III. Мечты, мечи и клятвы
От боли я ворочался на постели и просыпался трижды. Мне снилось Содружество. Палящее солнце над песчаным берегом, белые кроны в саду, пение соловьев у ограды консулата. Снилось, как матушка вытирала скупую слезу, вспоминая обо мне. Как Зантир Саманья лениво колотил моего брата деревянным мечом и даже не ругался. А если наставник и повышал голос, то уж точно не с таким рвением, которое доставалось мне. Ведь того, кто не подает надежд, нет смысла ругать, верно?
За всем этим следил Буджун Тахари, сложив руки у себя за спиной. Человек без чести и совести, любитель поучать других. Матушка спрашивала его, когда я вернусь и не обижают ли меня в Воснии. Отец хмурился и отвечал одно:
– Отплыл к дикарям? Мог бы повеситься на суку, так быстрее.
Сны – удивительная штука. Продрав глаза, я все никак не мог понять, отчего воспоминания мешаются с вымыслом. Удивляло и другое – наутро болело все тело, кроме головы.
– О-ох, – протянул я, шевельнув ногой под одеялом.
И как я вчера добрался? Я лежал, глядел в потолок и сожалел обо всем.
Если будет совсем тяжело, невыносимо. Если Восния встанет у меня поперек горла и не будет никаких сил… Я всегда могу вернуться, ведь так?
Покаюсь перед отцом, никогда более не посмею возражать матери и не подам никому пример, как следует жить. Никогда не выберусь из цирка, буду подавать голос, когда скажут. Продамся за еду и редкую похвалу. Состарюсь, вылижу задницу каждому консулу Содружества и буду мечтать, мечтать…
– Лучше уж погибнуть в Воснии, – прошипел я.
Пристань помнила мою клятву. Если уж не держать слово даже перед собой, зачем вообще нужны обещания?
С неохотой поднявшись с кровати, я вышел умыться. Оплатил кадку с горячей водой. Половину часа страдал, оттирая грязь с посиневшей кожи. После того как старая банщица подала мне полотенце, я попросил у нее зеркало. И долго разглядывал свое тело: синяки, ссадины, ушибы. Ничего не сломали, лицо почти не тронули. Чистая работа.
Отпечатки чужих сапог еще долго будут напоминать мне, кому на самом деле принадлежит Восния.
– Посмотрите как следует. – Я собрал мокрые волосы в хвост, поднял их к затылку. – Есть ли еще следы, которых я не вижу?
– Где, молодой господин? – спросила банщица. А сама, пунцовая от ушей до шеи, смотрела в окно.
– На спине.
Она запнулась:
– Н-нет, молодой господин.
– Как же это «нет», когда все болит? – проворчал я.
Подобрав единственный запасной комплект одежды, я пожалел, что не взял с собой больше. Если воснийцам снова придет в голову меня обокрасть, не буду же я ходить нагишом? Сорок шесть золотых иссякнут очень быстро. Я почуял себя в шкуре Удо, постоянно держа счет в голове. Никаких лишних трат.
Приподняв воротник, чтобы синяк на шее и ссадина на челюсти не были так видны, я подколол свой плащ. Подарок Рута я аккуратно свернул и отдал для чистки вместе со своими вещами – от него несло хмелем, потом и сырой землей.
Если в Воснии одни слепцы, лжецы и идиоты, то иных друзей мне и не найти.
Над Кригом висело нагое солнце. Я двигался к башне Восходов – все пытался высмотреть, не притаился ли за желтым диском на небе второй такой же. Загадка происхождения двойного солнца еще долго не даст мне покоя.
«Если я переживу эту дыру, матушка, вам точно придется мною гордиться». – Я остановился и вздохнул.
Башня Восходов стояла поперек горизонта, вдали. Я не видел ее основания и не собирался подходить ближе. Убежище Симона и его подпевал смотрелось жалко под ярким светом дня. Размокшее дерево с облупившимся лаком, трухлявые ставни на торце.
– Хранители порядка, – хмыкнул я.
Никто не охранял единственный вход с улицы. Скорее всего, частые гости пробирались внутрь с заднего двора. Я не стал тщательно представлять, что именно заносили и выносили из здания, спрятав от посторонних глаз.
Я проглотил ком в горле, стряхнул пылинку с плеча. И пересек улицу.
Никто не остановил меня: внутренний коридор также пустовал. На стенах висели портреты важных чинов. Это, кажется, городской управитель. А то – члены династии. Дешевая мазня, а не картины.
В конце коридора кто-то смеялся. Под моими шагами скрипели плохие доски пола. Постепенно разговоры стихли.
– Прибыл, – донеслось из последней комнаты с раскрытой дверью.
Я зашел без стука. В доме пахло дождевой водой, табаком и скорой бедой. Переступив через порог, я не здоровался. Меня и так ждали.
В длинном зале, похожем на казарменную столовую, я насчитал пятнадцать человек. Вчера я не справился с тремя, хоть и был при оружии. Я прочистил горло, поправил ворот и плащ, чтобы не показать синяков.
Может, в таких случаях ждут «Доброго вечера». Я был тактичен и умолчал, что таковым он станет, если прихлебатели Симона перережут друг другу глотки из-за плевого спора.
Хрустела кожура каких-то семян, сплевывали шелуху под ноги. Несколько десятков глаз следили за мной насмешливо, в недоумении, с презрением. Слева шептались, перемывая мне кости. Я сделал вид, что не расслышал.
Это похуже башни Восходов и казармы Долов.
– Меня зовут Лэйн, – я вежливо представился, будто пришел в здание консулов. Троица у дальнего стола прыснула. – Я к Симону. Или Варду. Без разницы.
На самом деле Варда я нашел, едва оказавшись в помещении. Такую глыбу не заметишь! Даже когда справа от тебя стоит пятерка упитанных бойцов при оружии. Вард выбивался своими габаритами, спрятав половину роста за столом. Он не повернулся в мою сторону. На столе схлестнулись карты в неравном бою – семь против трех.
– Симона ему подавай, – заворчал кто-то.
Двое мужчин разошлись в стороны. В углу, подальше от окон, таился еще один стол. За ним сидел мужчина лет сорока-пятидесяти в расшитом акетоне. Настолько ухоженный, что глазам больно. Такому здесь точно не место: ярко окрашенная одежда – обшарпанные стулья; чистые ногти – забитые щели в досках пола; аккуратная стрижка с бородой – смрад дешевого табака и разбойничья ругань. Полное противоречие. Словно дорогая птица, которой торгуют втихаря из-под прилавка на портовом рынке. Не будь я наслышан о Симоне, решил бы, что аристократа держат в заложниках.
Под его морщинистой рукой лежали ножны с тиснением. Ножны для парных мечей.
– Добро пожаловать. – Пятерня Симона прошлась вдоль серебряного узора Содружества. – Я давно жду вас, гость с моря. Располагайтесь, как вам удобнее.
С недоверием покосившись на стулья с занозами, на которых не рискнули разместиться даже задницы вроде Варда, я сдержанно кивнул. И не сдвинулся с места.
Быть может, стоять ближе к выходу спокойнее всякому гостю Симона. Я прочистил горло:
– Благодарю. Надеюсь, я не отниму много вашего времени, – столько, сколько вы уже отняли у меня. – Вы хотели поговорить?
Я запоминал лица. Воснийцев в логове много, да не все: парочка эританцев, несколько невольников с моря и даже один поланец. Такого разнообразия ждут от шайки наемников, но уж точно не от тех, кто защищает порядки в городе. Разбитый нос – это меньшее, что они заслужили.
Один из прихлебателей Варда пялился на меня с особой страстью – отек с его лица так и не ушел. Переместился к глазам уродливыми темными кругами. Я улыбнулся ему. Воснийская вежливость не знала границ – мне показали средний палец.
Кажется, за моей спиной возникло новое препятствие. Кто-то усиленно сопел возле проема. Только бежать я все равно не собирался.
– Вард. – Симон деликатно кашлянул. Валун со своим приятелем кидал карты на стол как ни в чем не бывало. – Вард!
Стул со скрипом отодвинулся. Огромный восниец поднял задницу с сиденья, но так и не повернулся ко мне.
– Сучий ты потрох, чтоб я еще раз сел с тобой, – выругался противник валуна. – Дважды менял пул…
– Вард!
Кто-то шумно сплюнул в углу. Я покосился себе под ноги, поморщив нос. Шелуха застряла в щелях пола. Неудивительно, что в зале не стелили ковры.
– Десятку торчишь, все свидетели. – После этих слов Вард наконец-то вспомнил про меня и Симона.
Я замер. Хищная азартная улыбка на квадратном лице сменилась отцовской теплотой.
Большие люди любят подходить ближе, чтобы казаться еще крупнее.
– Молодой господин, – улыбнулся Вард, нависнув надо мной.
Руки в этот раз мне не подавали.
– Мои мечи? – Терпение заканчивалось, я уже сутулился от боли. Так мы и стояли. Я делал вид, что меня не избили за углом, обокрав. А ребята Симона всем видом выказывали, что в побоях нет никакой проблемы.
– Гекли доставит их на ваш следующий бой, – твердо сказал Симон. – Прямо к началу турнира, ведь так?
Подонок с разбитым носом шмыгнул и что-то невнятно пролепетал.
– Вот и славно, – кивнул Симон, не дослушав.
Я переводил взгляд с Варда на Симона, так и не понимая, перед кем стоит выслужиться в первый черед, чтобы от меня отвалили.
– Значит, мечей я больше не увижу? – Хорошо, что мать научила меня держать голос ровно. – Я понял свою ошибку. Как и условились, я отдаю вам десятую часть от каждой победы.
– Нет-нет, что вы! – Симон говорил тихо, но никто не смел перебивать. – В конце турнира вы получите ваши клинки. Всего лишь страховка, учитывая наш предыдущий опыт.
Я почувствовал, как на мне затянули поводок. Когда говорят о страховке, готовься к худшему. Ставки только росли. Восния – мать алчных детей.
– Страховка от чего?..
Вард снова заправил пальцы за пояс. Я надеялся забыть, насколько здоровенные у него кулачищи. Симон жестом попросил набить ему трубку, и один из подпевал занялся делом. Я терпел, стараясь не закашляться от крепкого дыма. Кажется, курили у Симона не только табак…
– Вы, наверное, все думаете: почему же старина Симон поступает именно так? И, полагаю, здесь есть большая обида. Или недопонимание. – Симон попробовал первый глоток дыма. Покачал головой: – Порядок, закон и нейтралитет. Криг – самый мирный город Воснии. И я предпочту, чтоб так оно и осталось.
Боль в ребрах подсказывала, что порядки в городе были. Просто не мои.
– Скорее, то было недопонимание, – осторожно сказал Вард, выразительно посмотрев мне в глаза.
Лицо Симона приобрело скорбный вид. Я представил, сколько скорби будет там, когда я заляпаю акетон его кровью.
– Так что именно вы от меня хотите? – Я покосился на Варда. – Речь явно не только о деньгах.
Вместо него отвечал Симон:
– Просто побеждайте, Лэйн из Излома. У вас хорошо получается.
Я опешил:
– И… все?
Я так растерялся, что безвольно опустил руки вдоль тела. Все та же троица в углу заржала, и на них зашикали. Симон выглядел не менее удивленным. Он кивнул:
– И все. Вам стоило заглянуть пораньше, чтобы избежать, скажем так, недопониманий.
Пожав плечами, я обвел взглядом зал. Бить меня не будут. По крайней мере сегодня.
– Я и записался на турнир ради победы. Раз так, то… Дьявол, Вард, о чем тут еще говорить? Я в деле.
Я протянул ладонь Варду, хоть куда разумнее было бы сунуть ее в пасть голодному льву. Восниец оскалился. Симон поднялся со стула и энергично закивал:
– Вы удивительно разумны для своего возраста, Лэйн! С первого дня, только я вас увидел – сразу понял: не-ет, этот парень что надо. Уж он не подведет!
Вард пожал мне руку очень бережно, словно боялся раздавить. Как обходятся с мелким безвредным насекомым. А затем похлопал меня по плечу, и мне в тот же миг захотелось еще раз помыться.
– …А ты как ему врезал по темечку, миленькое дело, чуть мозги не вышиб! – выпучил глаза Рут, и наши кружки столкнулись. Сливянка облила мне запястье.
– Да брось, он не провалялся и часа. – Я делал вид, что мне неприятна такая лесть.
Девушки захихикали. Я все никак не мог запомнить их имен. Рут по привычке пристраивался к той, что была шире него в два раза. Во всей их компании мне нравилось одно – мне не нужно было брать с собой кошель и следить, как бы не обокрали.
– Ты только осторожничай, – Рут широко повел рукой, – в этот раз там чей-то отпрыск из Квинты. Совсем молочный, хоть уже сотню водил. Как бы ты его не зашиб. Вздернут же после или зарежут.
Воснийские девушки изобразили притворный испуг, который им совершенно не шел. На улицах Крига они видели вещи и похуже висельников.
– Касс-то? – Я ухмыльнулся. – Со знатными детишками Долов буду нежнее, чем с дамами. Ты за кого меня держишь, Рут?
Крупная ладонь воснийки легла мне на колено. Красились женщины Воснии тоже как на войну. Алый с белым. Кровь и кожа мертвеца.
– За первого мечника в Криге, – томно сказала подруга Рута.
Я отодвинул скамью и в два счета высвободился из чужой хватки. Оставил сливянку недопитой. Бросил женщин, приятеля и выпивку одним махом.
– Назовете так после короны турнира. – Я вытянул руку и отвел два пальца. – Рано пока. Остались двое: Касс и Легель…
– На тебя уже ставят даже Долы, ты сечешь? – Рут нахмурил брови. – Будь преде-ельно осторожен.
– Слышу я от того, кто пытался меня споить перед боем! – Я направился к выходу, хоть до схватки оставалось еще несколько часов.
Рут изобразил скорбную Мать двойного солнца:
– Куда же ты? Последнюю, ну!
– Первой хватило, – крикнул я и открыл дверь на улицу.
Холод Крига коснулся кожи. Рут закричал еще громче:
– Я забегу посмотреть твой бой, слышишь?
Я засмеялся и махнул рукой на девиц:
– Только портки не забудь.
Может, Восния уже начала меня портить: еще немного, и начну опаздывать даже в нужник. Касс из Квинты оказался возле ристалища раньше, чем я. Он стоял посреди коридора, будто отбившийся от стада ягненок. И казался куда младше меня: русые кудри, глаза навыкате, вечно дрожащая нижняя губа. Воснийцы выводили детей на манеж, пихали в бордели, губили на покосе…
Я снял перчатку и вытер пятно с бригантины. Криг отмыть не получится. И выиграть бой, испытывая жалость, – тем более. Я не был виноват в том, что воснийцы не учились стоять за себя против парных мечей. И держали молодняк за скотину.
Мимо Касса я прошел не здороваясь. Юноша меня признал. Возможно, видел в прежнем бою и оттого запомнил. Его круглые глаза сделались еще больше, а челюсть отвисла. Так смотрят на стаю бешеных псов.
Нет, дело тут явно не во мне…
– Молодой господин.
Чуть не дернувшись от знакомого голоса, я обернулся. И выдохнул. Полторы недели назад мы с Вардом жали друг другу руки. Скорее друзья, чем враги. Люди Симона и правда держат свое слово, если и ты держишь свое. Бояться нечего.
Нечего же, так?
– Доброго дня. – Я кивнул и остановился.
Вард настиг меня за два шага. Возможно, ему бы стоило поливать те несчастные цветы под самым потолком зала.
– Можно вас на пару слов?
Я заметил, что Вард не принес мечей.
Мы отошли подальше от толпы зевак. Вард сильно наклонился, положил мне руку на плечо, словно заботливый отец.
– Сегодня вы должны проиграть бой, молодой господин.
– Что?..
Вард состроил скорбную рожу и закивал. Я невольно обернулся в сторону мальчишки Долов.
– Я? Проиграть?.. Кассу?! Этому бестолковому, беспомощному…
Я сдержал гнев. Кажется, кто-то нас услышал. Варда бы и землетрясение не смутило.
– Так вам просил передать господин Симон.
Я открыл рот и снова его захлопнул, не подобрав слова. Вскинул подбородок, уставился Варду в глаза.
– Это что, злая шутка? Симон говорил, что…
– Вам вернут взнос за участие. Все десять золотых. Только не наделайте глупостей, молодой господин. Второе недопонимание будет сложно разрешить, верно?
– Я прибыл в Воснию, чтобы побеждать, – процедил я.
– Поверьте, нет такого человека на целом свете, который бы желал поражения.
Теперь и я ничем не отличался от Касса – стоял как болван и таращился на спину Варда.
Болван на очень коротком поводке.
– Не позволяйте глазам обмануть вас! – надрывался смотритель боя. – Касс из Квинты уже водит за собой сотню! А сам стоит двух!
Я проверил ремешок на голенище, чтобы хоть немного занять себя делом. И хоть как-то удержаться на месте.
Напротив меня стоял воснийский ребенок со светлыми кудрями. Саманья был бы вне себя от ярости: кто бы ни одевал и ни готовил мальчишку к бою, сделано это было отвратно. Я с другого конца ристалища видел, что крепеж на защите давно расшатался у запястья, шлем великоват, а скимитар слишком тяжел для его роста.
Я бы не постыдился пасть во втором бою перед умелым эританцем, который оставил на мне два касания. Оставил не только потому, что я был избит людьми Варда. Боец из когорты знал свое дело и изучил мои приемы лучше, чем все званые умники из Долов и Восходов.
Но сдаться сопляку из Квинты? Такого уговора не было. И если Вард думает, что все ему дозволено, то…
Касс так волновался, что чуть не выронил скимитар из рук.
«Симон, видите ли, просил передать!» – скрипнул я зубами. Переступил с ноги на ногу. Гребаный бой так и не начался.
Смотритель нахваливал, как по заказу:
– Наследник Квинты уже выступал в прошлом сезоне, собрав три победы из пяти…
Мальчишка, кажется, совсем скукожился от лести.
Я всем взглядом передавал, что Кассу лучше бы грохнуться в часовой обморок, чтобы не пострадать. Достал керчетту из ножен, провел ладонью по долу.
Я им что, собака на цепи? Пусть запихнут свои взносы себе в глотку!
– …рассудит сила! – сказал смотритель, и тут же ударили в пластину.
Керчеттам выпал черный цвет.
Касс стал приближаться на негнущихся ногах. Я попросил у Матери двойного солнца еще немного терпения, чтобы не зарубить мальчишку на месте.
Боги и святые меня явно не слышали.
– Извините, но я смотрел ваш бой, и, честно признаться, – залепетал Касс, встав на расстоянии трех клинков от меня, – я ваш большой поклонник!
Я шумно выдохнул в прорезь шлема. Трижды Мать двойного солнца…
Мальчишка продолжил унижаться:
– Для меня настоящая честь сражаться против умельца из…
Левая керчетта легла в мою ладонь, будто напрашиваясь в драку. Я дал ей волю. Касс чуть не подавился, отскакивая в сторону. Я загонял его, как лисица куропатку. Отвел скимитар левой, довел мальчишку до забора, пнул под колено и оставил уродливую черную полосу на блестящей стальной спине.
– Касание, – заметил смотритель. – Излом ведет!
Я даже не вспотею с этим увальнем. Лидер сотни, наследник Квинты, вежливый подонок, папаша которого купил исход боя…
Десны заболели, и я чуть не прикусил язык.
– Вставай! – я крикнул на бездельника Долов.
Мальчишка распрямился и попятился, как хромая кобыла. Я бил вполсилы, проклиная идиота, которого приставили подобрать доспех для мальчишки. Я даже не был уверен, видит ли меня Касс: он неловко водил головой, отступая. Оставлял борозды в песке, чудом не падая. Придерживал левой свой дурацкий шлем…
– Казнить твоего наставника мало, – прошипел я, сделал финт, выбил скимитар из пухлых пальцев.
И без сильного замаха врезал по чужому запястью.
– Два касания! Едва поднялся, вы только поглядите! Неужели…
Я не слушал смотрителя и плевать хотел на трибуны. Стоило бы подойти к этому слабаку и треснуть его мечом по пухлому бедру. Но я стоял и качал головой.
Подумать только. Мои плечи затряслись от беззвучного смеха.
Касс всхлипнул, потер руку, будто я ударил его в полную мощь. Ссутулился и поплелся за скимитаром.
Я не мешал, пытаясь унять странное веселье.
– Это моя вина, господин, – тихонько произнес Касс, подобрав скимитар. – Прошу, не вините моего учителя…
Касс из Квинты стащил шлем, как последний балбес. Я цокнул языком: не хватало еще выбить ему глаз или подрезать ухо.
– Проиграть вам – честь! – выкрикнул он, и я увидел, что мальчишка почти плачет.
«Одолеть тебя на турнире – что отлупить гуся лопатой».
Цирк. Манеж. Позорище.
Я погнал мальчишку вдоль правой стороны ристалища. Слушал, как Касс всхлипывает и вдыхает ртом.
«Сотню индюков тебе водить вместе с твоим папашей. И той продажной крысой, которая пустила тебя на турнир!»
Касс посерьезнел и даже стал отражать керчетты, явно выдав лучшее из того, что умел. А я медлил.
Что дальше? Извалять его в песке, пусть пожрет воснийской земли? Выбить скимитар из рук, подсечь, отвесить удар под задницу? Чтобы знали, подлецы, как…
Развернувшись, я дернулся от острой боли. Керчетта прошла мимо доспеха. Зашипев, я отступил и запястьем коснулся бедра. Ничего! Клянусь всеми богами Пантеона, это просто…
Касс жалобно бормотал, нападая:
– Позвольте проиграть с честью!
Я споткнулся о собственную стопу. Еле отвел скимитар.
«Почему я не могу закончить бой?»
Керчетты тяжелели с каждым блоком. Руки устали, будто два дня я таскал камни. Я отступал, поверхностно вдыхая. Ребра под бригантиной ныли.
«Какого дьявола?..»
Левая керчетта отбила скимитар, и я нацелился в грудь мальчишки. Сталь и поддоспешник. Уж это его точно не убьет.
Касс выпучил глаза, я подался вперед. Правая рука замерла в замахе. Я в недоумении повернул голову. Посмотрел на свой застывший меч и будто окаменевшую на сгибе руку.
«Ну же!» – Холод прошел по спине.
Мальчишка вцепился мне в левую руку. Пошатнулся и начал падать на меня. Я отвел мечи, испугавшись за чужое лицо.
– Касание! – взвизгнул смотритель.
Я отскочил. Прибившись к ограждению ристалища, я увидел на груди белую полосу. Распахнув глаза, я еле успел отступить: Касс захотел повторить свой успех.
Замахнувшись, я пытался зарычать. Внутри шлема что-то засипело. Керчетта не добралась до мальчишки.
– Извините! – загундел Касс, шмыгая носом. – Я случайно!
Я уткнулся спиной в борт и даже не вспомнил, что этого допускать категорически нельзя – ни в бою, ни на турнире.
«Пожалуйста, шевелись!» – Я нырнул под следующим ударом, толкнул Касса.
Острие керчетты, направленное в мальчишку, мелко дрожало. Я не мог попасть.
Деревянный образ Матери двойного солнца и улица Милль. Высокий забор, полутьма, хохот стражи.
– Что вы делаете? – мальчишка недоумевал не меньше, чем я. – Зачем поддаетесь?!
Касс зарычал и пошел на таран, выставив скимитар на уровне моих глаз. Ноги приклеились к песку. Я поднял мечи для обороны, не в силах отступить. Нет ничего глупее, чем принять на себя удар с разбега.
Ручища Варда на моем запястье, керчетта в грязи. Рядом не было Саманьи, матери, Удо и брата.
Я поднял клинок мальчишки мечами и потерял баланс. Движение, шелест песка.
– Ау!
Что-то больно врезалось мне в колено. Я увидел трибуны и рухнул на бок, ударившись локтем.
– Два против двух! – ликовал смотритель.
Мир помутнел. Я поднялся с песка на четвереньках. Не так, как умел, и не так, как хотел.
Холод под кожей, лед в костях.
Песок. Щебень, грязь и кровь. Серебряные монеты. Невозможность вдохнуть.
– Простите! – донесся до меня голос мальчишки.
Пошатнувшись, я поднялся. Или не я. Разве же я когда-то был так плох, Саманья?..
Касс позволил мне выпрямиться и отдышаться. Будто это он мне поддавался! Будто это я…
– Ставки три к двум! Две к трем!
Трибуны визжали, свистели и улюлюкали.
Я до боли закусил губу. Боль – лучший способ прийти в себя.
Я погибну, если не одолею врага. Я погибну, если одолею его.
Касс ударил меня наотмашь, по-девичьи, тупым концом скимитара. Такой удар не сломает костей, не порвет стеганку и не оставит синяк…
Моя керчетта не встретила врага. Слабый удар не высек даже искры. Я отшатнулся и услышал глухой стук.
– Ой! – вскрикнул Касс.
– Два к трем! – заорали с помоста.
Я смотрел на меловое пятно у правого плеча. Хуже крови. Через вой и крик с трибун я еле разобрал смотрителя:
– Излом повержен!
– Простите, простите, – отчего-то тараторил Касс, протягивая мне раскрытую ладонь. – Но как?.. Вы же…
Я не помнил, что ответил тогда. И сказал ли вообще хоть что-нибудь. Я покинул манеж с клинками наголо. Никто меня не остановил. Даже Вард.
На улице Привозов торговали толстолобиком, несло топленым жиром, веселилась детвора. Чужой край.
Меня обходили стороной. Руки устали тащить оружие. Я не сразу убрал керчетты в ножны. Не было радости, что я вышел на улицу при клинках, хоть за две недели я касался их только в долбаном цирке.
Через три поворота на перекрестках я понял, что забирать оружие не было нужды.
Я проиграл.
– К супу – хлеб! – зазывала девочка лет семи. – К хлебу – суп!
Я брел по улице, глядя под ноги. Кажется, я здесь уже проходил сегодня. Полчаса назад? Утром? Воздух казался тяжелым, я не мог надышаться – будто забил легкие песком.
Не помнил, куда шел. Вперед. Подальше от манежа. Подальше от…
– Ай! – крикнуло что-то передо мной.
Я услышал треск ткани. Под сапогом оказался грязный подол платья. Я подвинул стопу, выпуская чужую одежду. Поднял голову. Бордовый шелк, вышивка, золотая нить, сборки под корсетом, бежевые кудри и аккуратное белое личико.
– А, – я попытался извиниться, но слова застряли в горле.
Через прорези в шлеме я увидел, возможно, единственную красивую женщину Воснии. Уголок ее нежных губ с двумя родинками шевельнулся и…
– Слепая скотина!
Она замахнулась крохотной ладонью, будто та была клинком, а я не носил доспехов. Бам! Ребро ладони ударило меня по шлему с самого низа – у шеи. Куда уж дотянулась.
– Чтоб ты издох, падаль! Мой отец тебя распотрошит, свинья! Ты будешь хрипеть и плеваться кровью, пока не…
Долбаный город.
Я стащил шлем, подул на растрепавшиеся волосы и огрызнулся:
– Ему бы поспешить! Зовите, смелее. Я подожду!
Хамка заморгала, приоткрыла рот. Захлопнула его, вытянула губы в тонкую нить. И почему-то совсем замолчала.
Под ребрами все горело. Нет, ну до чего сволочь! Хоть бы кто в Воснии оказался хорошим человеком. Манеж, стойло для скота – кругом одни животные. И я, и я не…
Лицо воснийки начало расплываться. Что-то коснулось моей щеки. Я еще раз моргнул. Шмыгнул носом, резко отвернулся и вытер лицо грязным запястьем. Позорище-то какое.
Будто бы можно опозориться еще больше!
– Так это вы! – ткнула девица мне в грудь пальцем. – Чужак на ристалище, мечник Излома…
Я скинул ее руку и ускорил шаг. Зацепил носком щебень, неловко пошатнулся. Шаги за моей спиной притихли.
– Погодите! Эй, эй! Немедленно остановитесь, это приказ! – Последнее прозвучало уже не так уверенно. – Я не буду за вами бежать! Стойте.
Проклинала она меня вслед или нет, я уже не разобрал. Меня поглотил шум улиц.
Я прижимал чертов шлем к ушибленному боку. С силой. Так мне и надо.
Идти тоже не было никакого смысла. Я остановился у каменного моста, положил шлем на землю, уселся на плащ. Вода в канале бурлила, на ее поверхности пузырилась грязь. Объедки, нечистоты. Сквозь пленку выглядывал поплавок – рыбье брюхо. Течение уносило гниль в город. Редкими пятнами, будто облаками, собиралась мутная вода. В ней отражалось небо, песок на моих сапогах и хмурая рожа.
Победитель из Содружества, первый мечник. Показал всем пример честного бойца, мастера клинков. Достойно получил славу и нашел свой дом. На зависть отцу, на радость матери…
В воде отражалось лицо самого мерзкого человека во всей Воснии. Слабака с покрасневшими глазами.
За моей спиной что-то зашаркало.
– Молодой господин, вы, эта, – прошамкал какой-то старик, – ежели тонуть собралися, будьте милы, скиньте сапожки с ножнами, вам они там ни к чему…
Я резко поднялся, схватил шлем и подошел вплотную к старику. Тот попятился и начал мазать лоб пятерней, припоминая двойное солнце.
– Не дождетесь, скоты, – отчетливо произнес я ему в лицо и отпихнул с дороги.
Первая забегаловка на пути называлась крайне непристойно. А может, я совсем плохо читал по-воснийски.
– Прочь, – бросил я проституткам, которые терлись у ближнего к выходу столика.
Положив шлем перед собой, я стал стирать с него брызги грязи. Натирал чистым краем плаща. Снова и снова.
– Милорд?
Сталь отразила силуэт. Низкий рост, писклявый голос. Мальчишка пришел за заказом.
– Плевать. Что угодно, – я махнул рукой, даже не посмотрев на подавальщика.
– Т-тогда подам лучшее, вот увидите, милорд!
Я пожал плечами. Лучшее мне уже подарила чертовка Восния, валун Вард и безусый сопляк на ристалище.
Казалось, время летело быстрее, чем во сне. Шлем давно заблестел. На крупном блюде остыла какая-то местная птица. Мальчишка сиял, улыбался и страшно желал подачки.
Зашарив ладонью по поясу, я вспомнил, что не взял с собой ни медяка.
– Проклятье! – Я потер переносицу.
На плечо мне опустилась ладонь. Легко, без угрозы.
– Я тут слышал, что какой-то полоумный боец ворвался на пристань, распугал портовых девок и хочет прыгнуть в воду. – Я узнал Рута по голосу.
Только его болтовни не хватало в этот час. Я огрызнулся, сразу позабыв про деньги:
– Ты откуда всплыл?
– Матушку родную мне в свидетели, я опять стал жертвой чужой трагедии! – Рут поднял лицо к небу и всплеснул руками. – Во всем городе не найти человека более обиженного, чем ваш покорный слуга!
Я глянул на него исподлобья и поднялся из-за стола. Рут встал передо мной, растопырив руки.
– Ладно-ладно, я рад, что ты просто собрался выпить. Так же? – Он ткнул пальцем в блюдо. – Так?
Вблизи я заметил, что Рут устал не меньше, чем я. Может, долго шатался, пока пытался меня отыскать. Скривившись, я неуверенно кивнул и вернулся за стол. Есть совершенно не хотелось.
– Между прочим – вещь! Рябчик что надо. – Приятель уже расчистил стол под свои локти да уселся напротив. – Я два раза пробовал. Многовато на одного, скажу я тебе. Ты не против?
Я отвернулся и жестом дал добро. Здоровый аппетит – удел победителей. Или, по крайней мере, не проигравших.
Жареная тушка уменьшалась, а Рут болтал. Он что-то нес про Эми, сестриц какой-то танцовщицы и ее обманутого мужа. Про желудевую настойку в предместьях и сыпь на шее. Вероятно, это должно было мне чем-то помочь.
– … Я и представить не могу, сколько нужно храбрости, чтобы так выйти и кому-нибудь открыто навалять. – Рут успокаивал меня паршивой лестью. – Ты дрался, как зверь!
– Куропатка, – ответил я.
– Это птица, – уточнил Рут и продолжил мозолить мне глаза своей рожей напротив. – Птица не зверь…
Не хватало еще, чтобы со мной принялись спорить. Еще одно поражение? К дьяволу.
– Ты что, следишь за мной? – я нахмурился.
Рут уже любезничал с подавальщиком:
– Лучше две сразу неси, ага? Вот умница. – Рут отправил мальчишку прочь и посмотрел на меня без доли сочувствия. – Мы же условились выпить!
– За победу, – я скривился.
– Врешь! Условились так: еще две кружки после боя. Я и дождался. Сам же звал: иди, мол, Рут, посмотри на гвардейцев Крига. Вот я на трибуне и сидел. В портках, как ты и просил.
Я свел брови. Не помнил, как выходил на улицу.
– Мы разминулись?
– Ага. Ну и заставил ты меня побегать…
Не то чтобы в Воснии было много бойцов с двумя клинками и турнирным плащом. Спроси любого – признают. Я тяжело вздохнул.
– Да и… – Рут явно колебался, выглядя еще большим болваном, чем обычно, – у меня не так уж много друзей.
– Я заметил.
Мой сосед закивал головой, совершенно не сопротивляясь. Я почувствовал себя подлецом, отлупившим беспомощное – да еще и чужое! – дитя.
Я принял новый заказ, зажал кружку в ладонях и долго смотрел внутрь. Вино беспокойно лизало стенки сосуда. Я спросил шепотом то ли у вина, то ли у Рута, а может, у самого себя:
– Да что со мной не так, черт дери?..
Рут сказал едва слышно:
– Тебе сказали слить бой?
Я поднял глаза на него. Только сейчас осознав, что придурковатый восниец меня не пугает. Хотя должен бы.
– Нет.
И сделал глоток. Вино на вкус здесь еще ужаснее, чем дешевая брага у Шторха. Но Рут вздохнул явно не из-за качества выпивки – к своей кружке он и не притронулся.
– Эх, матушка, меня всю жизнь пытаются надурить в Криге, но так откровенно – впервые, – Рут продолжил паясничать. – Я был на трибуне и видел…
– Просто я дерьмо, а не боец, – я перебил Рута и поморщился от горечи. – Это чистая правда.
Он выдержал паузу. Нетронутое вино и восниец – невозможная категория.
– Не води за нос. Ты мог победить. Всем нужны деньги и добрая слава, – Рут развел руками. Затем придвинулся и зачесал волосы на затылок. – Но жизнь нужнее. Не подыхать же из-за гребаного турнира?
Я молчал. Кажется, Руту только это и нужно было.
– Могу поставить серебряк, что синяки после южного квартала с тебя еще не сошли. Нет, даже два серебряка! – Он положил монеты на стол.
Мне почему-то захотелось смеяться. Не вышло. Веселья во мне не больше, чем на погосте.
– Ну, смотри сам. Нет в тебе торговой жилки, дружище! Потому и прозябаешь. – Рут пожал плечами, одним движением спрятал монеты. Я прикинул, что так ловко он мог бы обчищать карманы. – Чего теперь собираешься делать?
Я через силу пил худшее вино в своей жизни. Пил, морщился. И это заслужил.
– Есть у меня одна идея. От сердца отрываю. Послушаешь? – Мой ответ Руту не был нужен. – Повремени, остынь…
– Остывают в канаве! – прорычал я, поднявшись со стула.
Рут поднял руки, будто мы бились на ристалище, а он обронил оружие.
В Воснии не найти приличных друзей – одни пьяницы, лжецы, слабаки. А я еще хуже. Дурак последний. Не ценю и той малости, что получил в Криге.
– Вот что, Рут. Не нужна мне такая помощь. Я знаю, что ты с Вардом, – я покачал головой. – Можешь не прикидываться, и так ясно.
Рут положил руки на стол, кивком позвал вернуться на место.
– А вот и нет. Мимо, промазал! Клянусь родной матушкой, ее душою и всеми солнцами…
– Удиви меня, – без энтузиазма сказал я.
– Я-то похуже буду, – подмигнул Рут и перешел на шепот: – Меньше друзей – меньше проблем, верно?
Я вздохнул, отставил кружку с вином так брезгливо, будто перепутал с ночным горшком.
– …А у кого меньше всего друзей, всекаешь?
Я прищурился. Присмотрелся к Руту еще раз. Помятый плащ, рубаха в заплатках, шерстяная безрукавка для воснийской погоды. Ношеные сапоги, протертые штанины. Без года пьяница, не совсем законченный бедняк, как-то сводит концы с концами… Так одевается каждый второй восниец.
Я бы не узнал Рута в толпе, даже запомнив его лицо. Я не придавал этому значения раньше. Стоило бы. Скрипнула спинка стула: я чуть отодвинулся от стола.
– Кого почти никто не знает?
Рут щелкнул пальцами:
– Вот видишь! Не так уж ты и плох. Зря наговаривал…
Может, я видел тень за каждым углом. А может, с этой дружбой вляпался еще больше, чем с ребятами Симона.
– Чем ты на самом деле занимаешься, Рут?
Он склонил голову набок и поднял глаза к потолку. На удивление, даже не припомнил любимую матушку:
– Пытаюсь выжить, как и все. Ну, никого тут не грабил, не калечил и не убивал, если тебе интересно. – Рут примолк, а потом сдержанно улыбнулся. – Мне опаснее дружить с тобой, чем тебе – со мной. Вард – то еще гузно…
– Совсем недавно ты говорил, что от любых друзей одни неприятности. – Я старался подловить его на лжи. – Так зачем ты со мной возишься?
Рут покачался на стуле, будто у него и правда шило в заднице застряло. Потом переплел пальцы на руках и заговорил:
– Когда матушки не стало, я перебрался в ее дом. Да-да, в эту помойку. Пару лет назад. – Он осмотрел забегаловку с кислой мордой. – Пил на последние деньги, влез в долги, потерял крышу над головой. Так бы и подох, честное слово, если бы мне не встретился Гэри.
– Кто?
– Хороший был человек. Работящий, честный. – Рут посмурнел. – Помог наладить дела.
Я с сомнением посмотрел на приятеля. Если это называется «наладить дела», мне не стоило покидать Стэкхол.
– Я тебя как углядел, сразу понял: вот оно. Я ведь ничем не заплатил тогда, не вернул должок, хоть Гэри и не просил, не подумай! А ты там, в той аллее, ну точь-в-точь как я был весь первый год. Разве что трезвый. – Рут снова кивал сам себе. – Я думаю, каждому пригодится плечо. Особенно в такой заднице, как Криг, верно?
Моя бровь сама поползла вверх.
– Значит, это добрая помощь? От человека, который учил меня корысти?..
– Да, паршиво звучит, не спорю. Я бы сам себе не поверил. – Рут усмехнулся и пожал плечами. – Такой правды в Криге быть не может, так? Будто я хотя бы раз за жизнь хочу сделать что-то действительно хорошее. – Рут сказал это так тихо, что я не сразу разобрал слова. И виновато почесал затылок. – Глупость, правда?
Из всей тирады я выловил самое главное:
– Значит, тебе от меня ничего не нужно.
– Как это – ничего? – возмутился Рут. – Выпивай, слушай мои истории и постарайся выжить.
– Эй-эй-эй, – я ткнул в его сторону пальцем. – Я прибыл в Воснию не ради того, чтобы спиваться!
– Это не обязательно.
– И не проституток кормить!
– Можешь просто посидеть рядом, – он хитро улыбнулся.
На миг Рут показался мне уставшим вовсе не от беготни или долгих запоев. И я стану таким же, если задержусь в Воснии?
– Посмотрим. Ничего не обещаю. – Давать обещания в этом городе не имело никакого смысла. Каждый вертел своим словом, как ему вздумается.
Рут не спорил. А у меня наконец-то появился аппетит.
– Короче, дай себе время. Знаешь, сколько веков из Крига делали город? Вот и я не знаю, – сознался Рут. – Но думаю, что очень-очень долго.
Птицу здесь и правда умели запекать на славу. Я прожевал последний кусок и ударил по столу ладонью.
– Ладно, к дьяволу. Сходишь со мной к Варду?
Рут помедлил. Залпом выпил вино и сказал:
– Я провожу тебя до поворота на улицу Привозов.
– А дальше?
– А дальше сам.
Я хмыкнул:
– Боишься обзавестись новыми друзьями? Или встретить старых?
– Чем их меньше – тем лучше, сам знаешь…
Рут сделал вид, что сказал чистую правду. Я сделал вид, что поверил ему.
– Не торопись, дружище. Прошло всего-то две недели. – Меньше всего мне нравилось, когда даже пьяницы были правы. – За Воснией нужен долгий уход.
– Длиннее жизни, – хмыкнул я.
– Святые образа, ты совсем в себя не веришь! Слушай внимательно. – Рут стал похож на проповедника. – Уже к концу осеннего турнира тебя узнают вельможи Долов, Восходов и даже династия! Останется только выбрать, перед кем выслуживаться. Ведь не думаешь же ты всю жизнь провозиться с Вардом?
Я выдохнул со злостью:
– Даже не начинай про этого ублю…
– Вот! Вот это я понимаю – настрой! Выше нос. Совсем скоро ты будешь смеяться и пить «Жен Селье» с какой-нибудь знатной дамой!
– «Жин Сильве»? Это вино такое?
Рут довольно ощерился:
– А дьявол его знает! Слыхал, им торгуют у дворца. Поди разбери, чего они там у себя пьют. Вот разбогатеешь, попробуешь – сам мне и расскажешь. С твоими талантами на это уйдет не больше года.
Рут расплатился, вскочил. Открыл передо мной дверь, будто я был самым настоящим аристократом с землями и доходом. Затем накинул капюшон – на улице моросил дождь – и сказал еще увереннее:
– Не больше года. Вот увидишь!