Ехали долго. Мы покинули графство Вермандуа на третий день нашего путешествия и прибыли в герцогство Бургундское лишь на закате десятого. Амьен находится на северо-западе Франции, а Клюнийское Аббатство на юго-востоке. Я не разбираюсь в направлениях, но монсеньор объяснил, что это две противоположные точки на карте.
Мы не торопились, хотя временами приходилось ускоряться и переходить на галоп из-за стражи, которая очень торопилась выполнить свое скучное задание. Мы не разговаривали с ними. Вэйд из принципа, я же не знал, о чем мне говорить, стражам же, видимо, было все равно. Долго мы нигде не останавливались. Чаще всего ночевали в поле, но иногда в особо крупных городах мы могли заночевать в конюшнях трактиров. Тогда, как правило, стражи привязывали нас друг к другу и надевали колодки, чтобы не сбежали. Монсеньор очень сердился, но держал себя в руках. Я засыпал, глядя на безоблачное темное небо и все думал, что, возможно, все не так и плохо. Мы с монсеньором живы. Нас не связали и не бросили в тюрьму. Каждый день нас кормят и дают спать. Впервые в жизни я не переживаю за свою жизнь и жизнь монсеньора. Быть может, это и есть счастье? Или всего лишь заблуждение глупого крестьянина?
Во время этого самого длинного путешествия в моей жизни ничего опасного не произошло. Видимо, Бог нас оберегал в пути, но и стражи наводили ужас на местных жителей.
В Клюни стражи оставили нас, решив, что мы уже никуда не сможем убежать. В конце концов, мы провели вместе много дней и ни разу не предпринимали попыток к бегству. Люди не могут жить без доверия.
Они рассказали, как добраться до Аббатства и тронулись в обратный путь. Я помахал им вслед. Вэйд двинулся дальше. Он стал молчаливым после того, как мы выехали из Амьена. Мне казалось, что все это время он погружен или в свои мысли, или же просто дремлет.
Лишь у самых ворот Клюнийского Аббатства он остановил коня и настороженно вгляделся в стражей. Я потянул поводья и непонимающе взглянул на монсеньора.
– Странные монахи, – медленно произнес Вэйланд и кивком головы указал на стражей.
Я посмотрел в ту сторону. А что в них необычного? Длинные серые хабиты7, веревки вместо поясов, лица скрыты под капюшонами… Но почему подолы их одеяний слегка торчат? Неужели под ними мечи?
– Петр…
– Да, монсеньор.
Я слез с Марли и помог спуститься Вэйду. Тот медленно подошел к монахам, которые не спускали с нас глаз, в которых читалось недоверие.
– Приветствуем тебя, путник! Зачем явился в святилище Божье? – спросил один из монахов, тот, что был повыше.
– Господь с вами, братья! Меня направил к вам его величество Филипп I.
– Что хочет брат Филипп от нас? – уточнил другой, более пухлый.
– Его Величество потребовал, дабы я присоединился к вам, братья, вот пергамент, подтверждающий его волю. Не могли бы вы пропустить нас в наш новый дом?
Один из монахов взял ордер и откинул капюшон, чтобы прочитать написанное. Боже мой! На его лице по крайней мере пять шрамов! Ни один из них не был нанесен зверем, я точно знаю. Что же с ним случилось?
– Как ваши имена?
– Вэйланд фон Ребель, а это Петр.
Монах еще раз пробежал глазами по пергаменту и кивнул другому.
– Хорошо, брат Петр, мы вас пропустим. Добро пожаловать в ваш новый дом.
Хм, почему монах назвал только мое имя? Странно это. Может, он боялся исковеркать имя монсеньора? Кто знает?
Вэйд ничего не сказал, просто направился к воротам. Я двинулся следом, ведя за собой Черта и Марлю.
– Стой! – неожиданно сказал один из стражей и преградил дорогу Вэйду, – зачем ты предстал перед святилищем Бога?
– Что это значит, братья? Разве вы нас не пропустили?
– В ордере ничего не написано про Вэйланда, только Петру дозволено пройти в Клюнийское Аббатство.
– Что? – Вэйд выхватил пергамент из рук монаха и пробежал глазами. Затем смял его и выбросил.
– Вы обязаны меня пропустить! Петр мой слуга, а куда вход дозволен слуге, туда же может войти и сеньор!
Мое сердце дрогнуло. Слуга? Да, все правильно, я его вассал и вся моя семья служила роду Ребелей почти всю историю… Тогда… Почему на душе стало так грустно? Неужели… Я стал настолько наглым, что теперь считаю Вэйда своим другом?! Нет, я не такой! Вэйд, он… Нет, в смысле, монсеньор, он…
– Монсеньор, я…
– Не смей вступать в разговор, пока я не разрешил! – крикнул Вэйланд.
– Д-да, монсеньор, – приложив кулак к сердцу и поклонившись, прошептал я в страхе и опустил взгляд.
Эти глаза… Полные злобы и ярости… Я… Не могу в них смотреть! Я… Боюсь их!
«Обещаю, я больше не буду ничего бояться», – вспомнились собственные слова, и я сжал зубы.
Мое слово действительно ничего не стоит, раз я его так легко нарушаю! Я больше не имею права на слабость и страх. Это право я исчерпал полностью. Да, именно так. Я не могу бояться даже монсеньора, иначе не стать мне величайшим стратегом, которым обязан быть по приказу Вэйда!
Я глубоко вздохнул и как можно более равнодушно посмотрел в глаза монсеньора. Вэйланд пристально всматривался и… О Боже! Неужели его взгляд… дрогнул?
– Вы обязаны меня пропустить, таков был приказ короля!
– Вот как? – раздался чей-то тихий, но уверенный голос из-за ворот аббатства.
Деревянная створка медленно отъехала в сторону, являя нам мужчину. Он был облачен в длинную белоснежную хламиду с красной нашивкой в виде серебряного меча, перекрещенного двумя золотыми ключами. У него было приятное, но немного длинное лицо, короткая черная с проседью борода, такие же темные короткие волосы, маленькие, близко посаженные глаза чистейшего голубого неба, крючковатый нос и тонкие, слегка поджатые губы. Он выглядел молодо, несмотря на первую седину в бороде, но его глаза были гораздо старше и… Мудрее своего обладателя.
– Кюре Гуго! – дружно крикнули монахи и попятились назад, глядя на мужчину с величайшим уважением.
Значит, он аббат? Он… Представлялся мне иначе. Я думал, что он такой же пухлый монах, что живет и служит в церкви в Амьене. Такой же глупый и со скверным характером. А этот… Он внушал уважение и страх… Саранча на поля! Опять я за старое! Не могу я чувствовать страх! Права не имею!
– Что привело вас сюда? – мягко поинтересовался Гуго.
– Кюре Гуго… – начал было монсеньор, но аббат прервал его, взмахнув рукой. Его ладонь… Она никак не может принадлежать монаху! Она… Вся в шрамах!
Аббат посмотрел на меня и повторил.
– Прошу, ответь на мой вопрос.
– Я? – ошеломленно переспросил я и глупо посмотрел на Гуго.
Аббат слегка наклонил голову.
А я… Я не мог открыть рот. Не смел. Ведь монсеньор запретил говорить мне, пока он не разрешит! Что же делать?
– Петр, – как-то слишком тихо приказал Вэйд.
Проклятие, да что за странное аббатство?
– М-мы… Меня и монсеньора, – последнее слово вырвалось как-то слишком жалобно, – направил сюда его Величество король Фла… То есть Филипп I…
– Король Фла? Кто этот человек? – зацепился за мои слова граф и продолжил пристально смотреть в мои глаза.
Король Фла? И почему я вдруг графа Фландрского захотел назвать королем? И отчего по моему телу пробежало стадо мурашек? Я же не могу… Не имею права на страх! Я… Обязан забыть о своем страхе! Так почему?! Почему я сейчас еле сдерживаю себя, чтоб не задрожать и не упасть на колени, закрывая руками лицо? Мне… Страшно вспоминать того человека, так почему я его снова вспомнил?
Аббат ждал. Я собрал всю смелость воедино и, посмотрев прямо в глаза Гуго, решил рассказать правду.
– Кюре Гуго! Нас с монсеньором прислал сюда его Величество король Филипп I, чтобы мы больше не покидали это Аббатство! – выговорил я на одном дыхании.
Посмотреть на монсеньора у меня не хватало духу.
– Значит, вас изгнали? – уточнил Гуго.
Я промолчал.
– Вот как. Получается, вам нужна наша помощь?
Я снова промолчал.
Аббат прикрыл глаза, потер переносицу и обернулся к монахам.
– Мои сыновья! – громко произнес аббат. – Этим детям, а отныне и нашим братьям нужна наша помощь и помощь Господа Бога! А значит, помощь будет оказана.
– Да, кюре Гуго! – дружно произнесли монахи, хотя минуту назад готовы были чуть ли не убить нас.
– Это необычное Аббатство, – продолжил Гуго, обернувшись и посмотрев на нас, – здесь тренируют молодых последователей великой Клюнийской веры, обучают их ратному делу и молитвам, дабы построить идеальный мир без войн. Отныне вы тоже присоединяйтесь к этой вере.
Я опешил. Что… это за Аббатство? Что он имеет в виду под идеальным миром без войн, и как он хочет добиться его? Что это за великая Клюнийская вера? Почему здесь обучают ратному делу монахов? Неужели это… Военное аббатство? Неужели… Это именно то место, которое мы так упорно искали?
Я мельком взглянул на монсеньора. В его глазах читалось недоверие и сомнение, но я увидел маленький, теплый уголек безумной надежды на чудо. Чудо, что это все правда!
– Вот только… – внезапно продолжил Гуго и посмотрел на монсеньора, – мы не можем принять сразу двоих последователей. Лишь один из вас попадет в Клюнийское Аббатство, другой же лишится языка. Чтобы слуга прошел, сеньор должен отречься от него, а чтобы сеньор мог войти, вассал должен покинуть службу.
Воцарилась тишина. Было слышно пение птиц, тяжелое дыхание монахов, легкий порыв ветерка и хруст кулачных костяшек монсеньора.
– Как вы не можете принять сразу двоих? – едва держа себя в руках, спросил Вэйд.
– Мы не можем принимать вассалов и феодалов. Мы принимаем лишь равных.
Я вздрогнул. Равных? Чтобы слуга стал равным господину, он должен отречься от него?
Отречься? Забыть о монсеньоре? Забыть о том, как мы переживали все трудности, как он не раз спасал меня, и как я не раз помогал ему? Как мы вместе смеялись и плакали? Просто… Забыть о том, ради кого я живу? Нет, я не могу на такое пойти! Да и еще… Что значит его высказывание «лишиться языка»? Он что… Действительно вырвет его?!
– Я… Нет, пусть все идет прахом! – внезапно крикнул Вэйд и поднял голову к небу. – Я никогда не отрекусь от своего имени и от своих слуг! И пусть… Пусть я больше никогда не увижу Петра, пусть у меня нет будущего, но я не утяну Петра в ту же пучину! Проклятый Бодуэн, пускай сгорит в Аду за это! Пускай… Пускай Петр отправляется в это проклятое Аббатство! Взамен же я обещаю молчать о том, что здесь происходит…
Сказав это, граф развернулся и, выхватив из моей руки поводья Черта, направился назад, к Амьену… Монсеньор… Нет… Нет, вы не посмеете!
– Значит, ты отрекаешься от слуги? – переспросил Гуго скучающим голосом.
– Нет, – не оборачиваясь, ответил Вэйд, – Я же сказал, что никогда не отрекусь от своего слуги. Вы поставили условие, что войти в это проклятое Аббатство может только один, а это означает…
Я быстро догнал господина и встал перед ним, закрывая ему дорогу.
– Монсеньор, вы не должны уходить! Вы так долго шли к своей цели и теперь просто не имеете пути назад!
– Неужели ты хочешь отречься от меня! Тогда правильно будет, если тебе язык отрежут! – вдруг вскричал Вэйд, но в его глазах я заметил какое-то другое чувство… Быть не может! Неужели это… Грусть?
– Я… Никогда не смогу отречься от вас, ведь я поклялся в верности вам! А языка мне не жалко, ведь и он, и руки с ногами, и голова, и даже душа принадлежат вам! Ведь вы… Мой сеньор!
– Достаточно. – произнес Гуго и махнул рукой, приглашая нас внутрь. – Вы оба теперь можете зайти и стать нашими братьями.
Я… Широко раскрыл глаза и, не веря собственным ушам, уставился в спину аббату.
Что? Что… Он только что сказал? Мы оба… Теперь можем войти? Судя по выражению лица монсеньора, он так же ничего не понимал. Что же… Все это значит?
– Шевелитесь, шав… точнее, братья наши меньшие, иначе мы оставим вас снаружи! – крикнул монах со шрамами и тоже направился к воротам.
Опомнившись, мы с монсеньором одновременно побежали к воротам. По дороге я схватил повод Марли и потащил его за собой, благо смирное животное не сопротивлялось. Монсеньор же вскочил на Черта ударил тому в бока. Я последовал примеру Вэйда и, сев на Марлю, погнал его, моля, чтоб животное не заупрямилось. А створки медленно сближались, оставляя совсем маленькую щелочку, через которую можно было увидеть лучи заходящего солнца. Щелочка последней и совершенно безумной надежды становилась все уже… Монсеньор влетел на всем скаку, за мной же почти сразу захлопнулись ворота. Успели! Марля сильно храпел и уже стал подгибать ноги. Я поспешно спрыгнул с него и подвел животное к монсеньору. Тот сам спешился и подошел к стоящему неподалеку аббату.
– Не могли бы вы пояснить, что именно произошло за воротами? Что это было за странное условие? Что это за аббатство? И что это за идеальный мир без войн? – монсеньор говорил спокойно, но видно было, что он едва сдерживается, чтобы не ударить самого аббата за такие поступки.
– Как я уже говорил, это необычное аббатство и равенство – не главная цель, которую преследует Клюнийская вера, – спокойно начал Гуго. Неужели он действительно не замечает беснующийся огонь в глазах Вэйланда? – Нет, равенства в мире не существует и никогда не могло существовать. Люди не равны с самого рождения, это и есть основа мира. Только благодаря неравенству люди живы. Однако из-за непонимания и нежелания понимать люди ссорятся и, как следствие, начинаются бесконечные войны. Клюнийцы стремятся достичь мира. Чтобы неравные люди с разными способностями и разными желаниями смогли понимать друг друга без мечей и войн. Мы преследуем…
– Идеальный мир, – тихо произнесли мы с монсеньором вместе.
Гуго прикрыл глаза. То есть… В этом аббатстве люди не равны, однако они живут мирно, без ссор… Как они этого достигают?
– З-значит, это было…
– Испытание. В Аббатство принимают не каждого путника даже помолиться, не говоря уже о принятии в братство. Я должен был убедиться, что вы не будете жертвовать всем ради достижения своей цели. Это второе правило Клюнийского Аббатства.
– Ничего не понимаю, – тряхнул головой монсеньор, – аббатство – это место, куда приходят нуждающиеся люди, место, где все равны. Как же может быть, что в нем изучают ратное дело и принимают далеко не каждого нуждающегося?
– Это необычное аббатство, – терпеливо повторил Гуго, не открывая глаз.
– Но такого просто не может быть! – крикнул в ответ монсеньор.
– Почему?
– Потому что монастырь – это святилище Бога! А перед Богом все равны!
Вэйд тяжело дышал, и в его глазах беспрерывно сверкали молнии, одна за другой.
Воцарилась тишина. Кажется, даже птицы стали тише петь. Я боялся даже вздохнуть. Что же скажет аббат на столь очевидную вещь?
– Ты равен со своим слугой?
– Нет, но какое это…
– Ты равен со мной?
– Нет…
– Ты равен с женщиной?
– Н-нет…
– Ты равен с братом своим родным?
– У меня нет…
– Ошибаешься. Все люди – сыны божьи, а значит, мы все твои братья и сестры. А если ты не равен со мной, своим братом, тогда как ты можешь быть равен со мной перед своим отцом Богом?
Монсеньор молчал. Слушал и молчал… Это… Мой господин слушал другого и молчал? Быть такого не может… Хотя, если поразмыслить, то этот Гуго… Он испугал меня настолько, что я чуть не нарушил слово, данное самому себе. Но если и Вэйд молчит, значит, этот человек гораздо опаснее, чем я мог себе представить. Именно, что опаснее. Надо держаться от него подальше и присматривать за монсеньором с большим вниманием. Он…
И вдруг аббат открыл глаза и посмотрел прямо на Вэйда. Пристально и как-то устало, он разглядывал моего господина, а затем мягко улыбнулся.
– Не волнуйся, брат, скоро ты сам все поймешь. И ты тоже, – Гуго обернулся и также устало посмотрел на меня.
– К-кюре…
– А теперь запомните! Отныне вы, слуга и сеньор и все жители этого аббатства – братья, пусть и не по крови. Я стану вашим старшим братом, хотя многие признают во мне отца, как бы наивно это не звучало. Так или иначе, добро пожаловать в Клюнийское Аббатство, братья! Вы наконец-то нашли свой дом. Дом, где вас будут ждать всегда.
Глава 6. О военных монахах
Прошел год с нашего прихода в монастырь. И за этот год я каждый день только и делал, что жалел о том, что когда-то позволил выиграть Филиппу I. Клюнийское аббатство предстало передо мной в совершенно новом свете, и с самого первого дня нас не покидали трудности. Но если монсеньор всегда мог положиться на меня, то мне оставалось лишь верить в Бога и молитвы своей младшей сестры. Это Аббатство, по моим впечатлениям, не уступало королевской армии по строгости тренировок и трудности выживания: скорее даже превосходило. Нас заставляли изучать военное дело, но из-за того, что это все же монастырь, мы также повторяли молитвы и особенности клюнийской веры. Все просто: утром молитвы, вечером оружие. Однако такое расписание распространялось на всех, кроме меня…
Не считая обычных молитв и тренировок, монахам полагалось заниматься каким-то делом, которое обеспечивало бы жизнь в самом Аббатстве. Кто-то работал в поле, кто-то трудился в кузне, кому-то приходилось следить за огородом и сыроварней, а кто-то уезжал в город и продавал оружие и сыр, сделанные в пределах монастыря, а на вырученные деньги закупали овес и продовольствие. Строго говоря, Аббатство не бедствовало, а монахи не ходили голодными даже в неурожайный год.
Поскольку мы с монсеньором присоединились к братству, нас тоже определили на такие работы. Но если Вэйланду поручили следить за оружием, то на меня легла обязанность ухода за лошадьми и другим домашним скотом. Нет, я всегда любил животных, но… сколько времени и сил тратиться на них! Одна только чистка чего стоит! И на одну лошадь в среднем уходило почти половина часа и три полных ведра воды, а в Аббатстве содержалось десять лошадей и пятнадцать коз!
Помывка, расчесывание гривы, соскабливание с копыт застрявшей земли и грязи – все это неимоверно изматывало, но еще надо учесть, что воду для помывки сначала нужно принести. Речка, конечно, находилась недалеко, в двухстах шагах от Аббатства, но… тяжелые ведра и усталость не давали мне расслабиться, а в реке купать лошадей не разрешали крестьяне. Все-таки река служила источником питьевой воды, а шерсть и пыль с лошадей загрязняли ее.
Кроме чистки, необходим был вывод на пастбище, уборка навоза в конюшне, кормление и постоянная слежка за здоровьем зверей. А ведь еще нужно было скашивать траву на зиму, чтобы в неурожайный год скот не умирал от голода. Благо доить коз мне не поручали. Но были и приятные моменты: за то время, что я провел в конюшне, я научился хорошо ездить верхом, надевать и снимать сбрую и седло, распрягать и запрягать их в телеги, а также подружился с Чертом. Он оказался добрым конем, просто слишком свободолюбивым. Мне полюбилось смотреть в эти бездонные карие глаза и видеть в них какую-то величайшую грусть, хотя я не мог никогда сказать, что конь жил плохо, и я не уделял ему внимания.
Кроме слежки за конюшней, один раз в месяц я обязан был выстирать все хабиты монахов, а их, к слову, тоже было немало. И, наконец, уборка Аббатства тоже лежала на мне. Благо, не ежедневная. Особенно сложно мне приходилось в последний день месяца, когда все дела скапливались и приходилось с утра до ночи лишь мечтать присесть. Конечно, мне помогали монахи, которые не успевали встать по звону колокола, и в наказание их заставляли помогать мне, однако это происходило далеко не всегда, и зачастую я работал один. Радовало, что меня не заставляли переплетать книги и старинные рукописи. Этим занимались старшие монахи и сам Аббат. Кстати, о Гуго.
Почти сразу после нашего прихода кюре покинул Клюни и сообщил, что вернется лишь к следующему лету. Эта новость застала меня врасплох. Аббат был единственным человеком, который относился ко мне так же, как и проповедовал, то есть не унижал прилюдно и смотрел на меня так же, как и на всех: холодно, но с небольшим прищуром. Гуго странный человек. Это признавали все, но никто не смел ему перечить. Его просьба считалась в Клюни приказом, и тех, кто отказывался подчиняться, жестоко наказывали. Все это я узнал от монсеньора, который довольно быстро свыкся с тяжелой жизнью монаха и даже стал уважаем в среде монахов. У меня же дела шли много хуже.
Как оказалось, я был единственным крестьянином в Клюни, и ко мне относились соответственно. Именно по этой причине, кстати, я и выполнял все самые хлопотные и неуважаемые обязанности в одиночку. С самого первого дня мои «братья» смотрели на меня как на что-то мерзкое, а иные просто предпочитали не замечать. Хотя я к такому обращению привык. С самого моего рождения ко мне относились так же, как и смотрели. Мусор, изгой, шавка, червь, жалкий грешник или бездарный слуга. Все это было привычно, и я уже многие годы не обращал на это внимания. Но почему-то в Аббатстве такое обращение перестало быть для меня привычным… Я чувствовал их взгляды на себе, когда проходил по коротким, но величественным коридорам Аббатства. Вскоре я и сам стал ловить себя на мысли, что чувствую себя изгоем и чужим.
Однако это чувство недолго тревожило мое сознание. Мне банально перестало хватать времени на переживания. Я, конечно, и раньше ухаживал за лошадьми Ребелей, но их было не так много! Мое тело медленно, но верно слабело, и я чувствовал, что скоро слягу с какой-нибудь смертельной болезнью. Удерживало меня лишь осознание того, что монсеньор без меня не справится… Что я ему нужен, а значит, я просто права не имею умирать! Ведь если я заболею, кто будет следить за конюшней? К тому же я пообещал матери, что вернусь домой… Мне оставалось только стиснуть зубы и засыпать с одним лишь желанием не проспать утренний колокол.
И хоть времени у меня всегда было мало, но за год пребывания в Клюни, постоянной беготни от пастбища к стрельбищу и уборки самой церкви, я смог полностью рассмотреть Аббатство как изнутри, так и снаружи. Издали Аббатство больше напоминало огромную крепость или скорее замок, обнесенный гигантской белокаменной стеной, а на самой базилике было пять остроконечных башен: две симметрично расположенные на главном фасаде, одна в центре храма и две в пределах помещения, куда пускали редких нуждающихся (к слову, странных и, определенно, богатых). Если пройти через огромные дубовые ворота, что когда-то нас пропустили, и обойти все Аббатство, можно заметить, что церковь имеет форму креста. Внутренний двор был уставлен многочисленными статуями, созданными неизвестными каменщиками или как их там называли в искусстве? В самой церкви даже спустя год проживания я все равно невольно останавливался, очарованный ее красотой. Высокие сводчатые потолки, украшенные фресками, мощные колонны с великолепными верхушками в виде ангелочков или каких-то диковинных цветов, порталы, уставленные разными скульптурами, – все это никак не укладывалось в моей голове, и я до сих пор не верил, что это всего лишь Аббатство, а не королевский дворец! Но проходя мимо всего этого великолепия, я каждый раз задавался одним и тем же вопросом: раз Аббатство так богато, то почему оно не нанимает крестьян, дабы они ухаживали за лошадьми и другим скотом? Ведь до моего прихода этим наверняка занимались братья! Но я не находил ответа, удивленно пожимал плечами и, опомнившись, срывался с места, чтобы не опоздать на вечернюю тренировку.
Тренировки… Если бы мне кто-нибудь предложил выбор между дневной стиркой хабит и упражнениями в фехтовании, я бы выбрал первое. Саранча на поля, я не воин! Я всего лишь смиренный крестьянин, который в будущем должен был стать оруженосцем монсеньора, не больше, не меньше! Зачем меня заставляют делать то, что у меня никогда не получалось и никогда не могло получиться! Да, я понимаю, что должен помогать монсеньору во всем, даже в военном деле, но будь я проклят, если хоть раз мне удалось разрубить ствол, обхваченный стогом сена! Мой меч постоянно застревал в дереве, и я всю оставшуюся тренировку упорно пытался вытащить свое оружие. В конце получал лишь хмурый взгляд и слова старшего монаха Йозефа с косматой бородой, в которой обязательно что-нибудь да застревало из еды: «Ни на что не годный оборванец», – или что-то вроде этого. У монсеньора же с тренировками дела обстояли лучше: спустя две недели после нашего прибытия Вэйд вызвал на бой бородатого монаха и через несколько минут победно приставил меч к его бороде.
За это монсеньора отправили помогать мне на пастбище. Но Вэйланд, что и неудивительно, на мои горячие заверения в том, что я справлюсь и сам, невозмутимо выхватил у меня из рук косу и стал лихо косить засохшую траву для лошадей. Помню, он почему-то остановился на несколько секунд, покачал в руках косу, кивнул и продолжил косить. Что это было, я до сих пор не знаю.
Вэйланд… За все то время, что мы прожили в Аббатстве, мой господин сильно изменился… Так мне казалось до сегодняшнего утра.
Я покинул конюшню с рассветом и, дойдя до кельи монсеньора, устало повалился на сено, служившее мне кроватью. Конечно, в комнате полагалось жить одному, но кюре Гуго сделал для нас с монсеньором исключение и разрешил жить с Вэйдом в одной.
– Петр! Ты поздно лег, – тихо прошептал над моим ухом монсеньор.
Я удивленно приподнял голову и посмотрел на Вэйда. Вместо ответа Вэйланд кивком указал на окно, в котором я увидел монаха, стоявшего в другой башне и собиравшегося бить в колокол.
– М-монсеньор… Вы же не хотите сказать, что…
– Да, Петр! Лучше тебе сейчас же встать и помочь мне одеться, иначе мы…
Звон!
Этот ужасный шум разлетелся по всему Аббатству, заставив меня вздрогнуть. Колокол! Я подскочил с сена и машинально стал надевать на монсеньора заготовленную со вчерашнего вечера льняную хабиту. Саранча на поля, давайте, руки, слушайтесь! Завязывайся, дьявольский пояс, завязывайся!
– Петр, дьявольское отродье, что ты там копаешься? – рыкнул монсеньор и, оттолкнув меня, сам завязал веревочку. Затем посмотрел в окно и сморщил нос.
– Не успеем… Если только…
Лицо графа прояснилось, и он выскочил из кельи и помчался по коридору. Вскоре я услышал торопливые шаги по винтовой лестнице. Опомнившись, я помчался за господином. Как Вэйд хочет добраться до противоположного конца Аббатства, не опоздав? А опоздание не всегда каралось ссылкой в конюшню. Иногда, если поутру молитву читал монах Асколп, он мог наградить опоздавшего плеткой… Я сглотнул и ускорился, несколько раз чуть не соскальзывая с каменных ступенек. Когда я в очередной раз чуть не свалился с лестницы, я стал внимательней смотреть под ноги.
Хвать!
Кто-то схватил меня за ворот и тащит в сторону! Я ошеломленно поднял голову и увидел Вэйланда, идущего в темный провал в стене.
– М… Монсеньор!
– Шевели ногами, дьявольское отродье! Иначе останешься в темноте и вряд ли выберешься без меня! – крикнул Вэйд и, когда я полностью оказался «внутри» стены, отпустил меня, побежав по темному коридору. И только сейчас я услышал протяжный грохот сдвигающейся каменной кладки позади меня. Я понял! Это тайный проход, в котором нет света и, если стена за мной встанет на прежнее место… Со всей возможной скоростью я побежал догонять уже исчезающего из виду монсеньора. Мои силы быстро кончались, но страх остаться замурованным в потайном проходе в полной темноте и без шанса на выживание гнал меня вперед. Когда я наконец-то смог разглядеть фигуру Вэйда, она почему-то почти сразу исчезла. Я увеличил темп и вскоре резко затормозил. Монсеньора не было! Зато было два поворота: налево и направо. И… Куда дальше? Я медленно переводил взгляд с одного прохода на другой. Господи, помоги мне, освети мой путь и…
– Петр! Дьявольское отродье… – донеслось из левого прохода.
Я погнался за голосом и заметил, что в этом проходе довольно светло. Через некоторое время я увидел отъезжающую кладку, но проход выводил в главный коридор, а мне надо было дальше!
Не сбавляя темп, я пробежал мимо прохода, надеясь снова увидеть силуэт монсеньора. Спустя пару минут я почти догнал Вэйда и поравнялся с ним. Кажется, Бог даровал мне новые силы.
Через несколько пролетов Вэйланд повернул направо, а затем, не останавливаясь, резко дернул рычаг, находящийся на правой стене. Забрезжил слабый лучик света, после чего часть стены медленно стала сдвигаться в сторону. Но Вэйланд не вышел из тайного прохода. По всей видимости, он открывал двери, дабы осветить наш с ним путь… Удивительно, сколько здесь тайных дверей!
Неужели выходы и входы в этот тайный проход расположены по всему Аббатству? Получается, все эти проходы связаны с одним большим внутренним коридором, по которому мы сейчас бежим! Да это же настоящий лабиринт! Но, похоже, монсеньор уже давно разобрался в его закоулках и знает, куда бежать. Спустя некоторое время мы, наконец, выбрались из тайного коридора и, не сбавляя темп, влетели в огромный зал молитв. Вот дьявол, и почему именно сегодня у алтаря брат Асколп?! Монах с очень большим лицом и заплывшими от жира серенькими глазками, во всегда запачканной хабите некоторое время не обращал на нас никакого внимания, потом повернул голову и расплылся в довольной улыбке.
– А-а, опоздавшие! Кто тут у нас сегодня?
Монах вгляделся сначала в лицо монсеньора, и его улыбка стала шире, но когда он перевел свой взгляд на меня, его лицо…
– Да как ты смеешь опаздывать, жалкий слуга! – взбешенно прошипел Асколп и схватился за плеть, которую он всегда носил за поясом.
Я, все еще не отдышавшись, медленно попятился назад.
– Стой на месте, щенок, и повернись ко мне спиной! – рявкнул монах и замахнулся.
Я повиновался и потянулся снимать хабиту. Господи, помоги мне! Пусть будет лишь три удара…
Удар!
Правая ладонь… Но… Я не успел снять с себя хабиту! Как же так? Я сел на корточки и закрыл голову руками, чтобы мой мучитель не убил меня на месте…
Еще удар!
Спина…
И снова удар! Пояс. Во рту появился солоноватый привкус крови… В… все?
Удар!
Снова пояс… За что? Я же не так сильно опоздал!
Снова удар!
Спина… Я качнулся и уперся руками в каменный пол, судорожно сглатывая кровь и слезы.
Удар!
Левое плечо… Я… больше не могу сдерживать крик и дрожь. Больно… Как же больно! Почему? Почему именно я?! Почему именно я должен изо дня в день терпеть насмешки монахов, адский труд и постоянные избиения? Кто-нибудь… Прошу…
Удар!
Я истошно закричал и завалился на бок, переставая сдерживать дрожь. Я обхватил себя руками и пытался поставить ноги, чтобы отползти от боли… Больно… Слезы сплошным потоком лились по моему лицу, не оставив сухого места. Изо рта быстро потекла струйка свежей крови… Несправедливо больно!..
Спустя некоторое время, когда сознание, наконец, вернулось, я открыл глаза и медленно повернул голову. Что?.. Этого… просто не может быть! Монсеньор держит своей рукой плетку Асколопа, а тот сидит на полу и яростно смотрит на Вэйда.
– Я сказал достаточно! – крикнул монсеньор.
– Да как ты смеешь… – прошипел монах, поднимаясь.
– Это не ты должен наказывать моего слугу! Это моя задача и только я имею право хлестать Петра и никто больше из вас! Я дал тебе ударить его только потому, что Петр это заслужил…
Мое сердце споткнулось… Заслужил? Я… это заслужил?
– Однако я не просил тебя избивать его, я бы даже сказал, что вообще не позволял тебе его бить.
– Да на кого ты свой голос поднимаешь, щенок?! – взбесился монах и, резко вырвав из рук монсеньора плетку, замахнулся на него. Асколп… хочет ударить моего господина? Никогда! Пока я жив, не будет этого! Я рывком поднялся и толкнул Вэйда в спину. Тот не ожидал этого толчка и упал на пол, повернув ко мне голову с полными изумления глазами.
Удар!
Щека…
– А-а-а-а! – закричал я и схватился за рассеченную щеку. Я бешено стал крутить глазами и случайно зацепился за лица других монахов. Все они… Улыбались! Улыбались моим страданиям? Я почувствовал теплоту и липкость на ладони. Кровь… Опять моя кровь! Слезы, уже переставшие бежать, хлынули с новой силы… Господи, почему? Зачем я подставился под удар? Зачем я защитил своего господина, который тоже считает, что я виноват! А в чем я виноват? В своем существовании? В том, что однажды заупрямился и захотел служить монсеньору до конца жизни? Неужели, когда граф Фландрский предлагал мне служить ему, я сделал неверный выбор? Господи… За что так больно?
– Если ты решил, что так защитишь своего господина от наказания, ты сильно… – начал Асколп, но вдруг он, как подкошенный, рухнул на пол.
Я удивленно опустил взгляд и увидел, как монсеньор выставил ногу вперед, а его рука упиралась в коленный сгиб монаха. Монсеньор встал и, подойдя к Асколпу, ударил того по лицу. Тот никак не отреагировал, только его глаза расширились от изумления и уже ничем не сдерживаемого бешенства. Видимо, он никак не мог предположить, что монсеньор так нагло себя поведет, поэтому опешил.
– Что здесь происходит? – вдруг раздался леденящий душу голос позади меня.
Этот голос… Неужели это действительно он?
– Кюре Гуго! – крикнул кто-то из монахов.
Монсеньор и Асколп дружно посмотрели за мою спину, а я… боялся обернуться. Я уже не знаю, чего стоит ждать и чего стоит бояться, поэтому просто подставил свою спину, Боже Всемогущий! Защити меня, раба своего грешного! Защити меня от его холодного негодования! Защити от его глаз!
– Кюре! – первый опомнился Асколп. – Эти двое опоздали на утреннюю молитву! И я стал наказывать слугу, но тут этот… граф напал на меня!
– Это так? – холодно произнесли за спиной.
Монсеньор промолчал.
– Значит, ты защитил своего слугу, Вэйланд? – продолжил допрашивать Гуго.
Вэйд поджал губы, но упрямо посмотрел на аббата.
– Что ж… Мне все понятно, – заключил Гуго, а затем… – Повернись, Петр!
Что-то внутри меня оборвалось… Страх захлестнул меня, и я забыл как дышать… Но не исполнить приказ я не мог, иначе… А что может быть хуже того, что происходит сейчас? О нет, я ошибаюсь. Это не Асколп, это Гуго, а он точно знает, как надо поступать с провинившимися… Хватая ртом воздух, я медленно повернулся и опустил взгляд.
– Посмотри на меня. Не бойся.
Господи… Господи, защити! Я, цепляясь за каждую складку белоснежной хламиды аббата, поднял голову и посмотрел прямо в ясно-голубые глаза Гуго. И почувствовал, как теряю над собой контроль. Я чувствовал себя жалким грызуном, смотрящим на огромного орла, пикирующего с неба, грызуном, не в силах чего противопоставить хищнику или убежать. Я… просто ждал смерти.
– Опусти руку.
Я покорно исполнил приказ, отнимая ладонь от кровоточащей щеки. Глаза аббата сузились, и я вздрогнул.
– У тебя идет кровь. Сегодня можешь отдохнуть. Я освобождаю тебя от утренних молитв, работ в конюшне и вечерней тренировки на сегодня. Вылечи свои раны. А тебе, Асколп, – переведя взгляд на монаха, продолжил аббат, – я наставительно рекомендую оставить плетки и начать наказывать провинившихся, оставляя их без обеда. Иначе провинившимся можешь стать ты.
Странно, Аббат сказал это совершенно спокойно, но по всему моему телу пробежали испуганные мурашки. Я… боюсь этого человека!
– Тебя же, Вэйланд, я оставляю без обеда и отправляю сегодня вечером вместо Петра в конюшню.
Кюре прикрыл глаза, выждал несколько секунд, а затем развернулся и стал удаляться от нас.
И только когда Аббат скрылся из виду, я позволил себе спокойно вздохнуть. Мне показалось, что весь зал выдохнул. Да-а, Асколп по сравнению с Гуго младенец.
– Петр… – тихо кто-то тронул мое плечо.
Я опомнился и обернулся. Подняв взгляд, увидел мужчину лет двадцати на вид с небольшой черной щетиной на щеках, темными, слегка отливающими серебром волосами и добродушными зелеными глазами. А еще я случайно заметил, что в зале уже никого нет… Неужели я здесь так долго стою? Мужчина выжидающе смотрел на меня.
– В… вы что-то хотели? – едва совладав со своим языком, выговорил я и, скривившись, схватился за щеку.
– С тобой все в порядке? – обеспокоенно спросил мужчина.
– Д-да, все в порядке, мессир… – я замялся, не зная, как обратиться к нему.
– Одо. Или Эд. И можно без формальностей. Я здесь тоже чужой, – улыбнувшись, простодушно ответил мужчина.
Чужой? Этот-то дворянин? Да не может быть такого! Он же… Хотя, если подумать, я живу здесь уже почти год и ни разу еще не слышал такого странного имени, иначе бы точно запомнил его. И его улыбку. А ведь он понимает, что улыбается жалкому крестьянину! Или же он себя заставляет это делать? Зачем? Может, чтобы надо мной посмеяться?
– Не нужно… Заставлять себя… – начал я, чувствуя как ослабевает мой голос.
– Что?
– Не нужно… заставлять себя… Мне улыбаться, – сокрушенно прошептал я и, развернувшись, пошел прочь.
И почему он так жесток? Ведь он сегодня уже видел смешную сцену с избиением крестьянина, неужели захотелось еще?
Я закусил губу и почти выбежал из Аббатства. Холодный воздух ударил мне в лицо, и я глубоко вдохнул его. Ничего. Все образуется. Я привыкну и к этому… А сейчас у меня другая задача. Я должен залечить свой порез. Когда снял с себя бинты год назад, я внимательно рассмотрел растение, которое лечило меня. У него были большие круглые листья, а временами попадались странные колосья, больше всего напоминавшие несозревшую пшеницу. Пшеница…
Несмотря ни на что, я скучал по полю, я всегда любовался им, когда выходил на пастбище. Необъятное, еще зеленеющее море от дуновения ветерка призывно шумело и волнами манило к себе… Но я никогда не мог подойти к нему… Но сейчас, когда я направился в поле, мое сердце радостно забилось в ожидании долгожданной встречи. Я почти влетел в шумный золотисто-зеленый океан колосьев и с наслаждением вдохнул сладковатый воздух… Хорошо… Я расставил руки и поднял голову к небу, пытаясь впитать в себя весь запах этого маленького мира… Моего мира! Холодный ветер играл моими волосами, и я наслаждался этим мгновением. Боже, как же хочется, чтобы этот день никогда уже не заканчивался! Но резкая боль прервала мои мечты. Ветер лезвием скользнул по раненой щеке, и я, скривившись и снова прижав руку к щеке, двинулся дальше. Сейчас у меня другая цель. Я должен найти то растение, иначе мне не выжить.
Я двигался по полю, в безумной надежде отыскать это целебное растение. По счастью, было лето и скорее всего растение должно быть где-то неподалеку…
Касание…
А-ах, плечо! Как больно! Я обернулся и увидел запыхавшегося Одо. Тот согнулся и уперся рукой в колено, пытаясь восстановить дыхание.
– Как же… Ты быстро… Ходишь… – глубоко дыша, произнес Одо и, подняв голову, улыбнулся.
Я удивленно смотрел на эту улыбку и никак понять не мог, зачем ему все это?
– Ты… не понимаешь, Петр. Поверь, я тебе улыбаюсь не потому что себя заставляю, а потому что хочу, – отдышавшись и отпустив мое плечо, выговорил Одо.
Что? Он хочет мне улыбаться? Быть такого не может! Кто ж будет улыбаться бесполезному слуге?
– Но… Почему? Я же…
– Да, ты крестьянин, – перебил меня Одо, не переставая улыбаться, – но помни, хоть мы и не равны, мы все еще люди.
Люди… Не может быть! Я же обычная рабочая сила! Я домашний скот, как он может видеть во мне человека? Зачем так глупо врать?
– Зачем вам это?
– Что?
– Что вы хотите мне доказать, говоря такое? – тихо, все еще не уверенный в собственных словах, спросил я.
Да, за всем этим благодушием стоит какой-то скрытый смысл, жаль, что я никак понять не могу, какая выгода улыбаться крестьянину. И все же… Саранча на поля! Как же мне хочется, чтобы он говорил чистосердечно!
– Доказать? Хм… – протянул Одо и нахмурил брови, но почти сразу его лицо разгладилось, – я хочу доказать тебе, что не вижу в тебе животное. Ты… мне брат.
Брат?! Я дворянину? Вот так шутка!
– Конечно, не по крови, – как-то виновато добавил Одо и почесал затылок, – но, может, это прозвучит и неправильно, но я бы хотел, чтобы ты перестал видеть во мне своего врага. Поверь, я не подниму на тебя руки, даю тебе слово дворянина.
Я широко раскрыл глаза и уставился на Одо, не веря собственным ушам. Этот человек… Только что дал мне, крестьянину, слово дворянина? Кто-нибудь, скажите, что мне все это мерещится, что это всего лишь бред искалеченного, что это все ложь… Но почему? Почему я надеюсь, нет, я просто жажду, чтобы это все не оказалось сном?
– Если тебе нужна моя помощь…
– Вы… знаете…
– Не надо формальностей, когда мы наедине, хорошо, брат? Хоть я и граф, но меня никогда не называли на «вы».
Брат… Как же это слово греет мне душу! В голове пронесся образ младшей сестры, и я не смог сдержать легкой улыбки. Арли… Спасибо! Твои молитвы были услышаны! Бог меня не оставил!
– Вы… не знаете, какое… Растение имеет круглые листья и колосья, похожие на несозревшую пшеницу?
– Хм… Думаю, ты имеешь в виду подорожник. Он растет дальше. Где-то за полем. Может, ты его найдешь рядом с мельницей?
Не думаю. Почему оно должно расти так далеко от поля, ведь мельница в двухстах шагах от Аббатства, когда как поле прямо перед ним? Хотя я ничего не знаю про подорожник, кроме как того, что это лечебное растение. Но… Что еще важно, этот граф мне все же нагло врет. Конечно, не существует такого сеньора, которого крестьянин бы назвал просто по имени или обратился к нему как к равному. Видимо, он сказал это, чтобы я не чувствовал себя жалким… Неужели он действительно готов пожертвовать своей гордостью ради моего отношения к себе?
– С… спасибо, – медленно проговорил я, кивнул головой и тихо добавил: – Мессир, вы первый, кто так обратился к крестьянину… Уже за это я вам буду благодарен до конца своей жизни… Но прошу, не нужно мне врать о том, что к вам никто не обращался на «вы». И позвольте мне тоже вас уважать.
Граф удивленно вскинул брови, но я уже развернулся и быстро побежал к мельнице. Конечно, Одо соврал мне, думаю, почти во всем. Разве что… Может быть, он действительно искренне мне улыбнулся? Может, он не видел меня жалким крестьянином, может, он увидел во мне человека? Э-эх, странные все-таки эти военные монахи!
Я ухмыльнулся и ускорился. Когда я прибежал на мельницу, то почти сразу нашел маленький кустик этого лечебного растения за дверью мельницы. Господь Бог, благодарю тебя за то, что прислал мне Одо! Я сорвал несколько листочков и приложил их к щеке. Саранча на поля, больно! Но… Эта боль другая… Она какая-то… Успокаивающая…
Хотя вечно ходить, прислонив руку к щеке, я не могу. Мне нужно как-то освободить руку, но как? Лоскуты ткани. В прошлый раз у меня тоже были такие. Жаль, что те я выбросил, боялся духов прошлого… Я стащил с себя хабиту и осмотрел ее. Плохо. В нескольких местах она порвалась из-за плетки… По телу пробежало отдаленное эхо боли. Я сел возле ближайшего дерева и стал рвать рукав хабиты. Жаль, конечно, одежду, но жить мне хотелось больше. Из-за того, что рукав в нескольких местах порвался и стерся, я смог довольно скоро сделать несколько хороших длинных лоскутов. Что ж, приступим к залечиванию ран. Медленно, очень медленно я обвязал свою щеку и затянул повязку, не переставая шипеть от боли. Хорошо, одной проблемой меньше. Осталось еще залечить спину, поясницу и плечо… Но листьев подорожника, что у меня имеются, не хватит, а значит, придется вставать… А как не хочется! Опираясь о дерево, я не спеша поднялся и пошел к видневшемуся вдали лесу.
Я отошел от мельницы уже довольно далеко, когда, наконец, смог собрать достаточное количество листьев.
Но как я ни старался, завязать на себе лоскуты у меня не получалось. Саранча на поля, что же делать? Хм… может я прислонюсь спиной к дереву и подложу между корой и кожей эти лечебные листья? Другого выхода я не вижу. Я завязал на дереве лоскуты и, как мог, прикрепил к ним листья, а затем сел возле него и стал ждать.
А здесь красиво. Солнце, уже склоняющееся к закату, окрашивало дальние холмы в приятный зеленоватый свет, а Аббатство приобретало вид сказочного замка… «А ведь еще не поздно. Я могу сбежать…»
Эта внезапная мысль застала меня врасплох. Что? О чем я только думаю? Куда сбежать? От кого сбежать?
От боли, нашептывало сознание.
От боли… А разве от нее возможно сбежать? Не верю.
А разве тебя избивали, когда ты был дома?
Нет… Но все равно!
Что «все равно»? Петр, опомнись! Здесь тебя, несмотря на ободряющие слова странного Одо, все еще ждут унижения и избиения! Тебя даже монсеньор предал!
Предал?.. Нет, он не предавал.
Тогда что означает его фраза «Он провинился»?
Я… Нет, все это страшный бред. Это все… Неправда! Я схватился руками за голову и стал рвать на себе волосы. Не верю… Никогда не поверю! Это все ложь! Вымысел! Неправда! Господин… Он другой!
– Петр! – крикнул кто-то издали.
Я вздрогнул. Кто… Меня зовет? Я что… Опять что-то сделал не так? Саранча на поля, что происходит?
– Петр… – вдалеке стал появляться чей-то силуэт.
Черная тень быстро росла, и вскоре я смог различить женскую фигурку, но ее лица я так и не разглядел.
– К… кто вы?
Женщина протянула мне руку и… Я каким-то чудом увидел на лице неизвестной улыбку.
– Арли?..
– Петр! – голос стал мягче, хотя понять, кто это, я все еще не мог.
Да что происходит? Кто она? Что она хочет от меня? Вдруг внутри меня что-то сжалось. У меня плохое предчувствие…
И в то же мгновение далеко, рядом с горизонтом, что-то полыхнуло. А в следующий миг Аббатство заволок дым и огонь. Пожар! Огромные языки пламени в одно мгновение поглотили центральный фасад и начали подниматься к башням. Но ведь там…
– Монсеньор! – запоздало крикнул я и вскочил.
Как это могло произойти? Ведь сейчас мирное время, так откуда появился огонь?!
– Петр! – уже громко позвала женщина и в одну секунду оказалась совсем близко. Рядом с ней кто-то шел… Боже праведный! По моему лицу потекли холодные струйки пота, я перекрестился.
– Отец… Как ты… Ты… ты должен быть мертв!
Женщина рассмеялась, а мужчина сделал шаг ко мне, но я отпрянул назад, перекрестив мужчину. Дыхание участилось. Что?.. Как?.. Он же погиб! Погиб вместе с родителями Вэйда. Так как? Как он может здесь стоять и улыбаться?!
Отец сделал еще один шаг и тут же послышался отдаленный грохот. Я с ужасом перевел взгляд на Аббатство, но… не нашел его! Была лишь выжженная земля и чудом уцелевший флаг Аббатства с мечом и перекрещенными ключами.
– Монсеньор! – крикнул я и побежал, выставив руку перед собой.
Нет… Не может быть такого! Он не мог… Этого не могло произойти!
– Петр! – прокричал отец, но я оттолкнул его и продолжил бежать к Аббатству.
Женщина залилась еще более жутким смехом. Это не матушка, кто эта странная женщина?
Но вдруг меня схватили за плечо и сильно потрясли. Да что, что происходит?! В отчаянии я зажмурился, а когда открыл глаза увидел перед собой Гуго. Тот тряс меня за плечо. Кюре внимательно и несколько обеспокоенно смотрел на меня своими ясно-голубыми глазами.
Что? Неужели это был… Взгляд метнулся к Аббатству. Хвала Богу! Это был всего лишь сон! Нет, все же кошмар. Ночной кошмар… Саранча на поля, я уснул! Как долго я проспал? Я же должен еще заточить оружие и… А, вспомнил. Я дал себе расслабиться, именно потому что сегодня ничего не должен. Какое… приятное чувство! Но та женщина… Кто она была? И почему у меня такое… ужасное чувство?
– Петр, ответь мне! – потребовал аббат.
– Д-да, кюре! – я попытался вскочить, но мне надавили на больное плечо и я, подавив в себе болезненный вскрик, осел обратно на землю.
– Хорошо… – тихо проговорил аббат и прикрыл глаза.
Что… Он от меня хочет? Неужели он был встревожен тем, что я долго не отвечал? И вообще, что он здесь делает, случайно ли он меня нашел или же…
– К-кюре, – тяжело выдохнув, начал я, – вы что-то…
– Ты так и не перевязал свою спину? Дай я тебе помогу. не мог бы ты встать?
– К… как прикажете, кюре, – промямлил я и поднялся.
Аббат быстро отвязал от дерева мои лоскуты и занялся моим лечением. Саранча на поля! Как больно! но надо терпеть… Надо… еще потерпеть. Почему Гуго решил помочь мне? Я думал, он накажет меня, за то, что я не сумел исполнить его приказ, а он…
– Закончил, – сообщил кюре и присел около дерева. Кивком головы он указал мне на место, возле себя. Я повиновался.
– Мне нужно с тобой поговорить, – как-то устало произнес Гуго.
– Со мной? – только и смог спросить я.
Я не знал, что и думать. Кюре точно ничего не путает? Неужели он хочет поговорить со мной о моем изгнании из Аббатства? Но за что? За опоздание? Или, может, он хочет что-то узнать о монсеньоре? Вариантов становилось все больше, но чем дольше я думал, тем сложней мне становилось дышать. Почему-то мне не представлялись «хорошие» темы для разговоров с крестьянином.
– Петр, – начал Гуго, – сегодня ты опоздал…
– Такого больше…
– Не перебивай меня, – попросил аббат, и продолжил: – Дай мне закончить.
Я кивнул и напряг слух.
– Это опоздание, насколько я понимаю, уже не первое.
Саранча на поля, он знает! Знает, что в последний месяц я стал все чаще опаздывать из-за монсеньора и собственной усталости. Я затаил дыхание и быстро вспомнил все молитвы, что знаю.
– Ты не справляешься со своей работой.
Проклятие… Проклятие, не надо! Не продолжайте, умоляю вас!
– Если честно…
Не надо!!! Не отнимайте у меня последнее! Не забирайте монсеньора!
– Я думал, что ты протянешь меньше… Ты удивил меня, Петр. Целый год ты выполнял все, что от тебя требовали, не раз был избит и унижен и все равно продолжил служить своему сеньору. Другой бы уже сто раз сбежал, а ты остался… И мой вопрос такой: почему? Ты так сильно предан Вэйланду? Что он тебе сделал, что ты не покидаешь его ни на минуту и всегда готов заступиться? Кто он тебе, раз ты терпишь боль ради него? Я все путешествие ломал голову над этим вопросом, но никак не мог найти правильный ответ… Не подскажешь?
Аббат слегка повернул ко мне голову и скосил глаз, выжидающе глядя на меня. О чем он? Он все путешествие пытался понять, почему я так привязан к своему господину?
Гуго молчал, ожидая моего ответа.
– Кюре… Вам не стоило…
– Не надо переводить тему, Петр.
– Кюре… Я… Вэйд… Точнее монсеньор… Он… Он для меня господин и только!
– Разве?
Нет. Конечно нет. И он, и я понимаем, что это не так. Вэйд… Он мой… Нет, крестьянин не имеет права на дружбу с дворянином, пусть и без графства, пусть и без титула! Я… Я…
– Я понял, – тихо произнес Гуго.
Я повернул голову к нему и увидел улыбку на устах. Неужели он… догадался? Читает мои мысли? Да как он мог понять меня? Пока я был в замешательстве, аббат встал и, отряхнувшись, направился в сторону аббатства.
– Кюре!
– Отныне и до твоего ухода из Аббатства я освобождаю тебя от обязанностей конюха, а также тебе больше не нужно посещать утренние молитвы и вечерние тренировки. Я лично буду заниматься твоим воспитанием и обучением.
Я ведь ослышался, да? Мне же послышалось, что он снял с меня все обязанности крестьянина?
– Я договорился с ближайшей деревней, и нам будут посылать крестьян для ухода за скотом. Ты обязан будешь сосредоточиться лишь на своем обучении, тебе многое предстоит понять и изучить. Не думай, что твоя жизнь стала проще. Скорее даже сложнее. Следующие пять лет я не буду покидать Аббатство, ведь мне предстоит многому тебя научить.
Я… Ничего не мог сказать. Слов не осталось. Только что меня освободили от обязанности быть крестьянином, и кюре лично будет заниматься моим образованием. Почему? Из-за чего? Что заставило его сделать это? Ведь я никто, домашний скот! Так почему?!
– Почему?..
– Ты не такой как все, – бросил Гуго, не оборачиваясь.
Не такой… Как все? Что он имеет в виду? Почему он так решил? Могу ли я принять его предложение? Или это все же приказ? Душа требовала ответа хоть на что-то… Хоть на какой-то вопрос…
Но Аббат уже скрылся из виду. Опомнившись, я вскочил и побежал за ним. Догнать! Его обязательно нужно догнать и узнать все! Я подбежал к мельнице и огляделся. Где же… Где же Гуго? Видимо, он прошел не через поле, а в обход, через пастбище! Зачем? Чтобы я его не догнал? Если это так, то аббат совершил ошибку. Я догоню. Я узнаю все, что меня интересует. Он ответит на мои вопросы! Обязательно ответит! Я сорвался с места и помчался к конюшне.
Я бежал так быстро, как мне позволяло мое состояние и мои раны, но уже через несколько минут я, тяжело дыша, остановился. Добрался до пастбища лишь когда начало темнеть. Остановившись, чтобы перевести дух, я огляделся. Нет… Я его не вижу! Даже силуэта нет… Неужели он меня обманул?
Я уже собирался побежать дальше, но вдруг меня окликнули:
– Постой, Петр. Мне надо тебе кое-что сказать.
Я оглянулся и увидел в дверном проеме конюшни Вэйда. Он стоял, скрестив руки на груди и пристально смотрел на меня. Его руки… Красные? О нет!
– Монсеньор, вы порезались? – подлетел я к Вэйланду и схватил его за руку, но тот оттолкнул меня из-за чего я упал на землю.
– Пустяк, – сказал Вэйд, скрещивая руки.
И снова это странное чувство. Будто чего-то не хватает… Чего-то очень важного…
– Значит… Теперь ты ученик кюре…
Откуда он узнал? Может, все-таки Аббат проходил здесь? Тогда…
– Я…
– И не смей отказываться! – рявкнул Вэйд, видимо, подумав, что я оправдываюсь. Он подошел ко мне и, смотря на меня сверху вниз, произнес: – Я был уверен, что это должно было произойти. Что ж… Я рад, что и у тебя теперь все хорошо.
Я опешил. Он… радуется? Может… Он все-таки… Нет, нет, жалкий крестьянин! Не смей даже думать о дружбе с ним! Ведь он мой господин! Господин… Картина, что я видел, стала расплываться. Не смей плакать, Петр! Ты не можешь, ты права не имеешь!
– М… Монсеньор…
– Я уже давно думал, как тебя поздравить с этим и, наконец, придумал. Я всегда знал, что оружием ты не владеешь. Разве что только этим…
Монсеньор ушел вглубь конюшни, а через несколько секунд… Я не поверил своим глазам…
– М… монсеньор… Как… Зачем… Ведь я… Где вы…
– Это твоя награда за терпение и за то, что всегда находишься рядом, Петр. Она твоя.
В руках Вэйланд держал маленькую из какого-то черного металла косу. Боевую косу. Изогнутое лезвие было заточено так хорошо, что им можно было и дерево разрубить! Рукоять из черного дерева выглядела удобной, а на самом кончике я заметил вырезанную летучую мышь…
– Монсеньор… Я не могу…
– Бери, Петр, это приказ.
Дрожащими руками я схватился за рукоять и блаженно выдохнул. Идеально. Идеально легла в руку, легкая и удобная.
Я… Я самый счастливый человек на свете!
Я упал на колени и, выронив косу, схватил руку господина и поцеловал ее, но вдруг… Вэйланд снова отдернул руку, но было поздно. Я понял, что это за странное чувство. Перстень! Не хватало фамильного перстня Ребелей! Так вот на какие деньги монсеньор купил эту косу! Но как он мог продать фамильный перстень?! Ведь это последнее, что осталось от его родителей! Так зачем? Неужели ради…
– Монсеньор… Зачем?
– А ты думал, на какие деньги я нанял лекаря, чтобы тот вылечил тебя год назад? – холодно произнес Вэйд и развернулся, – ты бы лучше сам о деньгах подумал и об Арли.
Арли? Деньги? Что он имеет в виду?
Боже Праведный! Монсеньор прав! Ведь за весь год я не послал матушке и Арли ни одного письма, но поклялся себе не забывать их! Саранча на поля, какой же я жалкий человек!
Когда я поднял голову, монсеньора уже не было, а дверь конюшни оказалось закрыта. Я вскочил и помчался к Аббатству. Но… Я почему-то не переставал улыбаться, сжимая в руках подаренную монсеньором косу. Саранча на поля, мне дали второй шанс. Шанс все изменить. Шанс проявить себя и шанс стать нужным монсеньору и моей семье. Сегодня… Да, именно сегодня я стану другим. Я больше никогда не забуду про свою семью, а забуду о себе. Я не буду жалеть себя или монсеньора, но буду помогать нам обоим. Сегодня я стану настоящим военным монахом!
Глава 7. О Первой коммунальной хартии
13 лет спустя…
1076 год от Рождества Христова
Париж. Франция
– Все ли готово, Петр?
– Да, монсеньор, вам не нужно волноваться.
– Одо?
– Не стоит за него переживать.
– Как долго кюре будет в отъезде?
– Еще две недели его в Клюни не будет.
– А…
– Если что-то пойдет не так, пути отхода я продумал. Но они не потребуются.
– Дьявольское отродье, Петр! Мне даже похвалить тебя хочется! Однако сейчас не время… Начинай, Петр!
– Слушаюсь, монсеньор!
Я опустил наконечник стрелы в масло, а затем поднес его к огню. Лезвие, обмотанное тряпкой, вспыхнуло.
Свист!
И буквально через пару минут в небе появился маленький огонек, а за ним, уже меньше, еще один и еще, и еще… Вэйд удовлетворенно хмыкнул и, сжав бока Черта, отправился на запад.
Началось. По моим расчетам, через четверть часа сюда прибудет конница, а до этого необходимо открыть ворота. Жаль, что другой пешки не нашлось… Придется все делать самому.
Убрав лук за спину, я погладил по гриве Ладью, гнедую кобылу с белым пятном на крупе в виде небольшого треугольника, и тронул поводья, направляя ее прочь из города. Больше двух месяцев я искал этот секретный проход и, наконец, обнаружил его. Он оказался в водяной мельнице на Сене, недалеко отсюда, но за пределами города. Следовало поспешить, иначе стража может узнать о лучниках. Я нагнулся и тихо стал цокать языком. Ладья фыркнула и сменила неспешный аллюр на галоп. Благо, сейчас ночь, иначе бы передавили всех мирных жителей…
Даже не верится, что этот день, наконец, настал. Мы готовились почти четверть года, собирали солдат и недовольных, узнавали секретные данные, нужные сведения и все это ради одной единственной подписи короля… Ради свободы всех крестьян от этого непосильного налога…
Мои мысли прервал звук текущей воды. Сена. Значит, тайный проход уже близко. Я снова погладил по шее Ладью и сжал ей бока. Мое сердце невольно дрогнуло от предвкушения. Не могу дождаться! Наконец, Арли сможет жить счастливо! Через несколько минут я уже спешился и подошел к двери мельницы. Как странно. На двери висит большой амбарный замок. Впрочем, это меня не остановит.
Я достал из-за спины косу и невольно улыбнулся, взглянув на летучую мышь, вырезанную Вэйдом. И хоть я вырос, и рукоять косы стала мне коротка, я не мог заменить подарок монсеньора. Наоборот, я приспособился и стал использовать ее как одноручное оружие.
Удар!
Треск!
Замок беспомощно повис, не в состоянии меня сдерживать. Я выбросил цепь, убрал косу и распахнул дверь. В комнате было темно, но я точно знал, куда мне идти. Выставив руку впереди себя, чтобы не удариться обо что-то, я подошел к дальней стене и нащупал на полу небольшое отверстие. Отлично! Значит, тот страж не соврал… Резким движением я поднял крышку. Саранча на поля, ничего не видно! Я поднял голову, и… Ай! Больно! Я стукнулся макушкой о стол, под которым и был тайный проход.
Потирая ушибленный затылок, я медленно вышел из мельницы. Саранча на поля, а вот и первый просчет! Как я мог не учесть, что в подземелье может быть темно? Спокойно, Петр. Все еще можно исправить. Я мельком взглянул на небо и заметил маленький огонек. Осталось всего десять минут, до того как конница вступит в пределы города! Нужно срочно что-нибудь придумать. Рука непроизвольно схватилась за косу. Думай, Петр! Где можно быстро добыть огонь? Внезапно ладони что-то коснулось. Ощупав, я понял, что это было оперение стрелы. Стрела? Но как она мне поможет? Небо, река, небо, река… Что же делать? Как развести костер из одной искры? Да и как добыть ту самую искру? Искра… Точно, искра! Ее можно высечь! Но что дальше? Неподалеку от реки есть небольшое дерево. Почти засохло… Странно, почему? Ведь река совсем близко… А впрочем, какая разница? Главное, оно сухое! А значит, я могу поджечь одну из веток и использовать ее как факел!
Не теряя больше ни минуты, я рванулся с места и, на ходу вытащив косу, мощным ударом срезал ветку. Затем вытянул из-за спины стрелу и поднес ее к ней. Затаив дыхание, я опустил косу и прислонил ее к стреле.
Чирк. Чирк… Загорись, прошу!
Чирк!
Маленькие искорки, похожие на крошечные солнца, вылетели из наконечника и упали на сухую ветку. Та мгновенно вспыхнула из-за сухих листьев. Отлично! Теперь нужно обезопасить себя от ожогов. Достав из колчана стрелы, обмотанные тряпками, я поднес одну из них к огню. Давай, загорись! Огонь неохотно переполз на тряпку и, немного потрескивая, стал увеличиваться. Получилось! А теперь нужно торопиться!
Бросив ветку в Сену, я побежал к мельнице, закрывая свободной рукой маленькое пламя. В потайном проходе я обнаружил каменные ступени, уводящие куда-то вниз. Быстро спустившись по ним и сменив одну стрелу другой, пошел по длинному подземному коридору.
Ладья не убежит. Она слишком верна мне, я ей верю.
Кажется, в проходе давно никого не было. Коричневые от света пламени стены из старого камня были увешаны тонкой паутиной, а под ногами так и шныряли испуганные крысы. Благо хоть развилок нет, иначе бы пришлось туго. Сменив еще пару стрел, я заметил вдалеке изменение в кладке стены. Подойдя поближе, я обнаружил небольшое кольцо с потухшим факелом. Первое на всем пути! До этого я не заметил ни одного. Странно все это. А может быть… Я схватился за факел, и внезапно тот поддался и опустился. Ничего не произошло… Неужели ловушка? Раздался жуткий грохот, и кладка рядом стала медленно отъезжать в сторону. Я подождал еще пару секунд, но темных провалов и ядовитых шипов так и не появилось. Обошлось! Здесь такая же система тайных проходов, как и в Аббатстве. И это мне только на руку… Довольно хмыкнув, я заглянул в образовавшийся проем.
Саранча на поля, это же подвал! Большие деревянные бочки, свисающие с потолка окорока… Если бы мне надо было захватить дворец, я бы уже победил. Однако сейчас передо мной другая задача. Проклятие, я надеялся, что тайный проход не выведет меня прямо к королю! Мне нужно как-то незаметно пробраться к воротам и открыть их… Но ведь сейчас здесь полно стражи! Лучники, конечно, обеспечат поддержку и снимут стражу со стен, но как быть с караульными под стенами? Думай, Петр, ты же должен был рассчитать это! Конечно, я учел столь важный фактор и хотел послать предателя-стража вместо себя, но того убили вчера, и я не успел придумать запасной план. Саранча на поля, Петр! Ты опять не услышал кюре и забыл его главный урок!
Клятвенно пообещав себе никогда не придумывать только один план, я, наконец, зашел в подвал. Пахло гнилью. Не думал, что Филипп I будет так пренебрежительно относиться к продуктам на случай осады. Неужели он действительно полагает, что стены настолько крепки, а воины столь храбры, что ни один враг не сможет даже приблизиться ко дворцу? Наивный! Да его первый же страж предал!..
Опасность!
Отпрыгнул в сторону и достал косу.
Удар!
По руке пробежала дрожь. Отлично, значит я попал в кого-то рукоятью. Мое лезвие находится либо за спиной противника, либо за шеей. Я слегка подтянул косу на себя.
– Ч-чернь! – крикнул нападавший.
Саранча на поля, ничего не видно! Свет от горящей стрелы почти исчез, и тень скрывает его лицо. Судя по силуэту, это мужчина. В руках он держит что-то тяжелое. Не успей я увернуться, я бы уже испускал дух!
– Да как ты с-смеешь?.. – прошипел мужчина и снова поднял руки, чтобы обрушить на меня тяжесть, но я подтянул косу, и нападавший пошатнулся. Послышался звук упавшей туши. Я опустил глаза и чуть не засмеялся. Боже, он что, хотел ударить меня окороком?
– А… Отпусти меня! – потребовал мужчина.
Странный у него голос. Тонкий, почти писклявый… Но не может же он быть ребенком! Ведь ребенок никогда бы не осмелился убить или хотя бы поднять руку на человека. К тому же его силуэт слишком большой для мальчика. Увидеть хотя бы лицо! Я потихоньку вытащил стрелу с тряпкой и стал нагибаться. Мужчина, тяжело дыша, присел вместе со мной, увлекаемый косой. Кажется, он волнуется. Все-таки не может он быть солдатом. Чувствую это… Я поднес стрелу к огню и, когда та загорелась, увидел испуганное лицо… юноши? На вид ему было лет шестнадцать. Его короткие каштановые волосы слегка вились, лицо было в странных коричневых пятнышках, а карие глаза смотрели на меня со страхом и ненавистью… Но его худые плечи, поношенные сапоги и странный зеленовато-желтый камзол, доказывали, что этот человек стражем не является.
Одной проблемой меньше, но… эти глаза… В них проступает решимость и чистая ненависть. А ведь, если подумать, он мог меня убить, не увернись я тогда. Какая редкость – увидеть столь преданного короне человека! И еще… чуть раньше он назвал меня чернью… да и обратился он ко мне на «ты», а значит… Надо проверить мою догадку.
– Отпусти меня! – снова крикнул парень.
Проклятие, если он продолжит кричать, меня найдут! Левой рукой я закрыл ему рот и переместился за его спину, опустив косу. Нагнувшись к его уху, я прошептал:
– Я не собираюсь убивать вас, мессир.
Парень, пытавшийся сначала брыкаться, остановился и исподлобья удивленно посмотрел на меня. Господь Бог, как мне повезло! Этот юноша действительно аристократ! А значит, он может стать прекрасным заложником… Но мне не нравится брать заложников. Это мерзко и подло. Интересно, смогу ли я его убедить помочь мне? Хотя не думаю, что дворянину будет по душе услышать о нашем с Вэйдом плане… Но если что-то пойдет не так, я в любой момент могу им воспользоваться в качестве жертвы, как бы противно мне не было. Мои чувства не важны, главное – это справиться со своей задачей и не подвести Вайда. Ведь от того, смогу ли я открыть ворота вовремя или нет, зависит наше с монсеньором будущее. Но одну черту пересечь я не смогу, даже если это поставит под угрозу весь план. Убивать или причинять боль этому юному аристократу я не могу. Права не имею, ведь мы с ним не равны.
– Я прошу вас не кричать, мессир. Я прибыл сюда, чтобы спасти вас.
Мальчик недоверчиво посмотрел на меня. Проклятие, ненавижу непродуманные планы, но уже поздно отступать. Господь, пусть мне повезет!
– Я крестьянин, и в Амьене у меня есть сестра. Она трудится в поле не покладая рук, вспахивает и сеет, доит коз и варит сыр. Но почти все продукты, что она сделала, отправляются как оброк феодалу. Феодалу, у которого на столе всегда бесплатный хлеб, молоко и сыр. Он ничего не сделал для того, чтобы получить это! Конечно, наша семья пользуется его землями, поэтому часть еды нам необходимо отдавать феодалу… Но лишь часть! А он отбирает все и дальше больше! И хорошо, что кроме сестры, матери и монсеньора у меня никого нет. Но во многих семьях не меньше пятнадцати детей! И в итоге крестьяне, не справляющиеся со своими обязанностями, либо умирают от голода, либо погибают под пытками феодала. А знаете, к чему это приведет? К восстаниям среди крестьян. Будут убиты многие дворяне, вы тоже можете оказаться в опасности. Я не могу больше закрывать глаза на это. Не могу даже представить, что моя сестра станет убийцей, а дворяне – ее жертвами! Не допущу этой глупой войны… Так я думал и посылал бесчисленные письма королю. Но его Величество глух. Он не слышит мольбы своих подданных, поэтому нам пришлось прибегнуть к насилию. Я пойду на это и буду использовать любые методы ради своей сестры и ради мира… Ради справедливости!
Парень внимательно посмотрел на меня, а затем осторожно прикоснулся к моей руке. Я отпустил его и сел на одно колено. Господи, только бы все получилось! Только бы сгнившие аристократические правила не успели коснуться этого мальчика! Только бы я не ошибся…
– Значит… Ты пришел сюда ради справедливости?
– Д-да… – запинаясь, ответил я.
Не думал, что буду так волноваться. Но от его решения в буквальном смысле зависит моя жизнь и успех всего плана!
– Тогда… Иди и предотврати эту глупую войну! Что мне нужно сделать? – вскинув голову и посмотрев на меня горящими от решимости глазами, крикнул он.
Я мысленно выдохнул. Слава Богу! Я не ошибся в нем. Мне не придется переступать через свои правила!
– Мессир, я пробрался в замок тайно, поэтому, если стража меня найдет, меня убьют. Прошу, не кричите!
Парень поджал губы и кивнул.
– Мессир… У меня есть одна просьба. Прошу вас стать моим заложником.
– Ш… что?
– Это временная мера! – сразу пояснил я, – Клянусь именем монсеньора, я не причиню вам вреда.
Саранча на поля, только бы Вэйд не узнал об этом случае!
Мальчик напряженно посмотрел на косу. Я понимаю, почему он мне не доверяет, но у меня совершенно нет времени, чтобы исправить это! Давай, дворянин, прояви силу воли хоть раз за свою короткую жизнь!
– Хорошо. Я позволю тебе взять меня в заложники.
В мгновение ока я подскочил и, схватив мальчишку за руку, полетел к двери из погреба. Отлично. Благодаря этому аристократу, я смогу пробраться к воротам, и даже если меня заметят, стража ничего не сможет сделать. Не теперь. Хотя даже если бы парень не согласился, я бы просто оставил его в погребе без сознания. Меня стража не посмеет убить. Но все равно оставался шанс того, что даже это никак не подействует на защитников замка и меня бы зарезали.
Стало трудно дышать… Как сложно оставаться спокойным, рискуя собственной жизнью! Но другого выхода нет. Я смогу выжить и принести монсеньору победу!
Я остановился перед дверью и прикрыл глаза. Вдох… Господи, защити раба своего и даруй удачи! Выдох… Да станет имя твое солнцем и дарует мне силы! Вдох! Да будут битвы за веру священны!
Я распахнул дверь и метнулся к ближайшему темному углу коридора, все также волоча за собой аристократа.
Где-то впереди дрожит маленький огонек. Я прикрыл глаза и прислушался. Трое… У всех мечи… Что-то волокут… Странные шаги! Ощущение, будто… Я выбежал из своего убежища и ринулся к свету, но почти сразу остановился. Так я и думал!
– Слы-ыш.. Ик! Ты… Ик!… Из ка-акой… – невнятно гаркнул пьяный страж с помутневшими от выпивки темными глазами и косматой спутанной бородой. Он вместе со своими товарищами тащил уснувшего друга.
Мерзость! Неужели это та самая королевская армия, в которую мы с монсеньором так хотели вступить?
– Я захватчик, – спокойно произнес я.
Страж внимательно, но тупо уставился на меня, пытаясь сообразить, что нужно сделать.
Я показал ему дворянина и приставил к его горлу косу.
– Т… Ты-ы! – зло зарычал бородач, бросив своего друга, выхватил меч и пошел на меня. Вернее, попытался.
Большой, саранча на поля! Но мне не раз приходилось сталкиваться с подобными великанами. А этот еще и пьян… Отпустив парня, я подскочил к приближающемуся стражу.
Удар!
Страж покачнулся и жалобно вскрикнул. Подскочил к двум другим.
Свист!
Удар!
Оба упали без сознания, не успев выхватить мечи. Мне сейчас не нужны смерти, но и стражи тоже. Через три-четыре часа проснутся. Я поднял косу, подбежав к удивленному до глубины души парню, схватил его и помчался дальше по слабо освещенным коридорам. Благодаря нескольким неделям, потраченным на изучение карт, я знаю замок как Клюнийское Аббатство, поэтому свободно ориентируюсь в нем. Здесь поворот налево, потом еще раз… Теперь в эту дверь – и вот уже совсем близко южная стена замка…
– Крестьянин! И где ты…
– Мессир, не стоит вам сейчас говорить, – не оборачиваясь, бросил аристократу я, – собьете дыхание и придется делать остановку, а времени и так почти не осталось.
– Времени для чего? – недоверчиво спросил юноша.
Я не стал отвечать и мельком взглянул в ближайшее окно. И в ту же секунду мое сердце споткнулось… Маленький огонек в небе… Они уже совсем близко! Скорее, нужно открыть ворота, иначе монсеньора могут увидеть, и тогда… Я тряхнул головой и побежал быстрее настолько, насколько это было возможно. Саранча на поля, мальчишка уже задыхается… Это последний коридор. За дверью выход на плац, а дальше ворота…
– Стой! Ты… Неужели бежишь к воротам?
– Да.
– Но…
– Нужно открыть ворота для монсеньора, – нехотя пояснил я и остановился перед дверью.
Приложив ухо к деревянной створке, я прикрыл глаза и прислушался. Едва различимый звук шагов… Видимо, страж всего один или их двое… Сейчас самый опасный момент. Именно на этой стене находится колокол тревоги. Если хоть один защитник замка ударит по нему, на плаце появится целая армия, с которой мне никак не справиться. Даже если я успею открыть ворота, меня убьют раньше, чем спасут мои братья и монсеньор.
Рука задрожала… На лице чувствую холодные капельки пота… Страх… Опять это чувство овладевает мной и заставляет совершать ошибки. Но я перебарывал его много раз, а значит, и сейчас тоже смогу! Все получится. Все просто обязано получиться!
– К-крестьянин? – взволнованно окликнул аристократ.
Я взглянул на него и слегка улыбнулся.
– Мессир, спасибо, что помогли мне. Дальше я справлюсь сам. И да, меня зовут Петр.
Не дожидаясь ответа, я открыл дверь и вылетел на плац.
Четверо стражников. Двое на стене с луками, двое совсем рядом с копьями.
– Н… нарушитель!
– Убить на месте!
– Бейте в колокол!
Колокольня слева. До колокола можно добраться, лишь поднявшись на стену. Чтобы добежать, стражнику понадобится меньше четверти минуты…
Я стянул лук со спины.
Свист!
Ближайший к колоколу страж упал на колени и завалился на бок.
Опасность!
Прыжок назад.
Удар!
Промах.
Стражник с копьем сделал два лишних шага. Стрелу на тетиву, и…
Выстрел!
Защитник выронил копье и присел. Его рука в крови. Нельзя останавливаться! Саранча на поля, страж на стене почти добрался до колокола!
Положить стрелу на тетиву… Выдох…
Выстрел!
Рука дернулась, и стрела попала стражу в плечо. Проклятие! В таком состоянии он все еще может добраться до колокола! Я запрокинул руку назад. О нет! В колчане осталась всего одна стрела! Саранча на поля, только этого не хватало! А тем временем страж на стене подбирался к колокольне. Еще немного, и я не смогу его остановить! Прицелившись, я глубоко вздохнул и отпустил тетиву…
Опасность!
Прыжок в сторону.
Чирк!
Проклятие, стрела попала в стену. Воспользовавшись этим, раненый страж зашел в колокольню. Нет! Если он сейчас позвонит в колокол…
Звон!
Проклятие, нет! Я не успел!
Взревев от бессилия, я выхватил косу.
Взмах!
Страж, который, выиграл пару секунд, повалился на землю. Страж, который подписал мне смертный приговор… Неужели… Это конец?
Звон!
Нет. Нет! Я не позволю всему так закончиться! Я пожертвую собой, но открою эти проклятые ворота!
Быстро оглядевшись, я нашел на стене возле окованных железом ворот механизм в виде огромного колеса с ручками. Отлично! Нужно всего лишь повернуть колесо, и тогда ворота…
Звон!
Сорвавшись с места, я подлетел к механизму, отбросил косу и лук и схватился за ручки.
Скрежет… Скрежет…
Медленно, очень медленно, прикладывая всю силу, я поворачивал колесо. Давай, поддайся!
Скрежет… Скрип!
Створки медленно стали двигаться… Получается! Собрав все остатки сил, я снова сдвинул колесо… И снова… И снова… И!..
Опасность!
Отскочив в сторону, я обернулся и увидел лучника. Он доставал из-за спины стрелу, злобно ухмыляясь, и целился в меня.
Звон!
Черт, только его здесь не хватало. Я резко сместился влево и подбежал к лучнику. Тот натягивал тетиву…
Выстрел!
Отклонил корпус.
А теперь удар в сгиб колена!
Лучник упал на землю. Схватив руку нападавшего, я выхватил его лук.
Удар!
Он без сознания.
Звон!
Проклятие, времени в обрез! Я подбежал к колесу и снова схватился за ручки. Лучник остался лежать.
Скрип…
Еще два оборота… Двух оборотов хватит, чтобы монсеньор…
Опасность!
Я пригнул голову.
Чирк!
Стрела отлетела в сторону. Еще один лучник? Но обернувшись, я увидел перед собой целое войско. Человек двенадцать, вооруженных луками, целились в меня. Не спрятаться и не увернуться! Меня расстреляют на месте! Руки похолодели, дыхание сбилось. Давай, Петр! Перебори страх! У тебя есть еще шанс выжить!
– Не стрелять! – крикнул я и запустил руку под кольчугу. – Я посланник брата его величества Филиппа I Гуго Великого! У меня послание к его Величеству!
Выудив из-под кольчуги сверток, я поднял руки.
Не стреляют! Значит, они попались на мою уловку.
– Дай взглянуть! – скомандовал один из стражей.
Я протянул руку со свертком. Конечно, это неправда. Не знаю я брата короля, зато хорошо знаком с Гуго Клюнийским. Если мои догадки верны, то Аббат имеет вес при дворе короля, а значит, его подпись должна сыграть свою роль.
Подошедший страж, по всей видимости, был командиром ночной смены. Ясные голубые глаза сузились, а его рука в перчатке недоверчиво взяла бумагу. Я знал, что Гуго никогда не одобрит наш план, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как подделать документ и подпись кюре. В конце концов учеником Гуго я являлся больше тринадцати лет.
Глаза стража дрогнули, и он снова посмотрел на меня.
– Ты привез важный документ королю?
– Да.
– Покажи.
Я послушно достал хартию. Документ, который освободит всех крестьян от уплаты оброка феодалам, если его подпишет король.
Развернув хартию, мужчина вчитался в убористый почерк.
Стараясь сохранять спокойствие хотя бы на лице, я решил рассмотреть стража получше. В отличие от своих подчиненных, командир носил кудрявую хорошо расчесанную бороду, черная кожаная форма безукоризненно чиста. Очевидно, командир не терпит грязь, даже в перчатках ходит! Видимо, дворянин. На слегка вытянутом лице видна сосредоточенность, а в глазах проступает легкая усталость.
Стоп. Эти глаза… Я точно знаю, что где-то их уже видел. Вот только где? Ясно-голубые, опасные глаза внимательно проверяют каждую букву и при этом создается впечатление, будто ему совершенно неинтересно, что там написано. Кто же он? Не могу вспомнить!
– Значит, ты прибыл, чтобы показать его Величеству это? – складывая пергамент, уточнил командир.