Глава третья.

Из песка рождены, в песок канем


Многие уверены, что зыбучие пески способны с головой поглотить любого, кто в них попадет. Однако это не совсем верно. Насыщенные водой пески выталкивают тело на поверхность, и больше чем по грудь в них вряд ли удастся провалиться, а вот дополнительный груз легко может погубить неосторожного путника, угодившего в эту ловушку пустынь.

Пустынный картограф Махади Грос


– Третий Бархан имеет зацикленное строение. В самом центре располагается дворец матриарха, вокруг этого зала кольцом пролегает основной тоннель, от которого расходятся ответвления всех остальных пещер и проходов, – объясняла Ашарху девушка.

Профессор послушно кивал и ступал за хетай-ра в поредевшей толпе, спешившей по главному коридору в разные стороны.

– Сейчас мы замкнем контур и вернемся на рыночную площадь, где мы с тобой вчера были, помнишь? А путь оттуда до дворца тебе должен быть уже известен, – добавила Лантея. – Так что здесь достаточно просто ориентироваться. Если не сворачивать с центральной улицы, то обязательно выйдешь или ко дворцу, или к рынку.

– Даже если бы этот коридор был прямым как стрела, я бы все равно не рискнул тут блуждать в одиночестве в потемках.

– Думаю, уже через пару дней темнота Бархана станет для тебя родной, – усмехнулась девушка.

– Это вряд ли. Чтобы ясно видеть в темноте, в ней нужно родиться.

– А мне иногда кажется, что она обладает собственным разумом: пугает неясными тенями тех, кто ее боится, скрывает и защищает от лишних глаз тех, кто ей доверяет. Просто научись воспринимать ее каждой частичкой своего тела, позволь окутать со всех сторон. Опусти веки, замри на мгновение, и ты почувствуешь вкус мрака на языке, его легкие ладони на плечах и едва слышную мелодию, которая всегда подскажет нужное направление.

Уже на подходе к высокому арочному входу в круглую пещеру Аш расслышал, как с разных концов подземного полиса раздаются усиленные эхом удары в барабан. Стражи времени преданно несли свою службу, отмеряя часы и дни. В этот момент закрывалось мольбище Младенца, а где-то далеко наверху, над раскаленными пустынями, солнце как раз стояло в зените.

Спутники вышли к рыночному залу, где Ашарх наконец впервые смог увидеть кипящую жизнь полиса хетай-ра при нормальном освещении. Стеклянный купол на потолке пропускал слабый зеленоватый свет солнца, но даже его вполне хватало, чтобы разглядеть круглую площадь и ряды торговых лавок. После темного коридора глаза профессора не сразу привыкли к дневной яркости светила, хотя Аш осознавал, что из-за купола в пещеру попадала, может быть, только треть солнечного света, приглушенного и рассеянного. Иначе бы живущие в постоянном мраке хетай-ра просто слепли каждый раз, когда приходили на рынок.

Над площадью царил гул голосов, всегда сопровождавший подобные места. Где-то смеялись дети, демонстрировали мощь своих легких зазывалы, возмущались недовольные покупатели, слышалось поскрипывание кожаного обмундирования стражников, патрулировавших зал. Рынок ничем не отличался от всех тех человеческих базаров, что преподаватель повидал на своем веку.

Двумя широкими кольцами дома, торговые лавки и различные заведения охватывали площадь. Они были разделенные только узкими улицами, на которых едва хватало места, чтобы протиснуться между прилавками и расстеленными коврами с возвышавшимися на них горами товаров. Одни хетай-ра продавали свои изделия прямо с натянутых между зданиями веревок – роскошные плетеные или шелковые ковры яркими флагами нависали над головами прохожих, а торговцы то и дело привлекали внимание покупателей резкими окриками. Другие же пустынники, восседая на крупных бородавочниках, важно разъезжали в толпе, предлагая всякие мелочи с лотков.

– Сделаем круг по площади, если ты не против, – улыбнулась хетай-ра, направляясь к началу торговой аллеи, полукругом располагавшейся вдоль стен пещеры. – Если тебе вдруг что-то приглянется из вещей, то только скажи.

Аш почувствовал слабый укол со стороны самоуважения, не позволявшего просить подарки у девушки, но уже через несколько минут в нем начали неравную борьбу алчность и непомерная гордость. На лотках и прилавках лежали вещи, которые профессор изучал с немым восхищением, постоянно одергивая себя, чтобы не тянуть руки к невероятно красивым диковинкам. Всевозможные изделия из белой кости: начиная с острых изогнутых кинжалов, ручки которых были вырезаны в форме голов птиц и зверей, и заканчивая ажурными гребнями для волос и тончайшей работы перстнями. Торговцы предлагали потрогать одежду из змеиной кожи и невесомые халаты, платки и рубахи, сделанные из нитей пещерных шелкопрядов, которых выращивали в специально отведенных под это промысловых залах в глубинах города.

У Ашарха разбегались глаза от разнообразия украшений, брони, оружия и бесполезных, но таких изящных мелочей для дома, вроде стеклянных кувшинов и шкатулок. На некоторых столах продавали приготовленную там же еду, которую полагалось есть на ходу: в основном это были простые лепешки, маринованные водоросли и грибы, а также мясо всех видов, хотя иногда встречались и странные блюда, состав которых трудно было определить на глаз. Несколько раз преподаватель видел торговцев книгами и тончайшим пергаментом, безупречном в своей белизне и мягкости.

Когда профессора уже начало мутить от обилия товаров, он переключился на изучение самих жителей Бархана и их манеры поведения. Для Аша большинство хетай-ра пока еще оставались совершенно одинаковыми внешне – седые волосы, бледная кожа и светлые глаза. Женщин и мужчин можно было различить разве что по комплекции, поскольку даже традиционная одежда здесь практически у всех была схожа: пустынники отдавали предпочтение свободным шелковым рубахам до пола, немарким накидкам или мантиям, а также тюрбанам или же головным платкам. Почти у каждого второго прохожего преподаватель замечал на поясе оружие. Некоторые ограничивались кортиками, стилетами и кинжалами, другие же ходили с настоящими костяными мечами и даже топориками. Мужчин было гораздо меньше, да и держались они как-то обособленно – редко где встречалась идущая рядом пара хетай-ра противоположного пола. Иногда в толпе Ашарх обращал внимание на мелькавшие красные головы: некоторые женщины почему-то имели волосы неестественного алого цвета, совсем как мать и сестра Лантеи, виденные профессором во дворце.

– Высокородные женщины и женщины из правящей семьи имеют право подчеркнуть свое положение в обществе, окрасив волосы красным соком редкого цветка пустыни, который можно добыть только на поверхности, – пояснила девушка. – Также матриарх может даровать такую привилегию некоторым влиятельным женщинам по своему выбору.

– Мужчинам нельзя?

– Мужчинам вообще много чего нельзя в Барханах, Аш, в отличие от Залмар-Афи, – с тяжелым вздохом ответила Лантея. – Они не имеют прав на власть, не воспитывают детей, ограничены в общении с противоположным полом. Им запрещено занимать высокие руководящие или государственные должности, хотя тут есть исключения. Большинство профессий и ремесел открыты только для женщин, однако, есть и те немногие, что доступны исключительно мужчинам. Например, они могут становиться служителями мольбища Старухи, потому что на их плечи ложится проведение всех погребальных обрядов.

– А почему так получилось? Я никогда не слышал, чтобы хоть где-нибудь в мире абсолютную власть получали лишь женщины, а мужчины занимались… Чем? Черной работой?

– Нет, это неверно. Они не рабы и не чернорабочие, – уточнила хетай-ра. – Вспомни, что я говорила раньше. Эван’Лин, наша богиня, считается Многоликой Матерью. И именно от ее первых детей пошел культ женщины как матери, продолжательницы рода, в подражание богине. Женщина – колыбель жизни. Значение мужчин не принижается, но общее направление всей культуры хетай-ра диктует им другие правила поведения. Если женщина – родоначальница жизни, приближенная к божественному замыслу по своей сути, то мужчина должен быть лишь ее молчаливым верным партнером.

– Тогда почему ты сама говоришь о запретах и ущемлении? – обратил внимание Ашарх на слова Лантеи. Спутники, занятые беседой, медленно ступали между торговыми рядами, лишь изредка оглядывая товары на прилавках или же отличавшиеся особенной архитектурой дома.

– Наверное, на меня сильно повлияла ваша человеческая культура. Раньше я ничего такого не видела в том, что только мать может воспитывать своих детей, или, например, что исключительно женщине позволено занимать должность судьи. А теперь я стала постоянно задумываться, неужели, если мужчина проведет больше времени со своим ребенком или женщина будет готовить пищу, Бархан так уж сильно изменится?

– Это традиции, заложенные еще с самого основания вашей цивилизации, Тея. Они проникли в умы народа слишком глубоко, чтобы их так легко можно было выкорчевать. С течением времени все, что ты знаешь, подвергнется изменениям, но за один день это никогда не случится.

– Вот и моя величественная мать говорит то же самое, – проворчала хетай-ра, смотря себе под ноги. – Но если кто-нибудь не даст этому толчок, то все так и останется на местах. Три тысячи лет однообразной жизни тому в подтверждение.

– Может, оно и к лучшему? Не думала над таким вариантом? – поинтересовался профессор. – Если хетай-ра привыкли к подобной жизни, она полностью их устраивает, и цивилизация все еще продолжает существовать, то есть вероятность, что все идет своим чередом, как надо…

– Но ведь можно сделать лучше! В этом и заключается вся суть – зачем радоваться стагнации, если можно рискнуть и добиться подъема, прогресса?.. Что ты предпочтешь: всю жизнь ходить в дырявой обуви, уверяя себя и других, что она удобна и привычна, или же, наконец, переобуться в новенькие сапоги, пусть и рискуя натереть пару мозолей, а?

– Ну, если ты так это преподносишь, то, конечно, нельзя хвататься за разваливающееся старье.

– Вот именно! Хетай-ра сами не знают, что наша система давно уже прогнила и держится только на честном слове да образе правительниц, формировавшемся столетиями. Но все эти традиции, условности, запреты и законы – это нагромождение мусора, который давно пора выбросить из Барханов и создать новую, чистую от прежних стереотипов систему.

Задумчиво покачав головой, Ашарх ничего не ответил. Он провел среди хетай-ра еще слишком мало времени, чтобы судить, насколько неоднозначной была ситуация в подземных городах пустынного народа, а все утверждения его спутницы могли оказаться простыми фантазиями. Не стоило исключать такой вариант, что она выдавала свои предположения за действительность.

В скором времени, сделав круг по рыночной площади и закончив осматривать торговые прилавки, Лантея вывела профессора к центру. Там располагались самые дорогие и роскошные лавки. Высокие трехэтажные дома с яркими вывесками, переливавшимися стеклянными иероглифами в приглушенном солнечном свете, заманивали к себе покупателей и гостей. Здесь были и рестораны, располагавшие отдельными террасами и балконами, на которых отдыхали пустынники, изящными костяными щипчиками пробовавшие местные деликатесы и потягивавшие из стеклянных пиал прохладительные напитки. Из большинства заведений лилась приятная музыка, напоминавшая звучание флейты, а у входа встречали подтянутые юноши-хетай-ра в форменной строгой одежде, которые любезно приглашали всех прохожих заглянуть в ресторанные дома.

– Не хочешь перекусить? – предложила Лантея, остановившись перед одним из самых богато украшенных заведений. – А то утром я тебе толком поесть не дала.

– Ну, только если меня и здесь не будут кормить сырым мясом, – протянул профессор, на что девушка легко рассмеялась и махнула Ашарху рукой, приглашая последовать за ней ко входу в дорогой ресторан.

Едва завидев дочь матриарха, стоявший у дверей ухоженный молодой хетай-ра-зазывала от оказанной чести побледнел как полотно. Он несколько раз нервно стукнул кулаком по солнечному сплетению, приветствуя особенную гостью, а после кинулся открывать стеклянные двери, путаясь в собственной бордовой рубахе и не переставая при этом кивать, что-то бессвязно нашептывая себе под нос.

Аш проводил юношу удивленным взглядом.

– Что это с ним?

– Благодарит богиню, что их заведению оказали такую честь, – со скепсисом в голосе произнесла Лантея, переступая порог.

В лицо сразу же ударил сладковатый запах, смешанный с травянистыми нотками и ароматным духом свежеиспеченной сдобы. Трудно было устоять перед подобным букетом, дразнящим обоняние и мгновенно пробуждавшим чувство легкого голода.

Изнутри помещение ресторанного дома напоминало красивый шатер, сплетенный из легких тканей, вздрагивавших от любого дуновения ветра. От стен к центру потолка тянулись отрезы полупрозрачного шелка, сотканного будто из паутины, которые нависали над залом мягкими складками. По кругу, вдоль драпированных стен, были установлены ажурные стеклянные столики, такие маленькие и изящные, что, казалось, они могли разбиться, даже если бы невесомое перышко упало на их поверхность. Длинные каменные лавки, выступавшие из стен, широким поясом охватывали помещение, а на них небрежно были брошены цветастые ковры и пышные подушки, на которых возлежали женщины и мужчины, лениво потягивавшие напитки из пиал.

– Младшая дочь матриарха!

Перед Лантеей мгновенно материализовалась из-под земли низенькая дородная хетай-ра в белоснежной рубахе вышитой бисером, рукава которой были высоко закатаны, открывая широкие браслеты, доходившие практически до самого локтя. На голове у распорядительницы красовалось широкое бандо из бусин и ракушек, сеткой укрывавшее распущенные седые волосы.

– Я бы желала отобедать. Лучше на открытой террасе и лучше без лишних глаз, – коротко бросила Лантея.

– Конечно! Все будет, как пожелаете! В лучшем виде!

Распорядительница вытащила из-за пояса веер из костяных пластинок и нервно принялась им обмахиваться.

– Пожалуйста, следуйте за мной!

Засеменив вперед, женщина поспешила на второй этаж, куда вела узкая винтовая лестница. Проскочив насквозь еще один зал, распорядительница ресторанного дома отдернула занавеси, открывая арку, ведущую на балкон. Небольшая терраса с низенькой балюстрадой, увитой цветными лентами, чуть выступала над крышей нижнего этажа, позволяя хорошо разглядеть центр рыночной площади и ближайшие дома. На ней располагалось всего несколько столиков, которые на удивление пустовали. Видимо, подобное место берегли только для самых важных посетителей.

Обитые кожей кушетки выстроились полукругом вдоль парапета, а на каждом из стеклянных столиков обязательно располагались фонари, выполненные в виде сфер, и миниатюрные курительницы для благовоний, напоминавшие филигранные шкатулки.

Быстро сделав заказ, Лантея устало раскинулась на одной из кушеток, стоявшей ближе всего к балюстраде, и ее зеленое платье складками очертило фигуру девушки. Профессор сел напротив, опираясь на спинку своей кушетки, и задумчиво окинул взглядом пустынную террасу.

– Здесь довольно симпатично. Как называется это место?

– «Оазис», остров наслаждения, лежащий средь пышущих жаром песков, – протянула собеседница Ашарха и слегка улыбнулась.

– Готов поспорить, что ты никогда здесь раньше не бывала.

– Так и есть.

– Почему?

– В подобные места нет смысла ходить одной. Что толку сидеть в тишине на пустом балконе и свысока наблюдать за своими подданными? – хмыкнула Лантея, удобнее устраиваясь на шелковых подушках. – А кто со мной пойдет? Гордая Мериона, которая предпочтет в угоду матриарху трудиться в канцелярии до самой ночи, чем провести время с младшей сестрой? Или же величественная мать, у которой любой выход за пределы дворца непременно сопровождается дюжиной стражников, фанфарами и чуть ли не дорожкой из цветочных лепестков…

– Неужели в целом Бархане не нашлось ни единого хетай-ра, с кем бы ты могла провести время, кроме своей занятой семьи? – Профессор пальцем водил над курительницей, разгоняя тонкий шлейф дыма, поднимавшийся от благовоний.

– Знаешь, когда я была маленькой, то мать приставила ко мне одну пожилую няньку. Ее звали Товаэт. Это была добрая женщина, в меру заботливая, давно служащая при дворце. Она терпеливо отвечала на все мои наивные детские вопросы, ходила следом по всему городу и даже не отговаривала от глупых идей, позволяя набивать шишки.

– И ты привязалась к ней? – предположил Аш и закашлялся.

– О да. Я доверяла ей свои маленькие секреты, мысли, переживания, а она всегда слушала их с милой улыбкой и ласково кивала.

В этот момент около входа на террасу раздалось деликатное покашливание, а через мгновение занавеси раздвинулись, пропуская распорядительницу и нескольких слуг с безупречной выправкой и тяжелыми подносами. На столике между Лантеей и Ашархом появился изящный стеклянный графин с холодной травяной настойкой, тонкие пиалы, блюда с каким-то горячим кушаньем, пышущим паром, и морские раковины размером с ладонь, выполнявшие функцию небольших тарелок для закусок.

Быстро расставив все по местам, прислуга мгновенно исчезла с террасы, а распорядительница, не переставая нервно обмахиваться веером, пластины которого звучно потрескивали друг об друга, преданно заглянула в глаза дочери матриарха:

– Все ли вас устраивает?

– Да. Вы свободны. – Лантея лениво махнула рукой. Тучная женщина скользнула к выходу с балкона, до последнего с обожанием оглядываясь на девушку. Видимо, такой важный гость должен был поднять имидж заведения до небывалых высот, потому распорядительница и лезла вон из кожи, стараясь услужить.

– Так на чем там мы остановились?.. – пробормотала Лантея и принялась разливать холодный напиток по маленьким тонкостенным пиалам. – Ах, да! Я рассказывала Товаэт практически обо всем, доверяя ей безмерно, как чуткой доброй бабушке, о которой я всегда мечтала.

– Ничем хорошим это не должно было закончиться.

Профессор с благодарностью принял свою пиалу из рук собеседницы и пригубил настойку. Горьковатый травяной вкус пленкой остался на языке, а горло обожгло огнем, который, впрочем, уже через мгновение растекся по животу приятным теплом. Напиток был душистым и терпким, хоть его и трудно было выпить много из-за крепости.

– Оно и не закончилось. – Девушка сделала глоток и с наслаждением откинулась на кушетке, не выпуская стеклянную пиалу из пальцев. – Как ты понимаешь, Товаэт не просто так была добренькой и заботливой. Моя осторожная мать приставила ко мне няньку не только в качестве прислуги, но и доносчика. Товаэт запоминала каждое слово младшей дочери матриарха, а вечерами, как уложит меня спать, шла и послушно докладывала обо всем матери, раскрывая мои детские секреты, делясь моими опасениями и замыслами. И если первое время я это просто не хотела замечать: когда вдруг на день, запланированный для очередной шалости или прогулки по рынку, матриарх неожиданно ставила внеочередные занятия по дипломатии или же просила меня сходить с сестрой на заседание суда…

– И однажды все раскрылось.

– Так и случилось. Может, я выросла, а, может, просто стала внимательнее. Но в один момент я поняла, что многое не сходится. Что мать, пришедшая ко мне для очередного серьезного разговора, знает то, что знать в этот раз уж никак не могла. Ведь я делилась своей большой и страшной тайной только с Товаэт. И осознав, насколько гнусным был весь этот заговор, длившийся не один год, я пришла в ярость. И отказалась от няньки, отказалась от любых слуг, крепко поругавшись с матерью. Каждый мой шаг изначально отслеживался, будто мне с рождения не доверяли. И делали это так подло, исподтишка, выведывая секрет за секретом, и после ожесточенно отчитывали за них, в сущности, простого ребенка, никому не желавшего зла, а лишь наслаждавшегося своим кусочком свободы…

– Подход настоящей правительницы, предпочитающей видеть в собственном отпрыске опасность и окружать его шпионами, чем открыто поговорить и, может быть, провести с ребенком немного времени. – Профессор с сожалением взглянул на Лантею, поджавшую губы.

– Все мое доверие к матери тогда испарилось. И никаких друзей с тех пор я даже не пыталась заводить, потому что, а кто знает, вдруг и до них дотянулись мамины загребущие руки. За горсть монет и благосклонный взгляд правительницы любой хетай-ра бы согласился следить за ее неразумной младшей дочерью… Все это так гадко! – Девушка выпрямилась и со звоном поставила пиалу на стол.

– Но теперь ты выросла. И сама вольна решать, с кем тебе общаться и о чем говорить матери. Более того, она уже не так властна над твоим воспитанием и окружением. Ты уже не маленькая слабая девочка, доверчивая и открытая. Ты – воин, сама выбирающая свой путь и компаньонов.

– И я выбрала тебя, Аш. Иногда жизнь преподносит нам дары, ценность которых мы способны осознать лишь со временем. И я лишь недавно поняла, насколько ты для меня важен.

– Ты, конечно, очень льстишь мне подобным заявлением, – смутился мужчина, отводя глаза.

– Это не лесть. Я хочу, чтобы именно ты шел со мной бок о бок по избранному мной пути. И, поверь, твое присутствие в этом городе необходимо. И мне безмерно важно, что ты не испугался, не отказался от своих слов, а решил идти до конца, хоть я и не была искренна с тобой в чем-то. Я ценю это, пойми… Потому что кому еще я теперь могу довериться? На кого могу положиться в Бархане и за его пределами? Раньше у меня была только я сама, а теперь есть тот, с кем я бы хотела разделить свою ношу.

– Твое доверие – это ценный дар, Тея. – Ашарх сделал глоток настойки и прикрыл глаза, перекатывая на языке горьковатый напиток. – Я не хочу бросать тебя здесь одну, окруженную со всех сторон недругами и доносчиками, тем более в такое важное для тебя время – когда ты намерена вершить судьбу своего народа… Но я хочу, чтобы и ты меня поняла. Это все непросто. Дворцовые интриги, заговоры, переворот и переиначивание общественного мнения… Это не для меня. Я был рожден в бедной семье, никогда не общался со знатью и мало что смыслю в вашем государственном устройстве. Я простой профессор истории. И хотел оказаться здесь из-за тяги к непознанному, а неожиданно для себя очутился в самом эпицентре дворцового переворота.

– Разве это не ценная возможность – изнутри изучить, как формируется новая страница истории в экзотическом для тебя государстве? – усмехнулась Лантея.

– Не спорю. Так оно и есть. Но, услышь меня, Тея. Я боюсь. Боюсь за свою жизнь, боюсь за то, что ты слишком заиграешься в этой опасной войне и сама не заметишь, как пропадешь. И в то же время я ведь не могу увести тебя силой из родного дома, убедить прекратить эти игры и оставить все, как есть. Потому что для тебя это важно.

– Если дело лишь в страхе, то это другой разговор, – сказала девушка и поставила локти на стол, положив голову на сплетенные пальцы рук. – Пока ты рядом со мной, то твоей жизни ничего не угрожает. Никто здесь не решится пойти против младшей дочери матриарха, зная мой характер. Я сберегу тебя от любой опасности и могу заверить, что в Бархане ты можешь спать спокойно. Ты ведь доверяешь мне, Аш? Поверишь моему слову?..

Некоторое время профессор молчал, поглаживая пальцами поверхность стола. А после поднял глаза на свою собеседницу, сидевшую прямо и не сводившую с мужчины внимательный взгляд, открытый и уверенный. И слова сами сорвались с его губ:

– Доверюсь. Разве я могу сказать что-то иное, когда сама дочь матриарха обещает позаботиться обо мне? – Ашарх издал короткий смешок и растянул губы в широкой улыбке.

– Я тебя не подведу.

Лантея улыбнулась в ответ, и ее бледное лицо посветлело, а плечи расправились, словно на душе у нее стало куда легче. И, подняв свою пиалу, девушка протянула ее через стол, чтобы чокнуться с чашей профессора. Раздался мелодичный звон стекла о стекло.

– Так пусть же наше доверие друг к другу будет по-прежнему крепко.

– И больше не подвергнется сомнениям. – Ашарх опустошил свою чарку.

Последовав его примеру, хетай-ра маленькими глотками допила настойку и сразу же крепко зажмурилась, чувствуя, как алкоголь медленно расползался по груди и животу приятным жаром.

Голова становилась все легче и легче, да и голод не заставил себя ждать.

– У нас уже все остывает. Давай попробуем, насколько хороша кухня в «Оазисе», – сказала Лантея.

Она подобрала со стола маленькие щипчики из белой кости и с интересом принялась разворачивать слои странного кушанья, лежавшего перед ней на тарелке.

– Что это такое? – спросил профессор.

Он не без любопытства наблюдал, как его собеседница орудовала своеобразным столовым прибором, обнажая сердцевину своего блюда.

– Мясо птицы хохлатки, тушенное в соке плодов опунции с черными водорослями. Я вспомнила, что есть несколько деликатесов, для которых мясо готовится. Это один из них.

Ашарх с куда большим интересом взглянул на свою тарелку. Перед ним лежал миниатюрный рулет, обернутый в водоросли, пропитанные каким-то прозрачным тягучим соусом. Взяв щипчики и, повторяя действия хетай-ра, мужчина принялся раскрывать водоросли слой за слоем, пока не обнажил небольшой кусок мяса, порезанный на равные доли. Неуверенно подхватив одну из них и отправив в рот, преподаватель долго и тщательно жевал пищу, пытаясь определить для себя, нравилось ли ему подобное блюдо или нет.

Нежное мясо было пропитано сладостью густого сока опунции, но вместе с тем слегка горчило от водорослей, в которых птица тушилась. Незабываемое сочетание вкусов, будоражившее все вкусовые рецепторы во рту.

– Признаться, я в восхищении, – только и смог пробормотать профессор, уже подхватывая костяными щипчиками новый кусок.

– Да, приготовлено замечательно! – согласилась Лантея и разлила по пиалам настойку. – Даже на дворцовой кухне не могли бы сделать лучше.

Чокнувшись чашами, собеседники маленькими глоточками принялись потягивать холодный напиток, явственно ощущая, как опьянение подступает все ближе. Уже на щеках появился яркий румянец, а улыбка сама собой растягивала губы, не сходя с лица.

Следом за нежной птицей Лантея убедила спутника попробовать и некоторые из закусок. Маринованные грибы показались профессору излишне жесткими, хоть они и приятно хрустели на зубах, вяленая рыба ничем не отличалась от приготовляемой в Залмар-Афи, а вот сушеные водоросли, отдававшие чрезмерной горечью, совершенно не впечатлили человека, привыкшего к более пресной пище. Каждый этап дегустации сопровождался новой порцией настойки, и в итоге Ашарх так захмелел, что попроси его Лантея в тот момент пойти штурмовать дворец матриарха, он бы без раздумий согласился.

– Проклятье, мне не было так хорошо, пожалуй, с самых пеленок, – медленно проговорил преподаватель, расслабленно возлежавший на кушетке после сытного обеда. – Еще несколько подобных блюд и напитков, и я, боюсь, не захочу покидать Бархан.

– Ну вот я и вызнала банальный рецепт твоего соблазнения… – девушка сама едва шевелила языком, а ее залмарский стал гораздо более неразборчивым. – Зачем тебе уходить отсюда? Или есть место, где ты бы чувствовал себя лучше, э?

– Не знаю… Я много где не был. Никогда не видел Ровалтию, всегда хотел съездить в долину гейзеров к гоблинам. Не уверен, что есть какое-то конкретное место, где бы мне точно было хорошо, но ведь, пока не исследуешь их все, не поймешь, верно? А?..

– И то правда. Дома, конечно, чудесно. Но я бы и сама не отказалась поездить по миру…

Ашарх, вяло раскинувшийся на подушках, кашлянул пару раз, заерзал и посмотрел вниз с балкона, на центр площади, где его внимание привлекло странное действо.

– Что это там происходит?

– Где?

Лантея придвинулась к краю, оперлась на парапет балюстрады и тоже окинула взглядом рынок.

Внизу было шумно. Будто бурный водоворот, толпы хетай-ра кружили по площади, толкаясь и галдя на все лады. Калейдоскоп разноцветных тюрбанов и накидок преобразил открытое пространство, превратив его в подобие неспокойного океана, где волны разбивались о стены ближайших домов, просачиваясь сквозь узкие проулки. Народ явно за чем-то наблюдал, руками указывая куда-то на край площади, где по живому коридору ступала процессия.

Впереди шагал высокий коренастый мужчина с толстой белой косой до лопаток и в сыромятной броне с накинутым поверх плеч ярко-желтым плащом, сплошь покрытым черными узорами. Под мышкой он нес свой шлем, украшенный пышным плюмажем из золотистых перьев, вторая же его рука лежала на рукояти длинного изогнутого меча в грубых ножнах, оттягивавших кожаный пояс. Каждый шаг этого воина был уверенным и четким, он широко расставлял ноги в высоких тканевых сапогах и даже не смотрел на толпу, окружавшую его со всех сторон – взгляд мужчины был направлен четко в центр площади, куда он и шел. Но больше всего во внешности этого хетай-ра было странно другое – все открытые участки его кожи полностью покрывали замысловатые татуировки. Узоры, черточки и иероглифы превращали белоснежную кожу в единый запутанный орнамент и со стороны это выглядело пугающе.

По правую руку от этого воина шла крепкая женщина, едва ли уступавшая в росте своему спутнику. Бугры мышц перекатывались под бледной кожей, и тесная безрукавка едва ли могла их скрыть, запястья были перехвачены широкими наручами, а на лбу хетай-ра носила кожаную ленту, плотно прижимавшую ее короткие курчавые волосы к голове. Пояс, обвешанный различными ножами, с пристегнутой к нему длинной плетью, свернутой кольцами, болтался на самых бедрах, вот-вот норовя от тяжести сползти еще ниже.

Позади татуированного воина и его спутницы под конвоем других стражей шагало четверо мужчин и одна женщина. Руки их были крепко связаны, и помимо коротких светлых рубах в пятнах запекшейся крови на пленниках не было другой одежды. Грязные спутанные волосы, избитые лица, превратившиеся в месиво из гематом и кровоподтеков, робкие шаги и опустошенные взгляды – все это практически мгновенно заставило Лантею протрезветь. Она уже куда более внимательно взглянула на процессию и затаила дыхание.

– Это какие-то беглые рабы или нищие? Почему они так избиты? – спросил профессор и чуть ли не животом навалился на парапет, пытаясь понять, что же происходило там внизу.

– Это преступники.

Толпа послушно расступалась перед татуированным воином и его спутницей, и живой коридор обрывался точно перед песчаным бассейном, располагавшимся в центре площади. Хетай-ра вокруг с интересом оглядывали изуродованных соотечественников, которые в скорбном молчании ступали друг за другом. Их изредка подталкивали в спину стражи, заставляя шагать быстрее. Стоило всей процессии добраться до бассейна, как свободного пространства стало больше: народ послушно рассеялся, освобождая место для какого-то дальнейшего зрелища. Мужчина в желтом плаще расхаживал взад-вперед возле пленников, громко выкрикивая отдельные фразы на изегоне, а толпа в тишине внимала его слова. И было что-то в этой фигуре неуловимо властное и угрожающее.

– Кто этот воин? И что он там говорит? – Ашарх повернулся к своей спутнице в надежде услышать перевод или хотя бы объяснения.

– Это мой отец, – коротко бросила Лантея, не отрывая взгляд от площади. – А рядом с ним главный и единственный палач Бархана – Виенна.

– Отец?! Вот этот грозный татуированный рубака?

– Бартелин начальник гарнизона Третьего Бархана и глава дворцовой стражи, личный телохранитель матриарха, – сказала девушка и нахмурилась, крепче вцепившись пальцами в балюстраду. – А его татуировки – это священный орнамент, рассказывающий о его победах в битвах.