де Уоренна Анахид подкупила охранников князя и выкрала Ариэллу из гарема, сумев сбежать вместе с девочкой из дворца. С тех пор гувернантка жила в доме Клиффа. Капитан знал, что Анахид готова умереть за его дочь, да и сводного брата Ариэллы, Александра, она любила почти с той же неистовой силой. Клифф даровал Анахид свободу спустя всего несколько дней после того, как она покинула побережье Берберии.
Он никогда не видел лица Анахид, даже мельком.
– А как успехи Алекси сегодня?
Клифф почувствовал, что гувернантка улыбается.
– Он справился с заданиями не так хорошо, как Ариэлла, милорд. Сейчас он по-прежнему в классной комнате, изо всех сил старается дописать свои буквы.
– Хорошо.
Алекси был очень сообразительным, но для успешной учебы ему не хватало усидчивости, которой отличалась Ариэлла. Мальчик живо интересовался фехтованием, верховой ездой и, разумеется, судами своего отца.
– Напомните ему, что завтра в семь часов мы занимаемся фехтованием – разумеется, если он сделает все свои уроки.
Анахид кивнула, жестом подзывая к себе Ариэллу. Девчушка взглянула на отца и состроила недовольную гримаску, явно не желая уходить:
– Папа?
– Иди, дитя мое… – Клифф осекся, заметив, как в дверном проеме появился его дворецкий.
Де Уоренн даже представить себе не мог, что могло вызвать на лице Фитцуильяма, обычно будто высеченном из камня, такое странное выражение. Неужели его бессердечный слуга был на самом деле чем-то взволнован?
– В чем дело, Фитцуильям?
– Сэр. – На лбу дворецкого выступила испарина. А ведь этот человек никогда не потел, невзирая на вечные пекло и влажность, даже в те дни, когда температура воздуха превосходила привычные значения.
– Что-то не так? – Клифф вышел из угла террасы.
– Там… – Дворецкий закашлялся. – Там… посетитель… сэр, если вы пожелаете… спуститься вниз.
Клифф был озадачен.
– Судя по вашей реакции, это должна быть сама смерть с косой, – предположил он. – У него или у нее есть визитная карточка?
Де Уоренн вдруг вспомнил красотку с площади Спэниш-Таун. Он почти не сомневался, что пришла именно она – утолить свою похоть, – и все же на мгновение представил в своей постели Дикарку.
Что, черт возьми, с ним творится? Он грезит о сумасбродной женщине-ребенке, и не важно, что она оказалась намного красивее всех леди, которых ему до сих пор доводилось встречать! При самом удачном раскладе ей от силы восемнадцать лет, если не шестнадцать.
– Посетитель… – Фитцуильям глотнул, явно находя нечто неприятное в этой ситуации, – ожидает в красной комнате. Если вы, конечно, пожелаете видеть ее…
Выходит, к нему в гости пожаловала брюнетка с площади. Странно, но Клифф чувствовал разочарование и досаду.
– Я не принимаю сегодня, – решительно отрезал он. – Выставите ее.
Фитцуильям удивленно сощурился, ведь его хозяин никогда прежде не был столь краток и груб.
Клифф вспыхнул от раздражения.
– Я хочу сказать, возьмите ее визитную карточку, и пусть идет, откуда пришла.
– У нее нет визитной карточки, сэр.
Слабое подозрение зародилось в душе Клиффа. Взволнованный, он отвернулся от дворецкого. У всех леди были визитные карточки.
– Как это? – удивился он.
Фитцуильям лихорадочно облизнул губы:
– Она настаивает на встрече с вами, сэр, и еще у нее кинжал, которым она угрожала мне!
Дикарка… Клифф направился в дом, прошел по начищенному до блеска дубовому паркету, спустился по широкой центральной лестнице, покрытой темно-красной ковровой дорожкой, и оказался в холле. Это было огромное помещение с высокими потолками, хрустальной люстрой размером с рояль и полами из серо-белого мрамора, привезенного из Испании. Красная комната располагалась в самом дальнем конце холла.
На пороге комнаты, глядя на него, стояла дочь Кэрра.
При виде гостьи сердце Клиффа невольно забилось чаще, заставив его еще больше встревожиться. Де Уоренн быстро подошел к Дикарке, заметив, что она очень бледна, хотя прежде ее лицо отливало золотистым загаром, а глаза безумно горят, будто у бывалого солдата в разгар яростного сражения. Он взял себе на заметку, что с этой девчонкой нужно держать ухо востро и стараться лишний раз ей не доверять. Клифф не сразу поймал себя на том, что почему-то заговорил с ней резким, грубым тоном:
– Вы возвращались в Королевский дом?
Дикарка покачала головой:
– Нет.
Боже, у Клиффа будто гора с плеч свалилась! К нему постепенно вернулось его обычное самообладание.
– Мисс Кэрр, простите меня. Пожалуйста, присядьте. Могу я предложить вам чем-нибудь подкрепиться? Чай? Печенье?
Дикарка уставилась на гостеприимного хозяина с таким изумлением, словно у того вдруг выросла вторая голова:
– Я должна простить вас?
Де Уоренн вдруг взглянул на себя со стороны и понял, в каком смехотворном виде, должно быть, сейчас предстал – нужно быть по-настоящему слабоумным, чтобы просить прощения у этого дикого, неискушенного в правилах хорошего тона ребенка. Понимает ли эта девчонка, что его манеры были просто недопустимыми? Так или иначе, но Клифф улыбнулся ей и счел нужным объяснить:
– Мое приветствие было в высшей степени неподобающим. Джентльмен всегда кланяется леди. Ему стоит сказать «Добрый день» или «Доброе утро» или справиться о ее делах.
Дикарка зевнула:
– Я – не леди. А вы чересчур болтливы.
Де Уоренн пропустил ее замечание мимо ушей:
– Не хотите ли чаю?
– Немного чаю? – Дикарка вдруг превосходно скопировала британский акцент прирожденной знати, высшего общества. – Думаю, нет, – продолжила она свою искусную имитацию. – Я бы предпочла грог. – Теперь девчонка растягивала слова, подражая морякам. – Если он у вас есть.
Клиффу оставалось только гадать, на самом ли деле гостья желала горячительного или всего лишь надеялась спровоцировать его на реакцию, немного побесить.
– Ваша имитация просто великолепна, – заметил Клифф. Он то и дело прохаживался мимо Дикарки, пристально глядя на нее. Мисс Кэрр не двигалась и не моргала с тех пор, как он вошел в комнату. Она стояла в оборонительной позе и все-таки по-прежнему умудрялась выглядеть воинственно. Тот самый кинжал, которым она угрожала дворецкому, скорее всего, был заткнут за пояс ее бриджей и спрятан под свободной, как туника, рубашкой. Зачем она пришла? Клифф думал, что знал это и причина визита заключалась не в ее желании запрыгнуть к нему в постель.
Щеки Дикарки зарделись румянцем.
– Я вас не понимаю! Вы знаете, что я не умею читать – вы слышали, как я говорила об этом. Я не знаю и красивых сложных слов.
Клифф почувствовал, как смягчается его душа.
– Прошу прощения. «Имитация» значит «подражание». У вас превосходный слух.
Она пожала плечами:
– Мне все равно.
Клифф пытался успокоить, приободрить мисс Кэрр, но его старания явно шли прахом. Де Уоренн предположил бы, что Дикарка подавлена видом его величественного особняка, который был ничуть не меньше Королевского дома, а обставлен даже с большей роскошью, если бы она не сводила с него лихорадочный взгляд зеленых глаз с тех самых пор, как он вошел в холл.
– Что я могу для вас сделать?
Выражение лица гостьи стало еще более напряженным.
– Освободите моего отца.
Что ж, Клифф был прав. Он попытался вежливо улыбнуться ей:
– Пожалуйста, сядьте.
Дикарка упрямо тряхнула головой:
– Я постою.
– Как же, по вашему мнению, я могу освободить вашего отца?
– Вудс – ваш друг. Заставьте его отпустить моего отца. – В ее невероятно ярких глазах мелькнуло отчаяние.
Клифф внимательно посмотрел на нее:
– Сейчас мы с Вудсом вряд ли питаем теплые чувства друг к другу, а если бы и были расположены более приятельски, это бы ничего не изменило. Все зашло слишком далеко. На этом острове действуют законы. Присяжные рассматривали дело вашего отца и сочли его виновным. Мне очень жаль, – добавил он, нисколько не кривя душой.
Из глаз мисс Кэрр хлынули слезы.
– Тогда помогите мне устроить побег отца.
Клифф ослышался – или все же нет?
– Мы можем сделать это. Точнее, вы можете сделать это – у вас команда, пушки, пистолеты!
Он был ошеломлен:
– Вы хотите, чтобы я напал на здание судебной тюрьмы?
Дикарка кивнула, но, даже подтвердив сказанное, явно стала колебаться, слезы катились по ее щекам. Без сомнения, она понимала, что в своих настойчивых просьбах в лучшем случае выдавала желаемое за действительное.
– Мисс Кэрр, я сожалею, что вашего отца осудили. Хотелось бы мне, чтобы все обернулось иначе… Но я – не пират. И не бандит. Каждое каперское свидетельство, которое я принял, было выдано британскими властями – я никогда не поступаю вразрез с их интересами. Я лишь преследую врагов Британии.
– Вы – моя единственная надежда, – прошептала Дикарка.
В этот момент Клиффу больше всего на свете хотелось ей помочь. Но он не мог напасть на британскую тюрьму и вытащить оттуда обвиненного в пиратстве.
Ее плечи безнадежно поникли.
– Тогда он умрет.
– Мисс Кэрр… – затянул Клифф, собираясь утешить ее, но не имея ни малейшего представления о том, как это лучше сделать. Если бы гостья была леди определенного сорта, он бы увлек ее на диван и целовал – бессмысленно, исступленно, – пока она не забыла бы о своем несчастье. Он доставлял бы ей удовольствие снова и снова, подавляя мысли о страшной действительности. Но Дикарка не относилась к числу леди определенного сорта, скорее казалась совсем еще невинной. В это мгновение она выглядела очень юной.
Мисс Кэрр горестно покачала головой и метнулась прочь из комнаты.
Но на сей раз Клифф был готов к такой реакции. Он настиг Дикарку за пару шагов, помешав ей покинуть холл.
– Подождите! Куда это вы направляетесь? Что собираетесь делать?
Мисс Кэрр взглянула Клиффу прямо в глаза.
– Тогда я сделаю это одна, – решительно произнесла она. Слезы текли по лицу несчастной дочери пирата, и она смахивала их так резко, хлопками, что на щеках оставались ярко-красные следы.
Клифф крепко взял Дикарку за плечи:
– Мисс Кэрр, уж не хотите ли вы, чтобы обвинения в преступлении выдвинули и против вас? Жаждете оказаться на виселице?
Но она была настроена агрессивно.
– Они меня не повесят – не смогут казнить, если я скажу, что ношу под сердцем ребенка!
Клифф застыл на месте:
– Вы что, беременны?
Дикарка с раздражением взглянула на него:
– Не думаю, что это вас касается! А теперь позвольте мне уйти. Пожалуйста.
Клифф почему-то знал, что мисс Кэрр редко произносит это слово. Он отпустил ее плечи.
– У меня много гостевых комнат, – сказал де Уоренн, рассчитывая предложить Дикарке одни из этих апартаментов, чтобы у нее, по крайней мере, была крыша над головой. Клифф уже решил, что завтра должен будет помочь мисс Кэрр пережить весь этот ужас, а потом отправит дочь казненного пирата в сиротский приют Святой Анны или в Британию, если у нее действительно есть там родственники.
– Почему бы вам не провести ночь здесь? В качестве моей гостьи, разумеется, – поспешил добавить Клифф.
Она смотрела на него округлившимися от изумления глазами, не произнося ни слова. Дикарка подумала, что он хочет воспользоваться ею точно так же, как пытался сделать это Вудс, мрачно мелькнула в голове Клиффа догадка.
– Вы неверно поняли смысл сказанного, – холодно произнес он. – Я предлагаю к вашим услугам личные апартаменты, исключительно для вас.
Она в волнении облизнула губы:
– Вы тоже… хотите… разделить со мной постель?
Клифф вспыхнул от возмущения:
– Я пытаюсь объяснить вам, что у меня нет подобного намерения!
– Если вы поможете моему отцу сбежать, можете спать со мной когда угодно и где угодно. Мне все равно. – Она залилась краской стыда.
Он не верил своим ушам.
– Даю вам свое слово – слово де Уоренна, – что у меня только самые благородные намерения!
– Я не могу понять и половины ваших причудливых речей, – воскликнула она, – но это я уяснила. Если вы не хотите спать со мной, то я не нуждаюсь в вашей милости.
И Дикарка гордо прошествовала по холлу.
На этот раз Клифф позволил ей уйти. Позже, ворочаясь в кровати без сна, он никак не мог отогнать воспоминания о прошедшем дне.
Была только середина ночи, но луна сияла почти полным светом, а тысячи звезд висели в темном небе, яркие и мерцающие. Воздух оставался душным и тяжелым, он ласкал кожу влагой. Аманда вцепилась в железные прутья решетки камеры, в которой сидел ее отец. Она проникла снаружи через лаз, вырытый под оградой тюрьмы, – ей уже не в первый раз удавалось попадать сюда подобным способом.
– Папа…
Из глубины погруженной в ночной мрак камеры послышалось шуршание.
– Папа, – умоляющим голосом позвала Аманда, задыхаясь от страха. В этот день умерла их последняя надежда, и она со всей ясностью сознавала это.
– Аманда, девочка моя! – Родни Кэрр появился в окне, это был рослый, крупный мужчина с косматыми светлыми волосами и более темной бородой.
Аманда уже не могла сдерживать рыдания.
– Черт побери, девочка, не плачь из-за меня! – вскричал Родни. Его кулаки сжались вокруг прутьев решетки так сильно, что суставы пальцев побелели.
Как же она его любила! Отец был всем ее миром. Но сейчас он злился, и Аманда знала это. Он ненавидел слезы. И все же отец не мог ударить ее сейчас, когда их разделяли железные прутья.
– Я пыталась, папа, пыталась, – хныкала несчастная дочь. – Я старалась убедить Вудса помиловать тебя, но он этого не сделает.
Родни спал с лица.
– Я не смогу справиться с этим, папа! Я не вынесу, если тебя казнят!
– Прекрати немедленно! – заорал он, наверняка разбудив других заключенных. Аманда тут же перестала плакать. – Послушай меня, девочка. Ты старалась и сделала все, что в твоих силах. Я горжусь тобой, действительно горжусь. Любой отец мечтал бы о такой хорошей, преданной дочери.
Аманда задрожала. Похвала из уст Родни была большой редкостью. Она знала, что отец любил ее сильно, неистово, поскольку и для него она была всем миром – после судна и его команды, но они никогда не говорили о каких-либо чувствах, и меньше всего о любви.
– Ты гордишься мной, – потрясенная, эхом отозвалась Аманда.
– Конечно горжусь. Ты сильная и смелая. Ты никогда не отступала в схватке с противником. Не уронила ни единой слезинки, когда тебе серьезно доставалось. Девочка, я так жалею о тех временах! Мне жаль, что тебе приходилось уживаться с моим грубым характером. И очень жаль, что я не смог дать тебе чудесный дом с английским садом, полным роз.
Аманда вдруг осознала, что это их последняя встреча – иначе отец никогда бы не говорил с ней так.
– Мне все равно, что ты бил меня. Да и как еще я научилась бы отличать ошибочное от правильного? К тому же ты чаще всего промахивался, ведь мне удавалось быстро уворачиваться. – Аманда чувствовала, как слезы катятся по ее щекам. – И мне никогда не был нужен сад с розами, – наполовину солгала она.
Казалось, его глаза блеснули в темноте.
– Все женщины мечтают о розах, девочка моя. Когда я встретил твою маму, у нее был сад, полный роз. Сейчас она, должно быть, живет в Лондоне, но и там у нее есть сад. Именно так живут люди благородного происхождения.
Значит, теперь они будут говорить о ее матери? Аманда родилась в Сент-Мавес, близ Корнуолла, и жила там со своей матерью, Дульсией Стрейтферн Кэрр, до четырех лет. Мама вышла замуж за Родни, когда он был бравым молодым лейтенантом королевского флота, еще бесконечно далеким от пиратства. Но, превратившись в жулика, Родни как-то приехал в Корнуолл, умоляя Дульсию отпустить дочь с ним. Дульсия отказала – она слишком сильно любила Аманду, чтобы вот так легко ее отдать. И тогда Родни забрал девочку силой, вырвав из рук рыдающей матери, и отправил ее на острова. Домой Аманда так с тех пор и не вернулась.
Жизнь с отцом была для нее всем. Родни боялся везти Аманду в гости к ее матери – всерьез опасался, что власти могут посадить его в тюрьму за то, что он когда-то сделал.
– Ты ведь все понимаешь, девочка моя, не так ли? Ты знаешь, почему я так поступил?
Конечно, Аманда понимала. Она любила отца и не могла себе представить, как бы росла в Корнуолле. Но ей было бесконечно жаль, что она совершенно не помнила мать. Отец говорил, что та была элегантной и благовоспитанной, настоящей леди, и столь прекрасной, что у поклонников просто перехватывало дыхание от ее красоты. Обычно Родни заводил разговоры о прошлом и о Дульсии в состоянии сильного подпития, и каждый раз его повествование оканчивалось слезами. Кэрр никогда, ни на одно мгновение не переставал любить жену и хотел, чтобы Аманда с той же силой обожала мать, пусть и на расстоянии. Мечтал, чтобы дочь знала: ее мать женщина особенная.
Аманда часто размышляла о том, что чувствовала ее мать после всех этих лет разлуки. Между ними не было никакой связи, ни одного письма, хотя отцу как-то удалось раскопать информацию о том, что его супруга теперь живет в Лондоне, в красивом доме под названием Белфорд-Хаус.
Аманда гадала, почему же сейчас Родни стал взахлеб говорить о розах, о матери…
– Розы не имеют для меня никакого значения, папа. И ты, разумеется, знаешь это.
Родни внимательно посмотрел на дочь:
– Ты должна отправиться к ней, девочка моя. Дульсия позаботится о тебе, когда меня не станет.
– Не говори так! – в отчаянии закричала Аманда. – Еще не наступило завтра, еще не полдень!
– Уже завтра, черт побери, скоро рассвет! Мама будет счастлива видеть тебя снова. Аманда, девочка, у тебя наконец-то будет прекрасный дом. Ты можешь стать настоящей леди, а не дочерью отродья вроде меня.
Аманда в изумлении смотрела на отца, разрываясь между страхом и тревогой. Конечно, она фантазировала о том, как однажды увидит свою мать, как ее заключит в объятия самая красивая, самая безупречно воспитанная на свете женщина, от которой будут исходить спокойствие, тепло и любовь. В этих фантазиях Аманда превращалась в леди, как ее мать, и они вместе потягивали экзотический чай в благоухающем саду, полном цветущих роз.
Но Аманда была здравомыслящей девушкой. Ее домом был остров, ее жизнью – отец. И хотя у Кэрров была ферма, они перебивались грабежом, а их хозяйство составляли краденые вещи. Да, у них была корова, и Аманда доила ее, и все-таки девушка оставалась дочерью пирата. Она никогда не отправилась бы в Англию и никогда не смогла бы встретиться со своей матерью. И естественно, Аманде никогда не приходило в голову даже пытаться вести себя как леди, не говоря уже о том, чтобы на самом деле стать ею – разве что в глупом полете воображения.
Отец что, совсем спятил?
– Я не леди – и никогда не смогла бы быть такой. Я люблю остров. Это мой дом! Я люблю ходить под парусами, люблю море! – в настоящей панике продолжала возражать она.
– И в этом я узнаю свою дочь, – отозвался Родни, в его голосе зазвучали гордость и печаль. – Боже, девочка моя, не знаю, о чем я думал, когда учил тебя плавать на своем маленьком судне и палить из пушки, фехтовать лучше любого мужчины, стрелять из пистолета и чинить паруса. Ты поднимаешься на мачту быстрее моих лучших матросов. Но ты – девушка, а не парень! Тебе следовало оставаться с матерью. Теперь я это понимаю.
– Нет! – Аманда протянула руку через прутья решетки и схватила руку отца. – Папа, я люблю тебя!
Родни отдернул руку и погрузился в молчание.
Аманда из последних сил пыталась снова не заплакать, но это сражение с самой собой ей суждено было проиграть.
– Пообещай мне, – наконец нарушил тишину отец, – что, когда меня не станет, ты поедешь к матери. Здесь у тебя никого больше нет. Аманда, ты должна отправиться к Дульсии.
Аманда пришла в ужас. Как она могла дать подобное обещание? Ее мать была настоящей леди. А она, Аманда, дочерью пирата. Бедняжка верила, что мать любила ее когда-то, но с тех пор много воды утекло… Аманда очень боялась, что теперь мать не захочет с ней знаться.
– Я твой отец и осужденный на смерть человек, – в ярости вскричал отец. – Черт возьми, ты должна слушаться меня!
Она знала, что, не разделяй их прутья решетки, Родни ударил бы ее.
– Ты еще не умер. Возможно, случится чудо!
Он фыркнул:
– Чудес не бывает!
– Сегодня произошло чудо, – воскликнула Аманда. – Клифф де Уоренн спас меня от…
Она резко осеклась.
Родни взглянул на дочь так пристально, что она ясно увидела его глаза в темноте.
– Он – что?
– Он спас меня… Я пыталась соблазнить губернатора… – одними губами прошептала Аманда.
Резко выбросив руку через решетку камеры, Родни ударил ее по голове, причем довольно сильно.
– Ты не шлюха, черт побери! Если и была одна вещь в моей жизни, которую я сделал правильно, так это то, что я сохранил тебя невинной. Ты должна подарить свою девственность хорошему мужчине – своему мужу! – в бешенстве заорал он.
Аманда вцепилась в прутья решетки, переждав, пока звезды, завращавшиеся в ее голове, не потускнели и не исчезли. Потом она втянула воздух ртом, все еще шатаясь от тяжелого удара.
– Я пыталась спасти тебя, папа.
Но отец, казалось, не слышал ее оправданий.
– Де Уоренн – джентльмен, не говоря уже о том, что у него есть определенное влияние. Ты попросишь его отправить тебя в Англию. Он – тот, кому ты можешь доверять.
Аманда совсем пала духом. Ее отца вот-вот повесят, и если это его последнее желание, ничего не остается, как повиноваться.
– Он странный. – Аманда сама удивилась, услышав, что медленно размышляет вслух. – Почему он, посторонний человек, стал помогать мне? Почему так рьяно боролся с собственным другом?
– Все эти аристократы поступают так потому, что они становятся еще благороднее, еще могущественнее в своих глазах, проявляя милосердие по отношению к бедному спившемуся отребью вроде нас. Поступая так, вся эта «голубая кровь» ощущает себя еще выше и влиятельнее. Он подает тебе милостыню, и ты должна принять ее, девочка, – объяснил Родни. – И плевать на твою ужасную гордость!
Он немного поколебался, а потом сказал нечто странное:
– Де Уоренн заметил, что ты – красавица?
Эти слова потрясли Аманду. За все ее семнадцать лет отец никогда не упоминал о том, что считает дочь красивой. Но теперь он говорил о ней так, будто она действительно очень привлекательна, совсем как ее мать.
– О чем ты, папа? Я совсем не красавица! Я тощая, кожа и кости, да еще с жалкими волосиками крысиного цвета. Я ношу мальчишескую одежду. И еще у меня очень странные глаза. Все так говорят.
Но Родни и не думал шутить:
– Этот де Уоренн смотрит на тебя так же, как тот чертов турок на Силиции?
Аманда помедлила, не зная, стоит ли признаваться.
– Может, и смотрит, но это ровным счетом ничего не значит!
Родни с шумом выдохнул. После длинной, мрачной паузы он серьезно сказал:
– Де Уоренн – тот, кто отвезет тебя к матери. Думаю, Аманда, я могу ему доверять. Он – джентльмен.
И отец снова замолчал.
Аманда чувствовала, что он хотел сказать что-то еще.
– Он – джентльмен, но что дальше, папа? О чем ты недоговариваешь?
Родни пристально посмотрел на дочь:
– Я бы не возражал, если бы он решил удержать тебя при себе хоть на какое-то время.
Глаза Аманды в изумлении распахнулись.
– Что??? Ты имеешь в виду, в качестве своей любовницы?
– Он богат, как Крез, и он – сын графа! – взревел Кэрр, с силой ударив кулаком по стене. – Я всегда хотел, чтобы ты удачно вышла замуж, но теперь, когда меня казнят, я не знаю, как это устроить. Теперь тебе придется поехать к матери, но ты не видела ее долгие годы…
Аманду начало колотить. Перед ее мысленным взором предстало сильное, бронзового оттенка лицо де Уоренна, его пристальный взгляд, такой необычайно глубокий, такой удивительно проницательный, будто способный проникнуть в ее сознание, ее душу. Аманда вспомнила, как де Уоренн уносил ее из покоев Вудса. Смущенная, она напряглась всем телом. Дочь пирата была готова подарить ему свою девственность – или, по крайней мере, не сильно возражала бы сделать это. А еще этот аристократ казался добрым.
«Я, должно быть, ошибаюсь», – думала Аманда, которую уже била дрожь. Конечно, жена пекаря с Куин-стрит бесплатно давала ей черствый хлеб, а парень, который убирался в аптеке, был очень мил, но больше никто на этом свете не относился к ней по-доброму. Возможно, де Уоренн и спас-то Аманду только для того, чтобы совратить ее, даже невзирая на то, что она не относилась к числу благородных леди, которых он обычно предпочитал. В конце концов, разве он не пытался оставить ее в собственном доме в Кингстоне?
– Папа, де Уоренн никогда не захотел бы сделать меня своей любовницей. Его возлюбленные гораздо красивее меня.
– Тебе лишь нужно убедиться в том, что он возьмет тебя на свое судно и доставит к матери, – угрюмо произнес Родни. – Я так хотел оставить тебе что-то, Аманда, и не скопил ничего, черт возьми, ни единого фунта! Мне очень жаль…
Сердце у Аманды сжалось: ее отец ни разу в жизни ни за что не извинялся, а сейчас уже во второй раз говорил ей, насколько сожалеет.
– Не стоит извиняться, – яростно запротестовала Аманда. – Ты – лучший отец, который только может быть у девушки!
Она говорила чистую правду, и слезы невольно снова хлынули из ее глаз.
– Я старался, действительно старался быть хорошим отцом! – задыхался Родни, тоже неспособный сдерживать рыдания. – Девочка, тебе пора идти!
Аманда очнулась и увидела, что небо над крышей здания суда окрасилось ярко-оранжевым. Солнце всходило – уже был рассвет.
– Нет! – в отчаянии закричала она.
Еще несколько секунд, и ей придется уйти. В следующий раз она увидит своего отца уже на виселице.
– Тебе лучше уйти, девочка моя, пока они не поймали тебя здесь и не узнали о лазе, который ты вырыла под забором, – охрипшим голосом уговаривал Кэрр.
Нет, ее отец не может быть казнен, этого просто не должно случиться… Аманда никогда всерьез не размышляла о том, верит ли в Бога, но теперь исступленно молилась.
– Папа, позволь мне остаться! Мне все равно, найдут ли меня. – Она в отчаянии потянулась к решетке.
Отец немного помедлил, потом крепко сжал ее руку.
О господи! Его рука была теплой, сильной, мозолистой, в рубцах. Много лет назад какой-то шотландец в шумной ссоре отрубил ему один из пальцев, лезвие добралось до мякоти ладони. Но Аманда сжимала искалеченную кисть, будто держась за остатки своей – и его – жизни.
Сжимала, потому что знала: стоит отпустить, и она никогда больше не сможет взять отца за руку.
В самый последний момент он вскочил на своего лучшего чистокровного коня и пронесся галопом всю дорогу до Спэниш-Таун. Теперь Клифф пристально разглядывал толпу, собравшуюся под жарким полуденным солнцем на площади между Королевским домом и зданием суда. Леди в великолепных нарядах с белыми зонтиками от солнца и хорошо одетые джентльмены с тростями беззаботно прогуливались рядом с виселицей под тенью высоких пальм, легкомысленно болтая в ожидании начала главного «развлечения». Небрежно одетые моряки потягивали грог и тискали своих шлюх, несколько матросов танцевали с проститутками под быструю ямайскую мелодию, которую наигрывал темнокожий уличный скрипач. Компания мальчишек бросала камни в подмостки виселицы, словно это было яблочко мишени. Они зло хохотали, да и вообще вели себя просто скверно.
Клифф отвернулся, внимательно изучая другую сторону площади. Полк солдат вытянулся по стойке «смирно» перед зданием суда, другие военные патрулировали периметр площади на тот случай, если заключенный решит бежать. Сердце Клиффа тревожно забилось, он ощутил прилив адреналина. Где же она?
Всего считаные минуты остались до того момента, как Кэрра под конвоем поведут навстречу судьбе. Клифф был уверен в том, что Дикарка будет присутствовать на казни.
За всю ночь де Уоренн не сомкнул глаз, мучимый навязчивой идеей о тяжкой доле отца этой безрассудной девчонки и ее участии в ужасной драме. Он подозревал, что Дикарка не смирится с ролью зрителя в этот день, но что она могла задумать? Клифф знал одно: он не позволит ей загубить свою жизнь вслед за жизнью отца. Де Уоренн собирался остановить Дикарку, если она попытается спасти Кэрра – раньше, чем это сделают солдаты.
Внезапно Клифф спиной почувствовал чей-то тяжелый взгляд. Обернувшись, он посмотрел в западном направлении от Королевского дома. На верхнем этаже роскошного здания было распахнуто огромное окно. Там стоял Вудс, вглядываясь в место действия внизу.
Клифф резко отвернулся. Краем глаза он увидел, как один из мальчишек швырнул булыжник в основание виселицы и безжалостно рассмеялся. И вдруг он услышал тихий сдавленный звук, напоминающий женское рыдание.
Цепкий взгляд Клиффа скользнул к подножию виселицы. Там он увидел сжавшуюся тоненькую фигурку в лохмотьях с копной серебристых волос. Разъяренный, Клифф зашагал через толпу, грубо отпихнув нескольких джентльменов. Толпа расступилась, гуляки поняли, что он взбешен и настроен весьма решительно. Завидев его приближение, мальчишки перестали бросать камни в бедняжку, затихнув и побледнев. Де Уоренн схватил одного из хулиганов за рубашку и отшвырнул его в сторону.
– Я еще поквитаюсь с тобой сегодня, – предупредил Клифф.
Ставший мертвенно-бледным парень прошептал:
– Она – всего лишь дочь пирата.
Де Уоренн ударил юного негодяя по плечу, достаточно сильно для того, чтобы отправить его в полет. Остальные мальчишки помчались прочь, а их заводила медленно пополз через толпу. Наконец этот жалкий трус вскочил на ноги и тоже унесся следом за приятелями.
Клифф опустился на колени:
– Мисс Кэрр?
Дикарка сидела, втиснувшись под настил из досок, на котором вот-вот должны были накинуть петлю на шею ее отца, позади одной из толстых деревянных ножек конструкции. Ее колени были подтянуты к груди, а глаза, неестественно яркие и распахнутые, горели огнем, будто в лихорадке. Дикарка выглядела очень маленькой и испуганной – крошечное существо, прячущееся от опасного мира. Душа Клиффа растаяла от жалости.
– Пойдемте, – сказал он мягким шепотом, надеясь убедить ее, и протянул руку.
Мисс Кэрр покачала головой, по ее лицу покатилась слеза.
Боже праведный, возможно, Дикарке лучше оставаться здесь, под виселицей, потому что так она не сможет стать свидетельницей казни собственного отца… И все-таки Клифф хотел увести мисс Кэрр подальше от площади и смертной казни – боялся, что если не сделает этого, в самый последний момент она выскочит из укрытия и увидит то, что не в состоянии вынести ни одна женщина.
– Пожалуйста, выходите. Я увезу вас подальше от этого места, – снова попытался уговорить Клифф, его тон был вкрадчивым, просящим.
Она во все глаза, не мигая, смотрела на него. По щеке скатилась еще одна слеза.
Сердце Клиффа дрогнуло.
– У вас нет ни малейшего повода оставаться здесь. Разрешите мне забрать вас отсюда. – Ему вдруг пришла на ум блестящая идея. – Я возьму вас на свое судно. Я собираюсь отправиться в плавание к Сен-Китт, сегодняшняя погода благоприятствует путешествию.
Ее глаза засверкали, становясь яснее.
– Хороший, умеренный бриз, а море такое приятное и ласковое, – уговаривал он.
Дикарка в нерешительности облизнула губы.
– Я разрешу вам… – Клифф запнулся. Его квартердек был местом священным. – Я разрешу вам взойти на свою палубу. Ну же, пойдемте, дорогая.
Слезы хлынули из глаз Дикарки. Она вдруг кивнула, протянув Клиффу руку, и он потянулся к ней. Как только кончики их пальцев соприкоснулись, толпа взревела – это был настоящий взрыв звука, – а потом раздались язвительные смешки. Дикарка вскрикнула, резко дернувшись назад, теперь Клифф уже не мог дотянуться до ее кисти. Он поднял глаза наверх и увидел, как солдаты вывели Кэрра из здания суда.
Хор недобрых насмешек нарастал, сопровождаясь жестокими, пошлыми колкостями.
– Пират уже позабавился от души – теперь настала наша очередь!
– А давайте, когда он умрет, выпустим из него всю кровь и покрасим ею наши палубы!
– Как думаете, он будет просить пощады? Умолять о помиловании, как жалкий трус?
– А давайте заставим его умолять – зададим парню веселенькую трепку перед казнью!
Клифф с трудом выносил эти насмешки, ощущая, как буквально заболевает на глазах, – это чувство посещало его крайне редко. Он обернулся, смерив пристальным взглядом дочь Кэрра, и быстро сказал не терпящим возражений тоном:
– Мы немедленно должны отсюда уйти.
Словно уловив слова де Уоренна в неистовом гомоне, Дикарка принялась на четвереньках протискиваться к нему. Клифф снова потянулся к ней, но эта девчонка была так чертовски проворна, что сумела пригнуться и перекатиться под его рукой. Де Уоренн тут же повернулся, чтобы опять попробовать схватить Дикарку, но она быстро вскочила на ноги и понеслась по направлению к Кэрру, пытаясь справиться с давящей со всех сторон толпой.
– Папа!
В этот момент Кэрр ступил на площадь в окружении конвоя. Услышав голос дочери, он на мгновение застыл на месте.
– Убирайся отсюда, Аманда! – что есть мочи заорал он.
Клифф подоспел тут же, он схватил непокорную Дикарку сзади, сомкнув обе руки вокруг нее. Но несчастная дочь пирата, казалось, даже не заметила этого.
– Папа! – снова закричала она.
Кэрр встретился взглядом с Клиффом, и молчаливое согласие между мужчинами было достигнуто.
– Уведите ее отсюда, де Уоренн.
Клифф кивнул, все еще удерживая Дикарку в своих железных объятиях, пока она яростно вырывалась, пытаясь пробраться к отцу.
– Не заставляйте меня бросать вас на плечо и уносить силой, – кратко бросил Клифф.
Но она, казалось, не слышала.
– Папа, я люблю тебя!
Приблизившись к помосту виселицы, Кэрр помедлил:
– Я тоже люблю тебя, девочка.
Аманда обмякла, безвольно повиснув в руках Клиффа. Солдаты уже подталкивали Кэрра в спину карабинами, заставляя его подняться на пять ступенек, к помосту. Глядя вниз на лицо Аманды, Родни видел, как она чутко следила за каждым его движением, рыдая – теперь уже беззвучно. Клифф не знал, как еще уговорить дочь пирата уйти, и уже было собирался действительно перебросить ее через плечо, когда Кэрр сказал:
– Девочка! Обещай мне, что ты отправишься в Англию, к своей матери.
Аманда покорно кивнула и прокричала:
– Я обещаю! Обещаю… – уже одними губами повторила она, задыхаясь от ужаса.
Конвоиры подтолкнули Кэрра к петле и грубо, не церемонясь, набросили ему на глаза повязку.
Аманда зарыдала.
Клифф отреагировал моментально, даже не думая. Он повернул Дикарку лицом к себе, крепко прижав к своему громадному телу так, что ее щека оказалась у его груди.
– Не двигайтесь, – предостерег Клифф, словно пытаясь окутать хрупкую фигурку Аманды своими объятиями и бережно поддерживая ее за затылок. Он почувствовал, как ее слезы пропитали рубашку на его груди.
Клифф посмотрел наверх. Петля уже обвилась вокруг шеи Кэрра. Толпа одобрительно загудела, послышался хохот, из глубины людского моря полетели камни, будто дождем осыпая приговоренного к смерти.
Чувствуя нарастающее отвращение, Клифф отвел взгляд. Он зарылся лицом в волнистые волосы Дикарки, невольно прикасаясь к ним губами. Она дрожала будто лист на ветру. Клифф принялся отступать назад, уводя с собой бедняжку, и тут толпа оглушительно заревела.
Аманда отпихнула своего утешителя, пытаясь обернуться, чтобы увидеть место казни.
Но Клифф еще крепче сжал ее в объятиях, не давая повернуть головы ни на дюйм, полный решимости не позволить Дикарке и краешком глаза взглянуть на отца, задыхавшегося в предсмертной агонии. Некоторые казни через повешение проходили быстро и милосердно, другие – нет, жертва висела в петле несколько тянувшихся бесконечно минут, пока не ломалась ее шея. На этот раз Клифф услышал громкий треск и возблагодарил Бога за то, что смерть Кэрра была почти мгновенной.
В этот момент Аманда лишилась чувств в его объятиях.