Глава 2. Айтаны

Лес Морабат, на границе с Полосой Туманов

Ника сидела на теплой циновке, скрестив ноги, и прислушивалась. Поймавшие ее ведьмы шептались за дверью. Говорили они на рибелите, языке мятежников, – дикой смеси латыни и черт знает еще чего: в наречие столетиями привносили слова и правила мигранты из разных народов мира простаков. И хотя за полгода жизни в Огненной земле Ника здорово поднатаскалась в рибелите, она все равно и половины не понимала. А ведьмы еще и наверняка специально использовали диалект…

В круглом шатре было очень тепло, хотя кроме свечей Ника не заметила ни одного источника обогрева. На полу перед ней стоял низкий стол с глиняными чашками, за которым лежал односпальный матрас, видимо служивший ведьмам кроватью. По периметру к опорам на небольшой высоте лепились деревянные полочки со свечами, книгами и фигурками незнакомых животных. С потолка свисали амулеты, медные колокольчики и полые трубочки всевозможных размеров. Ника выпрямилась и дотронулась до ближайшей: она соприкоснулась с соседними – и шатер наполнил мелодичный звон.

– Не трогай, ты не у себя дома, – раздался за спиной голос ведьмы.

Ника фыркнула и пожала плечами. Зашла женщина – та, что повыше, с длинными черными волосами и такими же темными глазами. На ней были зеленое платье в пол свободного кроя и объемный тюрбан. Ника не могла определить, сколько ей лет: увидев впервые, подумала, что сорок, а сейчас – что все восемьдесят; хотя вот она дернула головой, часть лица осветилась – и ведьма вдруг стала необычайно молодой. Ее звали Миккая, и, со слов бабушки, она была главной.

– Лидия немного рассказывала о вас. Точнее, о вашем… хм… нраве, – беззаботно отметила Ника, сложив руки за спиной.

Миккая прищурилась. Наверное, ее воинственный вид наводил на кого-то ужас, но отчего-то Ника вовсе не боялась. Душа в ее теле была настороже, но сама она успокоилась: будет драться, если нападут, но изображать из себя напуганную девчонку – хренушки, не дождутся!

– Наглая и дерзкая – ничего интересного, – спокойно отметила ведьма и, пройдя вглубь шатра, присела рядом с маленьким столом.

– Вы говорили о Джей Фо. Знаете ее?

Ника села напротив ведьмы и требовательно уставилась на нее. Вместо ответа Миккая достала из кармана платья смартфон.

– Ты обронила, пока резвилась в коконе, – ведьма сверкнула глазами, и ее губы дернулись.

Ника начинала злиться. Она схватила телефон и сунула в карман джинсов.

– Зачем тебе эта штука? Здесь все равно нет связи, – Миккая с деланым безразличием принялась разливать по пиалам какую-то дымящуюся жижу. – Отправляешь эти… как вы их называете? – ведьма одарила Нику коротким веселым взглядом. – СМС, да?

– Это моя штука, больше не трогайте.

Миккая рассмеялась – легко и игриво. И от ее смеха колокольчики под потолком всколыхнулись и выдали короткую музыкальную партию.

– Значит, некто Маркел, – ведьма протянула ей дымящуюся пиалу. – Любовь и все такое? Да бери ты, пей, – нетерпеливо добавила она, поймав подозрительный взгляд Ники.

Та нехотя приняла пиалу и осторожно понюхала: в нос ударил запах спирта.

– Я не пью алкоголь, – фыркнула она. Это было скорее далекой целью, нежели абсолютной правдой, но кто проверит?

– У тебя же фляжка в рюкзаке.

– Там чай, что за стереотипы?

Миккая вновь рассмеялась:

– Мы тоже не пьем алкоголь. Настаиваем травы, а они со временем дают этот запах.

Ника сдалась и, закатив глаза, сделала глоток непонятной жидкости: действительно, на вкус никакого спирта, только дерущая горло горечь с примесью мяты и еще чего-то кислого. Она поморщилась, но, к своему удивлению, спустя пару секунд почувствовала тепло и приятную слабость в конечностях.

– Я бы поела, если честно.

– Поешь позже. – Миккая отпила из своей пиалы.

– Тогда Джей Фо?

Ведьма вдруг поднялась и проплыла к полкам – туда, где сосредоточилось больше всего деревянных статуэток. Казалось, все тут откликается на ее движения – шевелится, шепчет, издает едва слышные мелодичные звуки. Как будто шатер и был самой Миккаей… Жуть.

– Айтаны, – ведьма едва коснулась пальцем одной из статуэток. Ника поставила свою пиалу и подошла к ней. – Наши защитники, из семейства псовых. Мои предки говорили, что когда-то они были людьми и могли менять облик, но мы до сих пор не знаем, так ли это. Их давно никто не видел.

Ника уставилась на статуэтки. А ведь действительно, все они в той или иной степени походили на собак, и складывалось впечатление, что создавал их неопытный мастер: кривые, непропорциональные, с конечностями разных размеров и неумело вырезанными глазами. Ведьма взяла одну из фигурок и протянула девушке.

– Эту я видела сама, – задумчиво сказала она.

Статуэтка была необыкновенно холодной и изображала тощую черную волчицу с такими же черными глазами, выделенными едва заметным белым контуром. На теле виднелись следы серой краски, смахивающие на проплешины в шерсти.

– Волчица? – уточнила Ника, рассматривая вытянутую морду животного. Что-то внутри резко дернулось и оборвалось. Против воли она глубоко вздохнула.

Миккая криво усмехнулась, гипнотизируя взглядом фигурку, а затем забрала ее и вернула на полку.

– Она пришла к нам в начале прошлого тысячелетия, – тихо сообщила ведьма. – Обычно айтаны являются определенному существу, а она – ко всему клану сразу.

– Ничего себе, какая вы с… кхм… взрослая. И совсем не выглядите на свой возраст.

Миккая одарила ее снисходительной улыбкой, и взгляд ее темных глаз отчетливо говорил: «Ты дурочка, но я уже привыкла иметь с такими дело». Ника непринужденно пожала плечами. Подумаешь.

– А… с чего вы взяли, что она айтан?

– Глаза – они как у людей, – просто ответила ведьма, и ее взгляд резко стал пытливым. Ника едва сдерживалась.

Знает же ответы! Какого черта, интриганка херова.

– Ну, пришла, и что дальше? Что они вообще делают – эти ай-та-ны?

Миккая несколько минут так сосредоточенно смотрела на нее, что Ника непроизвольно отступила. Она уже хотела отойти к столу, как вдруг ведьма резко подлетела к ней (точно подлетела – Ника могла поклясться, что видела, как ее ноги оторвались от пола!) и, нависнув, словно свирепый коршун, шепнула прямо в губы:

– Ты чувствуешь ее? Чувствуешь?

Дыхание ведьмы обожгло ледяным холодом, и губы от него ощутимо закололо. Наверное, если бы мертвые могли дышать, они бы делали это именно так. Ника слегка отклонилась, не смея отвести взгляд. У Миккаи были слишком черные глаза, совсем как у нее, когда вторая душа рвалась на волю, – такие же свирепые, сверкающие и без зрачков.

Где-то вдалеке раздался перезвон колоколов, и Миккая отпрянула. Она неловко одернула платье и быстро прошла к вешалке у входа.

– Пора ужинать. – Миккая взяла плащ и устремилась к двери.

Ника не двинулась с места: бегать за ведьмой по первому зову она уж точно не собиралась. Останется здесь, злая и голодная, пока та сама не придет к ней и не соизволит ответить на вопросы. На ее условиях.

В подтверждение своих намерений Ника уже собиралась сесть на циновку, но вдруг Миккая обернулась.

– Волчицу звали Джей Фо, кстати, – обронила она и скрылась за соломенной дверью шатра.

– Старая сука, – процедила Ника и, схватив пуховик, бросилась следом.



Ведьмовские шатры – странные конструкции, сплетенные из веток и кусков всевозможных тканей, – рассыпались по периметру поляны и парили над землей на небольшой высоте. Свет от свечей просачивался через зазоры между прутьями, отчего в сумерках они напоминали диковинные фонари. К дверям шатров вели хлипкие лесенки, сбитые из брусков, и, спускаясь по такой, Ника едва не полетела вниз головой – такими шаткими были ступеньки.

Оказавшись на земле, она огляделась. В центре поляны прямо на высохшей траве раскинулись деревянные столы, заставленные кухонной утварью. Из казанов и медных чанов валил густой пар, насыщая воздух ароматами тыквы, куриного бульона и свежего хлеба. Ведьмы наполняли тарелки едой, поднимались в воздух и, скрещивая ноги, зависали над землей и начинали трапезу.

Ника невольно открыла рот. Сколько же их тут? Сто, больше? Молодые и старые, с длинными волосами и совсем лысые, в плащах и разноцветных платьях, татуированные и в веснушках… Женщины смеялись, шутили, спорили, что-то напевали; их голоса сливались в гул единого улья, и улей этот не пугал ее, не грозился ужалить – наоборот, манил, звал стать его частью.

Одна из ведьм, оставив тарелку висеть в воздухе, взмахнула рукой – и из темноты леса выплыл небольшой шар голубого света. Женщина зафиксировала его пальцем над тарелкой и продолжила ужин.

Ох-ре-неть!

Когда Ника впервые попала в terra ignis, она удивилась, насколько земля за чертой портала похожа на Лондон – город, в котором она провела почти всю сознательную жизнь, – и испытала разочарование. Но это… Морабат был частью Огненной земли, но в это с трудом верилось, потому что лес оказался самым что ни на есть настоящим, сошедшим со страниц бабушкиных сказок. Он был пронизан магией, дышал ей. Именно так Ника и представляла другой мир – и сегодня, наконец, увидела его.

Она глубоко вздохнула, и желудок жалобно заурчал. Ладно, сначала еда, восторги потом. Ника поискала глазами главную. Миккая пританцовывала у стола, беззаботно болтая с другими ведьмами, и девушка поспешила к ней.

– Это игра такая, да?

Миккая одарила ее ничего не выражающим взглядом и повернулась к сестрам. Одна из ведьм – с зелеными волосами и молодым лицом, татуированным блеклыми серыми звездами, – возмущенно вскинула брови и без стеснения оглядела Нику с ног до головы.

– Я ее чувствую, довольны? – девушка скрестила руки на груди, пряча смятение. Рядом с этими величественными женщинами она ощутила себя беспомощной малявкой: им стоит лишь повести рукой – и она растворится.

– Отнюдь. – Миккая протянула ей глиняную миску, наполненную густым сливочным супом. – Асури, – она обратилась к зеленоволосой, – это Николина Стамерфильд, представляешь? Она любезно решила навестить наш клан.

Молодая ведьма хмыкнула и едва заметно качнула головой в знак приветствия. Звезда на ее правом виске сверкнула, как новогодний огонек.

– Расскажите мне все, – потребовала Ника. Нос вдыхал аромат бульона, и желудок заурчал еще сильнее.

Вместо ответа Асури и Миккая направились вглубь поляны – туда, где было меньше всего ведьм. Ника не отставала. Пока они шли, парящие в воздухе женщины с нескрываемым любопытством рассматривали ее, и Нике стоило больших трудов не пялиться в ответ. Кто знает, что у них на уме? Похожи на коршунов: один неверный взгляд – и заклюют…

Асури и Миккая расположились на невидимых подушках в полуметре от земли и как ни в чем не бывало принялись за ужин. Нику так и подмывало выдать саркастическую тираду в адрес их издевательского поведения, но она заставила себя сдержаться и с равнодушным выражением запустила ложку в миску с супом. Садиться на холодную землю она не решилась.

– Когда к кому-то из нас приходили айтаны, мы становились сильнее, – наконец сказала Миккая. – Они мудрые, они оберегают нас, предупреждают об опасности и остаются до тех пор, пока нужны нам.

– Какая опасность подстерегала вас, когда пришла Джей Фо? – спросила Ника. Желудок благодарно отзывался на горячую еду.

– Это было незадолго до образования завес, отделяющих наши земли от той, откуда ты пришла. Война близилась к концу, но мы еще не знали этого. Мы были жестокими. И тоже воевали… за нашу сестру – Харуту.

Джефа Харута была женой Стамерфильда, основателя terra ignis и прародителя ее династии, – об этом Ника узнала летом, когда изучала генеалогическое древо семьи. Она кивнула словам Миккаи. Асури скептически ухмыльнулась, скользнув по ней взглядом.

– А теперь вы не жестокие? – вопрос сорвался с губ сам собой, хотя спросить Ника хотела о другом.

– Мы потеряли многих в бою, нас было около тысячи. К седьмому году войны мы хоронили людей больше, чем отправляли в битву. И когда пришла волчица, мы поняли, что должны остановиться, – голос Миккаи дрогнул, и на время она замолчала, задумчиво уставившись в тарелку.

Ника выжидала, игнорируя навязчивый ком нетерпения, застрявший в груди, и молча ела.

– Через три года волчица покинула нас и примкнула к Стамерфильду. Он дал ей имя в честь своей погибшей возлюбленной – нашей сестры и матери династии Стамерфильд. Синеглазая Харута, сестра Саквия.

– Сестра кого?! – воскликнула Ника. Несколько ведьм метнули в ее сторону грозные взгляды, но она проигнорировала их. – Подождите-подождите… Харута была сестрой Саквия – того, кто породил династию Саквильских? Она же была любовницей…

– Избранницей!

– Да плевать. Если она моя прапра, а Саквий… мы же не… мы же…

– Не кровь и плоть, а душа. Названая сестра, – терпеливо уточнила Миккая.

– Мы называем друг друга сестрами, потому что все мы – одно целое, мы были одной семьей, – довольно резко вступила в разговор Асури. В мягком свете шатерных огней татуированные звезды на ее лице засверкали сильнее. – Вы, люди, считаете друг друга врагами. Мы же не можем еще раз так ошибиться!

– Ой, блядь, я никого не считаю врагом! – рявкнула Ника. – Я просто хочу понять, что со мной происходит! – Она обратилась к старшей: – Хотите сказать, вы не знали, что внутри меня живет это существо. Джей Фо, да?

Миккая оставила миску в воздухе и, пока Ника говорила, слушала ее со снисходительной улыбкой на лице.

– Харута успела родить Стамерфильду детей – мальчика и девочку, – спокойно продолжила она.

– Не говори ей ничего, сестра, – буркнула Асури, но Миккая продолжила:

– Мальчик остался в замке – расти и править дальше. Девочку спрятали в мире за завесой, якобы чтобы Саквий не смог отомстить. Харута предала его, разделив постель с врагом. И девочка продолжила род синеглазых в том мире, где выросла ты. Насколько мне известно, сегодня в живых остались двое истинных потомков – ты и твоя мать, Рита Харт-Вуд.

– Моя мать и я… мы тоже ведьмы? – недоверчиво уточнила Ника.

– В ваших жилах течет ведьмовская кровь, но силы она не имеет, – нехотя ответила Асури. – Магию нужно развивать, холить и лелеять, как ребенка. А вы лишь носители силы синего огня. Это единственное, что связывает нас с вами.

Ника проигнорировала выпад, потому что внезапно вспомнила имена в списке Алекса. Анна и Виктория Харута. Наверняка фамилия Риты под влиянием времени изменилась так же, как местный язык. Но у убитых сестер попадание сто из ста, и в такие совпадения Ника не верила. Значит ли это, что в списке были потомки той ведьмы? А что Рея Лим? А Дэвис Джордан? Или та первая девочка, о которой Алекс рассказал в пансионе?

– Что значит «истинный потомок»?

– Тот, кому передалось ее пламя. По линии Харуты сила давалась только девочкам. Если рождался мальчик, а затем у него появлялась дочь, то дочери этой ничего не доставалось.

И понять, истинный ты или нет, можно только по глазам.

Дэвис точно не был истинным, а вот девочки… Ника мысленно разозлилась на себя за то, что не догадалась в свое время найти фотографии убитых, и уже потянулась к телефону в кармане, но с досадой вытащила руку: связи нет, Алексу она не напишет. В душе зарождалась тоска – впрочем, как и всегда, когда она думала о нем, – и Ника поспешила переключиться, лишь бы не проваливаться в свою печаль.

Ведьмы постепенно заканчивали трапезу. Они опускались на землю, относили тарелки к столу и, все еще разговаривая или напевая песни на непонятном для Ники языке, расходились по своим шатрам.

– Миккая, – позвала она. – А у нас… в смысле в столице и других… Короче, помимо Морабата люди знают обо всех этих истинных потомках, синих глазах и прочем?

Миккая посмотрела на нее так, словно Ника впервые за весь день сказала что-то действительно умное.

– Мы не печатаем это в газетах и учебниках, если ты об этом. Но твоя семья в курсе. И семья Саквия тоже.

Ника задумчиво кивнула. Знать наверняка она не могла, но за идею зацепилась, пообещав себе, когда вернется, поделиться мыслями с отцом или Михаилом: Долохов избавлялся от потомков Харуты, не зная про различия между истинными и неистинными, – а иначе как еще объяснить список Алекса? Только зачем ему это нужно? Может… Ника нахмурилась. А что, если это просто месть ее потомкам за предательство брата? И тогда Долохов не просто советник Саквильского, а его родственник и работают они сообща?

Не мели чушь, Харт-Вуд. Отец Алекса, конечно, подонок, но чтобы уж настолько… Да и столько лет прошло – с чего бы они сейчас проснулись со своей местью? Полный бред.

– Уже поздно, – в ее мысли ворвался голос Миккаи. – Сегодня можешь спать не работая. Но если останешься, будешь вкалывать наравне со всеми.

Ника удивленно посмотрела на нее и едва сдержала улыбку.

– Я останусь.



Terra ignis, замок Стамерфильда.

Май 2018 года

В ту ночь, когда Домор вытащил ее из мясорубки с Алексом, Ника позволила увезти себя в замок отца. Она и слова не сказала – сидела в машине рядом с мужчиной, до немоты в пальцах вцепившись в край куртки Алекса. Мимо проносились уже знакомые пейзажи, показались исполинские ворота замка. Затем лестница, зеленый коридор и спальня. Ника не помнила, сама ли дошла до кровати или ей помогли.

Кажется, кто-то шепнул: «У нее шок». А может, она сама себе прошептала? Тогда она ничего не помнила и не понимала. На несколько дней ее мир погрузился под воду, все вокруг приглушилось, поблекло и сузилось до светлого потолка над головой. Ника лежала на спине, завернувшись в эту чертову куртку, и смотрела, смотрела, смотрела, изредка проверяя зубы кончиком языка. Клыков не было. Может, их и тогда не было, и сейчас она себя накручивает… Ну что ж… Возможно, у нее и вправду шок – кто знает?

В какое-то утро (вечер? день?) пришла Лидия. Даже удивительно: еще недавно Ника хотела встретиться с ней, задать кучу вопросов, но сейчас, увидев ее краем глаза, ничего не почувствовала. И только резко тряхнула головой, когда женщина прикоснулась к ее волосам.

– Мы можем поговорить?

Ника молчала.

– Пожалуйста, милая. Мы можем поговорить?

Голос Лидии звучал незнакомо. Ника была уверена, что вспомнит его даже спустя столько лет, но увы: эта женщина казалась чужой. Ника щурилась, мысленно рисуя на воображаемом холсте потолка тот забытый образ бабушки, читавшей ей сказки в лондонском парке, и этот образ был куда ближе, чем та, что примостилась на краю ее кровати.

– Николина…

Не дождавшись ответа, она ушла.

Спустя время, очнувшись от очередной дремы, Ника выудила из кармана куртки Алекса телефон, включила его (батарея еще держала заряд), вставила наушники и запустила плейлист.

Touch my neck and I’ll touch yours…[2]

Блядство. Ника отбросила телефон, и он улетел к противоположной стене. Она резко села, хватаясь за голову: комната поплыла, в затылке словно активировалась барабанная установка. Ника слезла с кровати и, пошатываясь, побрела в ванную. В зеркало не смотрела – из опасений наткнуться на взгляд монстра или увидеть всю глубину отчаяния, в которое она так старательно проваливалась минувшие дни. Плеснула в лицо холодной водой, промокнула глаза рукавом куртки и вышла.

Коридор, обитый какой-то зеленой плюшевой дрянью, был пуст – только лампы-бра зловеще обозначали периметр противным тусклым светом. Ника втянула голову в плечи и пошла вперед, к широкой мраморной лестнице, по которой уже когда-то спускалась на новогодний бал. Высокие веерные окна холла были зашторены – видимо, на улице царила ночь. Нике очень хотелось не двигать ногами, а просто шаркать по полу, но пришлось прикладывать усилия, чтобы ступать тихо и медленно. Не хватало еще наткнуться на обитателей этого замка… Из рассказов Михаила она помнила, что тут живут воины элитного отцовского отряда, вдобавок где-то прячется толпа обслуги – не сам же Его Величество оклус жрать готовит!

Спустившись в холл, Ника глубоко вздохнула и на мгновение зажмурилась. Найти бы кофе… Справа от лестницы – высокие черные двери в праздничный зал. Вряд ли там есть кофемашина… Ника плотнее закуталась в куртку, костями чувствуя холод огромного безлюдного пространства без единого предмета интерьера – мебели и прочих побрякушек. По сравнению с этим замком пансион «Форест Холл» казался уютным деревенским домиком.

Послышались шаги. Ника не успела отреагировать: откуда-то из-за лестницы вышли две девушки в черных платьях и с подносами в руках. Их взгляды встретились, незнакомки округлили глаза, но Ника выставила ладони вперед, призывая к спокойствию. Девушки незамедлительно присели в реверансе, насколько позволяли подносы. Ноздрей коснулся запах вожделенного кофе.

– Ваше… Ваше…

– Кухня там? – прочистив горло, перебила Ника и кивнула в ту сторону, откуда вышли девушки.

Незнакомки молча таращились на нее.

– Не тупите. Да, нет?

Одна из девушек кивнула, и Ника пошла в указанном направлении, на ходу показав «класс». Реверансы… Ебануться. Видит бог, к такому жизнь меня не готовила…

За лестницей оказался небольшой коридор, освещенный напольными лампами, с дверью в конце. Ника толкнула ее и попала на кухню: справа – зона для готовки, просторная, со светлой мебелью, техникой и начищенной утварью; слева – зашторенное окно и несколько обеденных столов, за одним из которых сидели Лидия и Илан Домор. Ника на мгновение замерла в проходе, подумывая уйти, но ее уже заметили, так что она оперлась на дверной косяк, скрестив руки на груди и изо всех сил изображая непринужденность.

– О… Николина, – прошептала женщина, вставая.

Домор поднялся следом.

– Спасибо за чай. – Он поклонился Лидии и направился к выходу. – Госпожа, – поравнявшись с Никой, кивнул он.

– Стой, – шепнула Ника. – Ты им рассказал?

– На вас с наследником напала безликая, я помог спастись от нее. Об этом речь? – тихо ответил Домор. Не лицо, а каменная маска, равнодушная и до жути спокойная. Вот только светлые глаза казались мрачными: от недосыпа или еще чего – неважно, но взгляд давил, и Ника опустила голову.

– И… и все?

Он едва заметно кивнул.

– Спасибо, – одними губами поблагодарила она.

Домор ушел, и Ника нехотя взглянула на бабушку. Лидия дернулась в ее сторону, но девушка предупреждающе замотала головой.

– Есть кофе?

Лидия разочарованно поджала губы, но кивнула и придвинула кофейник, затем достала из шкафа за спиной большую белую кружку с черной розой, сложенной из геометрических элементов. Ника хотела подойти, сесть за стол, но внезапно ноги налились тяжестью – она даже шагу ступить не могла. Лидия заговорила, но Ника невольно абстрагировалась от ее голоса и просто смотрела. Бабушка была миниатюрной, может, чуть выше нее самой, с коротко стриженными высветленными волосами, макияжем заметным, но не кричащим, подчеркивающим карие глаза – такие же, как у Николаса. Легкий брючный костюм оливкового цвета был словно только что выглажен и, скорее всего, сшит на заказ – так хорошо он сидел, даже несмотря на сгорбленную спину женщины. И Ника невольно поморщилась, припомнив гардероб матери, которому та уделяла куда больше внимания, чем всему остальному.

– Вас просто не было…

– Что? – Ника моргнула, поймав сосредоточенный взгляд бабушки.

– Полгода мы вас искали. Каждый божий день. Во всех доступных нам землях.

Ника отбросила гордость и через силу подошла к столу, взяла протянутую кружку и сделала глоток спасительного кофе, а потом попросила повторить начало прослушанного рассказа.

Оказалось, Лидия решила не ходить вокруг да около и сразу поведала тайну детского кладбища, которое Ника нашла в прошлом году недалеко от пансиона. Девушка ни за что бы не произнесла вслух, но мысленно поблагодарила ее за опущенные формальности встречи и, сев за стол, принялась слушать. В 2000 году обе семьи встретились в одну из ночей на территории terra caelum, в церкви Святого Саквия, для освящения наследников и заключения официального перемирия между землями (двойные крестины? Ника поперхнулась кофе, но от комментариев воздержалась), а после остались во дворце Саквильских и пережили свое самое страшное утро: наследников похитили. А вместе с ними еще больше сотни детей обеих земель, включая дочь Михаила Кравского, пятилетнюю Аэлину, которую он взял с собой на «крестины перемирия».

– Похитили из дворца? – не выдержала Ника. – У них там вообще охраны нет?

– Стефан помешан на охране, а его дворец, как и наш замок, сплошь покрыт ведьмовскими печатями, поэтому, как это случилось, никто так и не понял до сих пор. Разразился скандал, твоя мать собственными руками обещала линчевать Саквильских, была уверена, что он специально нас заманил.

– Его сына же тоже похитили, – хмыкнула Ника.

Лидия едва заметно закатила глаза, и лицо ее посуровело.

– С него станется, – прошептала она и сделала глоток чая.

Что есть, то есть. На лице Алекса красовался бессмертный след отцовской любви, а сам Алекс подписал контракт на убийство пяти человек, лишь бы сбежать из дома, хотя из-за дряни, прописавшейся в их телах, мог легко дать папуле отпор. И если еще недавно Ника думала, какой Алекс молодец, раз решил не испытывать свою ярость на родном отце, то сейчас всерьез считала, что ее парень – идиот, и лучше бы он откусил Стефану ухо или двинул в челюсть пару раз. Корону бы не получил, зато не стал бы убийцей.

Господи, как же все сложно. Тупо и сложно.

Ника скрестила руки на столе и уронила на них голову.

– И что дальше? Как я понимаю, перемирия не получилось?

– У ваших с Александром отцов очень сложные отношения, – Лидия осуждающе цокнула языком. – Им есть что делить. Порядки и правила, веру, убеждения, передающиеся по наследству. Во многом они никогда не найдут общий язык, но главное, в чем они сходятся, – это мир, который обоим хочется сохранить. Поэтому как бы твоя мать ни психовала, какими бы сложными и безрезультатными ни были ваши поиски, Николас никогда не рассматривал вариант причастности Стефана к похищениям. Но да, ты права, официально никто никакой союз не признал.

Ника хмыкнула. Своего отца она не знала и, кроме глупой, щенячьей тоски недолюбленного ребенка, ничего к нему не испытывала, но все равно ощутила приступ тошноты, узнав, что Николас действительно поддерживает дружеские отношения с таким человеком, как Стефан Саквильский, пусть даже и во имя политики, суть которой она не понимала. Да и не хотела сейчас понимать, что уж.

– И что же дальше? Как мы вернулись?

– Мертвых детей мы нашли на том месте, где сейчас кладбище. Спустя пару месяцев. А вот вас там не было. – Лидия тяжело вздохнула и закашлялась. А затем, прочистив горло, тихо добавила: – Клементина Алиат вас вернула.

Ника вытаращилась. От Алекса она знала, что мать Доминика, их одноклассника из «Форест Холла», была съехавшей с катушек ведьмой-провидицей, но и подумать не могла, что, возможно, обязана ей жизнью. Или же…

– Нет, она не причастна к вашей пропаже. По крайней мере, лично я в это верю. Спустя полгода после похищения она появилась на нашем пороге с вами на руках, сказав, что нашла подкидышей у завесы Морабата. Тогда Клементина жила с матерью в Севваре – это деревушка недалеко от ведьмовских лагерей. Но Николас не поверил. Его воины несколько недель держали ее в камере и допрашивали. Тогда на месте Давида Дофина отрядом руководил Трапини – жуткий тип, мастер дьявольских зелий. Мне не рассказывали подробностей, но, по слухам, он изготовил какую-то дрянь, способную лишить человека воли. Собственно, Клементина поэтому и умом тронулась, да так ничего и не рассказала. Нашла, и всё тут.

Лидия задумчиво постучала ногтем по пустой чашке и посмотрела на Нику:

– Это я настояла на вашей могиле. Хоть и мертвых, но их нашли, а вас – нет. Эстелла отказывалась верить в смерть сына, а я… Я просто хотела упокоить вас.

– И почему же ты оставила ее?

Голос показался ей чужим, жалким и сломленным, но Ника просто сдалась. Сил бороться, изображать из себя горделивую наследницу, которой плевать на семью и свое прошлое, больше не было. Ей правда не плевать. И пусть Лидия знает об этом.

– Вы все бросили меня. Столько лет молчания, – тихо сказала она, не дав бабушке ответить. – А потом – спасибо, что хоть не в один день, – приходит Михаил, затем твое письмо, и это кладбище… Как думаешь, каково мне было видеть свою могилу? Как мне все это воспринимать?! Как общаться с вами? Как поверить, что вы снова не выки… снова меня не…

Голос сорвался на крик, и она вскочила со стула. Пальцы сводило от напряжения, глаза защипало от яростных слез. А Лидия отпрянула. Вжалась в спинку стула и таращилась на нее, приложив пальцы ко рту. Ника резко тряхнула головой и отвернулась, осознав, как выглядит сейчас. Какого цвета стали ее глаза… И провела языком по зубам, чтобы убедиться, что никаких клыков нет.

– Я ее для себя оставила, – с мольбой сказала Лидия. – Честное слово, Ника, для себя. Чтобы никогда не забывать. Случилась трагедия, а потом чудо. И это чудо вытеснило бы все плохое. А я не могла позволить себе забыть, как просто оказалось потерять тебя!

– И поэтому не навещала меня десять лет, – прошептала Ника, утирая слезы. Лидия только вздохнула. – Как же я вас всех ненавижу…

Вторым был Саквий – рожденный стать вестником мира и хранителем покоя. Его глаза были зелены как изумруды, и огонь его был призван излечивать то, что искалечено. Вид он имел набожный и нравственный, и магия его выглядела чистой, но сердце – сердце, увы, было завистливо и коварно.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Загрузка...