Предо мною роскошное тело,
Что прекраснее я не встречал,
Подступаю к нему несмело:
В страхе тронуть любви идеал.
Поцелуем покрою ланиты,
Что горят вековечным огнем.
Твои губы едва приоткрыты:
Жар в них дышит – и ночью, и днем.
Вот спадают одежд покровы,
Ослепляет на миг нагота,
Припадаю к губам я снова,
Грудь сковала любви немота.
Я не мальчик, встречал цариц,
Что владычествуют над истомой,
Но в бессилии падаю ниц,
Обжигающей страстью влекомый.
Прижимаюсь горячей щекой
К возвышенью – бугру Венеры,
Наконец я обрел покой,
А не призрачную химеру…
Слышу голос: «Смелее, милый!».
Ободряюще шепчешь ты:
«В ход пусти ласк бесстыдных силу
И свои воплоти мечты».
Осторожно и благоговейно
Опускаю тебя на кровать.
Бормоча тихо, сладко, елейно:
«Разреши мне тебя поласкать».
Ты киваешь, глаза закрыты.
Лишь легонько вздымается грудь.
Вновь целую твои ланиты,
Отправляясь в любовный путь.
Восхитительный пью нектар
С губ твоих, источающих мед.
В сердце буйствует страсти пожар,
А рука плавно вниз плывет.
Бархатистые, нежные перси
Ей встречаются на пути:
Как упругие, сочные персики,
Что никак нельзя мимо пройти.
Минул миг, и уже губами
Я ласкаю груди куполок.
«Да, еще, продолжай!» – словами
Ты меня подбодряешь, мой Бог.
Изогнувшись тугой дугою,
Ты воскликнула: «Так не бывает!»
Это я своей правой рукою
Холм Венеры и Ниже ласкаю…
Вдруг несильно, почти безучастно
Ты к моим прикоснулась щекам.
Робко, глухо, но все-таки страстно
Прошептав: «Поцелуй меня Там».
Ты раскинула врозь свои ножки,
Обнажив Вход в прелестный Грот,
И тогда, подождав немножко,
Я отправился в сладкий поход.
Я губами прильнул к Губам,
Обрамляющим вход в Пещеру,
Привлекая к своим устам
Сок, который создала Венера.
Я вбирал жизни Эликсир,
Что дарует бессмертье мужчинам,
А потом, продолжая пир,
Язычок свой сложил я клином.
Он вошел глубоко в тебя,
Расширяя пределы Лона.
Исступленно и громко крича,
Издавала ты страстные стоны.
А когда Пупырышек страсти
Начал я теребить язычком,
Поняла ты: бездонность счастья
Есть в касании ласковом том.
Вскоре ты дошла до предела
И издала протяжный крик.
Я отпрянул от знойного тела
И увидел потерянный лик.
Ты лежала, забыв о Вселенной,
Где с тобой пребывали мы,
И ни отблеска жизни тленной
Не мерцало в пучине тьмы.
Был твой взор и безжизнен, и мрачен,
Без единой искры оня…
Ни улыбки… Ни стона… Ни плача…
Ты шепнула: «Войди в меня!»
Что ж, коль время это пришло,
Я готов показать свою удаль!
Ввод…Движение, что смело
Все препятствия. Это не чудо ль?
Твоим Лоном мое естество
Было сжато со всех сторон.
И в тот миг, мое божество,
Над тобою властвовал Он.
Я менял свою силу и ритм,
Я вонзался в твои глубины.
И сиянье твоих ланит
Предвещало Исход долинный.
Но когда ты была готова
Вознестись опять к небесам,
Отодвинулся я и слово
Молвил: «Ласк твоих жажду сам!»
…Ты, очнувшись, шепнула: «Время
И для ласк моих жарких настало.
Только дар жизни нашей, семя,
Не теряй, воин мой удалый!»
Я согласно кивнул головой,
Опасаясь залиться слезами:
Словно камень, лежал, чуть живой.
С запрокинутыми глазами.
Охватив губами своими
Мое вздыбленное естество,
Ты мое прошептала имя
И сказала: «Люблю Его!
Рыцарь, Он проявляет себя,
Без упрека вступая в сраженье.
Потому, беззаветно любя,
Отдаю Ему дань восхищенья!»
…Он молчал, принимая лобзанья,
Что в забвенье ты мне дарила…
Ты Его, вызывая стенанья,
Целовала, боготворила!
А потом ты молвила нежно:
«Соком жизни меня напои!
Чтоб я радостно и неспешно
Причастилась твоей любви».
«Нет, – ответил я, – не сегодня.
А пока, милый мой дружочек,
Поласкай, если будет угодно,
С жизни Сферами мягкий Мешочек».