Ксюха грезила Манхеттеном, сколько себя помнит.
Строила планы, мечтала о квартире на какой-нибудь авеню, а пока «репетировала жизнь» в Благовещенске. Получалось не очень. Потому как мешал один существенный недостаток – отсутствие в её организме даже зачатков пунктуальности.
Опаздывала Ксюха везде и всюду.
Причём, тенденция прослеживалась с самого рождения.
Ибо разбавила своим новорожденным криком этот свет она на пару недель позже намеченного срока.
И первую в своей жизни школьную линейку посетила непосредственно перед заключительной речью директора (долго не давала маме вплести в её косы белые гигантские банты).
Вступительные экзамены в университет сдавала с трёхнедельным опозданием и по личному «ходатайству» друга семьи, водившего близкое знакомство с ректором.
А на собственную свадьбу так вообще не явилась.
Потому что опоздала на сутки.
Предварительно опоздав на самолёт.
Который должен был доставить её из Московской командировки на Амурскую землю.
Главное, предупреждали ведь её все, кто хорошо с этой особой знаком: «Откажись от командировки! Не твоё это – прилетать за день до свадьбы! Даже не рискуй!»
Рискнула.
И не прилетела.
И не вышла замуж.
Несостоявшийся супруг, помнится, тогда сильно обиделся.
Правда, есть ещё версия, будто сильнее обиделась его мама.
А под её влиянием – все родственники со стороны несостоявшегося супруга.
И ему, вроде как, ничего другого не оставалось, как подчиниться большинству и, гордо прихватив чемоданы с билетами на Мальдивы, на эти самые Мальдивы и укатить.
Вместе с мамой.
А Ксюха пожала плечами и продолжила жить дальше, опоздав в следующий раз уже на вакансию своей мечты.
Ну, не стал работодатель её ждать дольше сорока минут!
Пригласил другого соискателя.
Того самого, который нарисовался часом раньше и покорно ждал своей участи в коридоре.
Работодатель с ним договор и подписал.
Ксюха как раз застала момент, когда тот, блаженно выскочив из кабинета, размахивая свежеподписанными бумажками, помчался в сторону отдела кадров.
– Вот чёрт, – психанула тогда Ксюха.
И со злости открыла своё дело.
И даже партнёра по бизнесу себе нашла.
Умного, надёжного, не в пример себе пунктуального Лёшку.
Который в своё время не опоздал в заповедник идеальных женщин и перед самым его закрытием отхватил эксклюзив в лице своей жены Наташки.
Всю безнадёжность своего жалкого положения хронического «опоздуна» Ксюха осознала в момент, когда увидела Пашку, Лёшкиного старшего брата.
Она и сама не знает, что именно тогда свело её с ума.
Его глаза? В них стоит лишь один раз взглянуть, и ты почти физически ощутишь абсолютное погружение в нереальность, которую не захочешь покидать ни за какие печеньки.
Его улыбка? Обезоруживающая, гипнотизирующая и парализующая в нелепом блаженстве, вынуждающем так и умереть, не приходя в сознание.
Ямочка на его щеке, когда он улыбается?
Видели бы вы эту ямочку! Такие ямочки следует запретить законом! А их обладателей штрафовать в пользу потерявших от них голову барышень.
И чтоб уж наверняка – изолировать от общества.
И обладателей ямочек, и барышень.
Причём, не разделяя друг от друга тех и других.
– Опоздала, мать, – шепнула Наташка Ксюхе на ухо, когда та пребывала в состоянии гипноза от встречи с Пашкой. – До тебя здесь уже побывала Лиля. Они поженились пару лет назад, дочке годик недавно исполнился.
«Супер!» – подумала Ксюха, совершенно не удивившись тому, что услышала, но как никогда до этого, расстроившись.
Потом встряхнула головой и решила забить.
Но не забивалось.
Ибо голову от Паши Ксюха потеряла основательно.
Лёшка хихикал, Наташка сочувствовала, а Ксюха страдала.
Время от времени они с Пашкой пересекались.
Он заезжал за братом, параллельно встречался глазами с Ксюхой, открыто ей улыбался и сводил с ума своей ямочкой.
Ксюха вздыхала, закрывала офис, затем шла домой, обнимала подушку и засыпала с мыслями о ямочке.
Как-то во время «корпоратива» им даже удалось поговорить друг с другом не о делах, а что называется, «о жизни».
Пашка рассказал Ксюхе о своих банальных мечтах построить дом, воспитать дочку и пару сыновей и состариться рядом со своей любимой Лилей.
А Ксюха поведала Пашке о своих глобальных планах эмигрировать в Америку, поселиться где-нибудь на Манхеттене и жить себе в удовольствие.
– Замуж и детей не хочешь? – спросил тогда Пашка.
– Хочу, – призналась Ксюха. Но не стала уточнять, за кого и от кого.
Зачем эта информация женатому Пашке?
Через три года, когда их совместный с Лёшей бизнес был продан, деньги поделены, а рабочая виза в Нью-Йорк оформлена, Ксюха закатила прощальный банкет.
И впервые за всю свою жизнь не опоздала.
Зато опаздывал Пашка.
Сначала на 15 минут, потом на 30.
Лёшка сумел дозвониться до брата только через час.
Ответила Лиля:
– Пашку увезли в больницу.
Пашке повезло.
Рак обнаружили на ранней стадии.
И принялись лечить.
Врачи, семья, друзья и близкие.
Чуть позже стало ясно, что Пашку надо вести в Москву и делать операцию.
Как раз пригодились Лёшкины деньги от проданного с Ксюхой бизнеса.
Ещё позже выяснилось, что одной операции недостаточно, и в ход пошли деньги, которые Ксюха «отложила» на Манхеттен.
Лили на тот момент уже не было на горизонте.
Умудрившись продать их с Пашкой квартиру, она сбежала в Краснодарский край с дочкой и новым мужем.
– Будь ты на моём месте, поступила бы так же, – заявила она потом Ксюхе в трубку во время их единственного разговора по телефону.
Но Ксюха не была на Лилином месте.
Ей и на своём месте забот хватало.
Пашка очень переживал.
Особенно из-за побега жены. Ссорился с родными, умолял прекратить тратить на него деньги и начать жить своей жизнью, забыв про всякие призрачные надежды на его выздоровление.
Но все его стенания отправлялись в жёсткий игнор, и Пашка шёл на поправку.
В сопровождении Ксюхи.
Которая всё время находилась рядом с ним.
Она была для него сиделкой, медсестрой, санитаркой…
Меняла простыни, выводила на прогулку, ставила уколы, следила за приёмом лекарств…
Просто она не могла уйти.
А он и не выгонял.
Когда через полотора года обследование засвидетельствовало полную капитуляцию Пашкиной болезни, Лёшка с Наташкой организовали по случаю праздничный выезд на природу.
Тогда Пашка первый раз поцеловал Ксюху.
Заботливый брат с невесткой даже отдельную палатку для них приготовили.
И затаив дыхание наблюдали за развитием событий.
Которые, кстати, развивались стремительно.
Ксюха устроилась на престижную работу, Пашка тоже постепенно вставал на ноги. Вместе они жили на первом этаже дома, который вот-вот должен был достроиться под чутким Пашкиным руководством.
Все вокруг были довольны жизнью и обстоятельствами, пока на Ксюхином горизонте не замаячила перспектива шестимесячной командировки в Нью-Йорк.
– Поедешь? – спросила её Наташка, когда во время очередных семейных посиделок они под шумок вдвоём ушуршали на кухню.
– Нет, – сказала, как отрезала Ксюха.
– Ты же об этом мечтала, – аккуратно напомнила Наташка.
– Мечты меняются, – пожав плечами, ответила Ксюха. – К тому же Пашка не поедет, а без него мне никакой Манхеттен не нужен.
А ещё через месяц хмурый Пашка сообщил Ксюхе о том, что им нужно поговорить.
– Ксюш, я возвращаюсь к Лиле.
– Что, прости? – решила, что не расслышала, Ксюха.
– Лиля вернулась, моя жена, – серьёзным тоном продолжил Паша. – Она сожалеет о своём поступке, хочет снова семью, у нас дочь. Ты должна понять…
– Ни хрена я тебе не должна, – ответила Ксюха, после чего развернулась и ушла.
Куда именно ушла – она не помнит.
Её через пару часов поймал Лёша в центре города, идущую по проезжей части навстречу машинам.