– С ума сошла! – отстранился от нее.
– Когда кому-то лезешь в трусы сначала убедись, что это безопасно.
Она тогда ушла. Хотелось догнать и схватить ее дерзкую за волосы, но сжав всю злость в голове, выплюнул ее на асфальт.
Я запомнил самурайский удар, который горел на щеке и голубые глаза, почти прозрачные, вовсе не японские глаза. Искал ее два дня. Нашел в больнице. Она работала медсестрой. Чтобы не получить еще раз по лицу записался на анализ крови. Так еще никто не выливал из меня кровь. Так много крови из моей вены никогда не выходило.
– Чего пришёл? – спросила она, вонзив иголку в меня.
– К тебе.
– Ммм. На что кровь сдаем?
– На качество.
– Смешанное.
– По цвету видите?
– По глазам.
– Глаза у вас красивые. Голубые. Не японка ведь.
– Русская.
Остановилась она только тогда, когда увидела, что цвет лица моего становится схож с ее.
– Ну, все. Там нашатырь. Там вода. Свободен, – отпустила тогда.
Это она потом расскажет за крепким кофе и ваткой с нашатырем, что после советско-японской войны пленным японцам разрешили покинуть острова, но ее дедушка остался. Женился на русской артистке, сосланной из Севастополя на Утуру. Глаза у нее от бабушки. Дедушка и бабушка оставили после себя сына, который тоже женился на русской, и кровь смешалась дважды. И вот настал ее черёд искать русского, чтобы окрепнуть кровью, но для того, чтобы смешать нашу кровь я должен был устранить одну важную вещь. Свою жену.
В этот вечер так не хотелось домой. Хотелось расставить все на свои места, быть честным перед собой и ей, чтобы начать новую, другую жизнь. Но я не мог. Я не тот за кого себя выдаю. Я другой. Я слабее, чем кажется. Слабее, чем я себе придумал. В голове шептал ее голос, который давал мне силы продолжать жить дальше на этом острове.
Алкоголь легонько ударил по голове, как тренер в боевом самбо на разминке. Смелось появлялась только в минуты свободные от мыслей. «Всё! Сейчас приду и все для себя решу» – думал я.
Но жены дома не было. На подоконнике осталась после нее полная пепельница окурков и сексуальная скумбрия в духовке. С детства не переносил табачный дым, поэтому выкинул вместе с пепельницей окурки и сел за стол. Есть не хотелось совсем. Решать нужно было не с ней. Она была ни при чем.
Гонорар сложил в шкатулку в своей комнате, скинул одежду на пол. Если бы я имел возможность быть смелым и решительным, чтобы вот так, разом острым лезвием холодного оружия обрубить все отношения, чтобы кинуть в чемодан трусы и носки и уйти к женщине, которая дороже свободы. Но так я сделать не мог.
Со мной она будет счастлива, но в опасности. Воскресенье заканчивалось в полночь. Утром надо было на работу. Начинался дождь.
АНДРЕЙ БЕРУФ
В субботу утром уехать на Вэн – проблема. В катера забиваются люди, как шпроты в жестяную банку: женщины всегда сидят, на их коленях дети, мужчины стоят. Вместо положенных пятнадцати разрешенных человек в одном катере может ехать по двадцать, а иногда и по двадцать пять пассажиров. Отважные капитаны, не боясь, везут всех этих людей в своих ненадежных катерах на соседний остров. Лишь благоразумные и не жадные высаживают лишних. Только в этом году был принят указ в правительстве, что с Утуру на Вэн и обратно по субботам работают 7 катеров. И все равно, люди занимают очередь за час до первого отправления.
Когда только попал на остров, смотрел на эти очереди и думал, что Ной опять затеял очередной круиз. По субботам все едут на Вэн. И если все ехали на Вэн за важными бытовыми вещами, я ехал отмечаться в штаб. Работа у меня такая – отмечаться.
Я заскочил в третий катер, опережая женщин и детей и сел подальше в хвосте. До глаз натянул спортивную шапку, обмотался шерстяным шарфом и сразу же уставился в окно, чтобы не встречаться с кем-то глазами и вдруг случайно не уступить им свое место.
– Да, ладно! Ремонт затеяли? – услышал я знакомый бас.
На катер зашел Трынов, а следом его жена и сын. Привстал, пожал руку.
– Хочу потолок заштукатурить, во время дождя льет, как из лейки. Пятна желтые по всем углам.
Рядом на свободные места подсела Варя – жена Андрея и их сын сел к ней на колени. Трынов остался стоять.
– Я стоя не повезу! – крикнул капитан судна.
– Шеф, я бочком, я не тяжелый.
– Я стоя не повезу! – крикнул он еще раз.
– Нас же не двадцать, всего семнадцать!
– Я никого лишнего не повезу, выходите! – не унимался капитан. – Идите на следующий.
Все присутствующие понимали – для того, чтобы Трынов уехал на одном из следующих катеров ему нужно было также расталкивать людей, в наглую садиться на корточки в надежде, что кто-то из других капитанов повезет лишнего человека. И если делать это, то прямо сейчас. Варя из-за физических качеств бежать расталкивая людей не могла, она смогла бы катиться кубарем. Ее пышное тело скорее перекатывалось, чем ходило. Но это ее ничуть не портило, она была как пончик в малиной – приятной.
– Пойдем!
Разозлился Трынов и потянул жену за собой, следом пошел и их сын.
– Хочешь, пацана возьму с собой? На острове заберете. – Предложил я.
Сначала сказал, потом подумал, но было уже поздно. Что делать с ребенком один на один я не понимал. Спасало одно – Лешка был глухой.
– Выручишь очень! – Трынов пожал руку мне, и жестом объяснил сыну, что тот остается.
Слышать Лешка перестал в трехлетнем возрасте. На острова напал вирус, который был в целом не страшен и островитяне пережили его легко, а у Лешки начались осложнения и пропал слух. Общался с миром он исключительно жестами и глазами.