С Природой, верно, в ссоре Бог, Раз посылает сны она настолько злые?
Голосование завершилось: семьдесят один – за, еще пятеро решили воздержаться. Законодательная власть штата Теннесси приняла билль, объявляющий преступлением преподавание любой теории, противоречащей Библии. В соответствии с новым законом – Актом Батлера – преподавание теории эволюции в публичных школах оказалось под запретом. Еще спустя два месяца Остин Пи, в то время занимавший должность губернатора штата, утвердил его. Другие штаты, в том числе Техас, Кентукки и Нью-Йорк, и прежде рассматривали возможность принятия подобного закона, и хотя учителям рекомендовали не рассказывать на уроках об эволюции, Теннеcси стал первым штатом, где это было признано преступлением.
Новый закон повлек за собой волну горячих дискуссий. Защитники свободы слова сразу начали искать «подопытного кролика» – того, кто готов умышленно нарушить новый закон, чтобы проверить, как он работает, представ перед судом. Американский союз защиты гражданских свобод опубликовал в местной газете объявление: «Требуется учитель из Теннесси, желающий воспользоваться нашими услугами, тестируя закон в судах. Наши адвокаты полагают, что прецедентное дело имеет шанс на успех, а значит, учитель не потеряет должность… Все, что нам нужно, – это клиент-доброволец»[1].
На призыв откликнулся Джон Скоупс, 24-летний тренер по футболу и учитель на замену из маленького городка под названием Дейтон. Не прошло и месяца, как Большое жюри предъявило ему официальное обвинение в нарушении нового анти-эволюционного закона штата Теннесси (забавно, что в частных беседах Скоупс даже не мог припомнить, высказывался ли он по поводу данной теории). Этот обвинительный акт положил начало процессу, позже названному кем-то «Судом столетия». Все же в истории за ним сохранилось иное название – «Обезьяний процесс». По сути, он оказался не только формальным судебным разбирательством, но и рекламным трюком: к участию в процессе Скоупса склонили городские главы – в надежде, что огласка, которую получит судебное разбирательство, положительно скажется на экономике Дейтона. В город сразу же устремились знаменитости, так что первые несколько недель их стратегия продолжала работать. На стороне обвинения выступал Уильям Дженнингс Брайан, троекратный кандидат в президенты от Демократической партии и откровенный защитник религиозного фундаментализма, а на стороне защиты – Кларенс Дэрроу, возможно, самый известный во всей стране адвокат по уголовным делам.
Летом 1925 года, по мере того как приближался день суда, в Дейтоне крепла атмосфера карнавала. Шесть кварталов маленького городка (население которого в то время не превышало 2000 человек) были преобразованы в пешеходную зону[2]. Торговцы продавали еду и сувениры, в числе которых можно было найти Библию и игрушечных обезьян. Вывели двух шимпанзе, один из которых расхаживал в клетчатом костюме[3]. Показывали даже «промежуточное звено» между людьми и шимпанзе – им был 51-летний низенький житель Вермонта с покатым лбом и выступающей челюстью[4]. Чтобы сделать репортаж, со всей страны в маленький Дейтон съехались прославленные журналисты, и больше недели «Обезьяний процесс» не сходил с первых полос главных американских газет[5].
Слушания начались 10 июля 1925 года. Сообщали, что один ученик средней школы, давая показания под присягой, сказал: «Я отчасти верю в эволюцию, но только не в эти обезьяньи дела»[6].
В рамках изначальной стратегии защита требовала от председательствующего судьи отклонить закон, направленный против теории эволюции, как неконституционный. В своей страстной речи адвокат защиты Кларенс Дэрроу провозгласил: «Сегодня мы наблюдаем попытку уничтожить образованность, – попытку не менее бесстыдную и наглую, чем те, что предпринимались в Средневековье!»[7]. Тем не менее судья отказался постановить, что закон противоречит конституции. Следующий крупный конфликт разгорелся вокруг спора, удовлетворять ли требование защиты о привлечении научных экспертов, готовых выступить в поддержку теории эволюции. После нескольких дней размышлений судья опять отказал стороне защиты и запретил вызывать экспертов в качестве свидетелей. По сути, это решение поставило крест на всей стратегии стороны защиты[8].
Наконец, за день до завершения процесса Дэрроу предпринял крайне неожиданный шаг и призвал самого Брайана, выступавшего одним из главных обвинителей, дать показания в качестве эксперта по Библии. Брайан, уверенный в своей способности отстоять веру, был рад подобному предложению, даже несмотря на то, что отвечать пришлось под присягой. Понимая, что решение по делу уже вынесено, другие обвинители настоятельно просили его не соглашаться на предложение Дэрроу. Но Брайан был упрям. Он прекрасно видел, что цель процесса не только установить, преподавал ли Скоупс теорию эволюции в публичной школе и нарушил ли он Акт Батлера. Как и для многих, для Брайана этот процесс стал воплощением борьбы религии и науки. Вопрос был не только в том, получит ли поддержку Акт Батлера, но и в том, как люди будут оценивать эти соперничающие мировоззрения и какое место каждое из них займет в пространстве общественной дискуссии. Мучительный и жестокий допрос, устроенный Дэрроу, заставил Брайана юридически отречься от библейского буквализма. И хотя с интеллектуальной точки зрения победа однозначно осталась за Дэрроу, достигнута она была настолько злонамеренно, мелочно и подло, что, судя по последующим газетным статьям, публика сочувствовала скорее Брайану[9].
Спустя одиннадцать дней напряженных судебных разбирательств, прошедших в изнуряющей духоте (погода сыграла определенную роль в решении судьи провести часть процесса под открытым небом[10]), обвинительный приговор был официально вынесен. Совещание присяжных длилось всего девять минут, причем бóльшая часть этого времени была потрачена на то, чтобы выйти из переполненного зала суда, а потом вернуться[11]. Скоупс был признан виновным в нарушении нового антиэволюционного закона, и его приговорили к выплате штрафа в сто долларов. Брайан и обвинители выиграли дело, несмотря на то что сам процесс оказался для них унизительным.
Не прошло и недели после завершения процесса, как Уильям Дженнингс Брайан умер во сне. Генри Луис Менкен, сотрудник «Балтимор сан», отреагировал на происшествие язвительной ремаркой: «Бог целился в Дэрроу, но промахнулся и попал в Брайана»[12]. Эпитафия на надгробии Брайана гласила: «Он сохранил веру».
Со временем «Обезьяний процесс» стал наиболее ярким олицетворением спора между наукой и религией. Возможно, по своей популярности он уступает лишь дню, когда Чарльз Дарвин впервые заговорил об эволюции как о серьезной научной теории. Это произошло в 1859 году – именно тогда он опубликовал свой труд под названием «Происхождение видов», объясняющий базовые принципы эволюции. И хотя Дарвин не касался вопросов, связанных с происхождением человека, многие из его коллег немедленно предположили, что подобная теория должна противоречить убеждению, согласно которому человек возник в результате особого, сверхъестественного акта творения, совершенного божественным существом (незадолго до публикации данной работы Томас Гексли, впоследствии ласково окрещенный «бульдогом Дарвина», отправил ему письмо, в котором выразил готовность защищать теорию эволюции в борьбе с фундаментализмом: «Я готов, я точу свои когти и клюв!»[13]). Во многом именно эта теория вбила клин между научным и религиозным мышлением. С одной стороны, «Обезьяний процесс» показал, что даже после Дарвина многие отказываются признавать, что эволюция хоть как-то связана с происхождением человека. С другой стороны, воинствующие атеисты утверждают, что теория эволюции устраняет необходимость в существовании Божественного Создателя, а значит, человечество только выиграет, если откажется от религии. Этот конфликт остается нерешенным и по сей день.
Для многих привычно делить человеческое мировоззрение на две основные категории: научное и религиозное. Когда мы спрашиваем, как все устроено и почему все происходит именно так, как происходит, мы неизбежно обращаемся к науке. Когда же мы ищем ответы на глубинные, волнующие душу вопросы (например, «Почему существует страдание?», «В чем смысл нашего бытия?», «Есть ли жизнь после смерти?»), многие не удовлетворяются научными объяснениями и обращаются к религии в попытке утолить свою жажду знаний.
Хотя многие и прежде пытались примирить эти великие силы, мне кажется, что на этом пути нам предстоит еще много работы. Оставшаяся часть книги – моя попытка добавить кое-что к тем идеям[14], которые помогают сочетать научные исследования с верой в Божественного Создателя, каким-то образом ставшего причиной того миропорядка, в котором мы существуем.
Одно из главных положений этой книги заключается в том, что эволюция была механизмом, при помощи которого Высшая сила создала все живое, включая людей. Большинство из нас говорят об этой силе как о Боге (хотя некоторые отвергают существование Бога, но признают существование некой Высшей силы) и верят, что Бог желает нам блага и любит всех нас, невзирая не недостатки. Многие также верят, что у Бога есть высшая цель, нашедшая свое воплощение в нашей жизни. Упоминая Бога в этой книге, я говорю о нем в широком смысле – как о благом Существе, создавшем нас и желающем нам счастья. Что касается других аспектов природы Бога, я стараюсь воздерживаться от их обсуждений.
Стремясь примирить науку и религию, я сосредотачиваюсь на двух дилеммах, которые прежде не мог разрешить. Путем упорного обучения и размышлений я со временем понял, что эти дилеммы не бросают вызов традиционной религии, как мне казалось раньше. В основу книги легли знания, полученные мной в ходе интеллектуальных странствий и призванные ответить на вопросы, которые ставят перед нами нижеописанные дилеммы. Возможно, она поможет тем, кто все еще не может примирить теорию эволюции с религиозным мировоззрением.
Первая дилемма связана с так называемой доктриной случайности. Если эволюция, как ее обычно понимают, проходила хаотично и бессистемно, можно сделать вывод, что человеческие существа – это всего лишь сложные молекулярные случайности. Создается впечатление, что подобный взгляд на эволюцию полностью устраняет возможность существования универсального смысла или цели в жизни. Как сказал прославленный биолог из Гарварда Эдвард Уилсон: «Ни один вид, включая наш с вами, не обладает целью, которая выходила бы за пределы императивов, порожденных его собственной генетической историей. Виды могут обладать огромным потенциалом в плане материального и ментального прогресса, но ими не движет никакая имманентная цель или внешнее руководство, выходящие за рамки их непосредственной окружающей среды или, в конце концов, эволюционной цели, к которой их автоматически направляет их молекулярная архитектура»[15].
Как будет подробнее сказано в следующих главах, я полагаю, что логика Уилсона ошибочна. Более того, его взгляды способствовали поддержанию идеи о нашем одиночестве во Вселенной, равнодушной и абсолютно бессмысленной.
С традиционной научной точки зрения теория эволюции Дарвина была агностической и даже прямо противоречила представлению о намеренной цели творения, ведь если главной действующей силой эволюции был дарвиновский естественный отбор, наше существование оказывается генетической случайностью и неизбежностью, вытекающей из условий окружающей среды. Крикливое меньшинство в мире науки – ультрадарвинисты – видимо, наслаждались, оспаривая возможность существования той или иной высшей цели, ссылаясь на предположительно случайный эволюционный процесс[16]. Их мировоззрение нашло выражение в словах одного ученого, который с резкой прямотой заявил:
«В совершенно естественном и неизбежном марше эволюции жизнь… абсолютно ничего не значит… и остается маленьким завихрением в первозданной слизи»[17].
На протяжении долгих лет я работал с пациентами, страдающими от депрессии, и обнаружил, что многим из них сложно найти цель и смысл жизни[18]. Я вижу в этом трагическую иронию. С одной стороны, представители современных развитых стран обладают многим из того, чего не было у людей древности. Им доступны лекарства, снижающие риск смерти и заболеваний. Новейшие технологии и обилие информации позволяют с легкостью узнавать о прекрасных культурах и бесчисленных обществах нынешних и минувших лет, а возможности для образования и отдыха намного превосходят те, которыми располагали ушедшие поколения. И все же многие из нас так и не могут обрести смысл и надежду в жизни.
По всей планете набирает обороты депрессия, уже успевшая стать главной причиной нетрудоспособности в мире[19]. В США за последние десятилетия пугающе возросло количество так называемых «смертей от отчаяния» (в числе которых суицид, случайное отравление алкоголем или наркотиками, а также заболевания печени, связанные с употреблением алкоголя)[20]. Одних только самоубийств за последние двадцать лет стало больше почти на 40 %[21].
Не менее трагическую тенденцию можно наблюдать на уровне институций. Пока я пишу эти строки, в США и многих других странах растет недоверие к организациям и политическому руководству. Нас все сильнее тревожит экстремизм, при этом все больше ослабевает желание считать себя частью какой-либо религиозной группы (да и в целом группы любого рода). Безусловно, в современном мире подобный цинизм имеет под собой массу причин, и все же я считаю, что главная из них – потеря веры. Веры в благого Бога. Веры в добродетель человека. Веры в абсолютную цель и смысл нашего существования.
Конечно, нельзя сказать, что этот цинизм, все больше и больше пронизывающий нашу культуру, восходит исключительно к дарвинизму, но отчасти он коренится именно в этом учении. Кажется, что многие сдались и решили, что если теория эволюции правдива и представляет собой естественный процесс, в ходе которого возникла жизнь на Земле (в том числе и жизнь человека), то все мы обречены жить, дышать и умирать в мире, лишенном смысла. Другими словами, мы существуем лишь потому, что наши гены – эти умные «репликаторы»[22], чудесным образом собранные воедино внутри каждой клетки[23], – хорошо воспроизводятся и выживают. Следовательно, с точки зрения строгого дарвинизма любой намек на высшую цель человеческого существования, по всей вероятности, будет воспринят как ересь.
Впрочем, многие до сих пор находят это мировоззрение неудовлетворительным или, как минимум, недостаточным. По всему миру самые разные люди – богатые и бедные, образованные и неграмотные – пребывают в постоянном поиске глубинного смысла и цели жизни, хотят как можно полнее раскрыть свой личный и коллективный потенциал. Льюис Томас, знаменитый врач, занимавший пост декана в Йельской школе медицины, хорошо выразил это стремление:
«Я не могу смириться с доктриной случайности; не могу смириться с представлением о бессмысленности и слепом случае, господствующем в природе. И все же я не знаю, чем заменить ее, чтобы мой ум наконец успокоился… Мы говорим – по крайней мере некоторые из нас – об абсурдности положения, в котором оказались люди, но говорим об этом лишь потому, что не знаем, какая роль нам отведена и каково наше предназначение»[24].
Даже среди самых ярых сторонников теории эволюции есть те, кто подвергает сомнению доктрину случайности. Если биологическая жизнь – всего лишь результат действия слепых сил природы, тогда почему мы, являясь продуктами случайного биологического процесса, с таким упорством ищем смысл и цель?
Я приложу все усилия, чтобы разрешить эту первую дилемму доктрины случайности и показать, что 1) эволюция не была случайной, но имела определенное направление (и, возможно, имеет его до сих пор); 2) глубокое понимание природы человека и эволюционное наследие, придавшее ей форму, свидетельствуют о наличии определенной цели нашей жизни. В действительности, благодаря системе взглядов, объединяющей принципы эволюционной биологии, психологии, социологии и философии, мы можем не только сделать вывод, что у нашего существования есть цель, но и предположить, какова она.
Вторая дилемма, которую мы должны разрешить, состоит в том, что в представлении большинства людей эволюция говорит о человеческой природе: все мы по своей сути жадные, агрессивные и корыстные существа. С учетом руководящего принципа естественного отбора (согласно которому выживают наиболее приспособленные особи) легко понять, почему люди решили, что теория эволюции придает особое значение темным сторонам нашей природы. В процессе развития человеку (или гоминину) стало выгодно делать запасы во времена голода. Если бы он не был эгоистом, то рисковал бы умереть голодной смертью, в то время как эгоист-гоминин выживал и передавал свой эгоизм по наследству. Подобным образом можно отнестись и к агрессии: эволюционирующий гоминин исчезал, если был слишком слаб и пассивен, чтобы защититься от нападения, в то время как его более агрессивный конкурент оставался в живых. Что касается неумеренного сексуального поведения, дарвиновская теория эволюции с легкостью объяснит и его. Доисторический самец-гоминин, способный привлечь нескольких самок и спариться с ними, имел больше шансов передать свои гены, чем более сдержанный и менее готовый к спариванию конкурент. Так можно судить и обо всех остальных человеческих пороках: жадность, ревность, неверность, высокомерие, воровство и агрессия объясняются механизмом естественного отбора. В одной из историй, бытовавших в конце XIX столетия (недостоверной, но от этого не менее выразительной), прекрасно отражено знакомое многим чувство: услышав о теории эволюции и ее последствиях, некая женщина восклицает: «Дорогой, давай надеяться, что это неправда, но если это все-таки правда, давай надеяться, что о ней не узнают все!»
По мнению некоторых, дарвиновская теория эволюции превратилась в жестокую и безрадостную картину «природы с окровавленной пастью»[25]. Если мы – порождение эволюции, из этого следует, что мы эгоистичны, агрессивны и алчны. Рассуждая об этом, Уильям Дженнингс Браун выразился так: «Есть и другое возражение [против эволюции]. Теория Дарвина предполагает, что человек достиг своего нынешнего совершенства, руководствуясь законом ненависти – безжалостным законом, в соответствии с которым сильные вытесняют и уничтожают слабых»[26]. Но действительно ли эволюция обязывает нас относиться к человеческой природе настолько пессимистично? Правда ли, что люди – отвратительные, жестокие эгоисты? Даже сейчас некоторые пылкие дарвинисты утверждают, что биологическая история человечества не оставляет нам никакого шанса следовать принципам морали. Вот что об этом говорит эволюционный биолог Ричард Докинз: «Предупреждаю, если вы стремитесь… к созданию общества, члены которого дружно, великодушно и самоотверженно трудятся во имя общего блага… даже не думайте опираться на их биологическую природу… ибо мы рождаемся эгоистами»[27]. Для большинства людей такой подход к природе человека – горькая и угнетающая пилюля, ведь принятие того, что эволюция ответственна за нашу природу, заставляет их смириться с позицией, согласно которой человек – своекорыстное существо, а также со всеми чудовищными выводами, которые из этого следуют.
И все же со временем ученые осознали, что природа человека сложна. Например, младенцы еще до того, как начать говорить, проявляют поразительную склонность помогать другим, даже незнакомым, людям. Десятки экспериментов говорят не только об удивительной склонности людей к альтруизму, но и о том, что именно благодаря эволюции мы считаем альтруизм благотворным[28]. Интересное наблюдение было сделано в ходе эксперимента с детьми, не достигшими двух лет: те из них, кто отдавал свою конфету другому, чувствовали себя счастливее, чем те, кто ее получал[29]. Откуда берется эта склонность к альтруизму? Как эволюция создает существ, предрасположенных к тому, чтобы отдавать и даже жертвовать собой в чрезвычайных обстоятельствах? Отвечая вкратце, можно сказать, что есть несколько эволюционных механизмов, сформировавших человеческую природу. Во многих случаях эти силы влекли нас в разные стороны, таким образом порождая в нас противоположные наклонности. Следовательно, хотя эгоизм остается неотъемлемой и плачевной частью природы человека, альтруизм также представляет собой врожденную и не менее мощную сторону, присутствующую в каждом из нас.
В последующих главах я надеюсь убедительно показать, что эволюция ответственна не только за темные наклонности человека – она также лежит в основе просоциального и морального поведения. Это поможет нам справиться со второй дилеммой и увидеть, что мы не окончательно – или, по крайней мере, не только – эгоистичны. Разрываясь между эгоизмом и альтруизмом, мы оказываемся вовлеченными в непрерывный конфликт, поэтому неудивительно, что в нашей жизни так много трудностей и надрыва.
В целом идея книги состоит в том, что именно при помощи эволюции Божественное существо создало жизнь на Земле, включая жизнь человека. Если это так, то при тщательном изучении и правильном понимании эволюции и человеческой природы мы сможем увидеть, в чем состоит цель нашего существования. Другими словами, то, как мы были сотворены, поможет нам понять, для чего мы были сотворены. Правильное представление о том, как это случилось, также поможет лучше разобраться в человеческой природе и узнать, как стать счастливее и сформировать общество, раскрывающее добрые гены нашей природы.
Принцип 1: эволюция не была случайной. Еще со времен Дарвина по умолчанию предполагалось, что эволюция была полностью случайным и бессистемным процессом. Другими словами, если бы вы могли отмотать время на несколько миллиардов лет назад и запустить процесс эволюции заново, природа явила бы совершенно иной результат. Однако недавние открытия побудили многих ученых пристальнее отнестись к этой точке зрения. Одной из главных причин для этого послужил биологический феномен, известный как конвергентная эволюция. Это процесс, в ходе которого неблизкородственные виды эволюционируют независимо друг от друга, но приобретают одну и ту же структуру или способность, позволяющие им справляться с одинаковыми проблемами – скажем, проблемой полета. Например, летучие мыши, птицы и бабочки имеют крылья и могут летать, но при этом у их общего предка не было ни крыльев, ни способности к полету. Значит, летучие мыши, птицы и бабочки научились этому независимо друг от друга. Эхолокация – способность перемещаться в пространстве, посылая вокальные сигналы и интерпретируя их паттерны в зависимости от того, как они отражаются от физических структур, – развилась независимо у летучих мышей, дельфинов и одной из разновидностей креветок. Следовательно, можно говорить, что практически любая биологическая черта или структура эволюционировала не единожды. Создается впечатление, что в этом процессе были задействованы принципы высшего порядка, задающие направление эволюции.
Хотелось бы пояснить: я не утверждаю, что эволюции не было. Но с учетом того, насколько поразительно сложна жизнь, нужно поставить под сомнение предположение о том, что этот процесс был совершенно случайным. С этим согласны даже самые упрямые дарвинисты. Вероятность того, что элемент случайности имел место, действительно велика, но поскольку в процессе эволюции раз за разом возникали одни и те же биологические формы, мы можем предположить, что она также была подчинена высшим химическим и физическим законам. Некоторые ученые даже говорят о «более глубоких организационных процессах, поддерживающих эволюцию»[30], и признают, что даже если течение эволюции было случайным, это еще не значит, что таким же был и ее исход. Кажется, что все обстоит именно так, даже если мы не понимаем высших принципов, ответственных за эволюционный процесс. С учетом естественных законов, управляющих Вселенной, появление жизни в известном нам виде представляется неизбежным.
Принцип 2: по всей видимости, в ходе эволюции природа успела заложить в нас противоборствующие наклонности. Как было сказано выше, те выводы касательно человеческой природы, к которым подводит нас эволюционный процесс, представляют собой одну из ключевых причин, по которым нам до сих пор так тяжело смириться с идеей об эволюции. Легко вообразить мир, в котором выживают лишь агрессивные и жестокие эгоисты, и все же картина остается куда более сложной. Некоторые эволюционные механизмы, в том числе взаимный альтруизм, непрямая реципрокность, родственный, индивидуальный и, возможно, даже групповой отбор (подробнее о них будет сказано позже), влекут нас в разные стороны. В результате эгоизм, агрессия и жестокость стали нашими печальными спутниками – но ими же стали альтруизм, сотрудничество и доброта. Именно это явление я буду называть дуальным потенциалом человеческой природы. Следует отметить, что просоциальные наклонности человека, такие как любовь, альтруизм, сотрудничество и прочие, вероятно, сильнее всего проявлялись в отношении тех, с кем в процессе эволюции гоминин чаще всего делил свой генетический материал. Иными словами, положительные наклонности прочнее всего укреплялись среди членов первобытной семейной ячейки.
Принцип 3: свобода воли – ключевой аспект человеческой природы. Несмотря на значительный прогресс в области нейробиологии и понимании человеческой природы, свободу воли по-прежнему трудно рассматривать в качестве предмета научного исследования. И все же с точки зрения субъекта свобода воли неоспорима. Мы живем сознательной жизнью. Никто не думает о себе как о некой пассивной части мозга или тела. Мы все считаем себя, по крайней мере отчасти, «ответственными» за то, чтобы свободно направлять и контролировать свое внимание, мысли, речь и действия. И пусть даже ведомые благой целью ученые и философы высказываются против существования свободы воли, непрестанно возрастающая совокупность доказательств в ее пользу поддерживает представление о том, что мы ею обладаем. Как именно эволюция наделила нас свободой воли (и как эта воля развивается с младенчества до зрелости в отдельно взятой личности), все еще остается великой тайной. Более того, наличие свободы воли еще не означает, что ее не ограничивают факторы, связанные с биологией или окружающей средой, или что наши решения не подвержены в значительной степени влиянию культуры. В конечном итоге я склонен видеть в имеющихся у нас наблюдениях из области психологии доказательство, что на каком-то базовом уровне люди – это свободные, ответственные и агентные существа. Этот принцип жизненно важен для точного понимания природы человека и играет решающую роль в формировании цели нашего бытия.
Если задуматься о вышеописанных принципах, то может показаться, что цель нашей жизни (или, по крайней мере, одна из целей) – выбрать одну из соперничающих сторон: альтруизм или эгоизм, сотрудничество или агрессию, любовь или похоть. Если выразить эту же мысль в терминах, от которых мы по большей части уже отказались, то можно сказать, что основополагающая цель человеческого бытия в том, чтобы сделать выбор между добром и злом, присущими нам изначально. Жизнь – это экзамен.
Во второй половине книги я поделюсь системой взглядов на человеческую природу, в основу которой легли эти принципы. Эта система поможет понять, как выбрать нашу лучшую природу (и тем самым создать достойное общество), а также взойти на вершину индивидуального счастья и благополучия (и тем самым выбрать достойную жизнь).
Принцип 4: крепкие семейные отношения – ключ к достойной жизни. О человеческом счастье написано много книг, и хотя этих книг недостаточно, чтобы узнать о нем все, мы уже сейчас, благодаря огромному количеству психологических свидетельств, можем чрезвычайно отчетливо увидеть, что отношения с другими – это важнейший фактор нашей радости и удовольствия[31]. Я утверждаю, что причиной этого является эволюция. Прежде, когда запасы ресурсов были скудны, а бедствия – многочисленны и внезапны, наличие крепких отношений и сплоченного коллектива играло действительно важную роль в жизни человека – настолько важную, что в результате формирование и поддержание крепких взаимоотношений стало важнейшим фактором нашего эмоционального здоровья. Видимо, именно поэтому мы можем с уверенностью сказать, что отношения, наиболее значимые для эволюции (и самые значимые для нашего счастья), – это отношения с теми, с кем мы обмениваемся генетическим материалом: с нашей семьей. В качестве небольшого примера рассмотрим человеческое потомство. Поскольку новорожденные дети крайне хрупки, со временем они эволюционировали, приобретя способность вызывать в родителях глубокий эмоцинальный отклик, выражающийся в любви и заботе. Иначе они бы просто не выжили.
В действительности все обстоит именно так. Любой родитель расскажет вам о том глубоком чувстве любви, которое пробуждается в душе, когда вы впервые держите свое новорожденное дитя. Именно так сформировала нас эволюция. Ничто в нашей жизни не сможет оказать на нас столь положительное влияние, как формирование и поддержание хороших отношений с членами семьи. Именно так мы устроены. Именно такими сотворил нас Бог.
Принцип 5: крепкие семейные отношения – ключ к достойному обществу. С учетом дуального потенциала человеческой природы множество свидетельств говорит о том, что укрепление семейных отношений помогает людям выбирать свои лучшие стороны[32]. Это особенно справедливо в отношении мужчин (которые в целом в большей степени ответственны за насилие, преступления, убийства, жестокость и другие дефекты социального поведения). Когда мужчина оказывается активно вовлеченным в социальную роль отца, он раскрывает лучшие стороны своего характера. Важнейший вывод, сделанный социологами, состоит в том, что воспитание детей помогает нам стать менее эгоистичными и более законопослушными гражданами. Как заметил один автор: «Отцовство в большей степени, чем любое иное занятие, помогает мужчинам стать хорошими людьми: они становятся более склонными подчиняться закону, быть достойными гражданами и думать о нуждах окружающих. Если говорить более отвлеченно, то отцовство позволяет направить мужественность – в частности, мужскую агрессию – на полезные для общества цели»[33]. Так происходит, потому что сильнейшие формы альтруизма, любви и сотрудничества берут начало именно в семейных отношениях – в том виде, в котором сформировала их эволюция. Вовлеченность в обеспечение и воспитание наших детей – самый мощный способ, при помощи которого природа заставляет нас раскрыть свои лучшие стороны. Огромное множество социальных проблем, стоящих сегодня на повестке дня, можно связать с распадом семейных отношений, особенно между отцами и детьми. Кратко говоря, ключ к достойной жизни и достойному обществу в том, чтобы укреплять отношения между родителями и детьми, насколько хватит сил, ведь эти отношения – итог эволюционного пути, пройденного нашей природой.
Есть одна история – о человеке, который чинил крышу, но вдруг потерял равновесие и начал падать. В страхе за свою жизнь он воззвал к Богу: «Господи, помоги мне, и я покаюсь в грехах!» Как только человек произнес это, его штаны зацепились за гвоздь, торчащий из крыши, удерживая его от падения. Повиснув на гвозде, человек сказал: «Не обращай на меня внимания, Господи, штаны уже зацепились!» Эта история сообщает нам кое-что важное: мы часто думаем, что если Бог проявляет себя в нашей жизни, то происходит это каким-то непонятным для нас образом. Но я не считаю, что пути Господни всегда неисповедимы. Человек, падающий с крыши, был спасен благодаря торчащему из нее гвоздю; но как знать – может, это Бог использовал гвоздь, чтобы спасти человека?
Полагаю, со временем мы сможем понять и Его пути, и то, как именно Он сотворил нас. Вполне возможно, что для этого Он использовал принципы эволюции. В знаменитом эссе, написанном в 1973 году, эволюционный биолог Феодосий Добржанский писал: «Неправильно считать сотворение и эволюцию взаимоисключающими альтернативами. Я креационист и эволюционист. Для Бога, или Природы, эволюция – это способ творения»[34].
И хотя одна из моих главных целей – показать, что наука и вера не пребывают в конфликте, я храню молчание о частных вопросах веры и, более того, часто обращаясь к науке, почти не затрагиваю теологию. Но это не значит, что я отказываюсь от идеи о Божественной силе, стоящей за сотворением человека. Я часто говорю о «природе» или «эволюции» как о силе, которая формирует и преображает наши психические способности. В таких пассажах вы вполне можете использовать эти термины вместо слова «Бог», если хотите. Для меня это не так важно. Как я намереваюсь показать в главе 2, эволюция не была случайной. Это был Божественный механизм творения.
Людям науки, посвятившим жизнь созданию системы представлений, основанной на естественных законах, иногда сложно согласиться с представлением о сверхъестественном Боге, описанном иудео-христианской традицией, поскольку им кажется, что чудеса, творимые этим Богом, противоречат законам природы. Я же полагаю, что это мнимое противоречие. В моем представлении часть Божественной силы опирается на абсолютное знание всех законов природы[35]. Бог действует не вопреки им, а в соответствии с ними – просто иногда мы, смертные, становимся слишком надменными и забываем, что далеко не все из них нам понятны. Думаю, это непонимание отношений между Богом и природой отчасти и является причиной предполагаемого конфликта между наукой и верой. Я согласен со словами нобелевского лауреата Чарльза Таунса:
«Наука пытается понять, на что похожа Вселенная и как она устроена, включая нас, являющихся ее частью. Религия же стремится постичь цель и смысл нашей Вселенной, а также цель и смысл нашей собственной жизни. Если у Вселенной есть цель или смысл, они должны отразиться в ее строении и поведении – и, следовательно, в науке»[36].
Надеюсь, эта книга убедит читателей не только в том, что эволюция и религия не противоречат друг другу, но и в том, что путь, по которому эволюция вела нашу природу, отражает в себе цель и смысл нашей жизни. Итак, приступим.