Идеальные правила, способные ответить на все вопросы, находятся примерно там же, где обитает идеальный человек, – где-то очень далеко. Во многом нашу жизнь определяют принятые когда-то условности, и для них не всегда можно найти объективное и рациональное объяснение. Когда нет возможности отыскать схожие формулировки для всех «как?» и «почему?» и прийти к одинаковым ответам, тогда кто-то определяет, где проходит граница между правильным и неправильным и что будет с теми, кто эту границу пересечет. При этом вместо исчерпывающих и приемлемых доказательств эти правило надо как-то обосновать. Самым простым аргументом изначально было насилие, и принятие правил решало главную задачу – давало возможность пореже убивать друг друга. Для построения устойчивых Систем насилия в чистом виде не хватает в силу понятных причин – в один день всё меняет появление лучше подготовленного претендента.
Пришлось усложнить схему и при выборе самого главного опираться на родословную. Эта схема тоже периодически стала давать сбой – наследники нужного пола не рождались вовремя, рано умирали или не оправдывали ожиданий. Стали использовать еще один способ аргументации – опору на сокровенные знания, доступные и понятные далеко не всем. Умение читать и правильно толковать священные тексты и находить там нужные ответы, чтобы выдавать их за «волю свыше», помогло дополнить логику построения Системы. Такие аргументы тоже никак нельзя было назвать однозначными – сразу начались споры о том, какие тексты можно считать непререкаемыми источниками истины (то есть каноническими), а какие апокрифами. Вскоре выяснилось, что даже один и тот же текст можно истолковать по-разному, особенно если автор писал на полузабытом языке и умер несколько столетий назад. Те, кому больше нравились неправильные тексты или их слишком свободная интерпретация, заканчивали в изгнании или на костре.
Об этом чуть позже, пока остановимся на особенностях Системы, которая построена с помощью такой неоднозначной аргументации, но определяет для всех пределы дозволенного.
Начнем с того, что в отличие от инструментов, описанных в предыдущей главе, полученные правила никак не могут быть универсальными – они действуют только в пределах влияния тех, кто эти правила диктует. Как сами правила, так и подкрепляющие их аргументы могут без конца оспариваться и пересматриваться в зависимости от обстоятельств. Устойчивость всей конструкции зависит от убедительности правильной идеи или предположения, вокруг которых эта Система построена. Правила из предыдущей главы, построенные на объективных доказательствах, со временем только дополняются, не меняя своего содержания в принципе. Правила, установленные с помощью «так надо», действуют только определенный промежуток времени.
Португальцы в XV веке вернули контроль над южной стороной Гибралтара, отданный мусульманам семь столетий назад, и начали заплывать дальше и южнее всех, осваивая берега Африки. Они открывали новые земли, а кого можно было спросить насчет прав собственности на эти находки, кроме папы Римского? Кто еще в Европе тогда располагал более внушительным набором аргументов? Папа авансом отдает португальцам все неизвестные земли, которые они найдут к югу и востоку от мыса Бохадор (сейчас это Марокко). На западе пока не было ничего интересного – только океан и немного уже известных островов.
Но вот Фердинанд Арагонский с Изабеллой Кастильской взяли Гранаду и покончили с последним мусульманским халифатом на Пиренейском полуострове. К ним вернулся Колумб, который забрался дальше всех на запад и нашел там что-то похожее на Индию. На святом престоле оказался Александр VI Борджиа с арагонскими корнями, и по просьбе земляков он проводит новую границу прямо через океан по меридиану чуть западнее Азорских островов. По мнению папы, на всех землях, что будут найдены к западу, должны хозяйничать испанцы, восточнее – португальцы, и это будет правильно, а у нарушителей начнутся проблемы со Святым Престолом со всеми вытекающими. Никто еще не догадался о существовании Америки и Тихого океана, не понял, что за линией находятся целых два «ничьих» континента. Португальцы поторговались и на всякий случай сдвинули разделительную линию немного к западу, чтобы потом найти на этой «дольке» свою часть Южной Америки и осваивать ее с полным на то правом.
Вот так папа провел линию на карте, посовещался, передвинул палец на сто лиг к западу по пустому полю с нарисованными кораблями и левиафанами – и до сих пор Бразилия говорит на португальском.
Схема, устроившая португальцев с испанцами, сразу не понравилась другим европейским монархам, но им пришлось оглядываться на Святой Престол и мощный испанский флот. Лет через сто примеры непослушания, показанные Генрихом VIII Тюдором вместе с его дочкой Елизаветой, и другие события заставили переоценить аргументацию папы Римского, и вскоре его уже мало кто спрашивал. Нашлись другие способы пересмотреть установленные границы – в XIX веке добрую часть Северной Америки можно было купить по сходной цене у Наполеона или просто нагло «отжать» у растерянных наследников Испанской империи, как это сделали Соединенные Штаты.
Есть еще одно отличие – применение правил, построенных на «так надо», не всегда будет приносить положительный результат. То, что было большой удачей для XVI века, уже в XVII веке начинает тормозить и тянуть вниз. Во многом из-за импорта из Нового Света золота и серебра в Испанию опоздала промышленная революция. А в XX веке колонии стали создавать для европейских метрополий всё больше проблем, и пришлось нести приличные издержки, избавляясь от своих бывших источников дохода.
Всегда кому-то будет лучше, а кому-то хуже, и реже всех внакладе остается автор инструкции, определяющей, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Такие правила нуждаются в частой доработке, а уровень допущений уже не привязан к простой и понятной задаче и оставляет широкое поле для интерпретаций.
Предъявитель самых убедительных доводов в одиночку всего не сделает и поэтому опирается на иерархическую систему управления, без которой в этом случае не обойтись. Дальше начинается самое интересное – надо убедить тех, кто должен подчиниться, что за них уже подумали, что остается только принять всё за истину и верить, что всё будет хорошо. При этом интересы людей, представляющих такую Систему, не всегда совпадают с общими.
Эта проблема занимала еще античных римлян, и они предложили неплохое решение. Республика расширяла подконтрольные территории, поддерживала на них порядок, безопасность и добивалась стабильного поступления ресурсов в метрополию. Для решения этих задач на определенной территории выбранному персонажу выдавался самый внушительный набор полномочий, действующий определенное время, – империй.
Гая Юлия Цезаря назначили проконсулом и дали ему в распоряжение легионы для решения проблем в северных провинциях на несколько лет. Известно, что время его полномочий неоднократно продлевалось и в итоге он добился впечатляющих успехов. Свои победы он, конечно, в первую очередь использовал в собственных интересах. На это обиделись в метрополии, и Цезаря отозвали домой, где он должен был довериться решениям Сената, находившегося под влиянием соперника – Помпея. При этом Цезарь должен был оставить проблемы вместе с полномочиями, оружием и верными легионерами за речкой под названием Рубикон.
На одну неудобную условность нашлась другая, более подходящая. Весьма кстати избранный в народные трибуны Марк Антоний спровоцировал Сенат и создал хороший повод сбежать и обратиться к Цезарю за защитой. Тот перешел Рубикон и заявился в Рим со всей своей вооруженной, тренированной и многочисленной аргументацией. Конечно, он сделал это, чтобы спасти демократию заодно с приятелем, а совсем не для частной разборки с Помпеем и враждебно настроенными сенаторами. Что потом стало с демократией – хорошо известно.
Оставим из этого примера понятие Рубикона – не в смысле решительного поступка, после которого возврат на исходные невозможен, а как некую границу. Эта линия отделяет задачи, для решения которых нам действительно не обойтись без «так надо» и построения властных иерархий, от тех вопросов, что можно решить, не прибегая к подчинению и другой неоднозначной аргументации, как, например, вопросы, описанные в предыдущей главе.