Глава 2. Силы и планы сторон

В борьбу народы вступили с условными взглядами и с системой XVIII века, лишь слегка претерпевшими изменения под влиянием событий XIX века.

С политической точки зрения они считали, что предстоит состязание соперничающих друг с другом коалиций, основанных на традиционной системе дипломатических союзов. С военной же точки зрения они предполагали борьбу профессиональных армий. Хотя эти армии и распухли из-за принятой на континенте системы принудительных наборов, борьба, главным образом, должна была вестись «солдатами» – а народ в массе, как зритель из амфитеатра, следил бы за успехами гладиаторов.

Германцы ближе были к истине, хотя истинное положение едва понималось одним-двумя проницательными непризнанными умами. Теория «вооруженного народа» развилась в Германии в течение XIX столетия. Эта теория представляла себе народ скорее как резервуар, питающий армию подкреплениями, чем как мощную реку, поглощающую много притоков, где армия является только одним из них. Их концепцией был «вооруженный народ» – но не «воюющий народ». Даже сегодня эта основная истина сохраняет полное значение во всем своем объеме и со всеми вытекающими из нее последствиями. В течение 1914–1918 годов воевавшие народы последовательно мобилизовали для нужд войны науку, изобретательную силу и техническую ловкость инженеров, физический труд, индустрию, наконец – перо пропагандиста. Это сочетание многих сил в течение продолжительного времени представляло собой хаотический водоворот – старый порядок уже рухнул, а новый еще не народился. Лишь постепенно все эти силы пришли к полезному взаимодействию. И все же еще спорен вопрос, действительно ли даже к последней фазе войны это взаимодействие достигло высшего предела согласования, которое направляло бы все эти разнообразные силы к одной цели.

Силы сторон

Германская армия 1914 года родилась в наполеоновских войнах. В детстве она была вскормлена Гнейзенау и Шарнхорстом, а в отрочестве ею руководили Мольтке-старший и Роон. Зрелости она достигла в войну 1870 года, блестяще выдержав испытание в борьбе с плохо снаряженной и дурно руководимой французской армией. Каждый физически годный гражданин был обязан воинской повинностью. Государство отбирало нужное ему число людей; в течение короткого срока выполнения ими воинской повинности оно давало им военную подготовку и затем возвращало к гражданской жизни. Характерной чертой, как и целью этой системы, было стремление создать крупный резерв, на основе которого можно было бы во время войны развернуть армию. Каждый гражданин выполнял воинскую повинность в течение двух или трех лет, в зависимости от того, в каком роде войск он служил. За этим следовало четырех– или пятилетнее пребывание в резерве. Потом он служил 12 лет в ландвере и, наконец, переходил в ландштурм, в котором и числился с 39– до 45-летнего возраста. Кроме того, был создан эрзац-резерв, в который входили те, кто не был призван нести службу под знаменами.

Этой организацией и совершенством подготовки объясняется секрет первого крупного сюрприза войны, который явился почти решающим. Вместо того чтобы смотреть на резервистов как на войска сомнительного качества, годные только для решения вспомогательных задач или для гарнизонной службы, германцы оказались в состоянии во время мобилизации удвоить почти каждый первоочередный корпус, создав при нем резервный корпус – и имели оправданное событиями мужество применить эти войска в открытом поле. Неожиданность эта опрокинула французские расчеты, чем сорвала весь французский план кампании.

Германцев часто упрекали во многих их просчетах и значительно реже давали заслуженную оценку правильности многих их предвидений. Но лишь они поняли то, что сегодня является аксиомой: имея высококвалифицированный кадр инструкторов, можно из рекрутов с краткосрочной подготовкой быстро создать крепкую армию.

Германские офицеры и унтер-офицеры долго срочной службы по уровню технических знаний и по мастерству не имели равных на континенте. Тем не менее, хотя военная машина и была сколочена подготовкой, прочность свою она приобретала также другим путем. Руководители Германии работали над многими поколениями, чтобы внушить народу патриотическую убежденность в величии судьбы их страны. И если противники Германии пошли в бой в 1914 году с большой уверенностью в правоте своего дела, то все же у них не было времени, чтобы этот пламенный патриотизм превратить в подобие той заранее организованной дисциплины, которая в течение долгих лет выковывалась в Германии. Армия была близка германскому народу. Он гордился ею, несмотря на беспримерную строгость армейской дисциплины.

Этим единственным в своем роде инструментом владел Генеральный штаб, который благодаря строгому отбору и подготовке не имел равного себе в Европе ни по профессиональным знаниям, ни по искусству – хотя и ему не уда лось избежать некоторой умственной рутины, характерной для всех профессий. Исключительное умение является результатом долгой практики, а постоянная практика и повторение неизбежно ведут к выхолащиванию оригинальности и гибкости мышления. Кроме того, в профессиональной армии выдвижение по старшинству является правилом, которое трудно обойти. Германцы, правда, склонялись к системе контроля штаба над командиром. Обычно на деле это передавало фактическую власть в руки более молодых офицеров Генерального штаба. Как свидетельствуют военные мемуары и документы, начальники штабов различных армий и корпусов часто принимали мгновенные решения, не давая себе труда посовещаться с командирами. Но такая система имеет и свои теневые стороны. Отсюда брались и те палки в колеса, которые довольно часто тормозили германскую военную машину, в остальном хорошо смазанную и исправно работавшую.

Тактически германцы начали войну с двумя важными материальными преимуществами. Они одни точно оценили возможности тяжелой гаубицы и обеспечили себя достаточным числом этих орудий. И хотя ни одна армия не поняла, что пулемет представляет собой «квинтэссенцию пехоты» и не развила до предела этот подавляющий источник огневой мощи, но германцы изучили пулемет больше других армий и сумели скорее, чем другие армии, использовать присущее пулеметам свойство подавления на поле боя всего живого. Этому предвидению значения тяжелой артиллерии и пулеметов германский генеральный штаб обязан главным образом прогнозу капитана Гофмана, молодого германского атташе при японской армии в Манчжурии. В стратегической области германцы поставили изучение и развитие железнодорожного дела на более высокую ступень, чем любой из их противников.

Австро-венгерская армия, хотя и организованная на германский образец, была несоизмеримо хуже. В этой армии традициями являлись скорее поражения, чем победы. Кроме того, созданию морального единства – отличительной черты армии союзника Австрии – мешала смесь в армии различных национальностей.

Вследствие всего этого замена старой профессиональной армии армией, построенной на началах всеобщей воинской повинности, скорее понизила, чем повысила уровень ее эффективности. Войска внутри империи были часто по национальному признаку сродни тем, которые имелись у противников по другую сторону границы. Это вынуждало Австрию к распределению войск на основе политических, а не военных интересов – чтобы родственники не сражались друг против друга. Наконец, затруднения, связанные с характерными особенностями человеческого материала армии, увеличивались еще географическим положением государства – большой протяженностью границы, которую надо было защищать.

И командиры австро-венгерской армии за редким исключением уступали в профессиональном отношении германским. Более того, хотя взаимодействие здесь понималось лучше, чем в армиях Антанты, Австрия неохотно подчинялась руководству Германии.

Но несмотря на всю свою очевидную слабость, австро-венгерская армия, являясь, в сущности, слабо сколоченным конгломератом национальностей, в течение четырех лет противостояла ударам и лишениям войны в такой степени, что это поражало и приводило в смущение ее врагов. Объясняется это тем, что сложная национальная паутина армии была сплетена на крепкой германской и мадьярской основе.

От центральных держав перейдем к державам Антанты. Франция обладала только 60 % потенциальной людской мощи Германии (5 940 000 против 7 750 000), и этот дебетовый баланс фактически заставлял ее призывать на военную службу всех физически годных для этого мужчин. Новобранец призывался в возрасте 20 лет, 3 полных года состоял на военной службе, затем 11 лет находился в резерве и, наконец, два срока – по 7 лет каждый – проводил в территориальной армии и в территориальном резерве. Эта система давала Франции к началу войны армию силой до 4 000 000 человек, равную армии ее противника – Германии. Но, в противоположность Германии, Франция придавала мало значения резервным частям как боевым единицам. Французское командование рассчитывало только на полурегулярные войска первой линии – около 1 500 000 человек, думая проделать с ними короткую и решающую кампанию, которая ожидалась и для которой готовилась армия. Более того, французы предполагали, что и противник их будет придерживаться той же точки зрения. Но в этом они жестоко ошибались.

Если даже не учитывать этого просчета, все же оставалось в силе другое, более серьезное препятствие – меньшая способность Франции в случае затяжной войны к последующему развертыванию сил из-за меньшей численности ее населения, не достигавшей даже 40 000 000 человек против 65 000 000 населения Германии. Полковник Манжен был сторонником создания обширной туземной армии, укомплектованной уроженцами Африки. Однако правительство пришло к убеждению, что опасности, связанные с организацией такой армии, превышают те выгоды, которые она может дать, а опыт войны впоследствии доказал, что такое предложение было связано как с военным, так и с политическим риском.

Французский Генеральный штаб, уступавший в техническом отношении германскому, все же выдвинул нескольких наиболее способных военных мыслителей Европы. По уровню своей интеллектуальности работники французского Генерального штаба могли соревноваться с работниками других Генеральных штабов. Но французское военное мышление, выиграв в логичности, утеряло ранее присущую ему оригинальность и гибкость. Вдобавок в последние перед войной годы среди французских военных возникло острое разногласие во мнениях, которое вряд ли могло послужить единству действий. Но хуже всего было то, что новая французская философия войны, уделяя все свое внимание моральному фактору, все дальше и больше отходила от неотделимых по существу материальных факторов. Самая твердая воля не в состоянии компенсировать худшее по качеству оружие, а если признать этот второй фактор, то он неизбежно будет влиять и на первый.

В отношении материальной части французам давала большое преимущество лучшая в мире 75-миллиметровая скорострельная полевая пушка. Но ценность этого орудия привела французов к переоценке возможностей маневренной войны и к постоянному недоучету необходимости иметь снаряжение и подготовку для того типа войны, который фактически позднее и имел место.

Преимущества России заключались в физических качествах людского состава, невыгоды – в низком умственном уровне и моральной неустойчивости войск. Хотя основная численность русской армии была не больше германской, людские запасы ее были громадны. Более того, мужество и выносливость русских были изумительны. Однако недисциплинированность и некомпетентность пропитывали ее командный состав, а солдатам и унтер-офицерам не хватало смекалки и инициативы. В общем, для войны армия представляла собой прочный, но мало гибкий инструмент. Кроме того, производственные возможности России в отношении снаряжения и огнеприпасов были гораздо ниже тех же возможностей крупных индустриальных стран. Это усложнялось еще географическим положением России. Она была отрезана от своих союзников морями, покрытыми вечными льдами, или же морями, омывающими земли ее врагов. Россия должна была прикрывать границы громадной протяженности. Наконец, серьезным недостатком была бедность России железными дорогами, которые были ей крайне необходимы, так как она рассчитывала на успех, вводя в дело свои миллионные армии.

В моральном отношении условия для России были менее благоприятны. Внутренние беспорядки давали себе знать и могли оказаться серьезной помехой в ее военных действиях, если война не окажется такой, что ее причины будут понятными и важными для примитивных и разнородных масс России.

Между военными системами Германии, Австрии, Франции и России имелось много сходных черт. Различия были скорее в деталях, чем в основах. Это сходство тем резче выявляло различие между названными военными системами и военной системой также крупной европейской державы – Британии. Весь последний век Британия представляла собой преимущественно морскую державу, появляясь на суше только для старой, традиционной политики – дипломатической и финансовой поддержки союзников, военные усилия которых она подкрепляла частицей своей профессиональной армии. Эта регулярная армия содержалась, главным образом, для защиты самой Англии и ее заморских владений, в частности Индии, и никогда не выходила за пределы численности, необходимой и достаточной для этих целей.

Причины столь резкого контраста между решением Британии содержать крупный флот и ее постоянным пренебрежительным отношением к армии (вернее, сознательным ее сокращением) частично являлись следствием ее островного положения. Поэтому Англия считала море своей основной жизненно необходимой коммуникационной линией, которую надо защищать в первую очередь. С другой стороны, причиной малочисленности армии являлось органическое недоверие к ней – предрассудок, лишенный логики, корни которого, почти позабытые, восходили к военной диктатуре Кромвеля.

Английская армия, будучи небольшой по своим размерам, была в состоянии использовать громадный и разнообразный боевой опыт, отсутствовавший в других континентальных армиях. Но по сравнению с этими армиями британская армия имела свои профессиональные затруднения: ее командиры, искусные в управлении небольшими отрядами в колониальных экспедициях, никогда не руководили крупными соединениями в «большой» войне. Тем не менее горькие уроки южноафриканской войны принесли много пользы и оказали влияние, до некоторой степени противодействующее тому омертвению мысли и ритуальности в методах, которые вырастают вместе с ростом профессиональности армий. Прогрессом в своей организации в годы, предшествовавшие мировой войне, британская армия во многом обязана лорду Халдану. Ему же Англия обязана созданием второочередной армии из граждан, частично подготовленных в военном отношении, т. е. территориальной армии.

Лорд Робертс ратовал за общеобязательную военную подготовку, но принципы добровольности так глубоко проникли в сознание английского народа, что пойти на это было рискованно. Халдан вполне разумно попытался расширить военную мощь Англии, не порывая уз, накладываемых в этом вопросе традиционной политикой Англии.

В результате Англия имела в 1914 году экспедиционную армию в 160 000 человек. Это была ударная армия, лучше отточенная и подготовленная, чем армии других стран, – рапира среди кос. Чтобы поддерживать численность этой армии, прежняя милиция была преобразована в специальный резерв, откуда экспедиционная армия могла черпать пополнения.

За этой первоочередной армией стояла территориальная, которая хотя и была призвана на службу для защиты только родины, все же имела постоянную военную организацию. В этом и было основное отличие этой армии от бесформенной армии добровольцев, которой она пришла на смену.

В отношении технических средств борьбы британская армия не обладала по сравнению с другими никакими преимуществами, но меткость винтовочной стрельбы ее бойцов не была превзойдена ни в одной из других армий мира.

Реформы, благодаря которым британская армия сравнялась с образцовыми армиями на континенте, имели один серьезный недостаток: на них оказали влияние близкие взаимоотношения, установившиеся со времени соглашения между британским и французским Генеральными штабами. Это привело к «континентальному» складу мышления среди британских работников Генерального штаба, а действия совместно с союзной армией предрасположили британских командиров к решению задач, для которых их более гибкая армия была мало пригодна. Это обстоятельство стушевало традиционные методы использования британской армии на суше, т. е. подвижность. Маленькая, но хорошо подготовленная армия, «как гром с неба», обрушивающаяся на противника в важном стратегическом направлении, может привести к такому стратегическому успеху, который по своим размерам ни в каком отношении не соответствовал бы ее небольшой численности.

Последний аргумент ведет нас к исследованию обстановки на море, т. е. к изучению соотношения между флотом Британии и Германии. Морское превосходство Британии, не вызывавшее в течение долгих лет никакого сомнения, в последние перед войной годы стало оспариваться Германией, которая поняла, что мощный флот является ключом к тем колониальным владениям, о которых она мечтала, как к отдушине для ее торговли и возраставшей численности населения. В этом отношении претензии Германии росли по мере того, как опасный гений адмирала Тирпица усиливал инструмент для их удовлетворения.

Под влиянием морского соревнования британский народ всегда охотно шел навстречу потребностям флота, твердо решившись во что бы то ни стало сохранить свой принцип «Two power standard»[17] и престиж на море. Хотя эта реакция и была скорее инстинктивной, чем разумной, ее подсознательная мудрость имела под собой лучшее основание, чем те лозунги, которыми эта реакция оправдывалась.

Индустриальное развитие Британских островов сделало их зависимыми от заморских источников снабжения продовольствием и от беспрерывного притока предметов заморского экспорта и им порта, необходимых для существования промышленности Британии. Для самого флота это соперничество было средством, позволявшим сосредоточивать все внимание на основном. Развивалось главным образом артиллерийское дело, придавалось меньшее значение внешнему лоску и блеску медных частей. Были изменены вооружение и конструкция боевых судов; «дредноуты» открыли новую эру боевых судов, вооруженных только тяжелыми орудиями. К 1914 году Британия имела 29 таких капитальных судов, кроме того, еще 13 строилось на верфях – против 27 германских: 18 построенных и 9 строившихся. Морские силы Британии были разумно распределены, причем основная группа находилась в Северном море.

Большой критике следовало бы подвергнуть сравнительно пренебрежительное отношение Британии к подводным лодкам как мощному оружию морской борьбы – тем более что некоторые морские авторитеты ставили в этом отношении правильный прогноз. Здесь точка зрения Германии проявилась скорее в числе заложенных подводных лодок, чем в числе уже построенных. К чести Германии надо отнести то, что, хотя морские традиции были ей неблизки, а ее флот был скорее продуктом искусственных, чем естественных потребностей, высокий стандарт технического искусства германского флота делал его серьезным соперником британскому – а в области научного использования артиллерии он, возможно, был даже и выше последнего.

Но в первый период войны равновесие морских сил могло повлиять на исход борьбы в значительно меньшей степени, чем равновесие сухопутных сил. Это происходило от того, что флот страдал от присущего ему ограничения: он был привязан к морю и потому не мог наносить удары непосредственно враждебной нации. Основными задачами его явилась защита необходимых своей стране морских сообщений и действия на сообщения противника. Хотя необходимой предпосылкой для таких действий и может считаться победа в морском сражении, однако и блокада в этом случае необходима. А так как результаты блокады сказываются не сразу, то и влияние ее могло бы оказаться решающим лишь в том случае, если бы армия не смогла обеспечить (хотя на это все рассчитывали) быструю победу на суше.

В представлении о короткой войне надо искать причины сравнительно малого внимания, проявленного к экономике. Немногие понимали, что современные народы едва ли смогут выдержать в течение долгих месяцев напряжение войны в широком масштабе – войны мировой. Возмещение предметов широкого потребления (продовольствия) и капиталов, возмещение и изготовление огнеприпасов – все это были проблемы, которые изучались только на бумаге. Все участвовавшие в войне государства, за исключением Британии и Германии, могли прокормить себя. Дефицит Германии в предметах снабжения, производимых внутри страны, мог стать серьезным лишь в том случае, если бы борьба затянулась на годы. Британия же обрекалась на голод уже через 3 месяца, если бы противнику удалось отрезать ее от заморских источников снабжения.

Загрузка...