Гостиная меня впечатлила. Она была выполнена в ультрасовременном стиле: пластик, стекло, металл какой-то блестящий, телевизор плоский из пола торчит. Кресла глубокие кожаные. Диван оранжево-голубой, немецкий, наверное. На стене гобелен – закованный в броню рыцарь поражает копьем языкастого дракона. Красота. И старинный, вероятно, дорогой. Видимо, сгоревший бизнесмен был человеком со вкусом. Я подумал, что вся эта история с проклятьем, превращениями и сжиганиями в бане никак не вяжется с этой гостиной и телевизором. Вполне может быть, что этот Горох просто местный дурачок. В каждой деревне должен быть дурачок, таков обычай. Возьми любую ролевку – там и то в каждой деревне дурачок, сидит на углу, слухи распространяет, подорожником жеваным торгует, а тут настоящее село.
Правда, гостиную несколько портил пустой аквариум с высохшими рыбами, но это ничего, аквариум можно и перезапустить.
И еще гостиную портили наши узлы с вещами. Они валялись в самом центре большого синего ковра и никак не вязались со всей обстановкой. Вообще-то это были еще не все наши вещи, солидная часть барахла должна прибыть в конце недели, пока же мы собирались довольствоваться тем, что привезли на грузовике.
Я пнул ближайший мешок и свалился в кожаное кресло, решив немножко посидеть, подумать об услышанной истории, да и просто понежиться. И только я погрузился в пахнущие дорогой кожей глубины, как со второго этажа спустилась матушка. В руках у нее была карликовая сосна в деревянном корытце. Бонсай. Наш папахен сильно уважал бонсай. Мать оглядела гостиную, подошла к телевизору и поставила на него кадку с сосной.
– К этому дереву будут комары слетаться, – сказал я.
– Комариные укусы повышают иммунитет, – заметила мать. – Гриппом болеть не будешь.
– Я и так никогда не болею...
Матушка достала из аквариума сухую рыбку, понюхала.
– Где болтался? – спросил она. – Только приехали, как сразу куда-то убежал!
– Исследовал местность, – соврал я. – Тут интересно...
– Отец говорил, рыбалка здесь отличная, – сказала мать и бросила мумифицированную рыбку обратно. – Караси-рекордсмены...
– Караси – это хорошо, – произнес я. – Слушай, ма, а кто тут раньше жил? Ну, в смысле в этом доме?
– А что? – матушка с удовольствием посмотрела вокруг. – Не нравится?
– Да не, нравится... Просто дом такой здоровенный, а никто не живет. Странно...
– Не знаю, кто раньше тут жил, но сейчас тут живем мы. Значит, это наш дом. У тебя, кстати, будет своя комната. И у Катьки. Вон по той лестнице на второй этаж. Бери свой компьютер и тащи давай.
– У меня нога болит, – снова соврал я, сам не знаю почему. – Бурсит застарелый...
– У тебя все время что-то болит, – сказала матушка, выбрала узел побольше и потащила вверх по лестнице.
Я вздохнул, проклял производителей громоздкой компьютерной техники и поволок коробки с железом наверх.
Моя комната была крайней по коридору. Рядом были небольшие комнаты для гостей, спальня родителей и комната Катьки. Я остановился перед дверью, опустил на пол коробки и достал из одной специально припасенную для такого случая штуку. Букву «М» (что означало «мужик») со специальной присоской. Я подышал на присоску и приладил ее к полированной двери. Затем вошел внутрь.
В комнате не было почти никакой мебели, только кровать и письменный стол у окна. Скорее всего, ее просто не успели обставить. От прежнего хозяина остался лишь плакат на противоположной от кровати стене. Волк с красными глазами, с клыками, шерсть дыбом. Вообще у меня были другие пристрастия, но этот плакат я решил не снимать, плакат мне, пожалуй, понравился. Он, правда, немножко отклеился, я взял скотч, отрезал два кусочка и прилепил нижние углы. Порядок.
Сунул коробки с компьютером в угол, потянулся с хрустом и с разбегу грохнулся на койку. И тут произошла странная штука. В тишине я совершенно явственно услышал мяуканье.
Мяу.
Густой, низкий звук.
Я вскочил с кровати и огляделся. И сразу же увидел. За окном сидела кошка. Белая. Даже, скорее, не белая, а какая-то бесцветная.
Кошка открыла пасть и снова мяукнула. Меня как-то неприятно поразило то, что в пасти у кошки я не заметил зубов. Красное отверстие, и все. Кошка положила лапу на стекло и повела ею вниз. Звук получился такой, как будто по стеклу провели гвоздем, от этого звука у меня заломило зубы и я даже зажмурился, а когда открыл глаза, кошки за окном уже не было.
Я кинулся к окну. Кошки не было видно. Я поднял раму и выглянул вниз.
Стена была совершенно отвесная и гладкая. Отщелкнув шпингалеты, я поднял раму до упора и высунулся наружу. Кошки не было. Зато я увидел дом соседки.
Сверху он выглядел совсем по-другому, сверху он выглядел как-то угрожающе. Дом будто тянулся в нашу сторону. Из стен его лезли какие-то длинные штуки, похожие на щупальца, сощурившись, я увидел, что это не щупальца, а просто засохшие ветки каких-то гибких деревьев вроде лиан.
Я задвинул окно, дернул за веревочку и затянул жалюзи. И тут я подумал, что кошка была какая-то ненормальная. Какая-то слишком приземистая, с толстыми кривыми лапами и крупной головой. Такой головой кошка могла запросто пробить стекло вместе с жалюзи. Но не пробила. И как она удерживалась за окном?
– Поздравляю, – сказал я сам себе. – Сначала тебя посетил безумец, затем тебя навестила белая кошка-мутант. Следующим будет Годзилла [2].
Я засмеялся, но мне было совсем не смешно, от этого происшествия на душе остался какой-то мутный осадок, я хотел было заняться сборкой компьютера, но этот самый осадок мешал мне предаться любимому делу, поэтому я решил воспользоваться давно испытанным приемом – сбросить этот осадок еще на кого-нибудь. Кроме Катьки никого подходящего под рукой не было, поэтому я сразу направился к ней.
Катькина комната мало чем отличалась от моей. Кровать, стул, стол у окна, комод. Стены выкрашены в цвет незрелого лимона. Над кроватью миленькая акварельная картинка. Горы, озеро, снежные вершины. Рамка из розоватого теплого дерева. Красиво.
Катька занималась своей излюбленной деятельностью – собирала кукольный дом для своей тупой куклы Барби и ее дурацкого приятеля. Я вошел в ее комнату, пнул какую-то плюшевую розовую свинью и уселся на пол. Катька сразу же схватила свинью и стала ее качать на руках и утешать. Мне же она сказала:
– Придурок.
Я проигнорировал ее высказывание, схватил ближайшую пластиковую куклу, свернул ей башку и закинул под кровать.
– Чего тебе надо? – спросила сестра уже миролюбивее.
Этих девчонок надо держать в кулаке, дашь слабину – на шею сядут.
– Скажи мне, Катька, – спросил я. – Ты когда-нибудь с мальчиком целовалась?
– Нет... – растерянно протянула Катька.
– Это ты зря, – я мрачно улыбнулся. – Зря...
– Почему? – обиженно спросила Катька.
– Потому что ты скоро помрешь, – совершенно спокойным голосом сказал я. – Коньки отбросишь в северном направлении.
– Как это? – испугалась Катька.
– Так. Умрешь в расцвете лет. Ты кошку белую тут не видела?
– Видела... – прошептала сестра. – Она на крыше избушки сидела...
– Какой еще избушки?
Катька указала пальцем в окно.
– Это не избушка, – покачал головой я. – Это не избушка, это обитель зла. Понимаешь, там живет одна бабка. А она поклялась, что все девочки, которые будут жить в этом доме, умрут, не достигнув тринадцати лет...
– Врешь...
– Когда она была маленькой, ей тринадцатилетняя девочка выбила камнем глаз. И теперь она мстит всем тринадцатилетним девочкам. Смотри, на ночь окно закрой, а то белая кошка придет за тобой. Белые кошки гораздо страшнее...
Катька рванула в родительскую комнату. «Мама!» – орала она по пути. – «Мама!»
Через минуту в комнату вошли матушка и заплаканная Катька.
– Ты чего сестру пугаешь? – спросила матушка.
– Я? – удивился я.
– Ты, ты. Страшные истории ей какие-то рассказываешь...
– Страшные истории? Я ей просто сказал, что если она не избавится от прыщей, на нее ни один парень не посмотрит...
– У меня нет прыщей! – завизжала Катька. – Ты все врешь!
И она кинулась на меня, растопырив пальцы. Но я был ловчее, я увернулся от Катькиных когтей, проскользнул под рукой матери и укрылся в своей комнате.
Мне полегчало.
Через некоторое время мать принялась стучаться в дверь, но я не открыл, сделал вид, что меня вроде как нет. Мать сказала, что к ужину я могу и не спускаться, так как она не хочет меня видеть. Я не очень расстроился, я знал, что ко времени ужина мать отойдет. А пока, чтобы скоротать время, принялся разбирать коробки.
Но очень скоро мне и это надоело, и я высыпал все, что было в этих коробках, на пол и улегся рядом отдохнуть. Я лежал, смотрел в потолок и снова думал о рассказе Гороха, и мне почему-то казалось, что старухин дом как-то подслушивает мои мысли. Я осторожно подкатился к окну и выглянул из-под нижней планки жалюзи.
Дом стоял на месте. В сумерках он превратился в большое мутное пятно и выглядел мертвым.
Потом снизу потянуло чем-то жареным и вкусным, и я спустился к ужину.
Оказалось, что это не простой ужин, а праздничный, ужин по поводу новоселья. На столе красовались бутылка шампанского, две свечи и торт. Другой праздничной еды, правда, не наблюдалось, а из непраздничной была пицца с грибами шампиньонами и пицца с какими-то подозрительными каракатицами, которые Катька и мать называли морепродуктами. Нормальной пиццы, с ветчиной и сыром, не было, и поэтому мне пришлось ограничиться тортом и газировкой.
Матушка резала ножом каракатиц в тесте и запивала их шампанским, а Катька уничтожала торт со скоростью саранчи. Ужин продолжался довольно скучно. Не хватало папахена, он непременно рассказал бы парочку смешных историй из строительной практики, расшевелил бы это болото с морекаракатицами.
Так все и шло. Стук в дверь раздался, когда все интересное, в смысле торта, уже доедали, и я собирался было вспомнить одно срочное дело...
Стук.
Все почему-то вздрогнули, даже я.
– Кто это? – тихо прошептала Катька.
– Это за тобой, – трагическим голосом сказал я. – Собирай манатки! В лунном свете страшной ночью за тобой крадется он...
– Прекрати! – одернула меня мать.
Она даже треснула по столу кулаком, так, слегка. Затем встала и направилась к двери. И уже протянула руку к замку, как вдруг я вспомнил, что в этом нашем новом доме есть забор и есть ворота. Весьма крепкие и серьезные. А чтобы пройти через ворота, если у тебя нет электронного ключа, надо позвонить в домофон. А в домофон никто не звонил.
– Стоп! – крикнул я. – Подожди! В домофон ведь не звонили!
– И действительно... – мать остановилась. – Не звонили...
– Ты когда возвращался, дверь забыл закрыть, болван, – сказала Катька. – А доводчик, наверное, не сработал, вот и все...
Я совершенно точно помнил, что дверь я закрывал и что доводчик сработал нормально. Но сказать об этом уже не успел – матушка щелкнула замком, и дверь открылась.
За дверью никого не было. Мать отворила дверь пошире, выглянула, повертела головой.
– Никого... – растерянно сказала она. – Видимо, замыкание в звонке... Тут влажность повышенная.
– В дверь не звонили, – напомнил я. – В дверь стучали.
– Наверное, ветер. Выйду, посмотрю...
– Осторожнее, – предостерег я. – А вдруг там кто прячется?
Мать еще раз выглянула за дверь и пожала плечами – никого, мол.
– Я тоже хочу поглядеть! – Катька выскочила из-за стола.
– Сиди на месте! – рявкнула на нее мать.
Катька надулась и осталась на месте. Мать закрыла дверь и вернулась за стол.
– Ветер, – повторила она и положила себе на тарелку кусочек торта. – А ты, друг мой, – улыбнулась мне мать, – ты лишен недельных денег.
Я сделал вид, что это известие меня просто уничтожило, хотя на самом деле я не очень сильно расстроился – здесь все равно эти деньги некуда было тратить. Единственное, что меня раздосадовало, так это то, что Катька сразу же стала корчить мне торжествующие рожи и показывать кукиши. Я хотел было покарать ее не вставая из-за стола, сделать ей хорошую сливу, но мать опередила меня предупреждающим подзатыльником.
Дальше ужин проходил в молчании, я по-быстрому развязался с последним кусочком торта и поднялся в свою комнату.
Комната все больше начинала мне нравиться. Мало мебели, много места. На всякий случай я отодвинул кровать и посмотрел, не закатилось ли туда что от прежних хозяев. Там ничего не обнаружилось. Ни утыканных иголками кукол, ни похоронных венков, ни даже потайных люков с ножами, куда ночью должна проваливаться всякая нормальная кровать в доме с привидениями. Я посмеялся над своей мнительностью, расстелил постель и собрался уже уснуть, как вдруг мне в голову пришла прекрасная идея. Перед сном я решил отомстить Катьке за ее скверное поведение и за отвешенный мне подзатыльник.
Катька валялась на кровати, читала девчоночью книжку и чего-то перерисовывала в альбомчик с собачками.
– Слышь, Кать, – спросил я, – вот у тебя по русскому языку всегда пять было, да?
– Чего надо? – злобно спросила сестра.
– Хочу с тобой проконсультироваться.
Катька сразу оттаяла – она обожала, когда кто-то просил у нее консультации, она сразу же казалась себе такой взрослой и умной.
– Чего тебе там? – спросила Катька уже миролюбиво.
– Спросить хочу – как правильно говорить, «останки» или «остатки»?
Катька задумалась на секунду, а потом сказала:
– Если, допустим, еды, то остатки. А если кто-нибудь умер, то останки. А тебе зачем?
– Да вот помнишь, в дверь за ужином постучали, а никого не было?
– Ну? – Катька насторожилась.
– Это за тобой ведьма приходила, – обреченным голосом сказал я. – Вот я и не хочу дурнем выглядеть, когда твои останки пойду опознавать...
– Свинья! – Катька кинула в меня своей книжкой.
Не попала.