Загадка вечности

Горит. Самый большой собор во всей Испании, а, возможно, и во всем мире… Горит. Дым медленно поднимается к залитому алым светом небу и пачкает его черной сажей.

Я вытащил трубку изо рта и стряхнул истлевший табак. Пытался отвлечь себя от столь печального зрелища. Бесполезно. Взгляд постоянно поднимался ко все еще полыхающему кресту на самой вершине собора. Удивительно. Он должен был упасть первым после начала пожара, а кажется, что он только-только занимается. Крест медленно тонет в алом море, я даже могу разглядеть, как сначала стопы, затем бедра, потом торс и, наконец, голова Спасителя исчезают в адском пламени.

Чертовы фанатики! Я думал, испанцы уже покончили со всей инквизицией, но кто же мог знать, что их варварские методы им полюбились? Подумать только! Они спалили Дом Господа ради того, чтобы убить бессмертных! И кто же поверит в такую чушь? Они всего лишь убрали неугодных им людей таким ужасным методом…

Я не выдержал и вынул из сумки крохотную табакерку из красного дерева, открыл ее и достал щепоть табаку. Закурил.

Выпустил дымное колечко и тяжело вздохнул, едва сдерживаясь, чтобы что-нибудь не уничтожить.

Проклятие! Всего на четверть часа я задержался, а в итоге… В итоге погибли невинные люди. Нет. Я отнюдь не задержался…

Я опоздал. Уверен, они все вместе пошли в этот собор. Уж слишком часто я видел их всех вместе. Что-то сближало этих странных чудаков. Что-то… чего мне не суждено понять.

Я продолжил курить, дожидаясь, пока последние языки пламени исчезнут в вечерних сумерках. Разумеется, я не жду, что кто-то из той пятерки спасется. Но они заслуживают достойных похорон, с отходной и отпущением грехов. Хотя нет. Не все из них достойны покаяния. Неужели мне придется хоронить и того омерзительного графа?

Я снова тяжело вздохнул. А ведь действительно придется. Петр же его любил. Странный старик. Все время ходил за ним, как привязанный, а смотрел как на идола или даже Бога… Неужели в мире все еще осталась такая рабская привязанность?

Смеркается. Свет от собора почти перестал исходить, и я медленно поднялся на ноги. Как бы то ни было, нужно побыстрее закончить с похоронами. Не люблю возиться с мертвыми, мне больше по душе живые.

Трубка погасла, и я спрятал ее в пиджак. Надо торопиться. Холодает.

Я быстро пошел к огромной дыре, зияющей в ближайшей ко мне стене. Я слышал, что Петр завалил проход и несколько часов сопротивлялся угарному газу и пикам испанцев. Удивительный старик! Никто и получаса не смог бы простоять против целого отряда пикинеров, а этот перебил почти всех.

Осторожно пролез через дыру и невольно остановился. Зрелище… поистине омерзительное. Я на секунду отвернулся, подумав, что меня сейчас вырвет.

Весь собор был залит кровью, то тут, то там виднелись разные отрезанные части тела пикинеров. Я собрался с духом и снова посмотрел на место бойни.

Десятки солдат лежали в разных частях собора, но больше всего трупов было в центре. Там же возвышается какое-то древко…

Я подошел поближе и снова отвернулся, в этот раз закрыв рукой рот.

Сомнений быть не может. Я везде узнаю это квадратное лицо со шрамом на щеке. Это Петр. С колом в сердце. Чудовища!

Пригвоздили его, словно боялись, что он снова поднимется! Да куда уж ему? Его одежда изорвана, огромное тело мужчины как будто собаками разодрано! Но он… все еще каким-то чудом сжимает в руке косу, с которой никогда не расставался. Видимо, оружие сломалось во время сражения, а концом древка Петра и прибили к камню собора.

Я снова потянулся за трубкой, но остановился. Не время. Сейчас надо закончить свою работу. Я взглянул на лицо Петра. Не самое красивое, должен признать. Широкий подбородок, большой нос, шрам на щеке, словно его плеткой хлестнуло, тонкие сухие губы… Все уже холодное и неподвижное. Лишь только глаза, эти странные изумрудные глаза как живые пристально и с какой-то потайной болью, вопрошающе смотрели на меня. Готов поклясться, что он еще жив, хотя это априори невозможно.

Я взглянул на кол. Нельзя его так хоронить. Нужно выдернуть. Я дотронулся до дерева… Но почти сразу отдернул руку. Не могу. Просто не могу.

Так, соберись, тряпка английская! Я снова взглянул на древко. И стыдливо отвел глаза. Неужели у всех остальных такие же колья? И мне придется вытаскивать их все? Кстати… А где остальные четверо?

Я огляделся. Странно. Не вижу ни конского хвоста графа Люциуса, ни золотистой шевелюры его брата Фернандеса. Да и графа Вэйланда с княжной Еленой что-то не видать… Куда они могли подеваться?

Плевать. Потом отыщу их, а сейчас мне надо вытащить кол из тела бедного Петра.

Я выдохнул, схватился обеими руками за дерево и…

Хвать!

– Боже праведный! – закричал я и свалился с ног.

Рука Петра… РУКА ТРУПА СХВАТИЛА МЕНЯ!!!

– Мессир… – тихо простонал… О Боже, только не говорите, что это был Петр! – прошу… вас… не трогайте…

О, конечно, Петр, не волнуйся, и не подумаю больше! Я поднялся на ноги, готовый уносить ноги от этого проклятого места, но рука покойника все еще сжимала мою дрожащую кисть.

– Подо… ждите… Мне… нужна помощь…

Помощь?! Да тебе экзорцист нужен, Петр! Я беспомощно открывал и закрывал рот, не зная, смогу ли вообще хоть что-то сказать лет через десять.

– Все… живы, – вдруг выдавил труп, – они все… еще живы… здесь… – рука Петра, наконец, отпустила мою кисть и ударилась об пол собора.

О чем он? Бредит, что ли? Да уж конечно, после смерти только этим и можно заниматься! А может, брежу я? Табак какой-то плохой попался, или дыма надышался?

– П… петр, – наконец простучал я зубами, – ч-что п-происходит? Ты… ты все еще жив? Но как? Где остальные? Зачем вы пошли в этот собор? Зачем на вас напали пикинеры? Господи, что вообще здесь произошло?

Петр слегка улыбнулся и медленно опустил веки, а затем так же не торопясь поднял их.

– Все… здесь… Прочти… Но… молю… мессир Леон… Не рас… рассказывайте о… о нас…

И труп затих. А труп ли он? Или же он все-таки жив? И где все остальные? Он сказал, что они все живы… Неужели он тянул время, чтобы его спутники сумели сбежать?

– П… прости… те… Петр… А где граф Вэйланд фон Ребель? Где ваша жена и где братья?

Труп снова разлепил веки. О Боже, к этому невозможно привыкнуть!

– Они… дома… И я… очень хочу… домой…

Я поджал губы. Мой взгляд все метался между колом и его зелеными глазами, бессмысленно созерцающими темное небо.

– Петр… Быть может, если я… вытащу эту деревяшку, ты сможешь?..

Петр сделал едва заметный поворот головой.

– Мессир… молю… прочи… тайте… Это… важнее…

На этот раз он уже точно лишился сил. Его веки больше не двигались, да и губы стали леденеть.

Я не выдержал и снова закурил. Да, не каждый день болтаешь с человеком, у которого кол в сердце. Подумать только, Петр и вправду бессмертный! Никогда бы не поверил, не увидев собственными глазами и самолично не поговорив с трупом.

Я бросил взгляд на остальных покойников. Никто больше признаков жизни не подавал. Полагаю, бессмертными были только Петр и остальная компания.

Я посмотрел на темнеющее небо. Сколько он уже живет? Сотню лет? Тысячу? Теперь становится понятно, откуда взялась такая привязанность к графу Вэйланду. Он ведь наверняка коротал свою вечность с ним.

Вечность… Что за громкое слово? Несет в себе столько обещаний и надежд, а затем так безжалостно дарит боль и отчаяние… Ведь лишь прожив вечность, человек способен узреть все пороки, все самые грязные и низкие желания человечества. И, напротив, за столько лет можно научиться дружбе, преданности и любви, ведь человек не способен понять этих столь удивительных явлений за свой короткий век… За вечность можно повидать сотню битв и войн, перенести все болезни на этом свете, прочувствовать самый страшный голод и даже перестать бояться Смерти. Он ведь и вправду ее ждет. Уже столько веков он надеется ее увидеть…

Бессмертные не принадлежат времени. Люди, с которыми он был хоть как-то связан, обязательно покинут его, дома разрушатся, государства падут. Быть может, даже само Небо было для него когда-то другим… Когда-то очень давно.

Я докурил и поднялся. Мой взгляд невольно упал на пол. Под рукой Петра я заметил какие-то черные закорючки. Сдвинув ладонь, я смог разглядеть их получше.

Буквы! Перед смертью Петр сумел что-то написать. Глаза пробежались по полу. Да тут целый дневник бессмертного! Я прошел вдоль стен собора и, наконец, сумел отыскать начало записей. Проклятие, ничего не видно! А, у меня же свечи есть! Я их забыл сегодня вытащить из сумки. Хорошие черные неосвященные свечи, которые я специально покупал на уходящей луне. Я невольно улыбнулся. Вот и пригодился товар, не зря весь день носил их с собой. Я зажег одну, поставил на пол рядом с началом повествования и принялся читать…

Пролог. На коленях перед трупом

Он как-то грустно улыбнулся и медленно открыл глаза. Две слепящие молнии его глаз сверкнули с новой силой, но лишь на короткое мгновение. Его губы дрогнули, и он тихо прошептал:

– Я… умираю… Помоги… ей!

– О чем вы? Монсеньор, как вы можете так говорить? Вы бредите, я же ваш… Ведь именно она!..

Граф усмехнулся, но в следующее мгновение закашлялся. Из его рта хлынула та самая кровь, которую я когда-то уже видел.

– А ведь… – снова начал он, откашлявшившись, – если п-подумать… Ты был для меня в… первую очередь…

Нет! Он не посмеет этого сказать! Ведь я… Ведь он… Он…

– Монсеньор, не говорите! Я… Я убью ее и исцелю вас!


– Не с-смей!.. – сквозь разрывающий душу кашель, прохрипел граф, а затем он, собрав в себе все остатки сил, продолжил: – Помнишь, что ты должен сделать, П-петр?

Я… Нет, этого не случится! Я не позволю ему…

– М-монсеньор… Нет… Нет! Не будет этого! Не будет! Я… Я спасу вас, я все…

– Петр! – крикнул граф и зашелся в отчаянном приступе кашля. В приступе, который доказывал, что он не при смерти, а что еще жив! Не дам я вам упокоиться! Вы… Ты будешь жить! Ты обязан!

– Ты… не поймешь! Это… Ее… Любовь ко…

И ты осекся… Впервые в жизни, ты не закончил мысль. Впервые в этой долгой изнурительной жизни тебе не хватило воздуха для того, чтобы сказать это банальное, но столь важное для меня слово… Твои вечно яркие серебристые молнии в глазах напоследок вспыхнули и потухли в омуте тьмы… Твои веки медленно опустились, и последний вздох вырвался как-то небрежно, как-то слишком… по-человечески… Монсеньор… Мой… друг… Прости меня. Это я должен был тебя остановить! Это я виноват, что ты умер! Это я! Я во всем виноват!


Любовь?! Какая к дьяволу любовь, если ты лежишь прямо передо мной с кинжалом в спине? Как ты мог так просто взять и бросить меня?! Ведь я столько всего ради тебя сделал, ведь именно ты заставил меня жить дальше и вытянул с того света! Почему? Почему ты меня не послушал и организовал эту глупую войну против смертных? Почему все так обернулось?


Я не смог удержаться и упал на колени перед трупом… Перед своим господином и другом… Мои глаза наполнились слезами, и несколько тяжелых черных капель упали на тело Вэйда. Рядом кто-то всхлипнул. Я обернулся и увидел женщину. Ту самую женщину, из-за которой…


Не прощу!

Кровь вскипела во мне, и ярость, смешанная с чистой ненавистью, захлестнули меня, заставляя забыться и действовать, опираясь лишь на чувства боли и желания хоть как-то восполнить столь большую дыру в моем проклятом сердце. Я медленно встал и также не спеша подошел к женщине. Та не обращала на меня внимания. Ее взгляд был прикован к телу Вэйда. Взгляд, исполненный невыносимой болью и одиночеством. Я не выдержал:

– Да как ты смеешь так смотреть на него? – крикнул я и схватил женщину за горло.


Та хрипло вскрикнула и только сейчас соизволила посмотреть на меня.


– Как ты посмела? Как ты посмела предать его чувства? Как у тебя наглости хватило предать его? Ведь мы… Ведь ты же… – слов у меня не хватало, поэтому я зарычал и начал сдавливать ее горло.


Да, мне хотелось ее убить. Мне хотелось, чтобы ее остекленевшие глаза отражали ненависть и страх. Мне хотелось, чтобы она почувствовала тоже, что и я! Я хотел передать ей всю свою боль, обиду и одиночество.

Прикосновение…

Она нежно провела ладонью по моей руке и печально посмотрела в мои глаза. А затем тихо, одними губами, прошептала:


– Я чувствую то же, что и ты…

И только сейчас я понял, что все это время не переставал плакать. Тягучие отвратительно-грязные слезы медленно срывались с моего подбородка и падали на залитый кровью моего друга пол. Я… Я не смог ее задушить. Я медленно отпустил ее горло и рухнул перед ней на колени. Но затем мне пришла в голову мысль. Такая банальная и простая мысль. Я попытался ее отогнать, попытался воззвать к своему рассудку, но впервые в жизни чувства помешали мне мыслить здраво.

Я опустил голову, а затем услышал легкий смешок. Затем еще один и еще… Смех стал нарастать, и вскоре он превратился в безудержный и совершенно безумный хохот. И только спустя какое-то время я понял, что смеялся я…


– Забавно получается, – начал, отсмеявшись, – теперь, когда моего господина нет, я обречен. Все, кого я любил, убиты и сожжены! Люциус, Фернандес, Елена… и даже Вэйланд… Все вернулись в свое время, все смогли освободиться от этого проклятия Эликсира… и только я, последний из бессмертных, я, самый жалкий из всех слуг, что увидел мир, остался жив! Жив! Но вот я стою на коленях, безоружен и не способен убить даже того, кого хотел бы убить больше всего на свете… Так чего ждать? – Я снова начал смеяться. – Убей меня! Убей меня так же, как и его! Отправь меня туда же, куда и его! Я в любом случае умру, ведь я исчадье тьмы, я не человек! Так…

– Убей меня! – в один голос сказали мы с ней.


Я опешил. Что… Что она сказала? Она хочет, чтобы я ее убил? Я снова поднял голову и посмотрел на нее. Ее глаза отражали решимость. Она не шутила о своей смерти…

– Убей меня. Пожалуйста, – тихо прошептала она.


– Ты… – недоуменно начал я.


– Любишь его так же, как и я, – закончила она.


Что? Она любит его? Как же так? Зачем тогда она…


«Тебе не понять…» – раздались в голове прощальные слова Вэйда…


И я осознал. Она хочет умереть? Отправиться к Вэйланду, чтобы и там мучать его бедную душу? Как бы не так! Я не позволю ей умереть! Я заставлю ее пожалеть о том, что она совершила!


– Я не убью тебя, – тихо произнес я, вставая с колен. – Я никогда не прощу тебя за то, что ты сделала.


Да, все именно так. Она не должна увидеть Вэйда еще раз. Я защищу своего господина, своего друга от этой безумной! Она пожалеет о том, что не убила меня!

Внезапно я заметил странную улыбку, промелькнувшую на ее лице. Такая незаметная, мимолетная, но такая же безумная… Неужели такая же была и у меня?

– А знаешь, я тоже не смогу тебя простить за то, что ты сделал, – произнесла Дочь Волка и тоже поднялась. – За твое предательство ты будешь наказан вечным одиночеством.


Я изумленно посмотрел на нее, а женщина быстро обошла меня и, не оборачиваясь, добавила:

– Я лично прослежу, чтобы ты страдал до скончания времен! – А затем она также быстро покинула собор.

Откуда? Откуда она узнала, что я предал Вэйда, дабы защитить его? Нет. Нет, она лжет! Я не предавал своего господина! Я ведь понимал, что этим все закончится, поэтому и пытался защитить Вэйда от этой женщины. Я лишь хотел, чтобы он жил!

Жил? А разве он получал удовольствие от своей жизни? Разве он радовался каждому дню, как делал это раньше? Неужели, это я заставлял его жить? Неужели я заставлял его жить ради себя? Нет… Нет, это не так! Ведь тогда в Иерусалиме именно он заставил меня жить вечно! Он, а не я! Я не… я не виноват! Но в последние годы… Он так часто говорил о бессмертии, о муках, даруемых вечностью…

Неужели он… и вправду ждал смерти? А я… так глупо полагал, что он рад жить, а на самом деле я просто не хотел, чтобы он оставлял меня одного! Я никогда не спрашивал, хочет ли он жить, потому что был полностью уверен в ответе и только сейчас я понял, что ошибался… И эта ошибка причиняла моему господину такую боль и страдания, что он не смог стерпеть ее и, может быть, именно поэтому сблизился с ней? Нет! Не может такого быть! Не мог он предвидеть свою собственную смерть, ведь он был ослеплен этой вечной любовью…

Я еще долго стоял и смотрел куда-то в пустоту, пытаясь сконцентрироваться, но тщетно. Мои мысли постоянно возвращались к ее словам. Не знаю, сколько времени прошло, может час, а может, и год. Когда я смог наконец-то сдвинуться с места, я обернулся, чтобы взглянуть на монсеньора, но его уже не было. Лишь черный пепел был на месте, где еще недавно лежал Вэйд… Неужели история моего друга также превратится в пепел и развеется ветром, как и его тело?


Нет. Я не дам ему совсем исчезнуть! Пока во мне живут воспоминания, он будет жить, хочет он этого или нет! Дьявол, я опять заставляю его делать то, что хочется мне. Не по правилам это…

Я не смог сдержать улыбки.

Плевать. Я заставлю его снова ожить, но теперь ради себя! И я, вассал, запечатаю своего господина в книге, написанной по моим воспоминаниям. Благодаря мне, все узнают настоящего Вэйда! Пусть весь мир узнает о Вэйланде фон Ребель де Вермандуа, последнем графе из древнейшего французского рода.

Да, теперь я чувствую, как по моим венам снова побежала кровь. Я ощущаю ее кипение от предвкушения и, думаю, нет, теперь я точно уверен, что это и есть мое предназначение в этой бесконечно долгой и совершенно никчемной жизни!

Я огляделся в поисках бумаги или хоть какого-то ее аналога, но так ничего и не нашел. Саранча на поля, мало мне было жизненных испытаний, так еще и нужно найти то, чего нет! Ведь из-за того, что мы проиграли, я не могу выходить из этого собора. Собор… Вот оно! Вот то самое место, которое и запечатлит жизнь моего господина. Это будет и новая месть Богу, который посмел забыть одного человека, своего верного раба! Я снова заставлю его вспомнить, и пусть это будет стоить мне жизни, а Бог покарает меня, хотя… Чем Всевышний сможет меня удивить? Может ли вообще быть хуже, чем сейчас? Значит, у меня нет выбора.

Я снова огляделся в поисках хоть какого-то пишущего средства.

Взрыв!

Осколки стекла, обломки опоры и каменной плиты взлетели в воздух и снова обрушились на землю, образуя небольшую дыру в стене моего убежища. Из расщелины послышались чьи-то угрожающие крики и радостные восклицания… Мои губы тронула легкая улыбка. Навевает воспоминания… С тех самых пор как я именуюсь Петром Пустынником, я не раз уничтожал Дома Господа. Арлетте бы не понравилось…

Я поджал губы и оглядел остатки подпорок на стене, а затем вытащил косу из-за спины.

Удар!

Несущая балка треснула и обрушилась, увлекая за собою всю стену. В итоге «дыра» была завалена. Я оглядел стены и понял, что сама конструкция сможет выдержать еще пару-тройку часов, а затем обвалиться, похоронив меня под ней. Что ж… Я опустил глаза и наткнулся взглядом на маленький тлеющий уголек. Видимо, от взрыва снаружи что-то загорелось. Забавно, и что же быстрее произойдет? Я умру под обломками или же от угарного газа, а может, эти вандалы ворвутся и подарят мне вечный покой? В любом случае моя жизнь сократилась до нескольких часов… Я поднял уголек и, опустившись на колени, написал:

«Приветствую, убийцы и грешники! Вряд ли я смогу увидеть ваши прекрасные искореженные от гнева и ненависти лица, но, надеюсь, вы это прочтете. В моем распоряжении осталось несколько часов, дабы поведать вам о столь многом, поэтому, я, пожалуй, начну свое повествование. Забавно. Так мало времени… Всего несколько часов, чтобы описать целую вечность…

Эта история о человеке, которого все признают несуществующим. О «выдуманной» личности, прожившей придуманную жизнь… О человеке, приручившем Вечность и победившем саму Смерть!..»

Глава 1. О выборе, поменявшем ход истории

956 лет назад…

1062 год от Рождества Христова.

Амьен. Франция.


Саранча на поля, не нравится мне это утро! Вот хоть считайте меня неверным, но это воскресное утро проклято, уж не знаю почему. Мое предчувствие, предчувствие двенадцатилетнего парня, еще ни разу не обмануло, и если оно твердит, что сегодня нельзя выходить даже на воскресную мессу, я не пойду… Так бы я хотел сказать, если бы не моя сестра. Я усмехнулся. Конечно, моя вера в Иисуса тверда и непреклонна, но по сравнению с ее набожностью, я неверующий. Да и к тому же, сегодня Пасха! Сестра очень хочет пойти в церковь, послушать проповеди, но без меня она этого сделать не сможет, ведь…

– Братик, ты сегодня планируешь вставать?

Я вздрогнул и повернул голову. В дверном проеме стояла девочка лет семи на вид с прекрасными, но необычного цвета первого выпавшего снега волосами, приятными, немного скругленными чертами лица, маленьким носиком и большими ярко-зелеными глазами. Это моя младшая сестра Арлéтта.

– Христос воскрес, братец! – весело прощебетала Áрли.

– Воистину, – ухмыльнувшись, коротко бросил я и встал с постели.

– Почему ты все еще в постели? – подражая тону матушки, спросила Арли и надула губки.

– Арли, Смерть Господня, куда ты торопишься? Ведь еще только светает, а в церковь лишь при сумерках надо идти.

– Я знаю, но… – сестра неожиданно замялась и, тряхнув белоснежной головкой, снова весело заулыбалась. – Но ведь мне нужно узнать, купил ли ты свечку для храма?

Саранча на поля, а я забыл… Но ведь не признаваться же Арли, что я забыл такую важную мелочь!

– А ты сомневаешься в своем брате?

– Нет, но…

– Петр, дьявольское отродье, где ты научился так долго спать? – раздался резкий повелительный голос из окна.

Арлетта вздрогнула и перекрестилась, а я мысленно выдохнул и поднялся на локтях, чтобы увидеть лицо зовущего. Конечно, это мог быть только он. Высокий, немного худощавый парень, одетый в белоснежную камизу1 с поверх накинутым черным, как смоль, коттом2. У него были черные, цвета вороньего крыла волосы чуть выше плеч, резкие черты лица, ястребиный нос и всегда пронизывающий и такой холодный серебряный взгляд… Он стоял в золотистом поле пшеницы, скрестив руки на груди и недовольно глядя на меня.

– Монсеньор, простите мою медлительность! Я сейчас же отправляюсь к вам!

И, взглянув на свою сестренку, развел руками, мол, надо, а затем прямо с кровати выпрыгнул в окно и помчался к монсеньору, графу Вэйланду фон Ребéль. Точнее, бывшему графу. Его семья лишилась титула и земель из-за мятежа, устроенного семьей Ребелей против короля Генриха I, когда Вэйд был еще совсем маленьким.

– Bastardo3, как же долго ты спал! Ты заставил меня ждать! – довольно и почти величественно произнес Вэйд. Он подал мне руку для поцелуя. Я опустился на одно колено и поцеловал его перстень с прекрасным голубым камнем. На камне была высечена летучая мышь, которая расправила крылья и скалила свои маленькие клыки. Герб графов Ребелей.

– Куда отправимся, монсеньор? – снова выпрямившись, осведомился я.

– В город, на торговую площадь. Там у меня есть одно важное дело.

– Осмелюсь спросить, какое?


– Важное, – отрезал Вэйланд, а затем развернулся на каблуках и двинулся прочь от моего маленького с немного покосившейся крышей дома. А в окно за нами наблюдали два ярких изумруда… Я последовал за своим господином.

– Неужели твоя младшая сестренка тебе не доверяет? – вдруг спросил Вэйд, когда мы отошли от нашего дома.

– Почему вы так решили?

– Проклятие, зачем же Арли так долго и пристально на тебя смотрит, если она тебе доверяет?

Я улыбнулся.

– Она слишком хорошо меня знает, и она единственная, кто всегда может определить, когда я лгу.

– Ты врешь, – заметил Вэйланд.

Я улыбнулся и поправил:


– Разумеется, и вы тоже всегда можете распознать мою ложь.

Вэйланд ничего не ответил, только закинул руки за голову и продолжил идти по направлению к городу.

Спустя некоторое время мы уже подходили к воротам Амьена. Ах, Амьен… Маленький пограничный городок, который… так дорог мне. Город состоит всего из трех улиц, церкви, десятка домов, торговой площади и, само собой, форта. Каменные стены построили еще в прошлом веке, хотя на нас еще никто не нападал. В центре торговой площади находился большой колодец, к которому мы и подошли. Отовсюду доносились крики прохожих, скрип колес телег, груженных камнем, сыром, пшеницей и мешками с мукой, но все это меркло рядом с громкой руганью торговцев. Какая-то бабка трясла перед носом прохожего ощипанным, но уж больно тощим цыпленком, а под лавкой я приметил воришку примерно моего возраста, быстро спрятавшего под лохмотьями сыр с прилавка. Бедный, может, ему стоит дать кусочек…

– Пошел прочь, мелкий оборванец! – крикнул кто-то совсем рядом. Я обернулся и…

– Монсеньор, осторожней! – я дернул господина назад и тот не устояв, упал в грязную лужу.

Всадник поднял коня на дыбы, чтобы остановится, а затем, обернувшись, крикнул:


– Щенок, что ты под копыта лезешь? Жить надоело?


– Это ты смотри куда коня направляешь, bastardo! – монсеньор был необычайно зол. Он бросил на меня испепеляющий взгляд, но ничего не сказал и самостоятельно поднялся.

– Что-о? – вскипел всадник и замахнулся, чтобы хлестнуть Вэйда кнутом!

Монсеньор, осторожнее!

Удар!

Хлыст прошел по моим рукам, выставленным для защиты лица. Боль шипяще разлилась по ладоням, заставляя судорожно дернуться. Я мельком взглянул на свои руки. Бил со всей силы, останутся синяки.


Тут к нам подъехал другой всадник и со смехом произнес.


– Что, Адемар, с оборванцем что-то не поделил?


– Замолчите, барон, чума тебя забери!


– Ой ли! Ты посмотри-ка, на кого ты наехал! – пропустив мимо ушей слова другого дворянина и заметив нас, сказал барон. – Как же, как же! Ах, какое громкое дело было! Вся Франция собралась тогда в Париже! Бедная Жанна, а ведь она была прелестной женщиной! Я даже хотел предложить ей свои услуги, конечно, до того, как она стала мятежницей. Ведь я прав, бывший маленький граф.

Барон издевательски подчеркнул слово «бывший», словно показывая место Вэйда! Да как он посмел оскорблять моего господина и уж тем более говорить о покойной матушке монсеньора в таком тоне?! Он за это ответит!

– Мессиры, неужели унижать дворянство уже стало правилом этикета? Какая прелесть! Значит я, простой крестьянин, теперь могу высказать вам, барон фон Штельмон, про ваши усы все, что думаю?


Дворянин был настолько сильно возмущен и потрясен такой дерзостью, что не смог ничего сказать в ответ. Я краем глаза заметил, как Вэйд, который впервые узрел такую «смелость» с моей стороны, удивленно посмотрел на меня. Но что-то еще сверкнуло в его серебристых глазах… Словно две яркие молнии сверкнули в чистом небе.


– Ты смотри-ка, как затявкал другой щенок! Похоже, его никто не обучал манерам! – немного отойдя от удивления, сказал барон, а затем его лицо потемнело. – Такие, как ты, обычно сгнивают в тюрьме.


И только сейчас я понял всю безрассудность моих поступков. Саранча на поля, неужели из-за этой маленькой царапины я смог так быстро потерять самоконтроль? Какой позор! Какое бесстыдство! Я опозорил монсеньора! Я сделал движение, чтобы склониться, но тут меня схватили за плечо и принудительно распрямили.


– Какое право вы имеете осуждать моего слугу? Порицать и наказывать его имею право только я, его сеньор.

Дворяне переглянулись и рассмеялись в голос.

– Ты? Сеньор? Да не смеши меня! У отбросов не может быть слуг! – сквозь смех, прошептал Адемар.


– Тише, шевалье, – вытирая глаза от набегающих слез, сказал барон, – не разговаривай с отребьем. А то я уже действительно начинаю верить, что ты воспринимаешь его всерьез.


Вэйланд сжал кулаки.


– А впрочем, – неожиданно продолжил барон с какой-то очень нехорошей улыбкой на устах, – если подумать… Этот щенок, – он указал на меня кнутом, – осмелился нагрубить дворянину. Насколько я помню, по указу его величества Филиппа I, у крестьян нет права ни повышать голос в присутствии дворян, ни, тем более, оскорблять их. А знаешь, что бывает, когда нарушают приказы короля?

Я поджал губы и вцепился ногтями в руку, пытаясь сдержать дрожь, охватывающую тело.

– За наказанием дело не станет, – твердо произнес Вэйланд, – а вам не следует влезать в наши дела, мессиры. Хорошего вам дня.

– Постой, – преградил ему дорогу шевалье, – а ты не думаешь, бывший дворянин, что слишком нагло говоришь с нами?

– Пахнет подсудным делом, граф, – мягко вымолвил барон.

Монсеньор косо посмотрел на него.

– И чего вы хотите?

– Мы? – шевалье снова рассмеялся, – нам от тебя не надо ровным счетом ничего. Разве что…

– Ты должен извиниться, – перебил его барон фон Штельмон.

– И отдать своего слугу, – поспешно вставил Адемар.

– Что вы хотите сделать с Петром?

– Так его имя Петр… Отлично. Прямо как у одного из апостолов. А известно ли тебе, где он провел семь лет своей жизни?

Я коротко выдохнул. Конечно, кто же не знает? В тюрьме в Иерусалиме.

– Вы не сделаете этого, – твердо заявил Вэйланд.

– Тогда вы оба отправитесь под суд.

– Но поскольку сегодня праздник, мы готовы пойти на уступки. Недавно мне сообщили, что юный король Филипп I приказал доставлять всех преступников к нему, дабы лично вести расследование.

Вэйд смотрел на баронов как громом пораженный, и я догадываюсь, о чем он думает. Он считает, что это невероятная удача посетила его, но на самом деле все не так… Я почувствовал, как холодный пот струями стекал с моего лица, а руки перестали меня слушаться и задрожали.

– Стража прибудет через три дня. Будьте готовы, – сказал шевалье и тронул поводья. Барон последовал его примеру.

Я не смог более стоять на ногах и медленно опустился на каменную мостовую.

– Петр, демоново отродье, и что ты расселся? Из-за этих паршивых прихвостней короля мы сильно задержались, а у меня…

– Все кончено, – тихо и как-то слишком равнодушно проговорил я.

– Что кончено, Петр? Все только начинается! – радостно произнес Вэйланд и, развернувшись на каблуках, двинулся к центру площади.


Я встал и медленно пошел за своим господином.

– Только представь! Париж! Королевский дворец! Мы наконец-то сможем проявить себя!

– Если только в тюрьме не сгнием.

– О чем ты? Ты и вправду веришь, что за это маленькое словечко тебя в тюрьму засадят? Прекрати так говорить.

– Но монсеньор, это ведь правда! – вскричал я, все-таки не выдержав. – Я нарушил королевский указ, и теперь моя жизнь обречена на большой тюремный срок из-за… какой-то… – Я едва сдерживался, чтобы не заплакать.

Вэйланд остановился. Потом медленно повернулся и посмотрел мне в глаза.

Удар!

Я упал в ту же грязную лужу, в которой недавно испачкался монсеньор. По щеке осторожно стекла капелька крови.

– Прекрати жалеть себя, дьявольское отродье, – повелительно произнес Вэйланд. – После судебного процесса, который пройдет, конечно, удачно, мы останемся в Париже и поступим на королевскую службу. Я ясно выразился?

– На… на королевскую службу? Но как, монсеньор? Ведь в армию не берут кого попало!

– Ты смеешь называть меня кем попало? – сверкнул глазами монсеньор.

Я повернулся в луже и сел на одно колено, склонив голову.

– Неисправимый! – через секунду продолжил Вэйд уже спокойнее. – Ты постоянно рассматриваешь все с плохой, с черной стороны и не рассчитываешь ни на что хорошее. Да только подумай, сколько пользы может принести наша служба! Да, возможно, ты не умеешь пользоваться оружием, но тебе не особо надо, ведь ты обладаешь другим, но чрезвычайно необходимым талантом! Талантом великого стратега!

Я ошеломленно посмотрел на Вэйланда. Нет, он не шутит. Неужели он серьезно полагает, что я обладаю таким великим даром, как он описывает? Саранча на поля, да единственный мой талант – срезать косой колосья пшеницы! Однако я больше не находил в себе храбрости оспорить слова господина. Саранча на поля, какой же я убогий слуга! Ведь любое мнение, любой взгляд монсеньора единственно верны, а значит, если монсеньор видит во мне стратега, тогда моя цель, нет, моя обязанность – стать этим великим стратегом!

– Но это не все! – продолжал распаляться Вэйд. – Только подумай: как только нас завербуют, мы станем настоящими солдатами, а солдатам платят жалование. Да, командирам и, тем более, генералам платят больше, но также нельзя забывать и рыцарей! Я думаю, если я смогу себя проявить, меня посвятят в рыцари раньше, чем в шестнадцать лет, а рыцарям платят настолько большое жалованье, что и твоя семья не будет голодать! Ну и последнее… Скажи, разве ты не хочешь научиться защищать свою мать и Арли?

Я… Я не смог ничего ответить, лишь склонил голову. Нет, я не буду врать и утверждать, что не учел жалованье военных и возможную транспортировку денег моей семье, но… Стать рыцарем? Нет, это невозможно! Чтобы стать рыцарем, нужно выиграть немало сражений, я уж и не говорю об обязательном дворянском титуле. Но все же удивило меня не это… Не могу поверить, что Вэйланд, мой великий господин, решил стать рыцарем не потому что он хочет восстановить свой титул и вернуть земли, а чтобы помочь моей семье… Хотя, о чем я думаю? Естественно, он хочет и свои блага вернуть, а моя семья лишь случайно была употреблена им в ходе моей тирады.

Однако это сути дела не меняет! Монсеньор все равно хочет помочь моей матери и Арли, а я обязан защищать его и сделать все возможное, чтобы Вэйланд фон Ребель снова стал великим графом и рыцарем Франции!

Я поднял голову и взглянул на монсеньора.

– Я сделаю все возможное, чтобы вы, монсеньор, добились того, чего желаете. После того, как дело будет выиграно, мы вступим в королевскую армию, чего бы мне это не стоило. Да здравствует граф Вэйланд фон Ребель!

На секунду в глазах Вэйда мелькнуло что-то странное, но почти сразу же исчезло за серебром его величественного взгляда. Он развернулся и, заложив руки за голову, направился к одному из прилавков, и, не оборачиваясь, крикнул:

– Поторопись, прохвост! Тебе еще свечку покупать в церковь.

Саранча на поля, а я и забыл! Я быстро встал и побежал догонять Вэйда, но вдруг резко остановился, как будто налетел на стену. Погодите. То есть он знал, что я свечку не купил? А еще его важное дело… Неужели его «важное дело» и есть покупка моей свечи в церковь?

– И долго ты будешь там стоять, дьявольское отродье? – обернувшись и недовольно глядя на меня, произнес Вэйд.

Я сорвался с места и на моем лице расползлась какая-то странная и неоправданная улыбка. Проклятие, как же я ошибался! Монсеньор действительно заботится о нас. Он великий человек! Как я рад, что моя жизнь будет принадлежать ему.

Но… Неужели мое плохое предчувствие впервые обмануло меня?

Глава 2. О воле Вэйланда фон Ребеля

– Монсеньор! Можете… Позволить мне слезть с этого демонического создания?

– Конечно нет, Петр! Дьявольское отродье, что за глупые вопросы ты задаешь?

– Монсеньор… Это не я дьявольское отродье… Это он! – жалостливо проговорил я, указывая на вороного жеребца под собой.

Ох, хоть бы могила забрала эту нечисть! Не успел я проехать и мили, как этот зверь с черной, как смоль, гривой решил проверить меня на крепость духа и сердца. И за что мне это? За то, что я всего лишь смиренный крестьянин, случайно оказавшийся в седле?

Жеребец, будто услышав мои мысли, тряхнул гривой и дико заржал, вставая на дыбы. Мое сердце, в который уже раз, сжалось и упало куда-то в район пяток. Я обхватил руками шею коня и попытался тяжестью своего тела придавить его, но тот был в несколько раз сильнее меня, поэтому на все мои потуги даже внимания не обратил! Да чтоб тебя саранча сожрала, чертово создание!

– Петр, дьявольское отродье, что ты там так долго возишься? Мы сейчас потеряем из виду наших… гм… спутников!

А между делом в голове моего четвероногого мучителя, по всей видимости, зародился некий план… Проклятие, у меня плохое предчувствие… Конь снова встал на все копыта, а затем, шумно выдохнув, с новой силой заржал и, лягнув задними ногами, помчался вперед. Легкая рысца быстро сменилась на дикий галоп, а я, в первый раз в своей жизни оказавшись в седле, вцепился в его проклятую гриву и повис у жеребца на шее.

Господь Бог, спаси меня!

Мы с моим мучителем быстро смогли догнать Вэйланда и оставить его далеко позади, однако это меня ничуть не радует! Хотя бы потому что впереди уже виднелись наш конвой, а как остановить этого черта, я не знаю!

Мгновение – и прямо передо мной сверкнула железная сбруя вороного коня…

Удар!

Я вылетел из седла.

Шлеп!

Больно… И мокро… Кажется, я снова угодил в лужу. Когда смог, наконец, остановиться, я болезненно скривился и повалился на бок. Больно… Рука… болит. Вся одежда, сшитая моей матерью, была запачкана грязью. Где-то поблизости послышался смех. Я все еще лежал в грязи, не в силах сдержать дрожь.

Чертов конь не знает, что такое повиновение, так почему именно меня посадили на этого монстра? Я же попросил лошадь поспокойней, неужели крестьяне даже на это право не имеют?

– Эй! Что ты себе позволяешь с моим слугой? – крикнул Вэйланд, подъезжая к нашему маленькому отряду.

– Злостного преступника останавливаю, – также громко ответил страж, закованный в латы, дернув поводья своего коня, заставив того повернуться.

– Мы и так под конвоем, зачем ты его сбросил?

– Затем, чтобы остановить этого коня.

– Что?

– Его кличка, Черт, была дана неспроста. Пока этот конь не сбросит наездника, он не остановится, а мне нельзя допустить, чтобы вы сбежали.

– И почему вы этого коня не отправили на живодерню, болваны? – высокомерно спросил монсеньор.

– Да как ты… – взбесился страж, но вдруг его остановил барон фон Штельмон:

– Тихо, мессир, не стоит обращать на них внимания. Этот конь самый быстрый и мощный, что только мог родиться на земле. Тот, кто обуздает его, по слухам, сможет управлять силами природы.

– Силами природы? Чушь! И вы верите в этот бред?

Шевалье, тоже сопровождавший нас, хотел было что-то сказать, но его перебил страж:

– Не нужно говорить с отбросами, шевалье Адемар. Вы оказываете слишком большую честь преступникам. Пусть они и дальше валяются в грязи!

Барон фон Штельмон усмехнулся и, развернув коня, тронул поводья.

Тем временем я смог унять дрожь и подняться на ноги.

Боль… Боль разлилась по моему телу, заставив скривится и схватиться за руку. Однако отнюдь не рука беспокоила меня. Боже… как же я жалок! Валяюсь в грязи, как свинья, а ведь я должен был справиться с этим конем! Обязан был… Одежда, сшитая моей матерью… Я не смог сберечь ее. Простите, матушка и сестренка! Я… Всего лишь исполняю свой долг перед родом Ребелей, я не хотел вас покидать в такой сложный для нас час! Я… Я…

Удар!

Я покачнулся и снова упал в лужу. По лицу текла горячая капелька крови…

– Вставай, дьявольское отродье. Не смей тут распускать сопли. Из-за тебя мне придется снова заставить их уважать себя.

Я склонил голову и, переместившись на одно колено, положил грязную руку на рубаху. Саранча на поля! Как же я мог так оплошать? Я доставляю Вэйду только проблемы. Надо собраться. Монсеньор прав, мне нельзя проявлять еще большую слабость! Я должен быть достойным моего господина!

Вэйланд больше ничего не сказал. Он развернулся и подошел к… Только не говорите, что он решил приручить Черта!

Он быстро сел в седло и в жеребца снова вселился бес. Он дико заржал и начал рыть копытом землю.

– Слуги, не знающие порядка, должны быть наказаны! – произнес монсеньор и стал натягивать поводья. Удела вонзились в рот коня, и тот издал уже более жалобное ржание. Однако эта мера не помогла. Конь снова встал на дыбы и через секунду помчался по направлению… Ко мне! Надо бежать! Надо срочно…

– Стой на месте, Петр! – крикнул Вэйд.

Я… не смог нарушить приказ монсеньора и встал как вкопанный. Конь стремительно приближался ко мне. Боже праведный, да сохрани мою жизнь! Я зажмурился.

Крик!

Кричит Вэйд, однако он не просит о помощи. Этот крик заставил меня вздрогнуть и испуганно открыть глаза. Господь Бог, зачем я это сделал? Передо мной, на дыбах стоял Черт, а Вэйланд все туже и туже натягивал поводья. Конь жалобно ржал, показывая, что вскоре удела разорвут его рот, но монсеньор был непреклонен. Чтобы избежать боли, конь стал все выше и выше подниматься и вскоре не смог удержать равновесие и сел на круп, а затем стал заваливаться на бок. В последнее мгновение монсеньор спрыгнул с коня, но поводья так и не опустил. Конь судорожно стал брыкаться и вскоре смог подняться на ноги и почти сразу рвануться в сторону. Вэйд, ведомый поводьями, заскользил по грязи, но удержал равновесие и одним молниеносным движением снова запрыгнул на Черта. Тот, почувствовав Вэйда у себя на спине, издал паническое ржание и понес монсеньора куда-то вперед. Стоп… А что я здесь стою? Опомнившись, я рванулся к коню монсеньора и, запрыгнув на него, тронул поводья. Конь неспешно побрел вперед.

Проклятие, пока я тут еле двигаюсь, монсеньору может грозить опасность! Я еще раз тронул поводья и посильнее стиснул бока гнедой лошадки. Та поняла мои намерения и перешла на легкую рысь… Нет, этого недостаточно! Я должен помочь Вэйду любой ценой, а значит, именно сейчас я обязан научиться управлять лошадью! Я снова цокнул языком, судорожно стуча поводьями, подгоняя коня. Лошадь фыркнула и изменила аллюр на галоп. Страх… Меня снова объял страх, появившийся всего пару минут назад из-за Черта. Но мои страхи могут и подождать. Я обязан помочь господину во что бы то ни стало!

Я нагнулся к седлу и стиснул поводья в своих руках. Боже! Взываю к твоей милости! Помоги рабу своему! Не дай мне свалиться с седла снова!

Вскоре я смог догнать Вэйланда, но, как оказалось, монсеньор справился и без меня. Черт уже перешел на легкую рысь и присмирел, не смея больше даже головой дернуть без ведома монсеньора. Слава Господу!

Так… А как мне остановить коня? Я натянул поводья, но вместо ожидаемого эффекта поднял свою лошадь на дыбы. Господь Бог, за что мне это все? Я снова схватил шею коня, однако в этот раз конь не сопротивлялся. Он легко опустился на все копыта и немного недовольно фыркнул. И только сейчас я понял, что все это время улыбался… Улыбался? Почему? Неужели… Мне это понравилось?

– Неплохо, Петр, – подъехав поближе, ободряюще произнес Вэйланд.

– Б-благодарю, монсеньор! – заикаясь, пролепетал я.

Хвала Богу! Все закончилось… И наше путешествие тоже подошло к концу. Ранним утром третьего дня после вынесения «приговора» к нашему дому приехали стражи и выдали нам лошадей, чтобы мы смогли побыстрее добраться до Парижа, а чтобы мы даже не помышляли о побеге, показали тугие луки и колчан стрел. Арлетта плакала, провожая меня, а матушка… Ах, матушка, только дождись! Я вернусь! Я обещаю, я во что бы то ни стало вернусь к тебе!

Но все же, как это удивительно! Из-за моих глупых слов у нас есть возможность увидеть самого короля! Какой же он? Матушка рассказывала, что он еще совсем юн и что сейчас страна не пойми в чьих руках находится! По Амьену ходил слух, что борозды правителя… или бороды правды… В общем, их почему-то держит некий граф Бодуэн – дальний родственник короля.

Интересно, кто будет нас судить? И есть ли у меня хоть маленький шанс выжить?

Я тряхнул головой, отгоняя мысль. Не время падать духом, Петр! Мы, наконец, в Париже! Хочу посмотреть на город, в котором живет сам король!

После небольшого досмотра мы миновали гигантские крепостные стены и очутились внутри настоящей столицы! Город поражал своими размерами и красотой. Огромные улицы были чисты, как будто в этом городе никогда не идут дожди, повсюду высятся каменные церкви и дома в пять-шесть моих ростов! А вон в центре города я вижу, развевается Французский королевский флаг. Это, наверно, королевский дворец! О Боже, дай мне памяти, чтобы запомнить это великолепие! Я крутил головой, рассматривая каждое строение, чтобы потом дома рассказать обо всем матушке и Арлетте.

Дом… Как же он сейчас далеко! Интересно, а как там Арли и матушка? Тоскуют ли по мне и верят ли в мое возвращение?

– Петр! – вдруг позвал Вэйланд.

Я придержал поводья и слегка отклонил корпус, останавливая лошадь. Монсеньор подъехал ближе и тоже остановил Черта.

– Вы что-то хотели, монсеньор?

– Ты… – он вдруг запнулся и опустил глаза, но через секунду снова посмотрел на меня и, улыбнувшись, произнес: – Образок-то свой спрячь.

Я посмотрел на свою грудь и увидел деревянную дощечку, подвешенную на веревочку, а на ней был вырезан портрет святой. Я смущенно схватил образок и затолкал его под рубашку, но когда я поднял глаза, монсеньора уже рядом не было. Мне показалось, или он хотел сказать что-то другое, но почему-то передумал? Эх, знать бы, что крутилось в его голове! Я тронул поводья и стал догонять отряд.

Дворец, представший передо мной во всей своей красе и строгости, поразил мое воображение. Величественное каменное строение, с одной большой гладкой башней посередине, величественно возвышалось над этим миром и давало понять, что я тут лишний. Огромные гладкие стены с бойницами и отверстиями для слива кипятка, две дубовые створки ворот, украшенные золотом, подвесной мост, удерживаемый двумя могучими железными цепями – все это показывало, насколько крепость неприступна и безопасна. И я, маленький оборванец в своей запачканной одежде посмею зайти в королевский дворец? Саранча на поля, не могу я так!

Я остановил своего коня в нерешительности, точнее в полной уверенности, что меня туда не пустят. Вэйланд тоже придержал Черта и недоуменно посмотрел на меня.

– Петр, дьявольское отродье, что ты там так долго возишься?

– Монсеньор… Мне туда нельзя! – заявил я, указывая на ворота замка.

– О-о Господь, дай мне сил! – тяжело выдохнул Вэйланд, а затем быстро подъехав, схватил под уздцы моего коня и повел того в замок.

– Монсеньор! Как же я…

– Не смей даже произносить что-либо, Петр! – отрезал Вэйланд не оборачиваясь. – Я велю дать тебе другую одежду, иначе я не пойду к королю.

– Монсеньор, но вы же обязаны…

– Кому? – яростно воскликнул Вэйд и обернулся ко мне. В его глазах снова сверкнули молнии. – Этому ребенку, чей отец по собственной прихоти отправил моих родителей на плаху? Или же графу, тайно или уже открыто правящему страной? Так ему я обязан еще меньше, чем мальчишке с короной!

Я хотел возразить. Я хотел сказать, что из-за того нелепого мятежа, организованного Ребелями, его родители и были убиты. Я хотел сказать, что именно по милости того графа Вэйланд все еще жив и может хоть как-то существовать, но… Я не смог. Не посмел. Я знаю, что это заденет монсеньора, и я не хочу, чтобы он чувствовал боль…

Но вдруг в глазах Вэйда загорелось что-то совершенно пугающее. Он опустил голову и тихо, очень тихо произнес:

– Я знаю, о чем ты думаешь. Но я тебя предупреждаю: не смей… Больше никогда в жизни не смей даже думать жалеть меня! – Вэйланд вдруг вскинул голову и впился в меня своим холодным и ужасающим взглядом. – Твоя жалость заставляет меня чувствовать себя слабым. Если ты хочешь что-то сказать, то говори прямо и смотря мне в глаза, а иначе не слуга ты мне больше!

И Вэйланд отпустил поводья моего коня и ускакал вперед. Монсеньор… Простите, простите вашего глупого слугу! И как же я не смог понять такой простой истины? Я впился ногами в бока моего коня и погнал того к воротам дворца. Конечно, ведь монсеньор – это гордый граф фон Ребель, и ему не знакомо такое понятие, как смирение. Отныне и навсегда я буду лишь прикрывать его спину и не стану врать или таить от него хоть что-то!

Я быстро догнал Вэйланда и, не отпуская поводий, прижал правую руку к сердцу, слегка склонив голову.

– Монсеньор, я вел себя недостойно. Молю о вашем прощении и смиренно жду наказания.

Я не смел поднимать головы. Я ждал. Ждал хоть какой-то реакции от Вэйда. Молчание, прерываемое лишь храпом лошадей и цоканьем копыт, давило на меня и заставляло прижимать руку к сердцу все сильнее. Монсеньор молчал. Я не знаю, смотрел ли он на меня или же не счел это нужным, но надежда, смешанная с чувством вины и раскаяния, не позволяла мне поднять головы и взглянуть в глаза монсеньору.

– И долго ты собираешься сидеть в седле и бездельничать? – прервал эту мучительную паузу голос монсеньора. – Давай, придержи Черта, дабы я смог спешиться!

Я радостно поднял голову и увидел промелькнувшую улыбку на губах Вэйда. Хвала Богу! Я поспешил выполнить приказ Вэйланда. Граф легко спрыгнул с коня и отдал поводья конюху, а затем шепнул тому несколько слов. Конюх кивнул головой и знаком приказал мне следовать за ним. Я повиновался. Мы оказались в королевской конюшне. Здесь стояли десятки прекрасных рысаков всех мастей! Между третьим и четвертым стойлами был небольшой сундук. Конюх, открыв его и поискав рукой что-то, выудил из него одну пару штанов и свежую белоснежную камизу. Жаль только, что они не подходили мне: штаны оказались слишком широкими, а камиза – слишком длинной. Но с этими трудностями я смог справиться, попросив у конюха ремешок, заправив рубашку в штаны и подвернув рукава. Вскоре конюх любезно согласился провести меня до тронного зала.

Вступив в коридор перед залом и взглянув в проем, я снова почувствовал себя лишним. Слишком все красиво и величественно для такого маленького человека, как я! Вэйланд стоял посередине зала, скрестив руки на груди и сурово, но с небольшой смешинкой во взгляде, смотрел на меня. Я снова попытался попросить монсеньора покинуть это место, однако на все мои мольбы и уговоры граф отрицательно качал головой.

– Пойми, Петр, тебе рано или поздно придется предстать перед королем, так что пусть это произойдет сейчас, когда я рядом.

– Монсеньор… Но почему мне…

– Петр, дьявольское отродье, не задавай глупых вопросов! Если я сказал, что ты предстанешь перед королем, значит, ты обязан это сделать!

Мне ничего другого не оставалось, кроме как повиноваться.

Я огляделся. Перед моим взором предстал трон из красного дерева с золочеными ручками и бархатной обивкой. Короля не было в зале.

– Bastardo! И этот мальчишка заставляет меня ждать? – Вэйланд недовольно постучал носком своих сапог по мраморному полу и закинул руки за голову.

– Монсеньор! А может, не стоит так отзываться о его величестве? – робко спросил я, ощущая, как чувство неуюта все плотнее стягивает горло и заставляет говорить чуть ли не шепотом.

– А что мне этот король может сделать? – зевнув, лениво отозвался Вэйд.

– То же, что и с твоими родителями сделал мой отец, наглец! – громко произнес тонкий голосок, а затем из соседней комнаты вышел мальчик лет десяти на вид.

У него были темно-каштановые волосы, квадратный подбородок с мягкими, еще детскими чертами лица и маленькими зелеными глазками. Его взгляд был наполнен скорбью и печалью, но вместе с тем отражал гордость и самоуверенность. Отец рассказывал, что скрывать свои эмоции и чувства для королей – важнейшая задача. Что ж, я не могу сказать, что юный государь добился хороших результатов, однако и не признавать его умения держать себя в руках я не могу.

Я опустился на одно колено, поднеся свою правую руку к сердцу. Монсеньор же не спешил кланяться.


– И что это означает… Ваше Величество? – опустив руки, медленно произнес Вэйланд.

Вот взгляд монсеньора меня пугал гораздо больше, чем взор юного короля. И хоть лицо монсеньора оставалось спокойным, его серебряные глаза сверкали, будто маленькие молнии, показывая все ненависть к королевскому двору.

– Я прикажу казнить тебя за дерзость! – вспылил мальчик и нелепо взмахнул ручками, украшенными золотыми кольцами. На одном из них я смог различить зеленый камень с каким-то цветком, вырезанном на нем.

– Так чего ждешь? – вызывающе бросил Вэйланд и подошел чуть ближе к трону маленького короля.

Юный государь не сдержался и отступил на шаг, но его лицо все так же выражало уверенность. Боже правый, если так продолжится, меня не просто в тюрьму отправят! Меня повесят!

– Монсеньор, не надо! – взмолился я, схватив Вэйда за руку.

– Замолчи, Петр, – отбросив меня назад, рыкнул граф и уже с нескрываемой яростью взглянул на короля.

Король отступил еще на шаг.

– Да как ты смеешь? – крикнул мальчик, хватаясь за ручку трона. – Как смеешь ты, опозоренный граф, так говорить с твоим королем?

Вэйланд опустил голову и подождал пару минут. Чего он ждет? Стражей? Господи, защити моего безрассудного господина! Вдруг Вэйланд резко поднял голову и уже тихо спросил:

– Что, Ваше Величество? Сложно карать вассалов? Сложно чувствовать, что отвечаешь за чью-то жизнь? Сложно управлять целой страной? Конечно сложно, но если вам так повезло, и вы это бремя взвалили на себя, то не стоните как побитый щенок! Bastardo, и что с того, что отец скончался? И что с того? Смерть родителей еще не конец света, а вы ведете себя так, будто трон принадлежит не вам! Да что ты за правитель такой, если не в состоянии противостоять мне, униженному и брошенному на самое дно графу?

Король не нашелся что ответить, он лишь величественно и одновременно боязливо смотрел в сверкающие глаза монсеньора.

– Мессир Вэйланд, прекратите это немедленно, иначе поплатитесь головой за свою дерзость, – степенно сказал чей-то бархатистый голос.

Я обернулся и взглянул в сторону, откуда доносился голос. В проеме, откуда прежде вышел король, появился мужчина лет пятидесяти на вид с поседевшими висками, но ясными и полными спокойствия голубыми глазами, носом с горбинкой и тонкими бледными губами. Он был облачен в длинную изумрудную тунику и такого же цвета манто4. Мужчина медленно подошел к королю и вежливо поклонился. Затем проследовал за трон государя и встал позади маленького короля. Филипп I проследовал за мужчиной и сел на трон. Таинственный мужчина долго и пристально смотрел на монсеньора, и Вэйд все-таки не выдержал. Он развернулся и медленно подошел ко мне. Затем он обернулся лицом к королю и вежливо поклонился.

– Думаю, теперь можно начинать, – удовлетворившись таким решением, произнес мужчина. – Меня зовут граф Фландрский Бóдуэн Пятый. Я являюсь регентом его величества Филиппа I. Недавно мне сообщили, что ваш слуга Петр Амьенский оскорбил одного из дворян. По указу его Величества, за такое нарушение крестьянин обязан получить заслуженное наказание, и мы должны провести суд на ним. Однако барон и шевалье не предоставили вещественных доказательств сего проступка, к тому же они не сообщили, что провинившийся еще ребенок. Ваше Величество, я считаю, вам стоит отпустить их и не созывать собрание. К тому же, я настоятельно рекомендую пересмотреть ваш указ об оскорблении дворян крестьянами и вашем личном рассмотрении каждого дела.

– Нет, – упрямо сказал король и, немного задрав голову, продолжил: – Я хочу знать, как живут мои люди и почему чернь смеет так обращаться с дворянами. Никому доверять нельзя, я должен везде самолично все просматривать и проверять. А насчет этих двоих… – король зло улыбнулся. – Вы правы, мессир, созывать суд не стоит. Я сам вынесу им приговор. Так как поведение бывшего графа и его слуги непростительно, я не могу позволить им расхаживать по улицам Франции безнаказанно. Пусть их отправят в монастырь!

Вэйланд сквозь зубы чертыхнулся и в его глазах снова сверкнули молнии. Я так и знал, монсеньор зря начал кричать на короля! Из-за этого нас вместо тюрьмы могут отправить жить в монастырь. Хотя, возможно, в этом нет ничего плохого? Нас будут кормить и поить монахи, а значит, матушке не придется так много работать. Вот только… Я ведь буду по ним скучать.

– Но Ваше Величество, этот юноша…

– Никаких «но», граф! Я принял решение. Найдите подходящее место для этого наглеца, и пусть он больше не появляется в Париже!

Граф Бодуэн был поражен такой решимостью короля, но спорить больше не стал.

– Что ж, Ваше Величество, значит, вы все-таки можете что-то сделать, жаль, что этого недостаточно для того, чтоб удержать меня, – медленно произнес монсеньор, кланяясь королю.

– Именем короля! Граф Вэйланд фон Ребель! Приказываю вам немедленно отправиться в Бургундию в Клюнийское аббатство!

Хвала Богу, нас не отправят в тюрьму! Но… Граф слишком сильно помрачнел. Я… Могу ли я что-либо сделать для него?

Вэйланд развернулся и быстро направился к выходу из тронного зала. Я снова взглянул на короля и, заметив его победный взгляд, я… Я решил рискнуть.


Я обернулся и медленно склонив голову, спросил:

– Ваше Величество! Могу ли я спросить: ваше решение однозначно и неоспоримо?

– Конечно! Как ты вообще осмелился задать такой глупый вопрос?

– А могу ли я попросить вас о сделке…

– Сделке? – заинтересовался граф Фландрский. Король промолчал, давая понять, что он тоже заинтересован.

– Если я смогу одержать верх, вы позволите мне и моему господину вступить в Королевскую армию?

– Что за вздор! Об этом не может быть и…

– Занятно, – мягко прервав короля, произнес граф, – то есть вы собираетесь бросить вызов самому королю?

Саранча на поля! И кто меня за язык дернул? Зачем? Зачем я открыл свой рот и начал этот нелепый разговор? Опять то же самое, я снова не сдержался и посмел выказать наглость по отношению к дворянину! Может… Стоит отказаться? Может, стоит попросить прощения и все тогда…

Прикосновение.

Я почувствовал тепло ладони на своем плече и, вздрогнув, обернулся. Вэйланд смотрел на меня горящими от нетерпения и уверенности глазами.

– Не сдавайся, Петр, – тихо шепнул мне на ухо монсеньор, – я ведь не зря зову тебя дьявольским отродьем.

– Да, монсеньор! – громко произнес я, закрывая глаза.

Страх… Страх окутал меня и погрузил на самое дно отчаяния. Господи, спаси раба своего!

– Хорошо. Это будет отличная возможность проверить навыки короля и утвердить его первенство во всех сферах! – громко произнес Бодуэн, а затем, обратившись к королю, шепнул ему что-то на ухо.

Глаза государя опасно вспыхнули, и он поднялся с трона.

– Тогда решено. Если ты… Как зовут тебя, мальчик?

– П-петр, ваше сиятельство, – запинаясь, произнес мой дрожащий голос.

– Петр. Бросив вызов королю, ты поставил свою жизнь на кон. Если ты проиграешь, твоя судьба оборвется, однако, если же выиграешь, его Величество разрешит тебе и Вэйланду фон Ребелю вступить в Королевскую армию. Более того, если слуга одержит верх над королем, то граф получит все утраченные земли и титул обратно, а также двести золотых из королевской казны.

Это ловушка. Как ни странно, но в подобной ситуации мой инстинкт подсказал мне именно это. Мое предчувствие забило тревогу, и оно отчаянно сопротивлялось такому решению. Конечно, какой же король будет давать двести золотых из собственной казны? Такое бывает только в сказках. Нет, нужно скорее отказаться от глупого сражения, иначе быть беде!

Я умоляюще взглянул на Вэйда… Но тот потерял рассудок. Глаза моего господина горели от нетерпения и жажды получить свой титул обратно. Я знаю, о чем он думает, я знаю, что в меня верит, но…

– Монсеньор…

Рука Вэйланда сдавило мое плечо.

– Борись, Петр и будешь вознагражден!

– Монсеньор! – вскричал я, – это же…

– Ни слова не хочу слышать! – рыкнул Вэйд и отпустил мое плечо. – Ты можешь, нет, ты обязан выиграть! Это мой приказ, приказ твоего господина!

Господь Бог, и как такое произошло? Я не могу нарушить приказ монсеньора, а значит, я должен не только выжить в ловушке, что подготовил для меня граф Бодуэн, но и выйти из нее победителем. Но мое предчувствие… Через камизу я схватился за образок и в последний раз воззвал к Богу с молитвой о помощи.

– Как будет проходить сражение? – тихо спросил я.

– Ты знаком с шахматами?

Глава 3. О воле шахмат

Шахматы… Меньше всего на свете я ожидал, что именно в этой игре король, точнее граф Фландрский, захочет со мной сразиться. И, если говорить честно и перед Господом, я не умею играть в нее. Саранча на поля, я даже правила не знаю! Отец рассказывал мне, что в шахматы играли еще в далекой стране на востоке, а спустя века эта игра появилась и во Франции, однако освоить ее могли лишь дворяне с образованием. Мои шансы на победу совсем малы, а если я проиграю… Господь Бог, позволь мне хоть на том свете быть счастливым!

Однако граф оказался милостив, и когда я, трясясь и еле выговаривая каждое слово, сказал, что не знаю правил, он великодушно разрешил мне прочитать их в книге… Но кто сказал, что я умею читать? Господь, спаси меня! Из тронного зала меня вывела стража и отвела в большую комнату с множеством книг разной толщины и величины. Выдав нужную книгу, стражники уселись поудобнее неподалеку от меня и стали пристально следить за каждым моим движением. Я в нерешительности застыл, глядя то на них, то на книгу. Воцарилась непродолжительная тишина.

– Святые угодники! И что ты стоишь? Давай, читай скорее, и мы сможем наконец отдохнуть.

– Я… Мне нужно… – я не мог пересилить себя и признаться в том, что не умею читать.

– А я тебе говорю, прислуга, мне нужно именно сюда! – вдруг раздался из-за двери до боли знакомый голос.

– Да говорят тебе, оборванец, что здесь очень важное…

В этот момент дверь с грохотом распахнулась, являя нашему взору Вэйда во всей красе.

Я спасен!

– Ты! Что ты здесь делаешь? – сразу подскочили оба стража.

– Именем короля и своим собственным! Приказываю вам ждать за дверью! – громко и властно произнес Вэйланд и вручил одному из стражей лист бумаги.

Стражник вгляделся в убористый почерк и развернулся было, дабы исполнить приказ, но в последний момент остановился и схватил Вэйланда за плечо.

– Постой-постой! Здесь нет подписи короля!

– Конечно нет, идиот! – насмешливо произнес Вэйд, убирая при этом руку со своего плеча, – это же неофициальный приказ. Я передал вам эту записку, чтобы вы удостоверились в подлинности моих слов.

Монсеньор… говорит так решительно. Неужели это и вправду король издал такой указ? Страж тоже сомневался, но решил исполнить приказ и взяв своего друга, быстро вышел.

– Монсеньор! Я…

– И где твоя книжка? – усмехнулся Вэйд.

Увидев искомую в моих руках, он выхватил ее и открыл где-то в середине. Быстро пробежав глазами, Вэйланд захлопнул фолиант и выбросил его через плечо.

– Монсеньор!

– Там слишком непонятно написано, поэтому я расскажу тебе так, – перебив меня, безоговорочно произнес граф.

Я слегка склонил голову. Вэйланд покрутил головой, а затем подошел к ближайшему столу и широким движением смахнул с него все свитки и книги. Он подошел к большому сундуку, стоявшему в дальнем углу, и выудил оттуда множество свечей разной толщины и длины. Он подозвал меня к столу и указал на стул, сам же сел напротив.

– Петр, я буду объяснять всего один раз, так что не вздумай отвлекаться и перебивать меня.

Я кивнул и стал пристально смотреть на стол.

– Для начала ты должен усвоить самую простую истину: шахматы – это отражение войны. Каждая фигура символизирует кого-то или что-то. Пожертвовав пешкой или фигурой, во многих случаях можно выиграть. Человеческие жизни находятся в твоих руках, но твоя главная задача не спасти как можно больше слуг, а защитить короля.

При этих словах Вэйланд водрузил на стол толстую оплавленную свечу с черной ниткой на конце.

– Король – это твоя жизнь. Если король не сможет сдвинутся с места, а к его горлу приставят клинок – ты проиграл. У твоего противника, то есть у короля Франции, тоже есть такой.

Вэйланд поставил напротив такую же свечу, но уже с белой ниткой.

– Короли – гордый народ, и они не могут стоять вплотную друг к другу. Другими словами, король не может победить короля. Жизнь не может отнять жизнь без посредника.

И Вэйланд выставил передо мной все оставшиеся свечи.

– Головой, щитом и мечом твоим является ферзь или, как некоторые называют, королева. Именно она стоит рядом с королем, и именно она нападает и вселяет ужас в войско врага. И напротив, только она способна успокоить и воодушить своих бойцов. Офицер5 – мощный и неуправляемый воин, способный разгромить любую армию, если его правильно использовать. Однако офицеры не любят вредить или помогать своим собратьям, поэтому они никогда не смогут пересечься или защитить друг друга. Конь – быстрый и хитрый. Его невозможно поймать, если не загнать в угол. То есть если кавалерия окажется в центре, то не останется силы, способной уничтожить ее. Осадные башни или тура6. Их скорость уступает слону и коню, однако штурмовая сила – превосходит во много раз. Одна тура – слаба, но если с ней будет другая, то тяжко станет вражескому королю сохранить свое войско в целости. И, наконец, пехота или просто пешки. Эти маленькие создания не способны защитить самих себя без чьей бы то ни было поддержки, но не стоит их недооценивать. Пешки не способны отступать. Они в первые минуты сражения рвутся в бой, но вскоре замедляют свой темп, однако пехота никогда не бежит назад. Более того, их особенность заключается в героизме. Каждая пешка, попавшая в лагерь врага и уцелевшая там, сразу становится героем, а герои – это самые страшные фигуры на доске. Герой вселяет ужас и уважение, страх и надежду. Он становится подобием ферзя! Ни один вид войск не может повысить боевой дух так сильно как пехотинец, забравшийся в самое сердце вражеского лагеря. Не забывай об этом!

Каждое свое слово монсеньор сопровождал передвижением фигур. Он показал мне, как атакует каждая фигура, а также разъяснил, что поверженные войска погибают. Больше они не смогут участвовать в сражении. Мертвые не воскресают… Воскресают… А ведь точно!

Вся эта игра основана именно на стратегии и умении правильно распоряжаться своими силами. Другими словами, если я научусь играть в шахматы, то я сумею обучиться ремеслу стратега! Каждая фигура… Каждый солдат на поле… Они все верят мне и готовы отдать свои жизни ради наивысшей цели! Тогда я просто не имею права отступать и сдаваться!

И все же… Я не король. Ни в жизни, ни в шахматах. Моя душа не принадлежит этой фигуре. Я всего лишь смиренный слуга, стоящий возле своего господина. Да, так оно и есть. Я – это ферзь, а монсеньор – это король!

Ферзь… Так вот как зовут меня на самом деле в шахматах! Удивительно, но это имя мне нравится. По всей видимости, это и была моя судьба – стать ферзем под предводительством своего короля!

– …и помни, что вражеские войска только и ждут твоей ошибки. Они не будут охотиться за королем, по крайней мере, не сразу. Ты все понял?

Я молча склонил голову.

– Что ж, хорошо. А, вот еще что…

Грохот! Я подскочил с места и обернулся. В комнату ворвались разъяренные стражи. Так значит, записка монсеньора была подделкой? Один из стражей с ужасным запахом изо рта мгновенно оказался возле Вэйланда, схватил его за ворот и поднял над землей. Вэйд вцепился руками в свое горло и попытался развязать воротник, но страж не дал ему это сделать, встряхнув графа как щенка.

– Ах ты маленькая шавка! Да как ты посмел меня обмануть?!

Боже праведный! Монсеньор! Его надо спасти! Надо как-нибудь отвлечь!

– Мессир… – тихо произнес я и бросил ему первую попавшуюся под руку свечку.

Тот повернулся и инстинктивно поймал свечку свободной рукой. Отлично, он отвлекся! Я подлетел к стражу и со всей возможной силой ударил ему чуть ниже груди. Страж резко выдохнул, схватившись за живот, и немного присел, дав возможность монсеньору встать на ноги. Граф глубоко вздохнул и, развернувшись, ударил своего мучителя в лицо. Страж не ожидал этого, поэтому не смог увернуться. От силы удара его голова отклонилась назад.

Бух!

Голова повисла, а тело обмякло, упав на пол. Страж уже не вставал. Боже, надеюсь он просто сильно ударился. Надеюсь. Вэйланд потер шею и движением руки указал на дверь. Я кивнул и, глубоко вздохнув, двинулся к выходу. Прошу, Господи, пусть больше неприятностей не будет!

Шаг… Другой… Мои ноги стали очень тяжелы, очень трудно идти… Страх сковал меня! Я… Должен победить, но… У меня плохое предчувствие… Вдруг в проеме появились другие стражи и схватили меня. Руки вывернули, а на голову что-то нацепили. Темнота… Монсеньор!

Удар!

Больно… что случилось? Кажется, я потерял сознание. Голова болит. Еще руки ноют, однако я не связан… В остальном теле все хорошо. С трудом поднимаю веки, но ничего не вижу. Вижу странные разноцветные круги… Я помотал головой и снова вгляделся в темноту.

Я в тронном зале. Меня усадили за стол, где уже были расставлены какие-то странные маленькие деревянные статуэтки. Готов поклясться, это шахматные фигуры.

На троне сидел маленький король и, вероятно, дожидался моего пробуждения. Сзади все так же величественно стоял граф Фландрский. Но… Где же монсеньор? За окном все еще светило солнце, однако я не думаю, что пробыл я без сознания меньше двух-трех часов. А значит… По моему телу проскользил леденящий ужас.

Вдох… Они не могли убить монсеньора, потому что он все еще остается графом! Выдох… Они просто не могли этого сделать! Вдох… Но зачем графу Фландрскому с нами так долго возиться, да и еще принимать мое безумную сделку? Он же мог просто высечь меня в конюшне за дерзость! Выдох… Так почему он этого не сделал? И, если даже он убил… Выдох… Господи прости… Вдох… монсеньора, то почему он и меня не убил? Что здесь происходит?

– Очнулся, наконец? – осведомился маленький король и поднялся с трона, – теперь мы можем начать и побыстрее закончить эту глупую…

– Где… – тяжело дыша, тихо спросил я.

– Что?


– Где… Монсеньор? – выдохнул я со слезами на глазах.

– Он жив, не волнуйся, – сообщил граф Фландрский. – Но он не пожелал видеть поединок.

Выдох… Слава Богу! Монсеньор жив! Но… Почему он не захотел видеть игру? Неужели он мне так сильно доверяет? Что-то здесь не так… Да и почему я так легко верю словам графа?

А тем временем маленький король подошел к столу и сел напротив меня. Сейчас начнется великая игра, которая и должна будет определить нашу с монсеньором судьбу. Передо мной стояли черные фигуры, а напротив короля – белые. А… кто должен начинать?

– Надеюсь, объяснять тебе твой проигрыш мне не придется, – насмешливо сказал мальчик, схватился за белую пешку и передвинул ее на две клетки вперед.

Вопрос исчерпан. Хм… Судя по всему, крайние две фигуры – туры, чуть ближе кавалерия, далее идут офицеры. Ферзь должен стоять слева от короля. Первый ряд – это пехота… Самые страшные войска.

– Ты ходишь или признаешь поражение? – раздраженно поторопил король.

Многое остается непонятным… А еще я не уверен, стоит ли сразу жертвовать своими фигурами или стоит сберечь войско. Мне необходимо время, чтобы во всем разобраться… Я взял пешку, что стояла напротив и поставил напротив вражеской пехоты. Теперь отряд противника не сможет пройти мимо, и ему придется задержаться.

– Ха! И это все, на что ты способен? – самодовольно сказал Филипп I и, взяв коня, что стоял слева от меня, направил его на помощь своим солдатам. Плохо. Теперь его кавалерия угрожает моим пехотинцам! Нужно что-то придумать и срочно!

– Ходи уже, не оттягивай свою смерть!

Вздрогнув, я взял коня и отправил его на помощь моей пешке. Успокойся, Петр! Этим ходом ты смог предотвратить неизбежное: если вражеский конь атакует пехотинцев, то мой конный отряд уничтожит их. А конница всегда была ценнее пехоты, несмотря на то, что пехотинцы страшнее кого бы то ни было.


«Конь – быстрый и хитрый… В центре ему нет равных…» – вспомнились слова монсеньора.


Да, все правильно. Конница сможет уничтожить любой отряд, особенно если она защищена…

Мальчик поднял брови, взял другую пешку и поставил ее рядом с предыдущей.

«Пешка не способна защитить саму себя без поддержки». Значит, вот что имел в виду Вэйд! Если призвать подкрепление, то моя защита не выдержит, даже если я следующим ходом буду атаковать конницей его кавалерию. Его отряд только и ждет этого. Мне необходимо избавиться от подкрепления раньше, чем они смогут соединиться с вражескими войсками. Но тогда построение моей пехоты будет нарушено, и вражеская кавалерия сможет уничтожить авангард, не прикладывая особых усилий… Но у меня же есть моя кавалерия! А значит, я смогу выстоять и отбить атаку врага!

На моих губах предательски расползлась предвкушающая улыбка. Успокойся, идиот! Не выдавай себя раньше времени!

Я схватил пешку и атаковал ей вражеское подкрепление. Победа! Отряд противника был полностью разбит.

– Вот ты и попался! – воскликнул король и направил своего коня на мой отряд.


Простите, войны! Но ваша жертва не напрасна! Я было взял коня, чтобы отомстить врагу, но вдруг мой взгляд упал на другую конницу. «Коня невозможно поймать, если не загнать в угол…» Я не могу оставить свою кавалерию в таком состоянии. Мне необходимо дать ей проход к центру. Но… Не могу же я пожертвовать своим вторым отрядом! Хотя… Моя конница находится под защитой пешки… Я более чем уверен, что это мой отряд лучников. Он обеспечит защиту кавалерии! Но… Если враг будет безумен? Хватит ли моим войскам уверенности уничтожить столь могущественный отряд?

Я мельком взглянул на ферзя.


«Только она способна успокоить и воодушевить своих бойцов». Я надеюсь на тебя!

Я отпустил коня и взял другого. Лети же в бой, кавалерия! Если мои предположения верны…

– Надеешься, что я пощажу твоего коня только из-за того, что он защищен? – насмешливо спросил король, а затем в его глазах загорелась жажда. Жажда убивать. – Как наивно!

И враг направил свои войска на мой конный отряд. Я верю в вас, лучники! После молниеносной атаки пехота уничтожила кавалерию. И теперь…

– Ты заманил меня! – почти безразлично заметил король, внимательно осмотрев поле боя.


Мой второй отряд кавалерии напал на беззащитную пешку, случайно оставшуюся в центре боевых действий. Если бы битва происходила в реальных условиях, то этот отряд был бы уничтожен, не успев получить указаний, что делать дальше. Однако это не реальный бой. По всей видимости, знал это и король.

– Но сейчас моя очередь, а это значит, что твой ход совершенно бессмысленен.


Белый офицер вышел в открытое поле и защитил доселе слабый пехотный отряд. Сильная фигура, способная защитить несколько фронтов одновременно. Другими словами, моя кавалерия не выдержит натиск подготовленного офицерского корпуса. Этот монстр с легкостью разгромит кавалерию, если я продолжу наступление конем…

Но я не сдамся! Я знаю, что впервые играю в эту странную игру, но я… Не вижу игры! Это настоящая война, от исхода которой зависит наше с монсеньором будущее, а значит, у меня просто нет права на ошибку! Я обязан выиграть!

При таком расположении моих войск есть всего одна правильная стратегия… Нужно защитить короля и при этом постоянно атаковать. Жертвы неизбежны. Но если я хоть где-то ошибусь, если отстану хоть на один шаг… Это может стоить мне жизни!

Наступление со стороны короля продолжалось. Отбив атаку офицера, я едва успел перевести дух. Саранча на поля, неужели я становлюсь колдуном? Я знаю, чего хочет король! Я знаю его мысли, вижу его действия… Значит, я на шаг впереди. Я сильнее тебя, король!

После длительного боя моим воинам удалось переломить ход битвы. Но это не конец, надо продолжать атаковать! Моя пехота почти уничтожена. Вывести другие фигуры! Сначала офицеры, затем тура, но перед этим обезопасим короля… Кажется, маленький Король делал подобный ход, когда король «перепрыгивает» туру. Что ж, воспользуемся подсказкой. Отлично, теперь две мои осадные башни соединились, а это может означать только одно…


«Тяжко станет вражескому королю сохранить свое войско в целости!»

Осадные башни, огонь!


Несколько фигур пали от натиска двух башен, но одной из них все-таки пришлось пожертвовать. Ситуация развивается довольно быстро. У белого короля остается все меньше места для отступления. О-о, я вижу это! Одетого во все белое, маленького короля, в страхе отступающего к своему коню. Я вижу, как монсеньор гордо сверху вниз наблюдает за ходом боя и медленно поднимает руку, указывая на вражеского командира. Его рука сжимает меч и подносит острие к шее врага. Это приказ, такова воля монсеньора! Мне, точнее, черному ферзю, не хотелось покидать своего господина, но я склоняю голову и надеваю шлем. Я чувствую, как неистовая жажда вскипает внутри меня и пробуждает какие-то животные инстинкты. Саранча на поля, Петр, сосредоточься! Я тряхнул головой – и поле боя пропало, снова являя шахматную доску.


Победа близка. Остается лишь вывести ферзя из плена и тогда вражеский король падет от моего клинка!

Не могу до сих пор поверить… Я смог одолеть самого короля! Неужели… Вэйланд действительно был прав, и у меня есть дар к военному делу?

Медлю. Проклятие, не может быть такого, чтобы король, такой искусный стратег, не подготовил для меня ловушку! Моя рука в нерешительности нависла над черным ферзем, и я мельком взглянул на мальчика. По ходу сражения у моего противника темнело лицо. Он перестал язвить и сосредоточился на игре. Глаза его расширились от страха, когда он понял, что я вижу его смерть, точнее, наш с монсеньором выигрыш.

Скрип… Я поднял голову. Дверь позади короля тихо отворилась и из-за нее показался граф Фландрский. Он взглянул на меня и… Улыбнулся? Погодите… Я уже видел эту улыбку? Но только где?.. Она слишком жуткая, чтобы ее забыть… И эти глаза. Такие спокойные сначала, но затем как у, прости Господь, одержимого.

В моей памяти словно молния проскочила. Я вспомнил! Именно эти глаза и эту улыбку я видел, когда впервые согласился поиграть с крестьянскими мальчишками в полководцев. Это было семь лет назад. Именно тогда произошло самое большое восстание знати за всю историю Франции… Именно тогда Вэйланд лишился родителей, а я отца. И именно тогда в Амьен заехал граф по каким-то важным делам. Я помню его хищный, жаждущий взгляд.

Из моих воспоминаний вывел меня сам граф, приставив палец к губам. Он осторожно открыл дверь и вывел на свет… Монсеньора! Он был в сознании, но его рот закрывал рукой граф Фландрский. Нет! Ты не посмеешь! Моя рука дернулась и задрожала от гнева. Граф снова улыбнулся, а затем достал из-за пояса кинжал и приставил его к горлу Вэйда…


Мое сердце споткнулось…

Удар!..

Нет, ты не посмеешь!…

Удар!

У тебя не хватит духу, мой господин ведь тоже граф!

Удар… Удар… Удар!

Я…

Удар!

Не могу…

Удар!

Не могу рисковать жизнью монсеньора!

Удар…


Я схватил ферзя и поставил его прямо перед своим королем.

Монсеньор…

Удар!..

Простите меня!

Глаза мальчика засветились.

– А я уж испугался… Думал, ты гений… Но ты всего лишь обычный глупый крестьянин!


Король осторожно взял свою туру и вонзил стрелу в моего ферзя.

– Шах и Мат!

Королевский наконечник вместе с кинжалом одновременно коснулись земли. Все кончено… Я… погиб… Но монсеньор будет жить!

– Я победил! Стража! Уберите этого простолюдина с глаз моих! Я не хочу больше его видеть!

Я не поднимал глаз и не вставал с места. Господи, даруй мне безболезненную смерть! Сзади послышались торопливые шаги, а затем меня схватили за руки, но я не сопротивлялся. Мне больше не хотелось ни видеть монсеньора, ни выиграть, ни жить… Интересно, умирать… больно?


Вокруг моих глаз образовалась пелена, и я не знал, куда и как долго мы шли. Но вдруг меня внезапно остановили и заставили сесть на колени. Неужели… Так скоро? Сердце, до того не подававшего признаков жизни, забилось вновь. Неужели… Меня сейчас казнят? Дыхание сбилось… Страх окутал меня и заставил инстинктивно вздрогнуть. Трус, зачем ты глаза закрыл?

– Печально, не так ли? – тихо произнес бархатистый голос.

Это же граф Фландрский! Я открыл глаза и с яростью взглянул на графа. В этот момент я почувствовал внезапный прилив сил, но стражи оказались сильнее и надавили мне на плечи, дабы я не смог подняться.

– Теперь, из-за того, что ты осмелился дерзить королю, тебя приговорят к смертной казни.

Я чуть не рычал от отчаяния и ярости.

– Дьявольское отродье! – крикнул я.

– Зачем же так? Я же могу тебя сначала отвести в пыточную.

– А мне плевать, слышите?! Со мной делайте все, что хотите, я это заслужил! Только, прошу, избавьте меня от вашего общества!

– А если же первым там окажется твой драгоценный граф?

Я вздрогнул. По спине пробежал холодок, а в горле мгновенно пересохло.

– Вы… не посмеете!

– Отчего же? Твой сеньор тоже провинился, поэтому плаха будет сложена и для него. Но ты можешь изменить свою судьбу.

Я непонимающе взглянул на графа. И тут лицо мужчины исказилось какой-то совершенно дикой улыбкой, а в глазах снова проснулась жажда.

– Жаль, что пропадает такой талант… Ведь ты мог значительно укрепить наши войска и выиграть сотни сражений. Вся Франция, да что там, весь мир узнал бы мальчика из маленького города Амьена! Тебя бы приняли в королевскую армию, также тебе и твоей семье предоставили бы лучший дом! Ты бы жил в достатке!

– Что…

– Разве ты не почувствовал дух войны во время игры в шахматы? Не увидел настоящее поле боя? Ты был рожден для великих дел, Петр, и я помогу тебе достичь своих целей и прославить нашу страну.

– А… монсеньор? – слабым голосом спросил я.

– Этот мальчишка? Оставь его! Он уже ничего не сможет. В нем нет потенциала. Он ничто, щенок, случайно переживший смерть своих родителей, таких же собак!..

– Не смей…

– Что?

– Не смей так говорить о монсеньоре! – вскрикнул я и плюнул в лицо графу.

Граф Фландрский был очень изумлен таким поведением приговоренного к казни, по крайней мере я надеюсь на это. Он осторожно вытерся, а затем снова взглянул на меня своим ледяным взглядом.

– Увидите его в конюшню и там устройте порку. Бейте, не жалея сил, но не вздумайте его убить! Он нам еще пригодится.

Глава 4. Об ангеле

У добрых людей холодные руки


Свист…

Такой быстрый и громкий. Свист, предвещающий адскую боль. Именно такой свист я слышал на протяжении четверти часа. Первое время я сопротивлялся и пытался не вскрикнуть, но через десяток ударов уже не контролировал себя. Слезы лились из моих глаз сплошным потоком, а всхлипы и крики отчаяния должен был слышать весь дворец.

Свист.

Боль.

Крик.

И так по кругу. Я сбился со счету на пятидесятом ударе. Все мое тело жгло, и я чувствовал теплую кровь на груди. Глаза почти ничего не видели. Конюх не рассчитал удар и случайно, а может и нарочно, скользнул мне по глазам. Не хочу поднимать веки… За ними боль.

Свист!

Удар!

Снова свист!

Я сорвал голос и стал лишь жалобно хрипеть. Слышу храп Черта и тяжелое дыхание конюха. После приказа графа меня отвели прямо в стойло к Черту, дабы нам никто не мог помешать. Камизу с меня сорвали и начали наказывать.

Свист!

Удар!

Свист! Свист! Свист!

– Ох и не повезло тебе, мальчишка, нашего сеньора оскорблять.

Свист!

Крик…

– Это научит тебя хорошим манерам.


Прошу… хватит… Изо рта течет кровь…

– М…

Свист!

Крик…

Умоляю, прекратите это! Я… я сделаю все что угодно, прошу вас!..


Свист! Свист!

Молю…

Свист!

Матерь Божья! Прости раба своего недостойного и прими к себе! Приласкай и пожалей, ведь только ты на это способна, принять недостойного крестьянина!

Свист!

Я снова сжался и стал ждать следующего удара, но его почему-то не последовало. Секунда… Другая… Быть может, конюх устал и решил передохнуть? Быть может, он смилостивился? Надо… надо открыть глаза и посмотреть… Нет! Не надо, он только этого и ждет! Матушка… Прошу тебя…

Ржание.

Неужели… Черт взбесился и решил добить меня ударом копыта? Как… тяжело дышать… Святая Матерь, пощади… Избавь от страданий… Стук копыт, но какой-то странный… Как будто конь топчется на месте… Снова ржание, но далекое и тихое… Чей-то голос что-то от меня требовал, а затем похлопал по плечу.

Крик…

Боль расползлась по всему телу…

Снова боль…

Меня трясло… Я был не в конюшне? Но где… Ах, как больно… Цокот… Меня.. куда-то везут? Что… Куда меня везут? Кто меня везет?

Какая… жгучая боль…

Арли… это ты?

Вокруг так темно и холодно… Такое бывает во время лютых зим. С крыши медленно падают белые холодные комочки. Ты… ты дрожишь, Арли? Не волнуйся, сейчас станет теплее. Давай… я научу тебя танцевать? Ты сможешь согреться. Арли… дай мне руку. Вот так, делаешь шаг вперед… Теперь назад. Больно? Прости, сестренка… У меня тоже очень болят ноги. Но нужно продолжать танцевать. Во что бы то ни стало… Надо… продолжать.

Шаг вперед, шаг назад… Теперь поворот. Отлично, у тебя получается! Я так тобой горжусь…

Буря крепчает. Комочки покрыли все твои белоснежные волосы. Ты дрожишь? Не бойся, буря не вечна. Не плачь, Арли, отец скоро вернется. Он обязательно вернется. Давай… продолжим?

Арли… Знаешь, я никогда этого не замечал… Ты ведь такая добрая… Твои ручки побелели. Сейчас, я тебя согрею. Надо… надо подышать ей на ладошки, иначе ей будет еще больнее. Ах… как больно… дышать.

Буря взметнулась к самым небесам и обрушилась на нашу хлипкую крышу.

Скрежет, скрежет, хлопок!

Куда же ты меня уносишь, белоснежная буря? Оставь меня, ведь меня ждут… Я все еще…

Буря ослабла. Падаю вниз. А подо мной пропасть.

Что же это? Как…

Пропасть поглотила меня без остатка. Здесь… так холодно… Надо… продолжать танцевать… Арли… Где же ты? Я так хочу… закончить с тобой этот вальс.

Вдох!

Пропасть исчезла. В одно мгновение, будто ее и не было вовсе. Все закончилось?

Неужели… Я умер?

Приятная прохлада обволакивает тело. Быть может, я попал в рай? Я слышал, что здесь хорошо всем… Может, и мне здесь место найдется? Какое… приятное чувство. Как же не хочется, чтобы оно пропадало! Чтобы больше никогда не было боли, было лишь это чувство…

Слышу чей-то голос… Кажется, меня кто-то зовет… Может, открыть глаза и посмотреть, кто это? Нет! Тогда я точно почувствую боль! Не хочу! Прошу, хоть еще немного, дай мне побыть здесь! Ведь здесь… так хорошо…

Выдох…

Голос продолжал меня звать… Странно, он мне кажется… знакомым.

Надо… открыть глаза. Боюсь… Нет, надо собраться! Может, это Арли зовет меня на помощь? Может, я ей нужен? Надо… открыть глаза.

Веки дрожат. Что-то в груди забилось быстрее. Арли… Я уже иду!

Темно. Ничего не вижу. Но тепло. Это… замечательно. Где-то вдали вижу крохотный огонек света. Хотя нет… Огонек же совсем близко! Где это я? Я лежу на чем-то мягком. И дышу… Значит, я все еще жив. Боль стала не такой невыносимой. Кажется, что я даже рукой пошевелить смогу… Ай, больно!

Сознание понемногу возвращается. Где же я? Я точно не в конюшне, иначе бы подо мной не было ничего мягкого, а боль не прекратилась бы. Меня перенесли в другое место. А, теперь начинаю вспоминать. Меня везли куда-то! Я был перекинут через седло… Кто-то забрал меня из конюшни? Но кто? И зачем? Не понимаю.

Огонек, что я вижу. Думаю, это свечка, но она почти потухла. Не могу разглядеть ничего больше. Хотя… нет, что-то… стоит вдалеке! Напоминает человека.

Кто это? Враг? Или же друг? Может, это матушка или Арли? Ах, дьявол… Как тяжело. Совсем нет сил… Может, тот силуэт знает, что со мной случилось и где я нахожусь? А вдруг это враг? Хотя о чем я? Будь это враг, он бы не вытаскивал меня из той конюшни и тем более не стал лечить… Я захрипел, привлекая к себе внимание. Будь что будет, Боже, не оставь меня!

– Святые угодники! Ты проснулся! – сразу воскликнул тонкий голосок. – Ваше Благородие, он пришел в сознание!

– Дьявольская сила! Да перестань меня так называть. Называй меня монсеньором, как он…

Этот голос… и… монсеньор! Он жив! Хвала Богу! Я… так боялся, что граф Бодуэн убьет Вэйда! Боже, спасибо тебе!

Тем временем силуэт медленно стал подходить ко мне. Не вижу, кто это, но судя по голосу… Арли. И действительно, через пару секунд ко мне на свет тлеющей свечи вышла бледная как смерть младшая сестра с горящими от страха, волнения и радости изумрудными глазами. Измученными и утомленными.

За ней из тени вышел Вэйд. Неужели… Я все-таки смог выжить?

– О Петр! Святые угодники! Ты жив! – со слезами на глазах прошептала Арли.

Я слабо улыбнулся и взглянул на монсеньора. Тот был мрачен и молчал. Я знаю, что он зол. Зол из-за моего поступка. Ведь я же мог победить и тогда наша жизнь стала бы в разы лучше! Но… Была бы эта жизнь вообще? Пощадил бы граф Фландрский монсеньора, если бы я не послушал его немого приказа и выиграл в сражении против короля?

Ответ очевиден.

А еще… Кто меня вылечил? Судя по ощущениям, тело восстанавливается. Арли слишком маленькая, да и не понимает она в лечении ничего, матушка тоже плоха в врачевании… Неужели все-таки монсеньор? Нет, такого быть может. Тогда кто?

– Боже мой, братик, кто же мог тебя так истязать? – Арли не выдержала и заплакала. – Кто же был с тобой так жесток?

Вэйланд так ничего и не сказал. Просто развернулся и ушел. Я тяжело выдохнул и поморщился. Больно… Как… я устал…

Свист!

Нет, прошу, не надо!!!

– Братик, что случилось?

Выдох… этот звук… всего лишь сон? Я взглянул в обеспокоенное лицо Арли.

– Тише, Петр, я рядом.

Прикосновение.

Я вздрогнул. Дрожь пробрала мое тело.

Арли отдернула руку, но затем снова поднесла ладошку.

– Я с тобой братик. Все хорошо. Тебя никто не обидит.

Я долго смотрел на тоненькие пальчики сестры. Она… говорит правду? Она ведь… мне не навредит?

Легкое касание. Но… оно такое осторожное. Такое… теплое.

– А… Арли… – простонал я.

– Что, братик?

– Во… воды…

Она встала и ушла куда-то в темноту. Ее нет… уже целую вечность. Тьма сгущается. Кто-то рядом тихо зашуршал… Боже, спаси меня!

Наконец, она вернулась.

– Петр, что случилось?

– Т… там! – надломлено простонал я.

Арли взглянула туда, откуда шел звук и улыбнулась.

– Монсеньор спит. Не шуми, пожалуйста. Вот вода.

Я взглянул на ковш, который она принесла. Я попытался поднять руку. Больно…

Сестра заметила это движение и покачала головой.

– Тише, братик, я тебе помогу. Она села рядом и снова прикоснулась ко мне. Слегка подняла голову и поднесла ковш. Я жадно припал.

Глоток… Еще один и еще… Хорошо.

– Тебе нужно отдохнуть, – тихо шепнула она и отошла от кровати.

Не уходи… Арли… Пожалуйста, не уходи!

Она обернулась. И подошла ко мне.

Касание…

– Я рядом, Петр. Я совсем рядом… – сказала она… как-то далеко… очень далеко…

Арли не отходила от меня. Я то проваливался в тревожный сон, то вскрикивал и просыпался. Тогда сестра подходила ко мне и клала свою руку на мою голову. Такое… легкое прикосновение… Я почти всегда после этого засыпал. Шли дни. Я заметил, что мои силы понемногу возвращаются. Я снова мог шевелить рукой и тихо, но разговаривать.

Когда Арлетта снова вернулась ко мне с миской в руках, я стал расспрашивать ее, что произошло и где я сейчас.

Она поведала, что нахожусь я у себя дома. В тот день монсеньор приехал ночью на каком-то вороном скакуне (неужели Вэйд украл Черта из королевской конюшни? Боже, прости ему этот грех!), он привез меня всего израненного, я дрожал и бормотал что-то про бурю. Меня уложили на кровать и на утро позвали лекаря. Мои раны залечили, но я еще долго не приходил в себя. Когда же я очнулся и все поняли, что моей жизни ничего не угрожает, монсеньор отпустил лекаря и все продолжили заниматься своими делами. Наступило время жатвы, поэтому матушка весь день проводит в поле и сыроварне. Арли осталась ухаживать за домом и за больным, то есть, за мной. Монсеньор утром уходит в город и Арли не знает, зачем. Иногда он помогает матушке доставлять сыр на продажу, а иногда сам и продает его.

После своего рассказа Арли спросила о моем самочувствии.

– Арли, все хорошо, – тихо сказал я и приподнял голову, чтобы лучше ее разглядеть.

Боже праведный! Она так исхудала! Ее глаза выглядят так устало… Конечно, ведь все эти дни, что я валялся на кровати, она работала по дому, готовила завтрак, обед и ужин, ночи не спала… из-за меня. Мне стало горько и совестно.

– Арли… прости меня. Я… так виноват перед тобой.

Она замотала головкой.

– Братик, тебе не за что извиняться! Тебе лучше отдохнуть, поспать, тебе нужны силы…

– Арли… а ты помнишь… ту зиму?

Она удивленно посмотрела на меня и опустила глаза.

– Помнишь… как я учил тебя танцевать? Шаг вперед… потом назад…

– Петр…

– Ты ведь тогда замерзала. Я точно помню, у тебя… такие холодные ладони.

Я протянул свою руку к ней. Арли поставила миску с едой и осторожно взяла мою ладонь. Я так и знал. Холодные.

– Хочешь, я однажды научу тебя танцевать?

– Ах, Петр… Конечно хочу, мой дорогой братик! Обещай, что научишь меня однажды танцевать!

Я улыбнулся.

– Обещаю, Арли. Я обещаю…

Она улыбнулась и взяла миску.

– Теперь тебе нужно поесть. Давай, открой рот…

– Я справлюсь сам, – произнес я и привстал на локтях.

– Ты еще слаб, полежи…

Я махнул рукой, показывая, что справлюсь. Она не спорила. Дрожащими пальцами я взял ложку и зачерпнул из миски густую жидкость.

Глоток. Вкусно.

Голова… кружится… В глазах потемнело. Я упал обратно на лежанку.

– Петр! Что с тобой?..

Открываю глаза. Арли рядом нет. Видимо, я уснул, когда она меня кормила. Интересно, сколько дней прошло с нашей поездки в Париж? Неделя? Две? Месяц? Нужно узнать у Арли.

Она пришла ко мне довольно скоро и очень обрадовалась, увидев меня в сознании. В этот раз я решил рассказать сестре, что произошло во дворце, и она в порыве обняла меня.

– Ты все сделал правильно! Матерь Божья, как я рада, что ты остался жив!

– Но ведь…

– Монсеньор все понимает, – как будто прочла мои мысли Арли и улыбнулась.

И вдруг я заметил слезы на ее глазах.

– Арли… Ты что… Плачешь?

– Н-нет, все хорошо, – снова улыбнулась сестра и поспешно вытерла слезы. – Я просто счастлива, что ты жив.

Так ли это? У нее… впервые покраснели глаза. Моя сестра такая сильная. На ее плечах забота о доме, но она продолжает улыбаться. Боже, как же я ей… завидую.

– Петр, ты совсем бледен. Тебе нужно отдохнуть.

– Арли. Пообещай мне кое-что.

– Что, братик?

– Пожалуйста. Отдохни. Ты ведь очень устала.

Она слегка вздрогнула.

– П-петр, не волнуйся, со мной все…

– Пообещай мне! – твердо повторил я.

Она поджала губы. И кивнула. Я улыбнулся и лег обратно.

Вечером ко мне пришел монсеньор. Он долго и угрюмо смотрел на меня, не произнося ни слова. Может… он чего-то ждет? Надо встать с кровати… Ах, саранча на поля, как болит!

Удар!

Я упал обратно на кровать и потер щеку, непонимающе взглянув на Вэйланда.

– Осел! Ты… Такой осел, что тебя даже бить жалко! – крикнул Вэйд и отвел глаза, но затем снова пронзил меня сверкающими молниями. – Почему? Почему ты дал этому ничтожному королю выиграть? Беспокоился о моей безопасности? Я дал тебе приказ, и ты обязан был его исполнить! Слышишь, дьявольское отродье, обязан был! А ты вместо полного повиновения, стал выдумывать и попытался спасти меня, своего господина! Я бы что-нибудь придумал, я бы выбрался, а ты!.. Ты не поверил в меня!

– Монсеньор, я…

– Что ты? Ты думаешь, что сделал все правильно? Думаешь, что твой проигрыш принес нам счастье? А теперь слушай: ты принес себя в жертву, чтобы спасти меня. Твоя сестра каждую ночь плачет, но не показывает тебе этого! Она спит на холодном полу, потому что ты болен! Ты принес себя в жертву и тем самым оскорбил меня! Ты… Прилюдно унизил меня, показав, что я слаб, ведь даже собственные слуги не верят в меня! И что ты можешь сказать в свое оправдание?

Я… молчал. Мне нечего было ответить. Я знал, что спасаю монсеньора, но я бы никогда не подумал, что могу оскорбить его своим поступком. Я думал, что так будет лучше всем… А оказалось…

Я снова попытался встать с постели, но, прежде чем я это сделал, Вэйд снова замахнулся, и я замер, готовясь к новому удару.


– Какой же ты все-таки… – рука господина дрогнула, и он опустил ее.

Какой я? Плохой? Слабый? Глупый? Почему он так и не сказал? Почему он промолчал? Почему он меня спас?

– Монсеньор… – тихо, но уверенно начал я, – почему?


– Что почему?

– Почему вы меня спасли? – хрипло спросил я.

Во рту появилось горькое чувство, а глаза предательски стали наполняться слезами. Не моргай! Слышишь ты, слабак? Не вздумай моргнуть!

– Почему я тебя спас? – медленно и как будто вдумываясь в каждое слово, повторил монсеньор.

– Д-да.

Саранча на поля! Глаза сушит… Не могу больше… Как же я все-таки слаб! Я опустил голову, дабы никто не увидел мою слабость.

– Это тебе знать не обязательно, – донеслось до меня.

Я поднял голову, но увидел лишь спину Вэйда. Он настолько быстро вышел из комнаты, что пламя свечи дрогнуло и едва не потухло.

Не гасни! Я… не хочу снова оказаться во тьме! Я не хочу быть один! Я сжался и почувствовал, как комната стала уменьшаться. Как стены подступали ко мне со всех сторон, заставляя схватить колени и сжимать их еще сильнее. Хватит! Не мучайте меня!

Я закрыл глаза и спрятал голову между коленями. Прошу! Не надо!


Свист…

Что это?! Откуда этот свист? Я… Не хочу боли! Боже, защити меня! Я… я не хочу умирать!!!


– Петр! Что случилось? – раздался нежный голос откуда издалека.

И вдруг тьма стала отступать от меня. Я видел как вдалеке загорелся сначала маленький, но постепенно увеличивающийся яркий огонек приятного зеленого цвета… Огонек становился все ярче и ярче и вскоре стал слепить. Страх… Внезапный страх сковал мое тело. Я помню… Старый пожар… Той зимой наш дом сгорел. Той зимой, когда отец не вернулся назад.

– Хватит! Не надо боли! Не надо!!!

– Петр, все хорошо…

– Кто ты?

– Арли!

И тут я понял, что непрерывно смотрю прямо на свечу, находящуюся напротив моего носа… Что… Со мной происходит? Тело… Не слушалось! Я дрожу. Дрожу и не могу заставить себя прекратить. Я чувствовал дикий, неподвластный какому-либо описанию страх. Животный. Страх перед смертью.

Я медленно перевел взгляд и увидел два изумрудных огонька, что вытащили меня из темноты. Арли плакала… По ее щекам катятся маленькие, словно кристалики слезы.

– Арли…

Внезапный свист. Мое тело пронзил липкий страх. Я… боюсь… Кто-нибудь… Помогите!

Прикосновение… Все мое тело запылало, не удержавшись, упал на кровать. Спустя пару секунд я понял, что это Арлетта бросилась на меня и заключила в кольцо своих тонких рук.

– Я рядом, братик! Я всегда рядом с тобой!

– А… Арли…

– Больше ты никогда не испытаешь того, что почувствовал тогда… Ты больше не будешь бояться ветра!

– Вот оно что… Значит, это был ветер… – тяжело и тихо протянул я, а затем обнял свою сестру в ответ.

Ай! Она слишком сильно сдавливает меня в объятиях! Но я не жалуюсь. Арли! Все прошло. И страх, и дрожь, и безумное желание выжить. Осталась лишь невыразимая благодарность к той, которая спасла меня. Той, кто заботилась обо мне все эти долгие дни…

Ее слова… Они словно обладают какой-то незримой силой исцеления. Я… Верю! Я перестану бояться ветра, огня и смерти! Я… Нет, она!

– Ты больше никогда не увидишь меня таким. Обещаю! – на ушко произнес я своему маленькому ангелу.

Она схватилась за мою рубаху, подняла заплаканное лицо и посмотрела своими изумрудными глазами, исполненными великой радости. Она тоже верит. Верит мне! Арли… Спасибо! Тысячу раз спасибо! Ты вытащила меня из тьмы, вселила надежду и разожгла во мне вечно пылающий, но совершенно безопасный огонек веры и бесстрашия.

Но… мне… уже нечем дышать!

– Арли… Отпусти… Не могу…

Сестра быстро разжала руки и села на кровати рядом, виновато глядя на меня. Какая же все-таки замечательная у меня сестра! Вот только… Ее припухшее лицо от слез разрывает мне сердце. А ведь монсеньор прав. Она плакала. Много плакала. Нет, я этого так не оставлю!

Я не позволю никому навредить моему ангелу! Даже если это будет сам король Франции или монсеньор! Я клянусь своей кровью и болью! Она не заплачет больше! Да, все верно. Однажды она спасла меня, а значит, я, как мужчина, не могу долго оставаться в долгу перед женщиной. Я проявил слабость в первый раз, но это был и последний. Я стану сильнее и храбрее и защищу свою сестру от слез и того ужаса, что мне довелось пережить!

– Как… Ты себя чувствуешь?

– А? А… Уже лучше, когда ты перестала меня сдавливать в объятиях, – улыбнулся я.

– Петр… не надо, – тихо попросила она.

Я поджал губы и поднялся на локтях, а затем одной рукой снова обнял ее. Прости меня, Арли. Мой маленький ангел. Я… веду себя так глупо, а ведь ты переживаешь за меня…

– Какая же ты все-таки добрая, Арли, – с небольшим сожалением сказал Вэйд и показался из темноты.

Вэйд… Как мне жаль. Я горько сожалею о своем поступке! Прости ничтожного слугу своего! Нет… Дворянин не должен прощать своих слуг. Я не заслуживаю быть рядом с ним!

– Монсеньор…

– М? Что тебе?

– Я… Не могу больше называться вашим слугой. Я совершил непростительное. Я оскорбил своего господина и подверг его жизнь опасности! Я…

– Ишак ты, вот кто! – перебил меня Вэйланд.

Я непонимающе взглянул на монсеньора… Но сеньор ли он мне?

– Если ты перестанешь мне служить, тогда у меня не останется слуг! Как же я буду переодеваться по утрам? Кто мне будет помогать во всем и даже в том проклятом Клюнийском Аббатстве?

– М-монсеньор…

– Граф Бодуэн был так добр, что решил смягчить твою смертную казнь и всего лишь отправить в вечную ссылку в Аббатство. Я даю тебе на выздоровление ровно неделю, после же мы отправимся туда и тайно будем тренироваться, дабы стать умелыми бойцами.

– Я…

– Побереги силы, дьявольское отродье! – почти ласково приказал Вэйланд и ушел из комнаты.

И только сейчас я посмел выдохнуть. Хвала Богу! Хвала Богу, все закончилось хорошо! Господи, спасибо тебе! За то, что дал мне такого господина. За то, что подарил мне настоящего ангела! За то, что позволил мне жить дальше и помогать тем, кому я даже после самой большой ошибки в своей жизни, могу и должен помочь! Спасибо тебе!

Глава 5. Об обещаниях

Шли дни. Мы оставались у меня дома, пока могли. Я все время боялся, что прямо сейчас ворвутся стражи и схватят нас с монсеньором, а затем отведут к графу Фландрскому, который прикажет нас обезглавить за преступление и побег.

Но этого не происходило. Странно. Ведь граф так далеко зашел, чтобы заполучить меня, и он так легко сдался? Так легко отпустил меня и монсеньора, несмотря на то, что мой господин «временно одолжил» самого быстрого коня на земле? Сомневаюсь, что он всепрощающий Бог. Тогда почему? Эта загадка заставляла меня каждую ночь просыпаться в холодном поту и вслушиваться в тишину. Но не только мои внутренние беспокойства заставляли меня напрягать слух.


Каждый день я заставлял себя прислушиваться к свисту, но избавиться от страха оказалось не так просто. Каждый свист напоминал мне о боли. Об адской боли, которая отзывалась из глубин моей истерзанной груди. После каждого свиста хотелось вскрикнуть и зажмурится, но я не позволял себе такой роскоши. И спустя пару дней мои старания были вознаграждены. Я почти избавился от этого глупого страха, но все же не до конца. Ноющая грудная рана заставляла вспомнить конюшню, то стойло, тот хлыст…

Поправлялся я медленно. Временами мне казалось, что эти странные лоскуты, что наложил на меня лекарь, делают только хуже, но спорить не хотел, да и не понимаю в этом ничего. Через три дня после разговора я решился встать с кровати. Медленно подполз к краю и свесил ноги, а затем неуверенно наступил на холодный пол. По внутренним ощущениям, все спокойно. Я поставил на пол другую ногу, а затем слегка оттолкнулся рукой.

Боль…

Саранча на поля, грудь! Я схватился за нее и осел на пол. Проклятие! Как болит… Я попытался разогнуться, но меня опять остановила нарастающая боль в груди. Я стиснул зубы и рывком поднялся. Тяжелый болезненный вздох. Ощущение, будто меня пронзило тысячи игл одновременно. Я, не отнимая руки от груди, медленно побрел к выходу. К счастью, никого в доме не было: мать работала в поле, Арли с монсеньором, несмотря на все мои предостережения, отправилась в город за продовольствием. Я подошел к старой, прогнившей дубовой двери, висящей на одной петле, и оперся на нее. Опять боль. Мое дыхание уже давно сбилось. Схватился за край двери… Дерг!

Проклятие! Почему так больно?!

Но теперь проход открыт, и я могу выйти наружу. Боже милостивый… Поле… какое… родной вид! Какой… приятный.

Ах, хорошо как! Свежий воздух обдувал меня, растрепав слегка отросшие волосы. Как… хорошо! Я долго и с какой-то невыразимой жаждой вдыхал столь сладкий, пропитанный влагой и запахом созревших колосьев, воздух…

– И долго ты думаешь стоять здесь? – внезапно раздалось откуда-то сбоку.

Я резко обернулся и опять схватился за грудь. Больно!

– Я же говорил, не вставать, пока я не разрешу! Вот дьявольское отродье!

– М-монсеньор!.. – простонал я, сгибаясь от боли. Господи, и за что мне все это?

Вэйланд тяжело вздохнул и медленно подошел ко мне. Затем он опустил свой серебряный взгляд и посмотрел прямо мне в глаза.

Я застыл, ожидая… чего-то. Удара? Ругани? Насмешки? Я и сам точно не знал.

Но вдруг Вэйд протянул руку. Что он хочет? Может… Ах да! Совсем забыл! Ведь сегодня я не поцеловал его перстень в знак того, что подчиняюсь Ребелям!.. Ишак! Какой же я все-таки ишак!

Я сел на одно колено и потянулся к его руке для поцелуя.

Толчок!

Не удержавшись, я сел на землю и болезненно скривился. Неужели даже такое легкое движение причиняет такую адскую боль?

Почему монсеньор меня оттолкнул? И что это за странное чувство? Такое ощущение, что чего-то не хватает очень важного… Но чего?

Я поднял голову и заметил, как Вэйд склонился надо мной и схватил меня за руку.

Что? Что сейчас происходит?

А между тем господин перехватил мою ладонь и стал медленно поднимать меня с земли, после чего повел меня в дом.

– Какой же ты все-таки глупый, Петр! Даже помощь не можешь по-человечески принять…

Кажется, я забыл как дышать. То есть сейчас Вэйланд, мой господин, помогает мне, крестьянину?! Что здесь творится, саранча на поля! Да будь я проклят, если это все не сон! Неужели я так низко пал, что даже монсеньор вынужден мне помогать?!

Я попытался освободить свою руку, но граф сжал ее и тихо прошипел:

– Если ты сейчас не перестанешь сопротивляться, я тебя в грудь ударю, дьявольское отродье!

– К-как прикажете…

Остаток пути мы молчали. Я все еще не мог смириться с мыслью, что мой господин помогает мне.

Монсеньор… Интересно, о чем он думает? Что заставило его помочь мне? Вэйд мягко опустил меня на кровать, приказал не вставать с нее, даже если сама кровать исчезнет, и снова ушел.

Разумеется, я подчинился. Вернее, хотел бы… Но… природа зовет… Я мучительно перевернулся. Ведь если монсеньор не узнает, ничего плохого не случится? Ведь так?

Я снова тяжело поднялся и медленно пошел на улицу.

Дыхание…

Боже правый, что это?

Я опустил взгляд и увидел около очага Арли. Спящую. Ее глаза тревожно подрагивали, она стискивала в ручках ложку. Я слегка улыбнулся. Как же… она мило спит. Но она не должна спать на полу! Я должен перенести ее на кровать. Она столько сделала для меня, она заслуживает гораздо большего, чем это!

Я стиснул кулаки. а затем нагнулся к ней. Грудь снова скрутила боль, я закусил губу, чтобы не издать ни одного звука. Просовываю ладонь под ее голову. Легко поднимаю ее на руки. Какая же она легкая. Она хоть кушает? Ей… так трудно, могу ли я ей еще хоть как-то помочь?

Опускаю на кровать. Она… даже не вздрогнула. Просто встревоженно вздохнула и снова провалилась в тревожный сон.

Арли… мой ангел. Спи спокойно, твой сон я буду охранять, пока жив. Я осторожно накрыл ее шерстяным одеялом и вышел из дому.

Прошла неделя. По ее окончании приехали стражи и показали нам ордер на ссылку в Клюни. Нам с монсеньором почму-то позволили оставить Черта и, более того, один из стражей спросил меня, не поменял ли я свое решение. Я отказался. Тогда нам сказали, что нас повезут под конвоем в Клюнийское Аббатство, дабы мы не вздумали бежать. К тому моменту я смог уже нормально передвигаться, но садиться на лошадь… Особенно на Черта… Мои мольбы не были услышаны. Проклятье… Я же не доеду до Аббатства!

– Хватит жаловаться, как старик, и помоги мне забраться на Черта, дьявольское отродье! – приказал Вэйланд и нетерпеливо стал смотреть на меня.

Я обреченно подошел господину, опустился на одно колено и сложил руки, образуя подобие подножки.

Вэйд быстро и умело вскочил на коня и взял поводья. Я медлил.

– Мне долго тебя ждать?

– Монсеньор! Могу ли я идти рядом?

– Дьявольское отродье, не давай мне повода злиться и бить тебя кнутом!

– Стойте! – донеслось из дома.

Я облегченно обернулся на голос матери, а затем, не веря собственным глазам, уставился на Марлю, ослика, что помогал нам перемалывать пшеницу.

– Возьми Марлю, Петр, тебе он больше поможет, чем нам.

– М-матушка… Как же так! А как же феодал? Как же вы и…

– Не волнуйся за нас, мой мальчик! – мать потрепала меня за волосы. – Господь Бог сохранит нас, да и хлеба нам теперь понадобиться меньше.

– Матушка! Но… Я не могу…

– Не спорь с матерью, Петр! Забирайся или на Марлю, или на Черта.

– Монсеньор! Но как я могу?

– Ты слышал приказ нашего сеньора, Петр! Помнишь, как твой отец говорил? Негоже слуге задерживать господина.

Мать сказала это с улыбкой на губах, но в ее глазах отразилась грусть и печаль… Почему она грустит? Неужели она…

Это неправильно! Она боится, сильно боится! Нет, все еще хуже. Она не верит, что сможет выжить!

– Матушка… Я… Никогда не забуду того, что ты сделала для меня! Я обещаю, вы не будете голодать!

– Прежде чем давать такие обещания, подумай сначала! – одернула меня мать, а затем крепко обняла. – Возвращайся домой как можно скорее!

Я почувствовал, как мое плечо стало мокрым… Она плачет. Ей больно отпускать своего сына, ведь однажды она уже потеряла самого дорогого ей человека… Я не допущу этого!


– Я вернусь. Клянусь вам, матушка! Я обязательно вернусь домой! – я обнял мать в ответ и крепко прижал к себе ее заплаканное лицо.

Я вернусь. Я просто не имею права умереть!

– Петр… Нам пора в путь, – тихо поторопил Вэйд.

Я отстранился от матери и сел на Марлю. Это послушное и тихое создание никогда не брыкается и не капризничает. Марля очень умное животное и хорошо понимает все команды. Кажется, мы друг друга понимали лучше, чем кто-либо. Я тихонько сжал бока Марли, и тот послушно тронулся с места. Монсеньор также тронул поводья и повел Черта чуть впереди от меня. Мы отправились на встречу Клюнийскому Аббатстсву, где нас ждала сложная жизнь в роли монахов и будущих солдат.

Я… так и не обернулся. Никто вслед не кричал, не звал нас, а я… Я боялся, что в последний момент передумаю и направлю Марлю обратно, домой. Но я чувствовал, как из окна на нас смотрят два изумрудных огонька.

Только когда мы неспешным шагом покинули город Амьен, я обернулся, но, разумеется, ничего не увидел, кроме городских стен.