Самый ранний цикл трёхстиший, написанных в марте-апреле 1972 года. В каком-то смысле доисторический цикл – так мне до сих пор странно, что был период, когда я трёхстишия уже писал, но с Машей Романушко (МР) знаком ещё не был. Может быть, уже донеслись до меня из ноосферы какие-то предчувствия?..
Большей частью эти стихи написаны во время командировки в новосибирский Академгородок и одиноких прогулок по тамошнему лесу. Меньше двух месяцев оставалось до нашей встречи.
Любуюсь тёплым обликом апреля
сквозь окно вагона,
не мытое с осени.
Видя волнующиеся вершины деревьев
начинаю понимать,
как композиторы пишут музыку.
Лес.
Белые лучи берез
насквозь просвечивают душу.
Пронзительно кричат вороны.
Белка насторожилась,
заслышав шорох моих шагов.
Сухими розгами ветвей
хлещут меня деревья:
давно здесь не был.
Теплынь весенняя…
А я совсем забыл,
что воздух может быть так ласков.
Порою хочешь быть счастливым лишь затем,
чтобы понять,
что значит быть счастливым.
Всё жарче и смелей дыхание весны.
Но почки замкнуты.
Ещё не верят ветви.
От зубов и когтей можно спастись —
не то что от железного лязга катастрофы,
от невидимых лучей, от ядовитого дыма…
Ходил по лесу, сучьями треща.
Потом застыл, весну вбирая телом.
Тогда лишь мне деревья улыбнулись.
Завидовать – иль просто любоваться:
вот белки взлёт среди ветвей упругих,
вот бег её волнистый по земле…
В лесу мелькают пары, здесь и там.
А может быть, и одиноких много,
но их среди деревьев не заметишь.
Весь слухом став,
той музыке учусь,
которой научиться невозможно.
Едва не погиб от восхищения:
весна! всё расцветает!..
Но не погиб. Ведь весна!..
Большая зеленеющая ветка,
не веря в увядание, лежит,
сверкая свежим срезом.
В снегу берёзы, снежные деревья.
Всё растаяло, а они в снегу,
верные памяти о метелях.
Тропинка – проводник мой. Белка – спутник.
Деревья – встречные.
А кто ж я сам?
Идти. Дышать. Смотреть и слушать.
И думать лишь о том, что видишь здесь.
А это значит – обо всём на свете.