Ставить интересы фабрики превыше собственных.
(Из книги правил ЭО)
Президент Ламберт Шарм на всю центральную площадь обвиняет меня в преступлении, которое я не совершала. Из-за отсутствия доказательств правоты приходится терпеть публичное унижение. Меня с позором отправят в исправительный лагерь, и я никогда не вернусь домой. Никто оттуда не возвращался…
– Алиса Меллоу замечена в незаконном распространении секретной информации, за что будет серьёзно наказана. Мы вынуждены принять меры, чтобы нас впредь не пытались оболгать. А теперь попрошу охрану увести предательницу и изолировать её от нашего Общества. Всем спасибо. Искренне ваш, Ламберт Шарм.
После окончания короткой влиятельной речи огромный экран, находящийся на главном здании города Пефом, погас. Толпа вокруг меня расступилась, у людей пропал интерес к случившемуся, и все поспешили по делам. Через мгновение ко мне подошли два человека в чёрных костюмах и окружили с обеих сторон. Я сразу поняла, что это люди президента, хоть и видела их только на снимках в СМИ. В последнее время в Пефоме всё реже и реже стали случаться преступления.
– Вы пойдёте с нами, – сказал мужчина, забыв узнать моё мнение.
Он выше и сильнее меня, поэтому ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Преимущество явно на их стороне. Это пока.
Когда за мной захлопнули дверцу чёрной затонированной машины, я увидела бегущего вслед за нами парня. Его светлые волосы растрёпаны, рукава бордовой рубашки закатаны. Не вижу его лица, но чувствую присутствие.
– Она ни в чём не виновата! Отпустите её! – кричал он. Ответа не последовало, я не могла пошевелить губами. – Я найду тебя! – пообещал удаляющийся голос…
– Соня, вставай! Я не намерена будить тебя каждый чёртов день. – Николь снова недовольна с утра пораньше. Боже, а я снова проспала.
– Ты не должна, но всё же делаешь, – ответила я сквозь сон и нехотя открыла глаза.
Перед собой я увидела ту же комнату, что вижу уже на протяжении нескольких месяцев. Светло-зелёные стены, две односпальные кровати, обеденный столик, маленький холодильник, электрическая печка, три деревянных тумбочки, один старый шкаф, небольшое окошко под потолком и коричневый ковёр на полу. Я живу в общежитии для работников завода, кем, собственно, с недавних пор и являюсь.
Николь уже жила здесь, когда я приехала из Пефома. У нас одна комната на двоих и крохотная уборная с душевой кабинкой, туалетом и раковиной. Больше мы ни в чём и не нуждаемся. Почти всё время проводим на работе.
– Не хами, детка, – прервала Николь мои мысли, и по её строгому выражению лица я поняла, что она не шутит. – Твой завтрак на столе. Умывайся поживей, нам скоро выходить!
Если бы не она, мне давно бы уже сделали выговор за опоздание. Из-за сна, который вижу уже неделю подряд, я не в состоянии вовремя проснуться. Устала от него. Знаю, что совершила преступление, и это знание терзает разум.
Каждый день сон приобретает новый смысл, появляются новые детали и лица. Например, сегодня я первый раз увидела блондинистого парня, который обещал меня найти. Никогда не встречала его прежде. Интересно, всем снятся отрывки из прошлого? Боюсь об этом у кого-то спрашивать, здесь все до жути неразговорчивые. И вообще, не положено попусту трепать языком. Я должна усердно работать, чтобы родителям не было за меня стыдно до конца жизни. Им и так пришлось несладко, когда они узнали, что их единственная дочь опозорилась на всю страну. Они когда-нибудь смогут меня простить?
В городке по производству одежды не с кем поговорить, даже с Николь. Иногда кажется, она не такая, как все. Или это я другая? В последнее время чувствую себя живой.
Не нужно заглядывать в календарь, чтобы понять, какой сегодня день. Каждое утро пятницы на столе нас ждут две бутылочки со странной голубой жидкостью, приятной на вкус. На этикетке написано, что это витаминизированный напиток для поддержания тонуса рабочих. Раньше я не задумывалась, почему нам дают его именно с недельным интервалом, и почему напиток появляется ночью, во время нашего сна. Раньше я вообще ни о чём не задумывалась. Наверное, так происходит с каждым, кто сюда попадает.
– Спасибо за завтрак, Николь, – поблагодарила я и осторожно улыбнулась соседке. Сегодня она приготовила яичный омлет и сосиски на скорую руку, но всё равно очень вкусно.
Николь ответила оценивающим взглядом. Почему она так редко улыбается? Николь. Когда я произношу её имя, что-то вспыхивает внутри. С чем-то важным оно ассоциируется, только не могу вспомнить, с чем именно. Нужна хоть какая-то ниточка, чтобы зацепиться за прошлое.
– Ага, будешь должна, – ответила подруга по несчастью. Кто ещё из нас хамит?
Пока я переодевалась из пижамы в рабочую одежду, Николь уже собралась. Она нервно перебирает пальцами ключ от нашей комнаты. Бывают моменты, когда я её побаиваюсь. Если не считать злобный вид, она довольно симпатичная. Каштановые кудри, зелёные глаза, прямой нос, выступающие скулы. Будь она повыше, вполне смогла бы стать топовой моделью в Пефоме. А кем была я до того, как украла чью-то важную информацию? Почему не помню? Провалы в памяти угнетают.
Когда мы закрыли дверь, Николь одарила меня яростным взглядом. По выражению лица соседки я сразу поняла, что у лифта уже собралась длинная очередь. Если бы я не проспала, мы бы уже давно спустились. Мы живём на пятом этаже, и я бы не прочь пойти по лестнице, но нам это строго запрещено. Когда я сюда попала, меня сразу ознакомили с правилами и нормами поведения. Я читала огромную папку около часа и уже к концу изучения забыла некоторые пункты, но до сих пор точно помню, что там сказано по поводу выхода из общежития: «Каждый работник обязан закрыть дверь комнаты, следовать к лифту в порядке очереди и спуститься вниз к выходу из общежития, где будут проверены личные данные…». Бред какой-то, будто мы первоклассники. Может, ещё по парам разобьёмся и за ручки возьмёмся?
Нам скоро и по сторонам запретят смотреть. Здесь никто ни с кем не здоровается, только коротко кивает, хотя все в общежитии давно друг друга знают. Я никогда не слышу громкого смеха или ссор, не вижу влюблённых парочек или дружеских компаний, а только унылые лица. Если бы не зелёная униформа, присущая городку по производству одежды, мы бы давно слились со стенами и потолком.
К моему облегчению (иначе Николь так и продолжала бы сверлить меня взглядом), нам не пришлось долго ждать своей очереди. Спустя пять минут передо мной, соседкой и десятком людей открылись двери лифта. Почему он только один? Похоже, никого, кроме меня, этот вопрос не интересует. Наверное, не хотят нарушать правила. Тогда и мне следует сохранять дисциплину.
За то время, пока мы спускались на первый этаж, я успела рассмотреть всех попутчиков. Юная Трис присоединилась к нам на втором этаже и обменялась со мной рукопожатием. Я даже заметила тень улыбки на её лице. Кажется, она самая младшая в общежитии. Трис семнадцать, и она живёт здесь без родителей. Как они могли отправить ребёнка одного трудиться на правительство? Жестоко с их стороны. Никогда не говорила с ней об этом – не было подходящего момента, но обязательно спрошу, почему она одна.
С остальными людьми я поздоровалась кивком головы, как и Николь. Сегодня я насчитала пять женщин и девять мужчин, стоящих с нами в лифте и спешащих на работу. Все мы работаем на одном заводе, но в разных секторах. Кто-то занимается выкройкой одежды, которую присылает нам Пефом и остальные независимые города, кто-то шьёт, кто-то запаковывает готовые изделия, кто-то подбирает ткань, кто-то ведёт учёт материалов на складе, а я занимаюсь дизайном и декорированием одежды по указанию свыше. Утром мне приходят файлы на рабочий компьютер с возможными комбинациями цветов и тканей в соответствии с трендом, а я выбираю наиболее подходящие, делаю эскизы, которые относят к швеям, где работает Николь.
Мне нравится создавать вещи. Я, наверное, неплохо одевалась в Пефоме. Не нравится, что вынуждают создавать вещи. Уверена, у меня была другая профессия, но сейчас нет выбора. Я должна работать, чтобы загладить вину перед страной. Может, тогда сократят срок наказания. Кстати, сколько осталось? Месяцы? Годы? Нет ответа ни на один возникающий в голове вопрос.
Двери стеклянного лифта открылись, и все стали чопорно выходить по одному. Снова столпотворение. Теперь возле выхода. Я машинально засучила правый рукав зелёной ветровки, и все повторили движение. Обычная процедура входа-выхода в общежитие. Нас регистрируют при выходе, а при входе не впускают незнакомцев. Почему здесь нет охраны или кого-то, кто контролировал бы поток людей? Только зеркала вокруг, белый потолок и чересчур яркое освещение. Раньше меня это не смущало, а сейчас чувствую себя беззащитной амёбой под микроскопом.
Передо мной стоят пять человек, сзади Николь. Возле турникетов люди долго не задерживаются, и мы скоро окажемся на улице. Пока приятный женский голос объявляет имена проходящих через автомат работников, я пристально смотрю в зеркало. В нашей комнате нет зеркал, думаю, как и в остальных. Помню, как выглядела в Пефоме, а как выгляжу сейчас, начинаю забывать.
На меня смотрит высокая напуганная девушка, которую сложно отличить в толпе. Я бы не узнала себя среди зелёных униформ и потерянных лиц, если бы не бледно-розовые волосы. Нахожу себя в отражении. Жутко выгляжу. Меня бы засмеяли друзья, если бы увидели в таком виде. Если, конечно, они у меня были. Ярко-розового цвета как не бывало. Насыщенный оттенок смылся, оставив бледный и неприметный, как все люди в общежитии. Тёмно-русые корни отросли сантиметров на десять. Длинные волосы собраны на макушке в тугой пучок. В правилах написано, что девушкам нельзя являться на работу с распущенными волосами, иначе последует выговор и что-то ещё, не помню точно. Не хочу рисковать и покорно слушаюсь. Зеркальная стена отдалена от меня настолько, что не вижу цвета глаз. В Пефоме я носила фиолетовые линзы. Чётко это помню. Какая-то странная…
Сзади стоит девушка с густой каштановой косой и презрительно смотрит мне в спину. Николь. Я быстро отворачиваюсь от зеркала, когда она больно щипает меня за руку. Она недовольно шипит, и я без слов понимаю, что сделала глупость. Хочу обернуться и съязвить, но вовремя замечаю, что остальные тоже оглядываются на меня. Выражение их лиц остаётся неизменным. Сложно понять, что они подумали. Знаю только, что никто так долго не смотрится в зеркало, да и вообще редко кто-то обращает на себя внимание. Все поглощены мыслями о предстоящей работе. Мне так стыдно, что опускаю голову и прячу любопытный нос в тонком сером шарфе.
Как только девушка со странным именем Тора вышла на улицу, настала моя очередь регистрироваться. Я подошла к турникету, каких здесь около десяти штук, стоящих в ряд, и поднесла руку к сенсорному экрану. В книге правил сказано: «Запрещается снимать металлические браслеты, даже если они по какой-то причине вызывают аллергическую реакцию». И они вызывают. Моё запястье исполосовано тонким браслетом, но у меня никогда не возникало мысли снять его. Однажды Николь рассказала, что несколько лет назад один отчаянный парень отрезал себе руку, чтобы избавиться от браслета. Может, она пошутила или хотела напугать меня, но до сих пор не понимаю, зачем парень это сделал. В металлических «аксессуарах» хранится личная информация о работниках, браслеты позволяют нам входить в общежитие и на завод.
Стоило только коснуться браслетом сенсорной панели, как женский голос моментально объявил имя и время:
– Алиса Меллоу. Дата и время регистрации – пятнадцатое апреля, 08:35.
Затем на экране появился мой идентификационный номер 02-0001703-01-02, возраст – 21 год и дата прибытия в общежитие – 15 ноября 2136 год.
Сегодня ровно пять месяцев со дня моего появления здесь. Почти всё это время я пробыла в неведении, разум был затуманен, а мысли пусты. Что случилось потом? Стала понимать, зачем я здесь, но так и не узнала, по какой причине. Как я могла пойти на преступление? Воспоминания о прошлой жизни до сих пор под тяжёлой завесой. Помню родителей, детство и город Пефом, но не помню, кем была и чем занималась…
– Эй, проходи уже, соня, – грубо сказала Николь, и я поймала себя на мысли, что снова забылась.
Не заметила, как на экране пропускного автомата загорелась зелёная стрелочка, и открылся турникет. Ничего не ответив сварливой соседке, я быстро вышла на улицу. И почему Николь не отправилась на работу без меня?
Погода в городке ничуть не изменилась за пять месяцев. Не видела зимы, когда приехала сюда, не вижу весны сейчас. Уже апрель, а я живу здесь с ноября, а погода остаётся стабильной. Меня пугает постоянный туман, он делает воздух влажным и сокращает видимость. Не видела в этом странном месте даже лучика солнца. День похож на ночь, а вечер – на утро. Ничего не меняется и не происходит. Это хуже тюрьмы. Гораздо хуже. Какой же дурой я была, когда пошла на отчаянный шаг, став преступницей…
За белой пеленой тумана ничего не видно дальше десяти метров. Стала замечать, что скучаю по родному Пефому, дому и маме с папой. Не с кем поговорить об этом, но я не должна показывать чувств. Я должна быть покорной и точка.
Следом за мной вышла Николь. Я думала, она будет злиться, но ошиблась. Подруга непоколебима. По выражению лица жителей общежития сложно определить их истинные эмоции. Пока я размышляла, за нами подъехал тёмно-зелёный автобус, освещая мокрый асфальт. Запахло выхлопными газами.
Я поднялась по ступенькам и села на привычное место возле окна. Это, наверное, единственное, что можно в этом проклятом городе выбирать. Николь, как всегда, села рядом. То ли по привычке, то ли из уважения, то ли потому что она сидела здесь ещё до моего появления. Она чем-то явно обеспокоена.
Несколько месяцев назад Николь кричала во сне. Я пыталась с ней поговорить, но она сочла это за оскорбление. Так продолжалось несколько ночей. Чтобы заснуть, приходилось накрываться одеялом с головой. Мне снились её крики и мой последний день в Пефоме. Потом она пропала на весь день, и кошмары сразу прекратились. Николь, конечно, снова ничего не объяснила. Как можно быть такой упрямой? Я волнуюсь за неё, даже несмотря на то, что она редко разговаривает и постоянно делает колкие замечания в мой адрес.
Лишь однажды мы хорошо провели вместе время. Это было Рождество. В тот день нам подарили выходной и позволили заниматься своими делами. Интересно, какие дела могут быть у отрешённых людей? Наверное, очень важные, раз уж здесь все такие неразговорчивые. У них нет времени на пустую болтовню… Так вот. Утром мы все, как обычно, спустились на первый этаж, чтобы отправиться на работу. Неожиданно громкий мужской голос объявил о выходном дне. Моей радости не было предела. В душе я была счастлива, как раньше. Я люблю Рождество. Помню, как праздновала его дома с родителями. Помню запечённую утку с яблоками, подарки, фейерверки и бенгальские огоньки. Почему-то всплывает картинка со сценой и большим количеством народа. Может, в канун Рождества мы ходили на концерт или в театр? Помню детскую радость, но отмечать потрясающий праздник в этой дыре не хотелось. На тот момент я всего лишь месяц находилась в общежитии. Казалось, что жизнь кончена. Я не владела эмоциями и разумом. Я редко думала и разговаривала. Состояние овоща было в порядке вещей.
Для нас, работников, нарядили высокую ёлку с серебряными шарами. Тем утром все дежурно улыбались, пожимали друг другу руки, а потом отправились по комнатам. Нас с Николь дома ждал ещё один сюрприз. На нашем кухонном столе мы нашли подарочный пакет с двумя коробками. В одной лежала новая домашняя одежда, а в другой – праздничный ужин и открытка с пожеланием счастливого Рождества. Мы быстро расправились с жареной курицей, овощными салатами и шоколадным десертом. Здесь и так вкусно кормят, но я не ожидала, что нас поздравят и разрешат радоваться. Удивительно. В людях, которые нас здесь заточили, осталось хоть немного сочувствия и понимания.
Когда мы с Николь поужинали, она стала кидать в меня подушки. Она смеялась! Сначала я посчитала её сумасшедшей, мне казалось, что так нельзя делать, что так не положено. Я боролась с собой. Моя душа требовала веселья, праздника и расслабления, а разум – отчуждения и спокойствия. Спустя несколько минут стараний Николь моя душа победила. Мы дрались подушками, бегали вдвоём по комнате и смеялись, как ненормальные. Мы старались делать это тихо, иначе нас бы наказали. Даже не знаю, чем бы всё могло закончиться… Разве может быть что-то ужасней заточения здесь? Если только смерть. И то, с этим бы поспорила.
Через три дня Николь пропала. Ей перестали сниться кошмары, и с тех пор мы никогда так близко не общались. Она судорожно попросила меня забыть о том весёлом дне.
Как всё взаимосвязано?
– Что такое? – нервно спросила меня Николь.
Пока я думала о событиях из прошлого, не осознавала, что смотрю на соседку по комнате в упор. Запомнила её счастливой и улыбающейся. Было здорово, когда она называла меня Лис, а я её – Никки. Надеюсь, когда-нибудь то время повторится, только теперь хочу повеселиться на свободе, дома, с близкими.
– Просто… – запинаясь, ответила я и перевела взгляд в окно.
Ничего, кроме тумана, по-прежнему не видно. Лишь силуэты домов. Каких домов? Никогда раньше их не замечала. Несколько раз поморгала, но больше ничего не увидела.
На часах уже 08:51. С минуты на минуту мы должны подъехать к заводу. Я снова посмотрела на Николь, а она сделала вид, что не замечает меня. Нужно с ней поговорить. Что-то неладное творится в городке по производству одежды.
Мы так же спокойно вышли из автобуса, как и входили. Перед нами воинственно возвышается до боли знакомое здание под названием «Швейная фабрика». Блестящие зелёные буквы красуются на всех пяти этажах. С виду фабрика маленькая, а стоит войти внутрь, пространство увеличивается до неузнаваемости. Все, кто вышел из автобуса, выстроились в очередь к главным дверям. Здесь такие же турникеты, как и в общежитии. Процедура повторяется. Я подношу браслет к автомату, и женский голос спокойно говорит:
– Алиса Меллоу, дизайнер. Время появления 08:56:35.
На дисплее отображается то же самое, что и в прошлый раз, только ниже написано «средний уровень». Следом за мной к турникету подошла Николь.
– Николь Уотсон, швея. Время появления 08:56:48.
Не знаю, какой у неё уровень прописан. Должно быть, тоже средний, раз мы живём на одном этаже. Спросить не могу, не принято обсуждать рабочее положение с «коллегами». Об этом тоже сказано в книге правил. С каких пор знаю её наизусть?
На первом этаже собралось много рабочих. Около сотни, может, и больше. Откуда столько? В общежитии проживает меньше людей. Вдруг оно здесь не одно? Снова осознаю, что раньше меня это не интересовало…
Ровно в 9:00 к небольшой деревянной трибуне грациозно подошёл директор фабрики. Все замерли при виде мистера Грина. Расстояние от нас до начальника не больше десяти метров. Зал здесь большой, есть, где развернуться такому количеству людей. Стены выкрашены в бледно-зелёный цвет, на высоких белых потолках красуются хрустальные массивные люстры. Роскошно смотрится. Фабрика ничуть не уступает среднестатистическому предприятию в Пефоме. От мыслей отвлёк громкий голос директора.
– Доброе утро всем рабочим моей швейной фабрики! Спасибо, что принимаете активное участие в развитии промышленности. Можете разойтись по рабочим местам. Продуктивного дня.
Мистер Грин закончил речь, слегка поклонился и подарил нам фирменную ослепительную улыбку. Работники кивнули в ответ. Не видела здесь человека опрятней и ухоженней, чем он. Никто из нас не знает его имени, только фамилию, зато видим директора каждое утро. Мы знаем только, что он руководит фабрикой, занимается поставками тканей и экспортом одежды в другие города. Должно быть, у него много дел, но он никогда не пропускает утреннее приветствие. Его речь изменяется в редких случаях. Например, если сокращён рабочий день по какому-то поводу, или если нужно провести инструктаж новичкам. Помню, как в первый раз увидела Грина и услышала речь «в мою честь».
– Сотрудники среднего уровня, проводите мисс Алису Меллоу на её рабочее место и объясните профессиональные обязанности.
Он бы показался милым, не будь я в таких условиях. Мистеру Грину около пятидесяти лет, он всегда стильно одет, естественно, в зелёных тонах, он располагает к себе, всегда улыбчив и приветлив. Интересно, почему? Что его так радует? Хотя нетрудно догадаться. Власть над столькими людьми, собственное производство. Кто бы на его месте не улыбался? Рабочие его уважают, а может, лишь боятся. Никто не осмеливается произнести хоть слово, пока говорит мистер Грин. Авторитаризм налицо.
Как только директор удалился, закрыв за собой едва заметную дверь, разделяющую холл и скрытое помещение, все побрели по рабочим местам. Мы с юной Трис трудимся в одном секторе, поэтому вместе отправились по винтовой лестнице на второй этаж. Николь с большей половиной работников пошли направо по коридору первого этажа. Я никогда не была в этом секторе, но по рассказам Николь знаю, что там занимаются пошивом одежды. Первый сектор разделён ещё на несколько отделов, потому что людей в нём гораздо больше, чем у нас. Там обитают швеи, упаковщицы и уборщицы.
Мы с Трис и остальными рабочими моего сектора поднялись на второй этаж. Лестница на третий и выше почему-то находится под замком, но никто не обращает на это внимание. Многие, может, даже и не замечали, что на фабрике аж пять этажей.
Отдельных кабинетов, как в современной компании, здесь нет. Мы находимся в огромном зале со стеклянными перегородками, разделяющими трудовые места. Так мы легко можем обращаться друг к другу по рабочим вопросам. Одни специалисты отвечают за исправность компьютерных программ, другие выбирают ткани на складе, третьи делают выкройки, которые потом отправляют в первый сектор. Я комбинирую цвета и ткани, создаю определённый стиль для каждого возраста и пола. И не только я. Со мной работает Трис и ещё пять человек из нашего общежития. Иногда встречаю их вне стен фабрики.
Мы повесили верхнюю одежду на крючки и остались в рабочих зелёных майках и брюках. Парень по имени Джо включил сенсорную панель размером со средний кухонный стол и запустил нужную программу. На дисплее появилось множество папок и ярлыков.
– План на сегодня. Шон, ты создаёшь новую школьную форму, Нора, разрабатываешь официальный стиль, Пэрис – повседневный, Тим – подростковый, Трис – романтический и Алиса – вечерний. Я займусь проверкой и отнесу ваши вчерашние макеты закройщицам. Поехали, – скомандовал Джо, развернулся на пятках и пошёл к другим ребятам.
И так каждый день. Неуклюжий Джо раздаёт задания и уходит восвояси. В нашей команде работает ещё десять человек. Они выполняют проверку программ на общем компьютере, отправку данных другим секторам и прочие технические задачи. Всех должностей и не перечислить. У каждого свой набор обязанностей, а в целом мы преследуем общую цель – производство одежды. В Пефоме полно магазинов, поэтому поставки происходят каждый день. Чуть ли не с такой же скоростью жители креативного города обновляют гардероб. Что ещё делать, когда у тебя высоко оплачиваемая работа? Тебе просто необходимо выглядеть соответствующим образом для поддержания статуса и следить за модой, которую создаём мы, работники самой крупной швейной фабрики в стране.
Все, кого перечислил Джо, и я в том числе, уселись вокруг сенсорной панели. У каждого своё рабочее место, поэтому выбирать не приходится. Спустя пару минут после запуска программ и подготовки нужной информации мы принялись выполнять задания. Я открыла папку с моим именем и создала новый файл под названием «Весна. Вечерний стиль». Сегодня нужно скомбинировать пять вечерних образов для женщин и пять – для мужчин. Если останется время, то Джо выдаст новое задание. Это мне не грозит, потому что я первый раз создаю вечернюю одежду. Надо хорошенько обдумать детали. В чём можно пойти, например, вечером в кафе? Я бы надела рваные джинсы и майку, но за создание столь вульгарного образа меня непременно накажут. Ладно, а в каких вещах я бы точно не пошла? Беспроигрышный метод – от противного.
Размяв по привычке пальцы, я запустила дизайнерскую программу, имитирующую электронный гардероб с полками и шкафчиками, где всё разложено. Кликнула по разделу «Вечерние платья» и стала просматривать возможные фасоны, ткани и цвета. Виртуальные наборы в «гардероб» заносят другие работники фабрики, а мне остаётся только гармонично скомпоновать.
Немного подумав, я вынесла в монтажную область контур платья. Первый образ будет романтическим. Платье длиною в пол окрасила в тёмно-синий цвет, выбрав его из палитры прикосновением пальца. В ней хранятся тысячи различных оттенков и сочетаний, на любой вкус. Потом сделала рукава-фонарики, закрытое декольте и глубокий вырез на спине. Не позавидую девушке, которая не наденет под платье нижнее бельё. Представила себя в придуманном наряде и с трудом подавила улыбку.
Теперь нужно выбрать ткань и фактуру. Пролистав предложенные на сегодня материалы, я остановилась на шёлке. Каждый день ткани меняются в зависимости от их наличия на складе. Что ещё нужно для вечернего платья? Наверняка светские дамы любят блестяшки и драгоценные камешки, от которых меня тошнит. Извините, гламурные девицы, у меня сегодня нет настроения, чтобы порадовать вас неописуемой красотой. С каких это пор меня волнует собственное настроение? Нужно продолжать работать!
Всё же остановилась на синем шёлке без вставок и принтов. Девушки в Пефоме, наверное, пройдут мимо этого платья. Мода у нас меняется чуть ли не каждую неделю, но такой простой одежды в магазинах давно не продавалось.
Немного помешкав, я сохранила только что придуманную модель без возможности её редактирования. Пусть Джо оценит.
– Эй, Алиса! Что с тобой? – монотонно спросил зеленоглазый парень.
Я испугалась и вздрогнула от неожиданности. Шон живёт с Трис на одном этаже, а на работе всегда сидит справа от меня, но я особо его не замечаю. Хотя на фабрике люди чаще разговаривают между собой, чем в общежитии. В нашем секторе есть маленькие компании, которые вместе собираются за обедом и о чём-то тихонько болтают. Здесь мне комфортно, даже чувствую себя нормальным человеком, если в нынешних условиях актуально рассуждать о нормальности.
– В смысле? – спросила я, пытаясь не смотреть на парня. Он симпатичный. Непривычно разговаривать с кем-то просто так, не на тему тканей и выкроек.
– Ты уже минут пятнадцать смотришь в одну точку. Заболела? – спросил Шон так тихо, чтобы никто, кроме меня не услышал.
– Э, нет. Всё хорошо. Просто задумалась над новым образом. – Я не соврала. – А как твои дела обстоят?
– Закончил вторую форму для мальчиков, – ответил Шон, сверкнув глазами в мою сторону, и снова опустил взгляд на сенсорную панель.
Благо, никто не заметил, что мы перешёптываемся. Все держатся друг от друга на расстоянии вытянутой руки, но при этом на перерыве по-дружески общаются. Никогда не пойму здешних правил и норм.
До обеда успела создать ещё четыре женских образа и один мужской. Когда делала второй наряд, руководствовалась памятью. Вспомнила, как в детстве любила мамино платье, в котором она иногда ходила с папой в ресторан. В то время мода не была так жестока, и люди могли гулять в одном и том же несколько дней подряд. Мне нравилось красное бархатное платье чуть выше колена. На экране я выбрала шаблон в форме трапеции, нашла коралловый цвет, подобрала ткань и сохранила вторую модель. Мама бы гордилась моей проснувшейся фантазией. Вдруг она увидит это платье в магазинах и вспомнит меня? Надеюсь. Хоть бы она не держала на меня зла…
Остальные три платья получились более изысканными и похожими на стиль модного города. Одно розовое с корсетом и пышной юбкой, другое – чёрное длиною в пол, третье – цвета морской волны с элегантной баской. По стилю мне ближе розовое платье, я бы куда-нибудь в нём сходила, а остальные два подошли бы утончённым леди. Тем не менее не изменила себе, не использовала ни одной стразы. С мужскими костюмами оказалось проще, нежели с женскими, но я успела сделать только один. Он получился строгий, тёмно-синий и невозможно дорогой.
Когда до обеденного перерыва остались считанные минуты, я снова задумалась. Хочется вспомнить жизнь до общежития, до фабрики, хочется сложить кусочки воспоминаний в цельный пазл. От родителей ни весточки, ничего того, что связывало меня с ними. Вот только странная татуировка на запястье осталась навсегда. Не помню, что обозначает каллиграфическая надпись Melody, наверное, что-то важное, раз я решилась сделать тату.
Мама рассказывала, как в её молодости татуировки делали длинной иголкой, оставляя кровавые ранки и следы. Сейчас это безболезненная процедура – картинки наносят лазером на любую часть тела, но я всегда гордилась мамой, что она не побоялась и вытерпела боль. Моё имя красуется у неё на руке от запястья до локтя, украшенное цветочными узорами. Мама всегда была неординарной, она назвала меня в честь главной героини старинной сказки Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес». Хоть папа и был против, она настояла на своём. Уж очень она любит такие истории и с детства мечтала назвать дочь Алисой. Если бы папа выиграл, меня бы назвали Кассандрой.
У меня замечательная мама, но папа никогда с ней не соглашался. Он без малейших сомнений бросил нас, когда мне было семь. После их развода мама стала морально отдаляться от меня, но в то же время продолжала любить и воспитывать. Не знаю, как ей удавалось. До сих пор слышу её ласковый голос, которым она убаюкивала. Я любила петь вместе с ней. Ох, как я любила петь!
Закрыв глаза, представила, как мы с мамой сидим друг напротив друга и в унисон поём любимую песню:
– Бабочка, улетай в небо, исполняй свои мечты. Бабочка, улетай прочь, достигни высоты…
Мысли прервал громкий голос мистера Грина, разносящийся по всей фабрике:
– Обеденный перерыв в вашем распоряжении. Удачи во второй половине дня.
Я сморгнула слёзы и поймала на себе пристальные взгляды коллег, сидящих за сенсорной панелью, кроме Шона и Трис. Состроив удивлённое лицо, я пожала плечами и направилась в столовую нашего сектора. Она находится за дверью большого рабочего зала, стеклянными кабинетами и упорной работой.
В дверях столовой меня догнала Трис и наградила лучезарной улыбкой. Я поморгала несколько раз, чтобы убедиться в происходящем. Трис действительно сияет от счастья. У меня не нашлось слов, чтобы выразить эмоции, и я улыбнулась в ответ. Как же давно я этого не делала, что забыла, как… Мышцы лица на мгновение напряглись и расслабились, осчастливив меня.
– Идём, – сказала Трис и мимолётно приобняла за талию, чем снова удивила. Я всегда знала, что Трис не такая, как все люди в общежитии, но не думала, что настолько.
Я обернулась, посмотрела по сторонам, убедившись, что никто не обращает на нас внимания, и зашагала дальше. Трис ниже меня на голову, она выглядит такой маленькой и хрупкой, что её хочется защищать, но на самом деле она сильная, раз находится здесь на несколько месяцев дольше меня. Мне хочется о многом с ней поговорить, узнать, откуда она и почему сюда попала, но понимаю, что это не самые подходящие момент и место для откровенного разговора.
Весь второй сектор отведён под столовую. Она представляет собой квадратное помещение с зелёными стенами и белой деревянной мебелью. Потолок покрыт зеркалами, как и стены в общежитии, но он так высоко, что я с трудом смогу разглядеть чьё-то лицо в отражении.
Как и сказал мистер Грин, в нашем распоряжении час, чтобы поесть и отдохнуть. Вот это честь. Интересно, как там Николь? Одиноко без неё на работе. Она же там совсем одна, ей не с кем поговорить. Хоть она и не нуждается в заботе, я всё равно волнуюсь.
Заняв очередь у одной из трёх кабинок с обслуживанием, мы с Трис стали рассматривать сегодняшнее меню за стеклом. Нам предлагается полный меню на любой вкус. Еда за стеклом и рабочие коллективы за стеклом, изолированные друг от друга… Такое ощущение, что я нахожусь в городе изо льда… Поскорей бы он растаял.
Когда настала моя очередь, я подошла к металлическому стенду с сенсорной панелью и поднесла к ней браслет, идентифицирующий личность. Парой прикосновений к экрану выбрала блюда. Через несколько секунд в окошке появился пластмассовый поднос с едой и столовыми приборами. Не могу привыкнуть, что здесь нет обслуживающего персонала, всё автоматизировано до мелочей. Тогда зачем такой богатой фабрике нужны живые люди, которые не покладая рук занимаются производством одежды? Всё странноватей и странноватей становятся мои мысли с каждым днём, прожитым в зомбированном городке. Что самое интересное, половину людей, находящихся сейчас в столовой, я раньше никогда не видела в общежитии. Откуда же они взялись?
Трис получила поднос, и мы пошли к столику, за которым сидим уже несколько недель. Девушка недавно составила мне компанию и кажется милой. Раньше я обедала, с кем придётся, потом с двумя сёстрами из общежития – Милой и Кейт. Кстати, их не вижу уже третий день. Может, они заболели? Если кто-то себя плохо чувствует, ему даётся короткий больничный, но в пределах общежития.
За столиком нас ждал сюрприз. Волнистую шевелюру цвета янтаря я заметила ещё издалека. Трис снова не сдержала улыбку.
– Шон? Почему ты сидишь не с остальными? – спросила я, как только мы подошли поближе и поставили подносы на круглый белый стол.
Шон ответил на вопрос после того, как мы с Трис уселись на стулья. Этого времени хватило, чтобы постыдиться за навязчивость. Я не должна приставать к чужим людям с расспросами…
– Ты напугала коллег пением, – ухмыльнулся он.
Что? Откуда столько эмоций? Что-то с Шоном не так. Он всегда таким был? Почему я не замечала раньше?
– Это не ответ, – упрекнула его Трис, потягивая яблочный сок через трубочку.
Чёрт, я же пела вслух нашу с мамой песню о бабочке…
– Мне нравится твой голос, – сказал Шон, не удостоив меня взглядом. Он ещё не притронулся к обеду, зато поглядывает на Трис.
– Спасибо, – ответила я, не в силах выдавить больше ни слова.
Я не пела, а всего лишь мурлыкала себе под нос, и то, случайно… Это слышали Нора, Пэрис и Тим. Вдруг они что-то заподозрят? Надеюсь, ребята ограничились мнением, что я просто сошла с ума.
– Думал, что кроме Трис никогда не встречу здесь вменяемых людей. Ты особенная, – шёпотом произнёс Шон.
Какая я?
Его слова ничуть не смутили, но сильно напугали. Трис почувствовала моё волнение и ударила парня локтем в плечо. Она заигрывает с ним? Что я пропустила? Он же старше её на пять лет. Она совсем малышка.
– Давайте есть. Нам понадобятся силы, чтобы закончить задание нудного Джо. – Трис нарушила ход моих запутанных мыслей, за что я ей благодарна. Мы с Шоном одновременно кивнули и принялись за еду.
Остальные сорок минут перерыва мы провели в молчании, и только иногда обменивались с Трис короткими улыбками. После обеда все вернулись к работе. Я старалась вести себя тихо среди ребят и полностью окунулась в задание Джо. Создала ещё четыре мужских образа, растянув удовольствие почти до самого окончания рабочего дня. В 17:30, как всегда, Джо стал собирать наши эскизы, скидывая их с сенсорной панели на микрофлешку.
– Молодцы, сегодня все справились с заданием, – сказал он, как только закончил обход. – До понедельника.
Все покорно кивнули и попрощались с начальником. Джо направился в другой отдел нашего сектора, чтобы отдать закройщицам созданные нами образы.
После того, как мистер Грин произнёс короткую ежедневную речь: «Рабочий день окончен. Все свободны», мы засобирались домой. Тим, который всё время после обеда косо на меня поглядывал, закрыл все программы и выключил сенсорную панель. Остальные пошли к вешалкам, чтобы забрать свою верхнюю одежду. Я последовала за ними. Обратно в общежитие.
Мы спустились по той же лестнице, что и поднимались, прошли регистрацию на выходе у турникетов и вышли на улицу. Покорно. По очереди. Не спеша.
Было бы удивительно, если бы погода не была ветреной, а солнце вышло из-за мрачных туч. Я спрятала замёрзший нос в шарф, а руки – в карманы зелёной ветровки. Теплей мне не стало, но стало намного комфортней. Я нащупала кое-что в кармане. Ткань внутри всегда была плюшевой, а сейчас правая рука наткнулась на что-то гладкое и угловатое. Вспомнив о том, что Трис стоит справа, я озадаченно на неё посмотрела, она хитро улыбнулась в ответ. Хотела спросить, что это значит, но не успела. Настала наша очередь заходить в автобус. Зачем Трис подложила мне листок бумаги?