– Это ты во всем виноват! Ты! Если бы не твоя вечная занятость…
Истеричный голос Аллы вгрызался бензопилой в его мозг, он крошил его кору в мелкие щепки, еще немного, и Егор свалится и погибнет, как большое подпиленное дерево. Наверное, будет правильнее: большое подгнившее дерево.
Все давно сгнило в этом огромном доме. Все! Принципы, традиции, порядок. А началось все с него, он готов был это признать. Он явился нарушителем номер один.
Он начал с того, что выбросил за ворота мать Инги. Поменял ее на молодую женщину Аллу. Гораздо моложе его самого и его бывшей жены.
Почему он так сделал?
А ему просто надоело видеть перед собой вечно скорбное лицо, надоело натыкаться на осуждающий взгляд. Надоело чувствовать себя виноватым, когда он делал что-то не так, и без конца заглаживать вину. И он взял и выставил ее из дома с парой чемоданов и небольшим выходным пособием. И счел, что это правильно. Потому что ему так хотелось. И разрешения он ни у кого спрашивать не обязан.
Даже у Инги – их общей дочери.
А девчонка-то замкнулась именно тогда, именно с того дня, когда в этом доме не стало ее матери. Именно с того момента она перестала быть прежней. Перестала быть просто беззаботным веселым ребенком, превратившись в угрюмую грубую девочку-подростка.
Нет, нет, он не запрещал им встречаться.
Конечно, они виделись. Инга ездила, навещала мать. Та поселилась в квартире своих покойных родителей.
Из гостей Инга всегда возвращалась притихшей со странно поблескивающими глазами. Он тогда думал, что от слез. Пока однажды не вскрылась правда. Страшная правда!
Оказалось, что Инга бывала у матери два раза из восьми. Все остальное время она ошивалась непонятно где, в непонятно какой компании. И там несколько раз принимала крохотные такие таблеточки. Именно по этой причине сверкал ее взгляд. И она приезжала странной.
И ведь выяснилось это все совершенно случайно. Он как-то проезжал мимо дома, где поселилась его бывшая жена, и позвонил ей.
– Я готов забрать Ингу, – пробубнил он в трубку, даже не поздоровавшись. – Пусть выходит.
– Откуда выходит?! – Голос бывшей жены зазвенел тревогой.
Она тоже не поздоровалась с ним.
– От тебя, откуда еще?!
Он мгновенно сорвался на крик. Она всегда на него так действовала. Бесила страшно.
– Так у меня ее нет и не было, Егор! – Она тоже закричала. – О чем ты, не пойму?!
– Она сказала, что едет к тебе. Водитель довез ее до твоего дома. Вы же созвонились, черт возьми!
– Она мне не звонила. И не была у меня.
Голос бывшей жены запрыгал с октавы на октаву. Он представил, как противно сейчас дрожат ее губы. И закатил глаза.
– Ты сам звонил ей? Ты…
Он отключился. Слушать нытье, из-за которого и распался их брак, он не намерен. И он тут же позвонил Инге. И та принялась с ходу ему врать. Что она у мамы. Что скоро уже выходит. Пусть папа пришлет машину к ее дому. И все в таком духе.
Ох, как он тогда бесился! Он готов был придушить собственного ребенка!
Он не прислал машину. Он сам приехал в назначенное Ингой место.
Вышел из машины, прошел метров двадцать. Спрятался за выступом дома и начал ждать.
Она не вышла из подъезда матери. Ингу привез какой-то парень на байке. Она слезла. Отдала ему шлем, поправила волосы, махнула ему рукой на прощание и неуверенной походкой пошла к тому месту, где обычно парковался его водитель.
– Ах ты же малолетняя сучка! Ну, я тебе…
Но у него не вышло повоспитывать дочь. Она оказалась обдолбанной настолько, что не сразу поняла, кто именно за ней приехал.
Они доехали до дома. Там он вызвал своего приятеля врача. Тот взял у дочери экспресс-анализ крови и подтвердил, что дочь под воздействием таблеток. Доктор поставил ей капельницу. Понаблюдал. И когда дочь уснула спокойным сном, уехал, прихватив щедрый гонорар. За молчание в том числе.
– Ты что творишь, дрянь?! – началось утро с его вопля.
Они как раз расселись за столом, чтобы завтракать: он, Алла и Инга.
– Я ни в чем тебе не отказываю, а ты…
– А что я?
Она даже глаз на него не подняла, с аппетитом поедая омлет с ветчиной.
Доктор предупреждал, что наутро у нее может быть зверский аппетит.
– Ты врешь! – выдохнул он с гневом.
– Ты тоже. – Инга, не подняв взгляда, потыкала вилкой в сторону Аллы. – Ей, например.
– Да ты… – Он задохнулся, немного перетрусив.
– Да, ты. Врешь теперь уже и второй своей жене.
Дочь отодвинула опустевшую тарелку, взяла в руки стакан с соком, сделала пару глотков. Гадко громко рыгнула. И повернула-таки голову в сторону притихшей Аллы.
– Ты не знала? – ядовито улыбаясь, спросила она у нее.
Алла сидела с каменным лицом. Она ни на кого конкретно не смотрела. Взгляд ее был устремлен на дверь столовой. У него даже родился язвительный вопрос. Захотелось спросить у молодой красивой жены:
– А не на выход ли ты собралась, дорогая?
Сдержался. Алле хватило откровений ее падчерицы. Та вдруг принялась сыпать подробностями о его недавних похождениях, законспирированных под командировки и совещания.
– А ты не знала, – покачала головой Инга, улыбнулась одними губами в его сторону, спросила: – Что же ты всем все время врешь-то, папочка? Без этого никак, да? Маму бросил. Понятно… Постарела, надоела. Купил себе молодую красотку. Неглупую даже. Пожил немного тихо, мирно. И опять, и снова! Что, и ее теперь поменяешь? На другую?
Она допила свой сок, встала, громко двинув стулом. Шагнула от стола. Но вдруг приостановилась. Повернулась. Глянула на него таким ненавидящим взглядом, что ему даже страшно сделалось. И прошипела:
– Никогда больше не смей за мной следить! Никогда не смей учить меня жизни! Ты… Ты великий лжец и притворщик! – Ее милое прежде, симпатичное личико по-взрослому сморщилось от отвращения, и Инга отчетливо произнесла: – Ненавижу тебя!
Потом был скандал с Аллой. И еще один, и еще. Его размеренная спокойная жизнь с молодой женой лопнула мыльным пузырем, не оставив даже надежды на возможное примирение.
С Ингой вообще беда! Она стала без предупреждения исчезать на два-три дня. Потом являлась грязной, непричесанной. От нее дурно пахло. Она почти не разговаривала с ними. И уж конечно, не отвечала на его вопросы, без конца вскидывая вверх средний палец левой руки.
– Ты профукал свою дочь, Егорушка, – считала своим долгом напомнить ему перед сном Алла, холодно смотрела в его сторону и добавляла: – Ты профукал нашу жизнь.
Каждый вечер одно и то же. Каждый долбаный вечер!
Он перебрался из супружеской спальни в гостевую комнату на первом этаже. Собрал своих адвокатов и приказал начинать бракоразводный процесс. И был сражен наповал новостью, что Алла его опередила. Ее адвокат уже работает в этом направлении.
– Оставлю без носков суку! – взревел он, когда узнал. – По миру пойдет с котомкой!
– Боюсь, что вам придется с ней договариваться, Егор Игоревич, – опустил глаза в пол один из его юристов.
– В смысле?!
– Вам придется искать какое-то компромиссное решение. Дело в том, что…
Юрист долго сокрушенно вздыхал и жестикулировал, рассказывая ему о том, что Алле удалось раздобыть на него кучу компромата.
– Если бы дело было только в супружеских изменах, Егор Игоревич! – восклицал юрист. – Здесь вам и уход от налогов, и разного рода преступные схемы в обход существующего законодательства. Зачем же вы так с ней откровенно обо всем говорили, Егор Игоревич?
Взгляд юриста откровенно выражал его к нему отношение. Этот умный грамотный малый считал его ослом.
– Значит, будем договариваться, – нехотя проговорил он, выслушав все «за» и «против».
Они договаривались уже год! И все никак не могли прийти к компромиссу. Он откровенно затягивал, водя Аллочку за нос. Ему уже удалось легализовать многие стороны своего бизнеса. Погасить часть налогов. Оставалось совсем недолго, и он сможет вышибить ее из дома в чем мать родила. Он ждал. Терпеливо ждал, затаившись.
Но тут Инга снова пропала. На неделю, чего не случалось прежде никогда. Появилась на два дня. Выглядела странно чистой, спокойной, без следов приема экстази. За завтраками и обедами вела себя прилично. Не хамила, не корчила рожи, не показывала им с Аллой средний палец.
Алла даже решилась на вопрос:
– Ты не влюбилась, детка? – спросила она вполне дружелюбно, дотянулась до локтя его дочери и тихонько сжала. – Выглядишь такой…
– Какой? – Она не убрала локоть, глянув на Аллу с прежней тихой улыбкой.
– Счастливой, – пояснила Алла и глянула на него. – Что скажешь, Егор?
– А что он может сказать? – негромко фыркнула Инга. И с неожиданной грустью добавила: – Разве он знает, что такое любовь?
Ох, как ему сделалось погано после ее слов. И не сколько от слов самих, сколько от того, как она это сказала. Как глянула.
Взглядом маленькой, невозможно обиженной девочки – вот как. Его сердце просто застыло, потом перевернулось и с болью ударило. Он не нашел слов для ответа. Ни единого.
Инга ушла к себе. А он проворочался без сна до самого утра. И поклялся себе, что сделает все, чтобы наладить отношения с дочерью. Он просто спросит ее. Спросит, что ему надо сделать, чтобы все было как раньше. И если она потребует вернуть ее мать в этот дом, он вернет.
Наверное…
Он весь день, сидя в кресле генерального директора на своей фирме, готовился к вечернему разговору с Ингой. Он перебрал всевозможные варианты своих вопросов. Ее ответов. Стратегически отмел все то, что могло встать на пути их примирения. Запретил себе об этом говорить. А если она станет упрекать, слушать, не перебивая. Он подготовился. А Инга…
– Она опять ушла из дома, – оповестила его Алла, с хмурым лицом листая женский журнал.
– Зачем ты ее отпустила?! – ахнул он, почувствовав беспричинный страх. – Я собирался с ней сегодня поговорить.
– Сегодня? Только сегодня? Ты серьезно? – ахнула Алла, поднимаясь с кресла и забрасывая в угол журнал. – Твоя дочь уже год на таблетках, она периодически пропадает из дома, у нее сомнительные знакомства, о которых тебе даже ничего не известно. А ты только сегодня собрался с ней поговорить?! Прости, Егор, но это полное дерьмо! Я была такой дурой, когда вышла за тебя!
Все, тут Алла оседлала любимого коня и еще полчаса рассуждала о своих достоинствах и его недостатках и полной человеческой никчемности. А он, странно, не огрызался. Не орал на нее. Не требовал заткнуться.
Он неожиданно почувствовал всю справедливость ее обвинений. Остро почувствовал. И еще страх за дочь почему-то не исчезал.
– Она сказала, когда вернется? – спросил он у Аллы, когда она заткнулась.
– Нет! – выкрикнула она, посмотрела на него долгим странным взглядом, пробурчала: – Наконец-то тебя проняло, папочка. Раньше надо было начинать.
Он не мог поспорить. Она снова была права – его молодая, красивая, без пяти минут бывшая жена.
– Да. Надо было. – Он с силой потер ладонями лицо. – Что же теперь делать-то, Алла? Как ее вернуть?
– Не знаю.
Она двинулась к лестнице на второй этаж. Она с некоторых пор одна занимала их супружескую спальню. Начала медленно подниматься по ступенькам. Но вдруг притормозила.
– Ладно, Самохин, не стану тебя мучить. Она обещала звонить. Не тебе. Мне.
В сердце кольнуло снова, теперь ревностью. Но ее слова позволили немного расслабиться. Пусть хотя бы мачехе звонит, если отца считает врагом.
В течение недели Инга исправно звонила Алле либо отвечала на ее звонки.
– Никакой конкретики, – жаловалась Алла и вздыхала. – Но хотя бы голос ее слышу, уже хорошо.
На седьмой день Инга прислала сообщение: «Буду вне зоны. Не трясись. Все норм. Послезавтра позвоню или приеду домой».
Послезавтра не позвонила и не приехала. Потом еще три дня тишины.
Егор через своих людей, как уже случалось раньше, попытался найти ее телефон по биллингу – бесполезно.
– Может, она его потеряла? Или утопила в ванне? – предположила Алла. – Подождем еще?
– Алла, ее две недели нет! Такого раньше никогда не было! – заполошным голосом воскликнул он. – И не надо мне говорить, что все когда-нибудь случается в первый раз! Я всегда пробивал ее телефон. Всегда. А сейчас…
– Надо звонить в полицию, – пожала она плечами, наткнулась на его неуверенный взгляд. И воскликнула: – А что? Есть иные предложения?
Иных предложений не было. Он поехал в полицию к своему хорошему приятелю. И попросил его, вручив ему фото Инги, по-тихому, без лишней шумихи, объявить ее в розыск.
Прошло еще три дня. Результатов не было.
– Ее нет среди погибших, – порадовал приятель вчера вечером. – Знаешь, уже неплохо.
Но ее может не быть и среди живых! Эта мысль так прочно засела в его голове, что он с вечера нажрался как свинья. Полез к Алле в кровать. Был оттуда с позором изгнан. А наутро она принялась его пилить, упрекая, обвиняя, выедая мозг.
За этим занятием их и застал неожиданный звонок в домофон.
Они стремительно переглянулись, как застигнутые за преступлением злоумышленники.
– Кто это может быть? – наморщила лоб Алла.
Она всегда морщила лоб, всегда. Знала, что ее это портит, добавляет лишних лет, не раз получала от него замечания, но настырно морщила свой чертов лоб.
– Я не знаю. – Он сжал колени, почувствовав, как они затряслись. – Это не ко мне.
– Уверен? – Она с нехорошей улыбкой двинулась к домофону, сняла трубку, пропела: – Кто там?
– Добрый день, это полиция. Откройте, пожалуйста, – произнес мужской голос.
И вот по тому, как именно он это произнес, Егор понял – это конец. С Ингой беда. Если бы было все в порядке и ее нашли живой и невредимой, ему бы просто позвонили. Просто попросили бы приехать и забрать ее из обезьянника. А они пришли сами! И говорят в домофон таким противно сочувствующим голосом…
– А что такое? – повысила голос Алла.
Глупая курица! Неужели не доходит?!
– Открывай, – просипел он и закрыл глаза.
Их было двое: мужчина и женщина, оба в штатском. Мужчина был примерно его лет, седой, смуглый, хорошо подкачанный. Держался с достоинством.
«Не из лейтенантов», – сделал тут же вывод Егор, все так же не слезая с кресла.
Женщина рядом с ним была молодой.
«Еще нет сорока», – определил Егор машинально.
Черноволосая, зеленоглазая, прекрасно сложена, но надломленная какая-то. Интересно: его бедой или своей?
– Полковник Зайцев, – представился мужик и полез за удостоверением.
– Не надо. – Егор еле разлепил губы, вжался спиной в кресло. – Она… Инга? Ее больше нет?!
– Я сожалею. – Он опустил глаза в пол. – Найдено тело молодой девушки. Наш сотрудник…
Он кивком указал на свою спутницу.
– Наш сотрудник выезжала на место обнаружения. И по фотографии вашей дочери она опознала…
Он замялся, не зная, как продолжить.
– Вам надо проехать с нами на опознание, Егор Игоревич, – вступила она в разговор, лицо ее сделалось мучнисто-бледным. – Вы готовы сделать это прямо сейчас?
Он смотрел на них и не видел. Слышал их голоса и не понимал речи.
Это все?! Все, что осталось от его дочери, – это труп неопознанной девушки? И съездить опознать ее – это все, что он теперь может для нее сделать?!
Влада! Мозг опалило огнем. Как он скажет ее матери о беде?! Как он все это ей преподнесет?! Этим чужим людям рассказывать ему страшные новости достаточно сложно. Он видел, что сложно. А как он скажет своей бывшей жене, что их дочь погибла? Как?!
– Я готов, – все так же сипло произнес он, пытаясь выбраться из кресла. – Буду готов через десять минут, максимум двадцать. Я готов…