Позор Кремля. Как Путин унижает Россию - читать онлайн

Называть вещи своими именами

По своему опыту знаю, что многие читатели будут категорически мною недовольны за то, что я употребляю слова «подлецы, подонки, мерзавцы, негодяи», а слово «идиот» у меня будет встречаться чуть ли не в каждом абзаце. Поясню, зачем я это делаю.

Когда речь идет о твоей Родине, то беспристрастным к ней может быть только подонок, а нормальные люди к своей Родине пристрастны. А я нормальный гражданин Советского Союза. Более того, и в любом ином деле мы остаемся беспристрастными или бесстрастными только тогда, когда это дело или эти люди нам безразличны. А мне Катынское дело и бригада Геббельса очень небезразличны, и я мог бы вам это долго и безуспешно доказывать, но вместо этого я употребляю все вышеозначенные слова, и вам все будет понятно и без моих объяснений. Неприлично быть беспристрастным по отношению к врагам своей Родины, а они враги, и я им не «беспристрастный исследователь», а враг.

Есть еще один момент, о котором читатели могут не догадываться. Как только «историк» или «ученый» начнет убеждать вас, что он беспристрастен, или начнет делать вид беспристрастности, то вам следует ожидать, что он вас сейчас обманет. Вспомните, что самую бесстрастную физиономию всегда имеет карточный шулер. Вот вы уже прочли немного текстов бригады Геббельса. Разве эти тексты не беспристрастны? Да они сама академическая честность! А разве это помешало им жульнически не сообщить вам, что по Уставу МВТ можно судить только пособников антикоминтерновского пакта? И обратите внимание, в это время у бригады Геббельса глаза были честные-честные и лица беспристрастные.

Это судьи обязаны рассматривать дело беспристрастно, а судьи – вы, вот и будьте беспристрастными, а я «сторона процесса» и могу позволить себе презирать этих подонков. Не скрою, когда 8 лет назад я сел писать «Катынский детектив», то был болен – на поляков смотрел как на братьев, а к бригаде Геббельса старался быть беспристрастным. Но за это время поляки меня вылечили, а бригада Геббельса достала. И терапевтические приемы у них были одинаковы – рвотные пилюли подлости и вонючие припарки наглости. Так что спасибо им, теперь я здоров.

Читатели могут сказать, если Мухин не беспристрастен, то как же верить тому, что он пишет? Он же может извратить факты! Наверное, могу, пока не пробовал – не было необходимости. Но даже если я их и извращу, то ведь я даю в книге слово бригаде Геббельса – перепечатываю все их суммарные доказательства по Катынскому делу, хотя это и удорожает издание книги. И у читателя нет необходимости верить мне. Сравнивайте то, что дает бригада Геббельса, с тем, что даю я, оценивайте логику и будьте беспристрастными. А мне-то перед Польшей бисер метать ни к чему, а перед бригадой Геббельса – просто недостойно. Россия сегодня в такой ситуации, что нам пора называть вещи своими именами.

Загадки польского менталитета

Итак, мы видим и увидим дальше, что эксперты и специалисты бригады Геббельса «убедительно доказали», по крайней мере себе, что юную, невинную девушку Польшу изнасиловали противоестественным способом два злобных сатира – Германия и СССР, – а потому эти насильники безусловные преступники и подлежат суду. Надо сказать, что когда историки исследуют этот период, то они, вне зависимости от взглядов, основное внимание уделяют Германии и СССР, их лидерам Гитлеру и Сталину, а лидеры Польши остаются в тени, в лучшем случае их если и упрекают, то в некой неосмотрительности или неосторожности. Борьба в исторической науке идет между теми, кто доказывает, что Сталин поступил с Польшей как сумасшедший негодяй, и между теми, кто доказывает, что у Сталина не было иного выбора. Польша же в любом случае остается кем-то вроде жены Цезаря, которая вне подозрений.

Давайте ради разнообразия посмотрим в данном вопросе не столько на насильников, сколько на жертву изнасилования, и на то, таким ли уж противоестественным для Польши способом насиловали эту белокурую и голубоглазую девственницу.

Однако прежде следует понять для себя, кто такая эта Польша, кого мы будем иметь в виду, когда употребляем это понятие. В любой стране носителями национальных, государственных и политических идей является относительно небольшая группа людей, которых иногда называют правящим классом, что, на мой взгляд, некорректно, а сами себя они называют элитой, что еще более сомнительно. Это члены правительства, депутаты, журналисты и вообще любой, кого эти вопросы интересуют и кто способен свои идеи распространять среди обывателя, который сам над идеями государственности думать не желает. Любая нация хранит традиции, и, соответственно, элита разных стран имеет свои традиционные особенности, которые если и изживаются, то очень долго и трудно. Соответственно, ни одна страна не договорится с другой, если в основе договора будет лежать нечто, что противоречит особенностям данной элиты.

К примеру, ни одна христианская страна не заключит договор с мусульманской, если в его основу положит требование прекращения многоженства, как бы это ни было выгодно простому человеку данной мусульманской страны. Можно убеждать мусульман, что мальчиков и девочек рождается примерно одинаковое количество, более того, в гаремах мальчиков рождается больше, чем девочек, следовательно, если в данной стране есть богатые люди, имеющие четырех жен, то есть и простые, которые ни одной не имеют. А это ведь несправедливо. Но это все логика, а особенности национальной элиты – это традиция, которая логике может быть и неподвластна.

Еще пример. Главным кредо еврейской элиты является то, что жить нужно только в той стране, в которой это материально выгодно, и без сожаления бросать ее, если становится выгодно жить в другой стране. Мысль эта привлекательна для элиты многих стран, но совершенно противоречит самурайскому духу элиты Японии, согласно которому жизнь нужно посвящать служению обществу. В результате, если христианская элита охотно идет на договор с еврейской элитой и сегодня почти все развитые страны имеют укомплектованные евреями банковскую систему и средства массовой информации, то в Японии еврейской элиты нет совершенно, хотя нет в Японии и ни единого закона, который евреи могли бы объявить антисемитским.

А в Польше элита и народ настолько различны, что это не видно только полякам. Вот, скажем, учебник «География России» для средних учебных заведений, выпущенный 2-м изданием товарищества Сытина в 1914 г., описывает физические типы многонационального населения Российской империи и в том числе поляков: «Физический тип поляка привлекателен: он строен, красив, ловок и силен. Характером поляк обладает твердым, настойчивым, но вместе с тем подвижным, предприимчивым, легко возбуждающимся. Кроме того, поляка отличает приветливость в общении, веселость, кажущаяся на первый взгляд даже легкомыслием, и склонность к поэзии и музыке: почти всегда он напевает песни и при всяком удобном случае пускается в пляс (польские танцы – мазурка, краковяк и др. – прославились повсеместно); по деревням бродит много певцов и музыкантов. Однако многовековое крепостное право наложило на народ свою печать, выражающуюся в показной приниженности и раболепности перед имеющими власть и силу.

Ни у одного народа, пожалуй, не были так велики сословные различия, как у поляков. Дворянство всегда стояло особняком от народа (хлопов), и в нем выработались совершенно отличные черты характера. Богатство, праздность (благодаря крепостному труду), сопровождаемые непрерывными развлечениями, придали высшему сословию черты легкомыслия, тщеславия и любви к роскоши и блеску, доведшие государство до гибели. Но вместе с тем природная одаренность, развившаяся от общения с европейской культурой, дала прекрасные плоды: в области изящной литературы, науки, живописи, скульптуры и музыки поляки выдвинули ряд известных всему миру деятелей (Коперник, Шопен, Мицкевич, Семирадский, Сенкевич и др.)».

Как видите, даже авторский коллектив, безмерно восхищенный «культурой» поляков, не смог обойти вниманием вопрос о том, что в Польше живут как бы два различных народа: хлопы и шляхта.

Второй мировой войне предшествовали годы контактов различных стран друг с другом, десятки их договоров между собой. Но война началась, значит, все это не сработало, значит, нужных договоренностей страны (их элиты) достичь не смогли. Практически все историки сходятся во мнении, что если бы Польша заключила договор о взаимопомощи с СССР, то немцы не посмели бы на нее напасть и, следовательно, не было бы и Второй мировой войны. Советский Союз десятки лет до самого начала войны бился об Польшу, как рыба об лед, пытаясь заключить с ней этот договор, но не смог. Шляхта предпочла отдать народ Польши на растерзание немцам, но договор с СССР не заключила. Почему?

Очевидно, потому, что элита Польши имела особенности, которые позволили ей так поступить. Эти особенности всем бросаются в глаза, но логически понять их невозможно. Скажем, люди старательно обливают керосином свой прекрасный дом, поджигают его, а затем бегут проситься на квартиру к другим. Можете ли вы в здравом смысле отыскать хотя бы одну причину, почему так надо поступать? В плане антисоветской пропаганды какое-то здравое объяснение поведению поляков пытаются найти многие, но получается неубедительно, а чаще – просто глупо. И даже когда историк пытается подойти к этой проблеме объективно, нормальной логикой поведение поляков описать трудно. Вот, к примеру, непонятное поведение Польши пытается объяснить польский публицист Збигнев Залусский:

«Рижская граница[1] разделила не только земли. Эта кровоточащая линия фронта по состоянию на осень 1920 года, в соответствии с которой была проведена новая граница, надолго разделила народы, а не только правительства. Пилсудский позднее писал, что его целью было отделить Польшу от революционной России по возможности более широким пространством…

…Легенда 1920 года, базирующаяся на этом реальном опыте, развиваемая и цементируемая сознательно и умело «воспитательными силами» Второй Республики, стала основой повседневного, бесспорно небогатого, но прочного мировоззрения значительной части, по крайней мере, двух поколений поляков.

В этой легенде содержались две, правда, противоречащие друг другу, но настойчиво внушаемые людям идеи.

Одну из них я бы выразил словами «мы сами». Битва за Варшаву была первой на протяжении двухсот с лишним лет выигранной поляками крупной битвой, а польско-советская война – первой за тот же период выигранной войной. Поддержка со стороны Петлюры или скоординированное по времени наступление Врангеля не оставили заметного следа в общественном сознании. Пилсудчики тоже хорошо доработали, подчеркивая свои заслуги в этой победе. В результате возобладала убежденность, что мы сами, собственными силами отразили большевистское нашествие, победили Россию – одну из самых крупных европейских держав. Значит, мы сами являемся державой, значит, мы многое можем, если только захотим, если напряжем свои силы. Эта убежденность, которую чаще разделяли простые люди, чем руководители государства, лучше сориентированные в подлинном характере этой победы, наложила свой отпечаток на политику и идеологию Польши межвоенных лет и периода Второй мировой войны. Бесспорно, если бы поляки подошли более критически к оценке своих сил, труднее было бы ставить перед Польшей задачи, превышающие ее возможности, не укоренилась бы чрезмерная вера в собственные возможности, не было бы позже столько разочарований и обид.

Вторая идея – «Европа не даст нам погибнуть». В общественном сознании сохранились отголоски заинтересованности Запада, особенно Франции, в судьбе Польши в 1920 году. Эскадра имени Костюшко, американские и итальянские летчики-добровольцы, французские инструкторы, генерал Вейган за штабным столом Маршала Пилсудского, позднейшие визиты Фоша, которому присвоили звание Маршала Польши. Это укрепляло убежденность, что мы нужны Западу, что в критический момент он не даст нам погибнуть. До человеческого сознания не доходили близорукость и ограниченность этой заинтересованности. Не помнили о горечи визита польской делегации в Спа, где союзники вынудили Польшу согласиться на исключительно неблагоприятные для нас решения на севере, западе и юге взамен на обещание иллюзорной интервенции в пользу Польши в Москве, интервенции, которая, впрочем, не принесла никаких результатов. Не знали, что, когда шло сражение под Радзымином и когда в польский штаб явился генерал Вейган, Пилсудский спросил его: «Сколько дивизий вы привели с собой?» А на ответ, что ни одной, Пилсудский жестко прореагировал: «Тогда зачем вы вообще приехали?» Зато знали сладкие слова и помнили их.

Подлинный опыт и ложные выводы из этой самой большой польской войны 1920 года оказывали немалое влияние на политику всей Второй Республики и на национальное самосознание вплоть до последних дней последнего из активных участников тех событий»¹.

Польша – во все века Польша

Нет нужды оспаривать те особенности менталитета польской элиты, на которые указал Залусский и которые видны всем. Это, во-первых, невероятные спесь и гонор, которые Залусский деликатно называет или в самом деле считает «необоснованной уверенностью в собственных силах», и, одновременно, желание переложить последствия этой спеси на кого-то другого, уверенность, что «заграница нам поможет».

Но Залусский не указал на третью, бросающуюся в глаза особенность менталитета польской элиты – исключительное презрение к своему народу. Ведь польская элита, как, впрочем, и элита остальных стран, в подавляющем своем числе кормится из налогов, собираемых с населения. Ну хотя бы с этой, корыстной точки зрения польская элита могла учесть интересы польского народа? Ведь в 1939 г. польская элита отдала Польшу немцам – неприкрытым расистам, не считавшим основную массу поляков за людей, а Польшу – за государство.

И, наконец, четвертая особенность менталитета польской элиты – исключительная алчность и продажность. Если говорить о поляках образца 30-х годов, то к месту будет вспомнить мнение Маршала Польши Юзефа Пилсудского о войне 1920 г.: «…я же постоянно вынужден был следить за тем, чтобы не произошло предательства. Такая угроза существовала и в Генеральном штабе, и среди генералов, и в Сейме, и в Министерстве иностранных дел. …Я победил вопреки полякам – с такими полячишками я вынужден был постоянно бороться.

…Правительству я доверить не мог, потому что оно крало еще беззастенчивее. У меня не было никакого доверия к Сейму и правительству.

…В Генеральном штабе каждый иностранец мог читать все, что хотел, военные тайны проникали к немцам и большевикам. Никаких секретов, по существу, не было.

…В Верховном командовании творились огромные злоупотребления. Вероятно, и многие депутаты Сейма были в них замешаны: не одно депутатское состояние было сколочено в результате злоупотреблений в военном хозяйстве, особенно грязным было дело о разворованных трофеях, взятых у немцев.

…Я одерживал победы тогда, когда бросал к черту другие дела, брался за главное – командование и побеждал. Победы одерживались с помощью моего кнута»².

Дополнив Залусского, я все же не могу с ним согласиться по двум причинам. В 1939 г. речь шла о спасении, а когда ты тонешь и тебе подает руку пусть даже тот, кого ты сильно обидел раньше, разве ты не возьмешь эту руку, даже если это рука москаля? Нет, в 1939 г. вопрос был в том, что польская элита вообще была не способна понять, что она тонет.

И второе. Залусский считает, что это от войны 1920 г., от победы в ней мозги польской элиты встали набекрень, шарики закатились за ролики и винтики из головы повыпадали. А разве раньше в истории Польши было по-другому?

Возьмем в качестве эксперта русского историка XIX века С.М. Соловьева. Более чем за 200 лет до Второй мировой войны Польша была суверенна. 1 февраля 1733 года умер польский король Август II. Предстояли выборы нового короля.

Россию по-прежнему терзали набегами крымские татары – вассалы Турции. Органическим врагом Турции была Австрия. Враг моего врага – мой друг. Так надолго Австрия стала пусть и неверным, но союзником России. Но соперником Австрии на континенте была Франция, по тем же причинам для нее любой враг Австрии и России был другом. В Швеции нарастали силы, жаждавшие реванша за поражения, нанесенные ей Россией в Северной войне. Пруссия спокойно выжидала в нейтралитете, чтобы отхватить в этой драке куски пожирнее.

Европа разделилась на два лагеря – в одном Россия с Австрией и лишь потенциально Англия – традиционная противница Франции. В другом – Франция, Турция, Швеция. Оба лагеря бросились в Польшу с тем, чтобы обеспечить там короля, лояльного к своему союзу. Франция боролась за Станислава Лещинского, Россия – за курфюрста саксонского Августа.

22 февраля 1733 года российская императрица собрала министров и генералитет, которые постановили:

«1) По русским интересам Лещинского и других, которые зависят от Короны Французской и Шведской и, следовательно, от Турецкой, до Короны Польской допустить никак нельзя.

2) Для того отправляемые в Польшу министры должны усильно стараться денежные и другие пристойные способы употреблять сообща с министрами союзников, чтобы поляков от избрания Лещинского и других подобных ему отвратить, для того этих министров надобно снабдить денежными суммами.

3) А так как может случиться, что вышеозначенные способы для отвращения таких вредных русскому государству предприятий окажутся недостаточными… без упущения времени на самих границах поставить 18 полков пехоты и 10 полков конницы… донских казаков 2000, гусар украинских сколько есть, из слободских полков 1000, из Малороссии 10 000, Чугуевских калмыков 150 да волжских тысячи 3».

Как в воду глядели: «пристойных способов» оказалось недостаточно. Пока из Вены в Варшаву шло 100 000 червонных, а посланник саксонский давал ежедневные обеды всего на 40 человек, пока русские везли туда «денежные суммы», шустрые французы сунули польской элите более миллиона ливров и та проголосовала за Станислава Лещинского.

Но подоспели деньги австрийские и русские. Ничего. Польская элита и их взяла и еще раз проголосовала. Теперь за курфюрста саксонского. В Польше оказалось два «законных» короля: один – профранцузский, другой – прорусский. Россия двинула в Польшу войска.

Лещинский стал собирать вокруг себя верных шляхтичей. Казалось, в патриотическом подъеме гордые поляки должны были дать мощный отпор интервентам. Куда там! Историк Соловьев эти события описывает так:

«…русские беспрепятственно били приверженцев Станислава в Польше и Литве. Мы видели, что этих приверженцев было много, но вместо того, чтобы вести войну с русскими, они занимались усобицею, опустошением земель своих противников, приверженцев Августа. Они вредили русским войскам только тем, что утомляли их бесполезными переходами. Иногда большие массы поляков приближались к русскому отряду, распуская слух, что хотят дать сражение: но не успеют русские дать два пушечных выстрела, как уже поляки бегут; никогда русский отряд в 300 человек не сворачивал с дороги для избежания 3000 поляков, потому что русские привыкли бить их при встречах».

Лещинский сбежал в Данциг – сильную крепость, к тому же усиленную 2000 присланных Францией солдат. Европа помогла! К Данцигу подошла русская пехота. Однако король Пруссии не давал подвезти через свою территорию осадную артиллерию. Пока российский фельдмаршал Миних с ним по этому поводу торговался, пехота взяла укрепленное предместье Данцига, разумеется, с польскими пушками и боеприпасом. С помощью этих пушек блокировала Данциг и вела его бомбардировку. Наконец, подтянули осадную артиллерию, и Данциг сдался вместе с французами. Лещинский снова бежал.

А в Польше в это время русские министры продолжают тратить «денежные суммы», пытаясь «пристойным способом» утихомирить расходившуюся польскую элиту. Страницы истории, посвященные этому периоду, напоминают бухгалтерские книги: «Теще коронного гетмана 1500 и 20 000, дочери его – 1300, литовскому гетману – 800, жене его – 2500, примасу – 3166 (ежегодно), духовнику его – 100, сеймовому маршалу на сейме 1738 года – 1000, депутатам – 33 000 и т. д.»³.

Чем польская элита XVIII века отличалась от польской элиты ХХ века? Та же спесь и тот же трусливый драп от малейшей опасности, то же презрение к интересам народа, та же надежда на «заграницу» и та же продажность, на которую сетовал Пилсудский.

Можете сказать, что этот эксперт – Соловьев – сторонник русской империи и потому так плохо пишет о свободолюбивых поляках. Но вот абсолютный сторонник польской свободы анархист Петр Кропоткин. Он описывает историю польского восстания 1863 г. Это восстание имело огромную поддержку среди русской, так сказать, интеллигенции, влиятельной части тогдашней элиты России. Кропоткин пишет: «Никогда раньше польскому делу так много не сочувствовали в России, как тогда. Я не говорю о революционерах. Даже многие умеренные люди открыто высказывались в те годы, что России выгодно иметь Польшу хорошим соседом, чем враждебно настроенной подчиненной страной. …Когда началась революция 1863 года, несколько русских офицеров отказались идти против поляков, а некоторые даже открыто присоединились к ним и умерли или на эшафоте, или на поле битвы. Деньги на восстание собирались по всей России, а в Сибири даже открыто. В университетах студенты снаряжали тех товарищей, которые отправлялись к повстанцам⁴.

…Революция имела такой серьезный характер, что против поляков двинули из Петербурга даже гвардию. Теперь известно, что, когда Михаила Муравьева посылали в Литву и он пришел проститься с императрицей Марией Александровной, она сказала ему:

– Спасите хоть Литву!

Польша считалась уже утерянной»⁵.

Давайте себе представим, что это мы, читатели этой книги, и есть польские революционеры 1863 г. Мы подняли восстание против России. Что бы мы сделали в первую очередь?

1. Мы бы постарались не сильно раздражать русское общество, чтобы иметь в нем поддержку изнутри.

2. Мы постарались бы прочно закрепиться хоть на каком-нибудь клочке Польши и добиться на нем своего признания своим главным врагом – Россией. Остальные земли с поляками мы присоединим потом, когда станем сильнее. Ведь Ленин в 1918 г. отдал немцам Украину, полякам в 1920 г. отдал часть Белоруссии и Украины, Бессарабию отдал румынам. И ничего – потом все вернулось.

3. Нам будут нужны солдаты, а это крестьяне. Следовательно, мы бы сделали все, чтобы расположить к себе их, расположить к себе народ. Большевики – партия рабочих, тем не менее, как только они пришли к власти, они тут же отдали крестьянам всю помещичью землю. Это тем более требовалось сделать в Польше в 1863 г., поскольку освобождение крестьян в 1861 г. от крепостной зависимости там было проведено с гораздо большими тяготами для крестьян, чем даже в России.

Так бы сделали мы – русские на польском месте. А вот что сделали реальные поляки в 1863 г. Кропоткин продолжает:

«Но вот среди общего возбуждения распространилось известие, что в ночь на 10 января повстанцы напали на солдат, квартировавших по деревням, и перерезали сонных, хотя накануне казалось, что отношения между населением и войсками дружеские. Происшествие было несколько преувеличено, но, к сожалению, в этом известии была и доля правды. Оно произвело, конечно, самое удручающее впечатление на общество. Снова между двумя народами, столь сродными по происхождению, но столь различными по национальному характеру, воскресла старая вражда.

Постепенно дурное впечатление изгладилось до известной степени. Доблестная борьба всегда отличавшихся храбростью поляков, неослабная энергия, с которой они сопротивлялись громадной армии, скоро вновь пробудили симпатию к этому героическому народу. Но в то же время стало известно, что революционный комитет требует восстановления Польши в старых границах, со включением Украины, православное население которой ненавидит панов и не раз в течение трех последних веков начинало восстание против них кровавой резней.

Кроме того, Наполеон III и Англия стали угрожать России новой войной, и эта пустая угроза принесла полякам более вреда, чем все остальные причины, взятые вместе. Наконец, радикальная часть русского общества с сожалением убедилась, что в Польше берут верх чисто националистические стремления. Революционное правительство меньше всего думало о наделении крепостных землей, и этой ошибкой русское правительство не преминуло воспользоваться, чтобы выступить в роли защитника хлопов против польских панов⁶.

Александр II послал Н. Милютина в Польшу с полномочием освободить крестьян по тому плану, который последний думал осуществить в России, не считаясь с тем, разорит ли такое освобождение помещиков или нет.

– Поезжайте в Польшу и там примените против помещиков вашу красную программу, – сказал Александр II Милютину.

И Милютин вместе с князем Черкасским и многими другими действительно сделал все возможное, чтобы отнять землю у помещиков и дать крестьянам большие наделы»⁷.

А вот результат:

«Вооруженные банды повстанцев держали весь край, – рассказывал мой двоюродный брат. – Мы не могли не только разбить, но и найти их. Банды нападали беспрестанно на наши небольшие отряды; а так как повстанцы сражались превосходно, отлично знали местность и находили поддержку в населении, то они оставались победителями в таких случаях. Поэтому мы вынуждены были ходить всегда большими колоннами. И вот мы ходили все время по всему краю, взад и вперед, среди лесов, а конца восстанию не предвиделось. Пока мы пересекали какую-нибудь местность, мы не встречали никакого следа повстанцев. Но как только мы возвращались, то узнавали, что банды опять появлялись в тылу и собирали патриотическую подать. И если какой-нибудь крестьянин оказал услуги нашим войскам, мы находили его повешенным повстанцами. Так дело тянулось несколько месяцев, без всякой надежды на скорый конец, покуда не прибыли Милютин и Черкасский. Как только они освободили крестьян и дали им землю, все сразу изменилось. Крестьяне перешли на нашу сторону и стали помогать нам ловить повстанцев. Революция кончилась»⁸.

Вот и сравните эту историю с поведением поляков в 1939 г. – в чем разница? Уже и царь был готов сделать Польшу суверенной, и русское общество за поляков переживало и всячески им помогало, но польская элита сделала все, чтобы освобождения не произошло. Причем ее действия какие-то до предела бессмысленные. Зачем, скажем, не укрепившись ни в одном польском воеводстве, объявлять, что цель повстанцев захватить и оторвать от России Украину?

Вот мнение человека незаурядного, яркого представителя противников коммунизма, инициатора «холодной войны», который к тому же прекрасно знал лично всю головку польской элиты тех времен. Уинстон Черчилль, политик, прекрасный художник и выдающийся историк, ставший за свои исторические труды лауреатом Нобелевской премии. В 1940–1945 гг. был премьер-министром Великобритании, т. е. по долгу службы общался с правительством Польши в изгнании – с теми, кто предопределил разгром Польши немцами в 1939 г. В своем капитальном труде «Вторая мировая война» сэр Уинстон изворачивается, как вьюн, чтобы о Катынском деле и правды не сказать в разгар «холодной войны», и не врать явно, но в целом от этого раздела остается явное впечатление, что в Катыни поляков расстреляли русские. Так что поляки к его труду должны относиться с полным доверием. В том числе и к тем местам книги, в которых он пишет о Польше: «Нужно считать тайной и трагедией европейской истории тот факт, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, добродетельны, обаятельны, постоянно проявляет такие огромные недостатки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна из них боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости»⁹.

А вот мнение о польской элите еще одного незаурядного человека, тоже ярого противника СССР, прекрасного полководца, которого даже немцы, в этом деле небесталанные, хотели видеть главнокомандующим немецко-польских армий в войне с СССР, фактического основателя довоенной Польши Юзефа Пилсудского. Уже в 1927 г. на съезде легионеров в Калише он сказал: «Я выдумал множество красивых слов и определений, которые будут жить и после моей смерти и которые заносят польский народ в разряд идиотов». Когда Пилсудский тяжело заболел и понимал, что скоро умрет, эта мысль становится навязчивой: «Я не раз думал о том, – говорил он в разговоре со Сливиньским, – что, умирая, я прокляну Польшу. Сегодня я осознал, что так не поступлю. Когда я после смерти предстану перед Богом, я буду его просить, чтобы он не посылал Польше великих людей»¹⁰.

Адъютант Пилсудского, капитан М. Лепецкий, вспоминал, что однажды, выведя Пилсудского из задумчивости своим появлением, услышал: «Дурость, абсолютная дурость. Где это видано – руководить таким народом двадцать лет, мучиться с вами»¹¹. Один из премьер-министров тогдашней Польши Енджеевич отмечал в воспоминаниях, что за два дня до своего ухода с поста в мае 1934 года он навестил Маршала и в конце визита пережил момент, который никогда не мог забыть. «Я встал, желая проститься. Но он задержал меня, указав на стул. Я сел. Лицо Маршала, до этого спокойное и приветливое, вмиг изменилось. Черты осунулись, густая сеть морщин стала более выразительной, из-под кустистых насупленных бровей смотрели на меня глаза, уставшие от тревоги и забот. Глаза страдающего от болезни человека. Это не горечь, не жалость, а неуверенность и опасение глядели из-под бровей. До конца жизни буду помнить выражение этого страдальческого и усталого лица, которое было в тот момент передо мной. После долгого молчания я услышал шепот: «Ах уж эти мои генералы, что они сделают с Польшей после моей смерти?» Он повторил эти слова во второй и в третий раз. …Дальнейших слов Маршала не могу повторить. Я сидел ошеломленный и подавленный…»¹².

Таким образом, накануне Второй мировой войны правительству СССР пришлось иметь дело, словами Черчилля и Пилсудского, с гнусными идиотами во главе Польши. Причем, как отмечал и Черчилль, это не случайность, а польская традиция. Можно даже сказать, что сажать себе на шею гнусных идиотов – это польский национальный вид спорта. Жаль, конечно, что в этом виде спорта нынешняя Россия все чаще и чаще завоевывает золотые медали на мировых первенствах. При таких достоинствах польской элиты всему миру было бы хорошо, если бы вся Польша вместе со всей своей элитой переехала куда-нибудь в Канаду или Мексику, но накануне Второй мировой, к несчастью всех стран, Польша была соседкой СССР. И это все определило.

Начало суверенитета Польши

Суверенной соседкой СССР (тогда РСФСР) Польша стала в результате Первой мировой войны. До нее поляки жили на территории трех империй: Германской, Австро-Венгерской и Российской. Первые две проиграли войну, а с Россией дело было еще хуже – из-за своего коммунистического правительства она стала мировым изгоем. Поэтому наделил поляков землей под вновь испеченное государство союз стран – победительниц в Первой мировой – Антанта, – который с Россией не стал и советоваться. Границы Польши проводились так, чтобы районы с преобладанием польского населения включались в Польшу, а те, где поляков меньшинство, – оставались в составе соседних с ней стран. Восточная граница Польши (так называемая «линия Керзона») проходила примерно там, где она существует и ныне.

Думаю, что элита любого другого народа, получив независимость, стала бы, как, к примеру, чехи, обустраивать свою страну, доказывая населению, что суверенитет себя оправдывает и в материальном плане. Но это элита любого другого народа, а мы имели дело с поляками.

Пользуясь послевоенной слабостью соседей, раздираемых к тому же гражданскими войнами и конфликтами, Польша отхватила у них территории за границами, определенными Антантой. Отхватила практически у всех, никого не забыла. Причем Польша вела себя чисто по-польски – нагло до предела. К примеру, у буржуазной Литвы отхватила Виленскую область вместе со столицей Литвы Вильнюсом. А когда Антанта потребовала эту область вернуть Литве, то поляки заявили, что польские войска, захватившие Виленщину, взбунтовались и не хотят уходить¹³, а польское правительство с этими своими войсками ну ничего поделать не в состоянии. Целый год уговаривали свои войска уйти из Литвы, уговаривали, а уговорить так и не сумели. И Антанта в 1923 г. согласилась с этой польской наглостью¹⁴. По этой причине Литва, само собой, дипломатических отношений с Польшей не устанавливала.

Отхватила Польша и кусок территории, отписанной Антантой Чехословакии, отхватила не полагавшиеся ей территории Германии, но особенно поживилась за счет раздираемой гражданской войной РСФСР. Украину и Белоруссию обкорнала немного не наполовину. До заключения с Польшей пакта о ненападении Украина даже столицу перенесла в Харьков, поскольку Киев был чуть ли не пограничным городом. Естественно, что все соседи Польшу дружно ненавидели, и, чего тут греха таить, особенно ее ненавидел СССР. И даже не столько за захват и порабощение единокровных народов (ведь большевики надеялись на скорую победу пролетариата во всем мире), а за то, что Польша, объявив себя оплотом Запада против большевизма, содержала на своей территории банды, которые вторгались в СССР, убивали советских людей, а затем удирали в Польшу. И банды немалые. Скажем, осенью 1921 г. на Украину вторглась банда Палия в составе двух тысяч человек, месяц она грабила Украину, а когда советские войска ее прижали, спокойно отступила в Польшу¹⁵. То же продолжалось и в дальнейшем.

Я хотел бы остановиться на истории отношений СССР и Польши в принципе, не вдаваясь в подробности, отвлекающие от темы. Кого эти подробности заинтересовали, тому рекомендую очень основательную работу М. Мельтюхова «Советско-польские войны».

Итак, в СССР Польшу безусловно ненавидели, и было за что, но если Германия или даже Литва могли себе позволить соответствующее своей ненависти поведение, то Советский Союз был в этом вопросе связан: он был изгоем, против которого ополчился весь буржуазный мир, и ему как никому важно было иметь на границах мирных соседей. Поэтому СССР искал дружбы даже с такой Польшей.

Скажем, как ни был ненавистен народу Советского Союза Ю. Пилсудский, главнокомандующий польских войск, победивших в 1920 г. Красную Армию, но когда он умер, то в СССР был объявлен траур¹⁶. С 1926 г. дипломаты СССР настойчиво добивались от Польши заключения пакта о ненападении и добились этого только в 1932 г., причем поляки согласовали срок действия пакта аж на целых три года. Между тем в это время сами поляки хотели заключить пакт о ненападении с Германией, но до прихода Гитлера к власти им этого сделать не удалось – догитлеровские немцы захват своих земель Польше не прощали.

И чем больше СССР «стелился» под Польшу, чем больше пытался установить с ней дружеские отношения, тем более нагло вели себя поляки, особенно после того, как к власти в Германии пришел Гитлер.

14 декабря 1933 г. Советское правительство в связи с агрессивными планами Германии в отношении Прибалтики предложило польскому правительству опубликовать совместную советско-польскую декларацию (Балтийская декларация), в которой указывалось бы, что обе страны заявляют о твердой решимости защищать мир в Восточной Европе и что в случае угрозы Прибалтийским странам они обсудят создавшееся положение. Опубликование этой декларации могло иметь существенное значение в деле сохранения мира в Прибалтике.

19 декабря 1933 г. польское правительство, с одной стороны, сообщило, что оно в принципе принимает советское предложение, но, с другой стороны, вело одновременно секретные переговоры с гитлеровской Германией. После того как 26 января 1934 г. была подписана польско-германская декларация о дружбе и ненападении, польское правительство заявило правительству СССР, что оно считает вопрос о советско-польской декларации отпавшим.

28 декабря 1933 г. Советское правительство выдвинуло предложение о заключении регионального соглашения о взаимной защите от агрессии со стороны Германии, в котором приняли бы участие СССР, Франция, Чехословакия, Польша, Литва, Латвия, Эстония, Финляндия и Бельгия. Впоследствии было решено (по предложению Англии) пригласить к участию в соглашении также и Германию. Заключение этого соглашения (Восточного пакта) могло явиться важнейшей мерой по обеспечению мира и безопасности в Европе.

Германия выступила, однако, против заключения Восточного пакта, не без основания считая, что он будет препятствовать осуществлению ее агрессивных планов. Восточный пакт мог бы быть, правда, заключен и без участия Германии, как это с самого начала и предлагало Советское правительство. Однако Польша заявила 27 сентября 1934 г., что она не может принять участие в Восточном пакте, если в нем не будет участвовать Германия^17;18.

Правящие круги Польши неоднократно выступали с требованиями о предоставлении Польше колоний. В этом вопросе, как и во многих других, политика ее правящих кругов шла в русле политики фашистской Германии. Польская дипломатия добровольно взяла на себя защиту интересов гитлеровской Германии в Лиге Наций, которую Германия демонстративно покинула в 1933 г. С трибуны Лиги Наций польские дипломаты оправдывали наглые нарушения Гитлером Версальского и Локарнского договоров: введение в Германии всеобщей воинской повинности, отмену военных ограничений, вступление гитлеровских войск в демилитаризованную Рейнскую зону в 1936 г. и др. Польское правительство занимало благоприятную по отношению к агрессивным государствам позицию во всех крупных международных конфликтах в предвоенный период, будь то захват Италией Эфиопии, гражданская война в Испании, нападение Японии на Китай, захват Германией Австрии или расчленение Чехословакии. Польские колониальные требования, естественно, находили поддержку со стороны фашистской Германии, поскольку они служили дополнительным обоснованием «справедливости» немецких колониальных притязаний¹⁹.

Но дело даже не в колониях, а в том, что элита Польши поставила себе целью иметь Польшу в границах 1772 г. и, соответственно, захват Украины и создание Польши от «моря до моря», т. е. от Балтики до Черного моря. Элиту Польши не смущало, что уже на тот момент в Польше поляков было всего около 60 %, не останавливало и то, что нигде по Украине не ходят толпы украинцев с плакатами «Хотим присоединиться к Польше!». «Гнуснейшим из гнусных» хотелось Украины, и все тут!

Правда, поляки понимали, что сами они Украину не отвоюют, но тут, на их счастье, к власти в Германии приходит Гитлер и в «Майн кампф» открыто заявляет: «Мы, национал-социалисты, сознательно подводим черту под внешней политикой Германии довоенного времени. Мы начинаем там, где Германия кончила шестьсот лет назад. Мы кладем предел вечному движению германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на Востоке. Мы прекращаем, наконец, колониальную и торговую политику довоенного времени и переходим к политике будущего – к политике территориальных завоеваний.

Но когда мы в настоящее время говорим о новых землях в Европе, то мы можем в первую очередь иметь в виду лишь Россию и подвластные ей окраинные государства. Сама судьба как бы указывает нам путь.

…Наша задача, наша миссия должна заключаться прежде всего в том, чтобы убедить наш народ: наши будущие цели состоят не в повторении какого-либо эффективного похода Александра, а в том, чтобы открыть себе возможности прилежного труда на новых землях, которые завоюет нам немецкий меч»²⁰. В связи с такой разговорчивостью, как только нацисты пришли к власти в Германии, Советское правительство официально поставило перед Гитлером вопрос, остается ли в силе его заявление об экспансии на Восток, сделанное им в «Майн кампф». Ответа не последовало, и Советское правительство было вынуждено констатировать: «По-видимому, это заявление остается в силе, ибо только при этом предположении становится понятным многое в теперешних отношениях Германского правительства с Советским Союзом»²¹.

Гитлер и «гнуснейшие из гнусных» стали искренними союзниками в вопросе расчленения СССР, и если этого не учитывать, то трудно понять, что же произошло в 1939 г.

Польша «А» и Польша «Б»

Но сначала давайте дорассмотрим до конца, что собой представляла довоенная Польша. Я снова дам высказаться по этому поводу польскому публицисту и историку Збигневу Залусскому:

«Несмотря на одержанные Польшей военные успехи, Рижский договор не носил колониального характера, как польский проект начала 1920 года. Но все же он был военным диктатом. Граница, которую он определил, проходила не по какой-то рациональной линии, которую можно обосновать исторически, географически, этнографически или политически, а в основном в соответствии с довольно случайной конфигурацией линии фронта, достигнутой польскими войсками во время осенней кампании.

…Договор, результат победоносных сражений, зафиксировал политическое поражение мнимого победителя, маршала Пилсудского. Ему пришлось отказаться от идеи создания Надднепровской Украины, бросить на произвол судьбы своих союзников – Петлюру на Украине, Булак-Булаховича – в Белоруссии. Того, что завоевала Польша из восточных земель, не хватало уже ни на какую федерацию, ни на какое буферное государство. Последняя попытка этой политики – переворот Желиговского в Вильно и образование Центральной Литвы – провалилась из-за негативного отношения к идее федерации как со стороны литовцев, так и белорусов. Провалилась, впрочем, без какого бы то ни было влияния Советской России и Красной Армии.

…Польша была создана точно по рецепту Дмовского как единое польское государство, государство польского народа, с которым были формально полностью интегрированы восточные окраины, без каких-либо несбыточных мечтаний о полусамостоятельности, автономии, самоуправлении или других правах и особенностях.

Польша формально единая, а по существу многонациональная. Владение восточными землями стало фактором постепенного регресса Польши.

Польша Пилсудского во внутренней политике руководствовалась националистическими канонами Дмовского. Вначале созванный генералом Желиговским сейм Центральной Литвы отверг все концепции самостоятельности или автономии литовско-белорусских земель и потребовал полной интеграции Вильно с Варшавой. Позднее тех, кто в принадлежащей до этого России части Польши записался как «местные», окрестили поляками. Еще позже некогда униатские, а более ста лет православные церкви на Волыни были превращены в католические костелы и целые деревни стали польскими. Только на Волыни в 1938 году были превращены в костелы 139 церквей и уничтожено 189, осталось лишь 151.

Итак, в бывшей Восточной Галиции шаг за шагом ликвидировались украинские культурные и экономические организации, закрывались школы. Опять же на Волыни – в деревне, где 80 процентов населения составляли украинские крестьяне – из 2000 начальных школ было только 8 украинских.

Но результаты полонизации этих земель были ничтожными. За 18 лет польского правления численность польского населения на Волыни выросла с 7,5 до 15 процентов, с учетом наплыва служащих, железнодорожников и сотрудников государственного и административного аппарата. Похожая ситуация была и в других восточных воеводствах.

Не увенчалась успехом попытка полонизации «местных элементов». Под влиянием давления на них ширился и углублялся процесс национального самосознания, особенно в деревне. Войско «усмиряло» неспокойные украинские деревни в Тарнопольском воеводстве, расстреливало крестьянские демонстрации на Волыни. В тюрьмах в Березе Картузской[2] полиция издевалась над арестованными украинцами, в ответ гибли от пуль террористов и министр санационного правительства, и школьный куратор, и невинные простые люди. Росли напряженность и враждебность. Презрение правящих рождает ненависть угнетаемых.

Никогда межвоенная Польша не была, по существу, интегрированной страной. Всегда в ней была Польша А и Польша Б. Это касалось не только экономической политики государства, но и позиций всех политических сил. Все они игнорировали в своей деятельности восточные окраины. Сознательно не вовлекала их в борьбу с диктатурой Пилсудского парламентская оппозиция, их не затронули ни массовые забастовки, организованные главным образом ППС в 1936 году, ни манифестации людовцев 1937 года. Служащих государственной администрации отправляли на восточные окраины, как на ссылку в Сибирь.

18 лет использования созданных Рижским договором условий для реализации инкорпорационной концепции не принесли результатов. В экономическом смысле Польша Б не стала золотым прииском. Крестьянская нищета отрицательно сказывалась на экономическом балансе страны. Колонизация этих земель не удалась, и они не способствовали ликвидации земельного голода в масштабах страны. Более того, эти земли – чуждые, бунтарские – требовали больших инвестиций, чем коренные польские. Жители восточных окраин оказались в худшей ситуации, чем поляки в период разделов Польши под чужим господством.

Вопреки надеждам Дмовского, Польша оказалась неспособной привлечь на свою сторону и ассимилировать национальные меньшинства на Востоке – ни в национальном, ни в культурном, ни в экономическом смысле. В то же время своей политикой, своим присутствием она способствовала развитию националистических извращений в освободительном движении этих народов, взаимной ненависти.

…Этому не способствовали, разумеется, мелкие «укусы» в отношении СССР – поддержка различных антисоветских акций, осуществляемых с территории Польши, как, например, деятельность террористов Бориса Савинкова, вылазки Булаховича на Белоруссию и атамана Тютюника на Украину. Советский Союз раздражало также создание в Польше организаций, объединяющих националистических деятелей Белоруссии, Украины, крымских и казанских татар, Грузии и Азербайджана, калмыков, таджиков и даже кубанских казаков.

Однако главным для польских правящих кругов было опасение какого бы то ни было политического сближения с СССР, которое могло усилить привлекательность и влияние Советской Украины и Советской Белоруссии на население польских окраин. На этих территориях долго еще после заключения Рижского мира тлела крестьянско-национальная и белорусско-украинская советская подпольная война, поддерживаемая из-за кордона минскими и киевскими коммунистами.

Эти опасения за восточные земли определяли в значительной мере сохраняемую изоляцию и подогреваемую неприязнь Польши к Советскому Союзу. Даже перед лицом угрозы гитлеровского нашествия и рассматриваемой возможности получения советской военной помощи. Ибо эта помощь означала практически вступление советских войск в Западную Белоруссию и Западную Украину. Вступление – как считали в Варшаве – с непредсказуемыми последствиями для судеб польской власти на этих землях»²².

Залусский поляк, и он либо не понимает того, о чем надо было бы написать, либо не хочет об этом говорить. К примеру, как вы увидите ниже, поляки в августе 1939 г. совершенно не боялись, что вхождение на их территорию советских войск отторгнет от них украинские и белорусские земли. Но пока не об этом.

То, что советские войска освобождали украинцев и белорусов от польского расизма, было основанием радости для этих народов, но это еще не было основанием их единодушного решения войти в состав СССР. Ведь среди украинского и белорусского населения были сильны националистические организации, имевшие целью суверенитет, а сионистские организации польская армия на свою голову даже обучала военному делу. Националистов вхождение в Советский Союз не радовало²³. Ведь СССР этим националистам не подыгрывал ни в малейшей мере и беспощадно боролся с ними²⁴. Почему же когда СССР организовал голосование по решению вопросов: «1. Утвердить передачу помещичьих земель крестьянским комитетам; 2. Решить вопрос о характере власти, т. е. должна ли быть эта власть советская или буржуазная; 3. Решить вопрос о вхождении в состав СССР, т. е. о вхождении украинских областей в состав УССР, о вхождении белорусских областей в состав БССР; 4. Решить вопрос о национализации банков и крупной промышленности»²⁵, – то на выборы депутатов, которые должны были положительно ответить на эти вопросы, из 7 538 586 избирателей пришло 94,8 %, из которых «за» проголосовало 90,8 %, а «против» – 9,2 %?²⁶

У бригады Геббельса и их братьев по разуму на этот вопрос ответ готов: потому, что работники НКВД всем тыкали маузером в зубы и угрозой смерти заставляли голосовать именно так. Умственно недоразвитых такой ответ вполне устраивает, а у остальных возникают вопросы.

Для того чтобы силой заставить население определенным образом проголосовать, нужно репрессиями запугать народ, что при тайном голосовании вообще-то нереально, или нужно во все избиркомы (а их была масса – избирался один депутат на 5000 населения, т. е. около 1500 депутатов) подобрать своих людей для подтасовки выборов, а всех кандидатов соответственно обработать. А вот для этого нужно время даже НКВД, поскольку его работникам нужно сначала создать агентурную сеть, выявить противников, арестовать их, выявить покладистых, рекомендовать их в избирательные комиссии, заставить собрания за них проголосовать, подобрать нужных депутатов, обеспечить их выдвижение и т. д. и т. п. Такое теоретически возможно, но для этого, повторяю, нужно очень много времени. К примеру, в СССР проститутки были не в почете, и их высылали в отдаленные области СССР, избавляясь от специалисток ненужной профессии. И проститутки из западных областей УССР и БССР тоже были выселены, но только через 7 месяцев после присоединения²⁷. Оцените, сколько времени потребовалось НКВД, чтобы выявить проституток и составить список этих особ, действовавших легально.

А с присоединением западных областей дело происходило в таком темпе: 17 сентября 1939 г. Красная Армия с небольшими боями стала входить в эти области, беря в плен польские армию, полицию и жандармов, 1 октября СССР перед народом этих областей поставил перечисленные выше вопросы, а 22 октября этого же 1939 г. избиратели проголосовали²⁸. Ну как за три недели в стране, в которой по лесам еще слонялись неразоруженные войска Польши, НКВД мог успеть организовать и провести работу по запугиванию населения?

Теперь о реальных репрессиях по запугиванию избирателей. За три с половиной месяца (сентябрь – декабрь 1939 г.) НКВД арестовал 19 832 человека, из которых 72,1 % были арестованы за уголовные преступления и за нелегальный переход границы. Но положим, что все они были арестованы до 22 октября и с целью запугать население перед выборами. Много это или мало? Из расчета 7,5 млн избирателей это один арестованный на 375 человек. А в нынешней России в тюрьмах сидит более миллиона заключенных при примерно 100 млн избирателей, а это один репрессированный на 100 человек. И никто не боится, и все считают нынешнюю Россию самой демократической страной в ее истории.

В 1939 г. население западных областей УССР и БССР совершенно добровольно проголосовало за советскую власть и включение его в СССР. И тут не может быть никакой политики, поскольку основная масса населения – это аполитичный обыватель, которому все равно, какая власть и как называется государство, лишь бы была еда и барахло. Он-то почему голосовал за СССР?

Немного об экономике

Социалистический СССР был государством, построенным на идеях справедливости, поэтому окружавшие его капиталистические государства в идейной борьбе не могли ему ничего противопоставить. Оставалось лишь одно – утверждать, что это очень нищая страна, которую грабят комиссары и евреи. Справедливости ради следует сказать, что первые лет 15 после революции были основания обвинять СССР в нищете.

Какая страна является богатой материально? Если страну не грабят, то та, в которой производится много товаров. А что нужно, чтобы промышленность данной страны производила много товаров? Нужен рынок, нужны люди с деньгами, которые могли бы купить товары данной страны. Ведь если товар не покупается, то его и не производят. Так вот, до начала 30-х годов прошлого века большевики в СССР искусственно ограничивали внутренний рынок СССР с тем, чтобы создать тяжелую промышленность – основу промышленности для производства товаров народного потребления. Поскольку сама тяжелая промышленность товаров для народа не дает, приходилось их потребление искусственно ограничивать. Делалось это так.

В 1917 г. население России на 85 % состояло из крестьян, причем в собственно России даже больше. То есть главными покупателями страны, главным рынком товаров промышленности в России были они. Но им, чтобы купить, нужно продать свою продукцию – хлеб, мясо, молоко, пеньку, лен и т. д. Придя к власти, большевики до начала 30-х годов удерживали цены на хлеб и остальные товары сельского хозяйства на уровне мировых цен, на уровне цен, которые были в России при царе. А так как Россия страна с суровым климатом, то мировые цены – это цены, которые не дают крестьянину практически никакого дохода. Именно по этим низким ценам большевики скупали хлеб у крестьян и изымали его налогами, продавая за рубеж. На выручку закупали электростанции и металлургические заводы, заводы тяжелого машиностроения и тракторные. Их продукцию продать населению было нельзя, поэтому рынок СССР и держался в сжатом по деньгам состоянии – большевики не давали народу деньги для покупки товаров.

Но к началу 30-х годов тяжелая промышленность СССР стала производить станки, оборудование и сырье для производства товаров народного потребления и эти товары стали поступать на рынок СССР. И большевики резко развили свой рынок, т. е. в течение нескольких лет предоставили народу огромные деньги для покупки товаров промышленности СССР. Сделано это было так.

Началась коллективизация сельского хозяйства, и хотя она происходила с эксцессами, но за счет коллективной обработки земли и за счет механизации этой обработки себестоимость продукции сельского хозяйства резко упала. Казалось бы, что в этом случае большевики могли снизить цены на нее еще больше. Но они сделали прямо противоположное – с 1929 по 1934 г. они внутренние цены на сельхозпродукцию подняли в 10–13 раз по сравнению с мировыми. Соответственно, поднялась и зарплата рабочих в промышленности и цены на промышленные товары, но не сильно, поскольку затраты на еду не составляют 100 % зарплаты промышленного рабочего. Если при царе хлеб стоил 8—10 коп. за килограмм, то к концу 30-х он стал стоить 90 копеек, но шерстяной мужской костюм, стоивший при царе 40 рублей, стал стоить всего 75. И хотя в это время крестьяне организованно уходили на работу в города (к 1940 г. сельского населения оставалось 58 %), они все же составляли большинство населения, и у этого населения появились большие деньги. Товары промышленности СССР буквально расхватывались, а сама она наращивала производство никогда ранее в мире не виданными темпами.

В царской России перед Первой мировой войной проживало 9 % населения мира, а производила эта Россия всего чуть более 4 % мировой промышленной продукции, т. е. в два раза меньше среднемирового уровня, включая сюда малоразвитые страны Азии и Африки²⁹. А уже в 1937 г. СССР производил 13,7 % мировой промышленной продукции, хотя его население составляло всего 8 % от общемирового³⁰. По производству промышленной продукции СССР поднялся с четвертого на первое место в Европе и с пятого на второе место в мире, уступая лишь США³¹. Если страна производит много товаров, а ее никто не грабит ни процентами по займам, ни путем вывоза дивидендов на инвестированный капитал, то как бы ни распределялись эти товары – прямо ли либо через бесплатное медицинское обслуживание, бесплатные квартиры, бесплатное обучение, бесплатный отдых, – они все равно доходят до народа и этот народ становится богаче. Со второй половины 30-х годов народ СССР начал богатеть невиданными темпами, и даже в 60-х годах люди, сравнивая свою жизнь, говорили, что они никогда так хорошо не жили, как до войны.

А как же западные соседи СССР? Ведь нам сегодня твердят, что нищий, ободранный и голодный СССР напал с целью грабежа на богатенькую Польшу и богатейшие Прибалтийские страны.

До революции все эти государства были составными частями Российской империи, и за счет развития путей сообщения и выхода ряда этих имперских территорий к морю в них развивалась промышленность на российском сырье и для российского рынка. И с сельским хозяйством не было проблем: климат в этих частях империи был мягче, чем на большинстве остальных территорий, себестоимость молока, хлеба и мяса, соответственно, была ниже, а близость Петербургского района позволяла сбывать продукцию по хорошим ценам. Но вот эти страны стали суверенными, что не беда, ведь большевики сами отпустили их из империи. Беда в том, что они немедленно стали враждебны к СССР, предоставляя свои территории для интервенции против него, а Польша и прямо вела войну. Эта политика «суверенов» в Прибалтике привела к тому, что СССР потерянные там производства отстроил на своей территории и поставляемое в Прибалтику сырье стал перерабатывать сам, сам же заполняя свой рынок товарами этих производств. И, как и сегодня, промышленность в Прибалтике пришла в упадок, скажем, в Эстонии количество работающих в промышленности упало с 36 тыс. при царе до 17 тыс. при «демократии». Кроме леса, никакого путевого сырья во всей Прибалтике нет, и у прибалтов остался один путь – развивать сельское хозяйство. Но ведь и для него нужен рынок, а производство сельхозпродукции во всей остальной Европе дешевле, чем в Прибалтике. Приходилось продавать в Европу масло и свинину по ценам, которые оставляли прибалтийским крестьянам мизер для полунищенского существования. Эстония, к примеру, была в Европе на последнем месте по уровню жизни. Пока в соседнем СССР люди тоже жили крайне бедно, прибалтийские режимы еще могли контролировать ситуацию, но как только жизнь людей в СССР стала резко улучшаться, то уже никакие фашистские диктатуры помочь не могли.

С распадом Российской империи границы разделили не только один народ, но и миллионы семей. Люди переписывались друг с другом. И когда один брат из-под Минска или Кривого Рога писал другому брату подо Львов, Каунас или Тарту, жалуясь по русскому национальному обычаю, что его загнали в колхоз, что оставили только корову и десяток овец, то все это полбеды. Но когда он начинал писать, что его старший сын командует батальоном в Красной Армии, а второй сын заканчивает университет в Москве, а дочь учится в мединституте в Харькове, а больную жену бесплатно возили на операцию в Киев, а младшие дети бесплатно отдыхали в Крыму, то как должен был себя чувствовать обыватель в Польше или Прибалтике? Обыватель, который со своей земли с трудом мог прокормить семью, а семьи своих детей кормить уже было нечем; обыватель, который считал за счастье устроить сына матросом на иностранное судно в надежде, что когда-нибудь, лет через пять, это судно вновь зайдет в Ревель.

Да, в этих странах в городах было несколько магазинов, чьи витрины блистали богатством товаров со всего мира, и был какой-то процент населения, который мог в этих магазинах что-то покупать. И этот процент голосовал против присоединения к СССР, но что эти действительно враги народа могли сделать против толп обывателей, которые стремились в СССР и были абсолютно правы в своем стремлении? Президент Литвы Бразаускас, когда еще был первым секретарем ЦК компартии Литвы, на съезде Советов СССР рассказывал про то, что он видел в Литве в 1940 г. Он говорил, что в его районе крестьяне всех хуторов без колебаний проголосовали за советскую власть и за присоединение к СССР, а в это время в этом районе еще не было не только ни одного советского солдата, но никто еще и не видел ни одного советского человека.

Но я в данном случае веду речь о политике Польши и подбираю факты, подтверждающие мнение о поляках экспертов бригады Сталина – Черчилля и Пилсудского. Дело в том, что у Польши не было никаких экономических оснований иметь то жалкое состояние, которое имели прибалты. На территории Польши достаточно полезных ископаемых: были железные и цинковые руды, нефть, по запасам каменного угля она занимала третье место в Европе. Прекрасно развита водная система, обширная сеть железных и автомобильных дорог и, главное, мощная промышленность, доставшаяся Польше в наследство от трех бывших империй. Однако при мощностях добычи каменного угля в 60 млн т его добывалось около 36 млн т, при мощностях по производству чугуна в 1 млн т его выплавляли 0,7 млн т, при мощностях по производству стали в 1,7 млн т ее производили 1,5 млн т, даже такого ликвидного товара, как нефть, производили 0,5 млн т, хотя в 1913 г. ее качали 1,1 млн т³². До самой войны Польша ни разу не достигла уровня производства 1913 г., и при населении, равном 1,6 % от мирового, производила всего 0,7 % промышленной продукции мира³³. При этом при годовом предвоенном бюджете в 2,5 млрд злотых Польша имела государственных долгов 4,7 млрд³⁴ и по 400 млн злотых ежегодно вывозилось из страны в качестве процентов по займам и дивидендов³⁵.

Чтобы понять, насколько СССР был богаче Польши, давайте сравним их бюджеты в расчете на душу населения. Рубль стоил 0,774 г золота и уже к 1925 г. котировался на валютных биржах Стамбула, Милана и Стокгольма³⁶, в Москве он продавался выше номинала: за 10-рублевую золотую монету давали 9 руб. 60 коп. купюрами³⁷. В 1937 г. немцы за доказательства организации заговора генералов во главе с Тухачевским запросили 3 млн рублей золотом. СССР выплатил банковскими купюрами, и немцы взяли их без сомнения в их золотой стоимости.

Номинал польского злотого был 0,169 г³⁸. При населении Польши в 35 млн человек из ее бюджета на 1938/39 финансовый год (2,5 млрд злотых) в расчете на одного польского гражданина приходилось 12 г золота. В 1938 г. бюджет СССР составлял 124 млрд руб.³⁹, при населении в 170 млн человек на одного советского человека приходилось 564 г золота – в 47 раз больше, чем в Польше! У СССР даже в 1928 г. бюджет на душу населения был уже в два раза больше, чем у Польши в 1938 г. На 1937 г. в бюджете Литвы на одного человека приходилось 16 г золота⁴⁰, Латвии – 13 г⁴¹.

Но если никаких экономических оснований быть нищей у Польши не было, то почему же она была нищей? Тут никакой экономики, тут чистая политика. Как я уже писал, чтобы развить свою промышленность, нужно найти для нее рынки сбыта. Польша все же небольшая страна, автаркия (самообеспечение) для нее тяжела, ее промышленность должна была работать на мировом рынке. А выгоднее всего торговать с соседями – меньше затрат на перевозку. Так вот, с соседями положение было такое.

Начнем рассматривать их с Латвии и Литвы против часовой стрелки. У Литвы Польша оттяпала Виленщину вместе со столицей Литвы Вильнюсом, и Литва знаться с Польшей не хотела, кроме того, у самой Литвы, как и у Латвии, торговать-то было особо нечем. Боясь Польши, Литва жалась к СССР, и мы кое-что у нее покупали – свинину, кожи, лен. Но ведь все это было и в Польше экспортным товаром. У Германии Польша оттяпала достаточно земель, чтобы грубые немцы до прихода Гитлера к власти просто выкидывали поляков со своего рынка. У чехов Польша тоже хотела оттяпать часть территории, чехи это знали, и им это не нравилось, кроме того, Чехословакия была неизмеримо более развита, нежели Польша, она, к примеру, до войны была мировым экспортером оружия. Что-то более современное она могла купить, скажем, до войны. Чехословакия закупала в СССР бомбардировщики СБ и производила их по советской лицензии под маркой В-71. А Польша, при ее неразвитости, чем могла чехов соблазнить? Лошадиными подковами? С румынами можно было торговать, но что румыны могли поставить в ответ? Продукцию сельского хозяйства, которая и в Польше была, и нефть, которую и Польша не знала, куда деть?

Оставался Советский Союз – огромнейший рынок, на котором могли развить свою промышленность три таких Польши. Так вот, с 1921 г., сразу же после заключения мирного договора, СССР всеми силами добивался, чтобы Польша заключила с ним торговый договор⁴². Применял даже некорректные методы, к примеру, СССР, как проигравший войну, должен был платить Польше репарации. СССР срывал выплаты, мотивируя это тем, что репарации – это деньги, а деньги можно получить только торговлей, а Польша с ним торговать не хочет⁴³. Поляки терпели, но договор не заключали. Более того, они даже транзиту советских товаров через Польшу препятствовали. Смилостивились они и заключили злосчастный торговый договор за семь месяцев до упразднения Польши немцами – в январе 1939 г.⁴⁴. Историки это отмечают, но никто не пытается объяснить это дикое, во вред себе, поведение поляков. А ведь даже у идиотского поведения должно быть пусть даже идиотское, но объяснение. С СССР торговали уже все: и фашистская Италия, и сверхдемократичные США. Гитлер, придя к власти, прервал торговые отношения, но ведь он и не скрывал, что собирается воевать с СССР. А Польше какого рожна надо было?

Другого ответа нет – по польским идейным установкам, прежде чем захватить у СССР всю Украину, нужно было ослабить СССР. Вот нищая Польша и ослабляла богатеющий на глазах Советский Союз. Когда Пилсудский утверждал, что поляки идиоты, это была не просто обиженная болтовня ополячившегося литовца – у Пилсудского были кое-какие основания для такого вывода. Доход миллионов тружеников был 1 злотый в день, не имея работы, с 1919 по 1935 г. из Польши эмигрировало 1,7 млн человек⁴⁵, а полякам позарез нужна была еще и Украина, в связи с чем они старательно «ослабляли экономически» восточного соседа.

Государство расистов

И, наконец, по моему мнению, Збигнев Залусский уж больно мягко охарактеризовал отношения поляков к остальным народам Польши. В Польше был установлен польский расизм, причем в его наиподлейшей форме – неофициальный. Немцы были в этом плане гораздо честнее: они открыто объявили, что арийцы – это все, а неарийцы – ничто. Немцы в Германии – граждане, а евреи – только подданные, и на выборы им ходить нельзя, хотя и в армии служить тоже не надо. Но при этом они ввели понятие «полезный еврей» и на национальность таковых не обращали внимания, в связи с чем и один из идеологов Рейха, главный редактор газеты «Штурмовик» Штрайхер, был евреем (повешен в Нюрнберге), и фельдмаршал Люфтваффе Мильх был евреем⁴⁶. В то же время немцы целый ряд народов считали своими, скажем, в войсках СС служили 460 тысяч датчан, голландцев, норвежцев и шведов, и даже немецким офицерам не возбранялось брать в жены девушек из этих стран. Они ведь даже поляков делили – отбирали из них наиболее похожие (в их представлении) на арийцев типы поляков и онемечивали их.

В Польше же официально было равенство всех народов, кроме того, ведь поляки, белорусы и украинцы – это славяне. Но вот посмотрите, как реально обстояло в Польше дело с национальным вопросом. Бригада Геббельса опубликовала сводку о национальном составе офицеров польской армии, находившихся в Старобельском и Козельском лагерях СССР, а там содержались не жандармы или полицейские, а простые армейские и флотские офицеры. Выборка очень велика – 8394 человека⁵⁰. Давайте сравним процентный состав разных национальностей в среде офицерства с процентом этих национальностей в составе населения довоенной Польши⁵¹.

Ну и какие могут быть комментарии к этой таблице? Да, польские офицеры действительно были польскими, но силы польской армии это не прибавило, впрочем, об этом в свое время. И стоит ли, в конечном счете, удивляться таким вот воспоминаниям пленного польского офицера Генриха Гожеховского о том времени, когда в сентябре 1939 г. советские солдаты конвоировали его в колонне других пленных в лагерь: «Потом нас погнали пешком в Ровно. Как сейчас помню: когда мы проходили по городу, во многих местах, в основном на еврейских лавчонках, висели узкие красные флаги. Было ясно видно, что это польские флаги, от которых оторвана верхняя часть. Еврейки и украинки выплескивали на нас нечистоты, крича: «Конец вашему польскому государству».

Уже 20 сентября в своем донесении Сталину из войск начальник Политуправления РККА Л.З. Мехлис отмечал: «Польские офицеры, кроме отдельных групп, потеряв армию и перспективу убежать в Румынию, стараются сдаться нам по двум мотивам: 1) Они опасаются попасть в плен к немцам и 2) Как огня боятся украинских крестьян и населения, которые активизировались с приходом Красной Армии и расправляются с польскими офицерами. Дошло до того, что в Бурштыне польские офицеры, отправленные корпусом в школу и охраняемые незначительным караулом, просили увеличить число охраняющих их как пленных бойцов, чтобы избежать возможной расправы с ними населения»⁴⁷. Тоже ведь нарочно не придумаешь – в плену у противника спасаться от собственных граждан.

О простом, житейском

Тяга соседей к Советскому Союзу накануне Второй мировой войны была огромна. Что говорить о нищей Польше, посмотрите, как описывают венгерские историки состояние общества в общем-то не бедной, по европейским меркам, Венгрии. Власти в Венгрии ненавидели СССР не меньше, чем шляхта, достаточно сказать, что в начале 1939 г. Венгрия официально примкнула к антикоминтерновскому пакту – странам «оси». Венгерские коммунисты были посажены в тюрьмы. (Чтобы освободить лидера венгерских коммунистов М. Ракоши, Советский Союз обменял его на хранящиеся в музеях знамена венгерских гонведских полков, которые русские полки взяли трофеями в походе 1848–1849 гг.). Таким образом, пропаганда собственно коммунистических идей в Венгрии была ослаблена до предела. Кроме того, венгры как старая имперская нация умели вести себя с входящими в состав государства народами, и межнациональные конфликты в Венгрии были редкостью.

Тем не менее: «В конце 30-х – начале 40-х гг. в Закарпатье существовала Русская национальная партия. Ее лидером был депутат парламента Венгрии С. Фенцик. Он выступал за утверждение русского языка для закарпатских русин. Фенцик считал, что в будущем русины, или карпаторуссы, должны войти в состав России. Правда, среди историков есть мнение, что позиция лидера Русской национальной партии объяснялась «практическими соображениями». Она позволяла ему получать финансовую поддержку». Тут бы венгерским историкам написать, что это Коминтерн проплачивал Фенцика, но подло врать, как бригада Геббельса, они еще не научились, поэтому стараются выкрутиться по-другому: «Поддержка шла не от русских из СССР, а от самих венгров, живущих в Закарпатье. Тех, которые считали для себя ориентацию на русских менее опасной, чем «непосредственное украинское соседство».

При чем здесь «украинское соседство», и о какой такой Украине речь идет, ведь никакой другой Украины, кроме Советской, не было? Историкам очень неудобно признавать, что вместе с русинами хотели войти в СССР и венгры, причем, судя по тому, что они давали деньги Фенцику, и не обязательно нищие. А когда Польша развалилась и граница СССР приблизилась к Венгрии, то до весны 1941 г. «уже около 20 тысяч жителей Закарпатья перешли границу и осели в СССР. Те же, кто не решался на такой смелый шаг[3], но верил, что жить при советском строе лучше, собирались большими группами в отдельных местах Закарпатья и ждали прихода русских солдат. В надежде на то же в Закарпатье перешла и часть населения Северной Трансильвании. Кроме того, в руководимое Шароновым полпредство поступило большое количество заявлений от подданных Венгрии с просьбой принять их в советское гражданство…»⁴⁸.

Знаете, я не верю, что эти толпы людей гнали в СССР их коммунистические убеждения. Здесь что-то попроще.

Вот активный член бригады Геббельса В. Парсаданова описывает, как СССР устраивал у себя пленных поляков рядового и сержантского состава – тех, кто по Женевской конвенции не мог отказываться от предлагаемой ему работы.

«На основе соглашения между Наркомчерметом и НКВД для жителей Западной Украины и Западной Белоруссии предусматривалась возможность перевода интернированных в вольнонаемные рабочие по договору. Но эта тенденция развития не получила, хотя этим людям сулили ссуды на строительство индивидуальных домов, выдачу советского паспорта, приезд семьи. Заключение договора обязывало предоставить человеку жилье, резервов которого у предприятия было мало, у интернированных отсутствовали профессиональные навыки, а главное – желание работать.

Часть интернированных отказалась работать. Тогда их стали «стимулировать» различиями в нормах питания. Оплата труда определялась нормой выработки. Сведения о выполнении норм крайне противоречивые. Более близки к истине сообщения о том, что только 10–15 процентов работавших выполняли и перевыполняли нормы. Это были белорусы и украинцы, «желавшие закрепиться за данным предприятием». Формально заработная плата должна была соответствовать оплате труда советских вольнонаемных рабочих, но ее размер могли определить и органы НКВД. Часть денег можно было пересылать семьям. Из зарплаты вычиталась стоимость содержания, жилья. В итоге она колебалась от 20–30 копеек до 40–50 рублей в день. Так что материальный достаток и резервы для помощи семьям маловероятны»⁴⁹.

Однако я, прежде чем присоединиться к этому горестному бабьему всхлипыванию о несчастной доле поляков в СССР и оросить эту страницу скупой мужской слезой, хочу сделать кое-какие расчеты и понять для себя, что означала зарплата 50 рублей в день в том СССР.

В те годы нарком внутренних дел, по своему званию равный Маршалу СССР, Л.П. Берия получал 3500 рублей в месяц⁵⁰, генерал, командир дивизии Красной Армии – 2200; командир полка – 1800; командир батальона – 850; учитель – от 250 до 750; стипендия студента – 170; библиотекарь – 150; завсклада – 120. Хлеб стоил 90 коп.; мясо – 7 руб.; сахар – 4,50; водка – 6 руб.; мужской костюм – 75⁵¹. Солдаты конвоя (вахтеры), охранявшие пленных, получали 275 руб. в месяц⁵². Средняя зарплата по стране в 1940 г. – 339 руб. в месяц⁵³, прожиточный минимум – 5 руб. в день⁵⁴. Итак, хорошо работающий пленный получал 1300 руб. в месяц – больше командира батальона, взявшего его в плен, вчетверо выше средней зарплаты по стране, в десять раз выше прожиточного минимума, в пять раз больше, чем его конвоир⁵⁵. И еще ему давали беспроцентную ссуду, чтобы он построил себе дом. А на Западе вопили, что СССР – это тюрьма, один сплошной ГУЛАГ. Это для подлых и тупых бездельников СССР был тюрьмой, а для трудящихся сталинский Советский Союз был родным. Вот труженики в него и ломились.

Адъютант Пилсудского капитан М. Лепецкий в своих воспоминаниях описывает такой эпизод:

«Министр Иден прибыл в сопровождении посла Х. Кеннарда и еще двух человек. Министр Бек приехал перед ним. Следовало признать, что оба государственных деятеля своим внешним видом делали честь народам, которые представляли. Однако мы с удовлетворением отмечали, что не обменяли бы Бека на Идена.

Английский министр иностранных дел любил подчеркивать, что был офицером, капитаном. Может быть, поэтому он держался просто и во внешности имел что-то рыцарское. Высокий, худощавый, с коротко подстриженными усами и милой улыбкой, он вызывал симпатию. С особым интересом мы, адъютанты, разглядывали его безукоризненно скроенное представительское обмундирование, а кто-то из бельведерских вахмистров заметил позднее:

– Такой костюмчик, как пить дать, злотых четыреста стоит»⁵⁶.

Тут хорошо показаны и круг интересов польской шляхты, и то вожделение, которое представляли для этой шляхты 400 злотых. Но ведь 400 злотых – это всего-навсего 87 рублей – то, что оставалось у хорошего трудяги-пленного от зарплаты за два дня работы на советском заводе даже после вычета прожиточного минимума. Еще раз подчеркну – на заводе сталинского СССР.

Еще один эпизод к данной теме. 17 сентября 1939 г. войска Красной Армии перешли границу и вошли на территорию бывшего польского государства. Исполняющий обязанности начальника погранвойск Киевского округа вечером пишет донесение о том, что польская авиация атаковала и пыталась штурмовать территорию СССР (один самолет сбит артиллерией), о том, что одна наша погранзастава по ошибке открыла огонь по своей же кавалерии (один красноармеец убит, трое ранено и ранено две лошади) и т. д. Однако в конце донесения он информирует о том, что может стать экономической проблемой (выделено мною): «Население польских сел повсеместно приветствует наши части, оказывая содействие в переправе через реки, продвижению обоза, вплоть до разрушения укреплений поляков. Зарегистрированы попытки группового перехода на нашу сторону с целью свидания с родственниками и покупок разных предметов и продуктов в кооперативах наших погрансел»⁵⁷. Война, кровь, а обыватель ринулся в магазины Советского Союза за покупками.

«Мы никогда так хорошо не жили, как перед войной», – говорили наши старики еще в 70-х. «Мой милый, если б не было войны», – вздыхается в грустной советской песне. Но война была.

И разожгла эту войну Польша.

Примечания

1. Наленч Д., Наленч Т. Юзеф Пилсудский. Легенды и факты. М.: Политиздат, 1990. С. 273–276. (Далее – Пилсудский).

2. Пилсудский. С. 129–130.

3. Соловьев С.М.. История России с древнейших времен. Кн. Х. М.: Социально-экономическая литература, 1963. С. 344–345, 373, 638.

4. Кропоткин П.А. Записки революционера. М.: Моск. рабочий, 1988. С. 187.

5. Там же. С. 190.

6. Там же. С. 187–188.

7. Там же. С. 189.

8. Там же. С. 190–191.

9. Черчилль У. Вторая мировая война. Кн. 1. М.: Воениздат, 1991. С. 147. (Далее – Черчилль).

10. Пилсудский. С. 178.

11. Там же. С. 287.

12. Там же. С. 192.

13. Мельтюхов М. Советско-польские войны. М.: Вече, 2001. С. 101. (Далее – Мельтюхов).

14. Там же. С. 120.

15. Там же. С. 113.

16. Пилсудский. С. 197.

17. Год кризиса 1938–1939. Т. 2. М.: Политическая литература, 1990. С. 368. (Далее – Год кризиса).

18. Советский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 250.

19. Год кризиса. С. 369–370.

20. Гитлер А. Моя борьба. Ашхабад: Т-ОКО, 1992. С. 556–557.

21. Розанов Г.Л. Сталин и Гитлер. М.: Международные отношения, 1991. С. 15–16.

22. Пилсудский. С. 267–271.

23. Лакер В. История сионизма. М.: Крон-Пресс, 2000. С. 538.

24. Органы Государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Накануне. Сб. документов. Т. 1, кн. 2. М.: Книга и бизнес, 1995. См. по всему тому, к примеру. С. 121–122. С. 232–234. (Далее – КГБ накануне).

25. Мельтюхов. С. 381.

26. Там же. С. 383–384.

27. Катынь. Пленники необъявленной войны. Документы и материалы. М.: Демократия, 1999. С. 526. (Далее – Пленники).

28. Мельтюхов. С. 381–384.

29. Мухин Ю.И. Наука управлять людьми в изложении для каждого. М.: Фолиум, 1995. С. 116.

30. Малая советская энциклопедия (МСЭ). Т. 10. М.: Советская энциклопедия, 1940. С. 168.

31. Там же. Т. 10, 1940. С. 169.

32. Там же. Т. 8, 1939. С. 451.

33. Там же. Т. 8, 1939. С. 455.

34. Там же. Т. 8, 1939. С. 451.

35. Источник. 2001, № 5. С. 29.

36. Там же. С. 35.

37. МСЭ. Т. 8, 1939. С. 451.

38. МСЭ. Т. 8, 1939. С. 455.

39. Там же. Т. 10, 1940. С. 235.

40. Там же. Т. 6, 1937. С. 324.

41. Там же. Т. 6, 1937. С. 82–83.

42. Мельтюхов. С. 116.

43. Там же. С. 120

44. Там же. С. 177.

45. МСЭ. Т. 8, 1939. С. 453.

46. Независимая газета. 2002, № 199 (20 сентября). С. 9.

47. Пленники. С. 368–369.

48. Мельтюхов. С. 368.

49. Российский курьер Центральной Европы (Вена, Будапешт). 2002, 1—15 августа. С. 7.

50. Катынская драма: Козельск, Старобельск, Осташков: судьба интернированных польских военнослужащих. М.: Политическая литература, 1991. С. 110. (Далее – Драма).

51. Правда-5, 6—13 июня, 1997. С. 12.

52. Независимое военное обозрение. 2001, № 4. С. 5.

53. Пленники. С. 217.

54. Источник. 2001, № 5. С. 39.

55. Пленники. С. 237.

56. Пилсудский. С. 324–325.

57. КГБ накануне. С. 85–86.

Необходимый комментарий

Бригада Геббельса хотя и издает свои труды в России очень скромными тиражами, зато она многолюдна – урвать с поляков свежую копейку в России хочется многим, поэтому публикаций, доказывающих, что польских офицеров расстрелял НКВД СССР, полно. Члены бригады Геббельса уже даже дерутся между собой за катынскую обглоданную кость. Представители бригады Геббельса из ГВП РФ, к примеру, обиженно пишут о заслуженном ветеране бригады Геббельса Н.С. Лебедевой: «После первых публикаций Н.С. Лебедевой прокуроры пытались привлечь ее к поисковым работам в архивах, обеспечив ей более широкий доступ к документам. Взаимодействие оказалось односторонним. Юристы помогли ей сориентироваться в правовой стороне дела. Однако она была озабочена прежде всего подкреплением своего «приоритета» и отнюдь не торопилась способствовать комплектованию корпуса необходимыми следствию документами, более того, не остановилась даже перед торможением расследования, поставив на первое место свои личные планы. От помощи Лебедевой пришлось отказаться»¹.

Из этого текста ясно, что члены бригады Геббельса что-то не поделили, как часто бывает в среде преступников, но мне от этого не легче, поскольку придется давать в этой книге писания обеих конкурирующих группировок, хотя в целом они и идентичны. В противном случае, если вы их доводы признаете неубедительными, эти группировки будут обвинять меня и друг друга в некомпетентности.

За основу я возьму все же официоз – заключение «экспертов» той части бригады Геббельса, которая работала с прокуратурой. А дополнять буду пояснениями к документам по Катынскому делу, которые были даны коллективом авторов во главе с Н.С. Лебедевой и под руководством еще большего количества редакторов с российской и с польской стороны.

Сначала дадим слово «экспертам».

Прокурорская часть бригады Геббельса

«В период с 17 марта 1992 г. по 2 августа 1993 г. на основании постановления старшего военного прокурора Отдела Управления Главной военной прокуратуры подполковника юстиции Яблокова А.Ю. от 17 марта 1992 г. комиссия экспертов в составе:

– директора Института государства и права Российской академии наук академика Топорнина Бориса Николаевича;

– заведующего сектором уголовного права и криминологии Института государства и права Российской академии наук доктора юридических наук, профессора Яковлева Александра Максимовича;

– главного научного сотрудника Института сравнительной политологии Российской академии наук доктора исторических наук, профессора Яжборовской Инессы Сергеевны;

– ведущего научного сотрудника Института славяноведения и балканистики Российской академии наук доктора исторических наук Парсадановой Валентины Сергеевны;

– доцента кафедры спецдисциплин Военной академии Советской Армии, кандидата военных наук Зори Юрия Николаевича;

– старшего эксперта отдела судебно-медицинской экспертизы Центральной судебно-медицинской лаборатории МО РФ подполковника медицинской службы кандидата медицинских наук Беляева Льва Валерьевича провела комиссионную экспертизу по материалам уголовного дела № 159 о расстреле польских военнопленных.

На разрешение комиссии экспертов поставлены следующие вопросы:

1. Определить: какие из приведенных в описательной части постановления о назначении экспертизы документы с точки зрения юридической, исторической и медицинской науки могут быть признаны доброкачественными документами, а выводы, которые в них содержатся, научными и обоснованными?

2. С этих же позиций проанализировать с учетом собранных документов польскую «Экспертизу Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» и установить: заслуживают ли доверия выводы этого акта как научно обоснованного документа?

3. С учетом всех перечисленных в постановлении документов, выводов польской «Экспертизы», собранных в ходе следствия документов и свидетельских материалов проанализировать с научно-юридической, исторической и медицинской точек зрения обоснованность и состоятельность выводов «Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров» под руководством Н.Н. Бурденко.

4. К каким новым выводам о сроках, причинах, мотивах, обстоятельствах и последствиях расстрела польских военнопленных в Смоленске, Катынском лесу, Харькове и Калинине, а также других польских граждан, содержавшихся в тюрьмах Западной Белоруссии и Западной Украины, с точки зрения юридической, исторической, медицинской науки и права приводят собранные в ходе следствия доказательства?

Обстоятельства дела. В сентябре – декабре 1939 г. было интернировано, частично взято в плен, задержано органами НКВД при регистрации населения на территории Западной Белоруссии и Западной Украины более 230 тыс. польских граждан. Из них более 15 тыс. человек – офицеры, служащие различных уровней администрации и управления – было сосредоточено в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД для военнопленных, по состоянию на начало марта 1940 г. В это же время в тюрьмах западных областей Белоруссии и Украины содержалось более 18 тыс. арестованных, из которых 11 тыс. составляли поляки. В феврале – апреле 1943 г. польские военнопленные из Козельского лагеря были обнаружены в массовых захоронениях в Катынском лесу Смоленской области. Причину смерти, даты расстрела и захоронения, виновных в гибели этих военнопленных устанавливали в 1943 г. немецкие эксперты, Техническая комиссия Польского Красного Креста (проведшая основные работы по эксгумации и идентификации погибших) и международная комиссия судебно-медицинских экспертов, в 1944 г. – Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров под руководством академика Н.Н. Бурденко. В 1946 г. вопрос о Катынском деле был вынесен в Нюрнбергский Международный военный трибунал. В 1952 г. его рассматривала специальная комиссия Палаты представителей Конгресса США под председательством Р.Дж. Мэддена. В 1987–1989 гг. к нему обращалась смешанная советско-польская комиссия по ликвидации так называемых «белых пятен» в отношениях между двумя странами, создав под конец своей деятельности подкомиссию по вопросу о судьбах польских военнопленных и обнаружив в Особом архиве документы НКВД.

По основным вопросам «катынской проблемы», и прежде всего при определении сроков и виновников преступления, эти комиссии пришли к различным выводам. Экспертиза польской части советско-польской комиссии обоснованно поставила под сомнение выводы комиссии под руководством Н.Н. Бурденко. Советской частью комиссии, еще не располагавшей документами НКВД СССР, было признано, что сообщение комиссии Н.Н. Бурденко дает основание для его критики.

Весной 1989 г. в Особом архиве ГАУ при СМ СССР были обнаружены документы НКВД СССР, свидетельствующие о том, что массовые расстрелы поляков были делом НКВД СССР. Это явилось поворотным пунктом в раскрытии подлинных обстоятельств этого злодеяния, открывало возможности его объективного расследования и дачи ему правдивой политической оценки. В апреле 1990 г., во время переговоров между Президентами СССР и РП, В. Ярузельскому была передана часть этих документов, включая списки военнопленных, расстрелянных в Катынском лесу, в Смоленске, в Калинине, а также содержавшихся до расстрела в Старобельском лагере.

В мае 1990 г. двусторонняя комиссия прекратила свое существование. В сентябре 1990 г. расследование дела по факту расстрела польских военнопленных поручено Главной военной прокуратуре.

Исследование. Изучив материалы уголовного дела № 159, собранные документы, комиссия считает, что для установления причин, мотивов и обстоятельств расстрела польских военнопленных, содержавшихся весной 1940 г. в трех указанных лагерях, а также разных категорий поляков, находившихся в тюрьмах западных областей Белоруссии и Украины, для определения причастных сторон и виновных в этом преступлении необходимо рассмотреть не только названные документы, но и международно-правовые аспекты, в том числе связанные с развитием советско-польско-германских отношений.

Советско-польские отношения регулировались Рижским мирным договором, заключенным 18 марта 1921 г. Подписанный РСФСР и УССР, с одной стороны, и Польской Республикой – с другой, он установил границы и заявлял о гарантировании суверенитета и невмешательстве в дела друг друга, исключении всякого рода интервенции, нарушения территориальной целостности или подготовки насильственного свержения государственного или общественного строя. 25 июля 1932 г. между СССР и Польской Республикой был заключен договор о ненападении, в котором признавалось, что Рижский мирный договор от 1921 г. лежит в основе взаимоотношений и обязательств между двумя государствами, подтверждались его основные положения (Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. III. M., 1965. С. 524–525; Т. V. М., 1967. С. 533).

В июле 1933 г. СССР, Польша и другие государства по инициативе СССР подписали конвенцию об определении агрессии, в пункте 2 статьи 2 которой нападающей стороной в международном конфликте признавалось государство, совершившее вторжение вооруженных сил, хотя бы и без объявления войны, на территорию другого государства.

Советско-польские отношения развивались трудно, однако ошибочно было бы приписывать польской стороне прогерманский, прогитлеровский курс. Ю. Бек, польский министр иностранных дел, действовал в соответствии с позицией «равной удаленности» от Германии и России – «двух врагов». Начиная с 1936 г. Германия пыталась склонить Польшу к совместным действиям против СССР. Однако 25 ноября 1936 г. польское правительство отвергло предложение Гитлера присоединиться к Антикоминтерновскому пакту. В 1939 г., во время переговоров Ю. Бека с руководством фашистской Германии, немецкая сторона дважды пыталась склонить польскую к сотрудничеству, направленному против СССР, но Бек не согласился участвовать в этой акции.

Не добившись результатов, Германия изменила тактику и вступила в переговорный процесс с СССР, направленный, в частности, против Польши. Сталин рассчитывал, что путем сделки с Германией, нейтрализовав ее агрессию против СССР ценой раздела Польши, удастся ее «переиграть» – потянуть время и столкнуть Гитлера с «оплотом западного империализма» – Англией и Францией. 23 августа 1939 г. был подписан советско-германский договор о ненападении. Статья 2 секретного дополнительного протокола к нему гласила: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарев, Висла и Сан. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть исключительно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия».

В постановлении II Съезда народных депутатов СССР от 24 декабря 1989 г. «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» (пункт 5) указывается, что разграничение сфер интересов СССР и Германии находилось с юридической точки зрения в противоречии с суверенитетом и независимостью ряда третьих стран. Пункт 7 постановления констатирует, что «эти протоколы использовались СССР для предъявления ультиматумов и силового давления на другие государства и нарушения взятых перед ними правовых обязательств». Съезд признал, что при заключении названного договора и его ратификации (31 августа 1939 г.) факт подписания секретного дополнительного протокола был утаен от советского народа и верховных органов государства.

Таким образом, на рубеже Второй мировой войны Сталин лично, в опоре на верхушку партийно-государственного аппарата, навязал стране пагубное волюнтаристское решение по одному из узловых вопросов внешней политики, реализуя монополию на власть, на внешнеполитическую деятельность и встав на путь прямого нарушения международного права. Договор с Германией и его органическая часть – секретный дополнительный протокол – с юридической точки зрения находились в противоречии с международными конвенциями и установлениями Лиги Наций, с суверенитетом и независимостью Польши, нарушали взаимные обязательства СССР и Польши при всех обстоятельствах уважать суверенитет, территориальную целостность и неприкосновенность друг друга. Более того, они оформляли сговор, направленный на решение судеб Польского государства путем его раздела, позволили фашистскому командованию беспрепятственно разгромить Польшу (а затем обрушиться на Францию и обезопасить свой тыл для войны с СССР).

После нападения гитлеровской Германии на Польшу 1 сентября 1939 г. немецкая дипломатия торопила советское руководство с выполнением вытекающих из подписанных документов обязательств. После продвижения немецких войск дальше предварительно установленной линии Красная Армия 17 сентября 1939 г. перешла советско-польскую границу на всем ее протяжении. Этому предшествовало заявление Советского правительства, что Польское государство якобы перестало существовать, а польское правительство покинуло территорию своей страны. Тем самым создавалась видимость снятия договорных обязательств в отношении Польши. Мотивировавшая вступление советских войск на польскую территорию утверждением о прекращении существования Польского государства нота Советского правительства была вручена польскому послу, который ее не принял, в ночь на 17 сентября 1939 года в момент нахождения польского правительства на польской территории. Содержание этой ноты признано противоречащим нормам международного права. (См.: Канун и начало Второй мировой войны // Правда. 25 мая 1989 г.) С юридической точки зрения даже полная оккупация страны не перечеркивает существование государства как субъекта международного права.

Красная Армия развернула боевые действия без объявления войны, в условиях, когда польские вооруженные силы продолжали оказывать сопротивление немецко-фашистским войскам, а правительство Польши находилось на своей территории. Это означало нарушение действующих договоров с Польшей и целого ряда обязывающих оба государства международных договоров. Война этой страны с гитлеровской Германией носила справедливый, освободительный характер, что было официально подтверждено и смешанной советско-польской комиссией по ликвидации так называемых «белых пятен». Совместные действия Германии и СССР, ведущего наступательные военные действия и превратившегося в соучастника агрессии, боевое взаимодействие двух армий, направленное против польского государства и его территориальной целостности, подтверждаются многочисленными фактами, материалами, собранными в уголовном деле. Перед войсками Белорусского и Украинского фронтов была поставлена задача «молниеносным, сокрушительным ударом» разгромить «панско-буржуазные польские войска», «уничтожить и пленить Вооруженные силы Польши» (т. 2/15. Л.д. 15, 37, 91 и др.). В приказе Военного совета Белорусского фронта № 005 от 16 сентября 1939 г. и в других документах говорилось о выполнении договорных обязательств в отношении Германии (там же. Л.д. 2), а польская сторона обвинялась в развязывании войны против нее (там же. Л.д. 15, 37).

В приказе наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова от 7 ноября 1939 г. давалась следующая общая оценка действий Красной Армии и их итогов: «…Польское государство при первом же серьезном военном столкновении разлетелось, как старая и сгнившая телега. За какие-нибудь 15 дней войны с Германией панская Польша как государство перестала существовать, а его правительство и верховное командование польской армии позорно сбежало за границу. В силу распоряжения советского правительства войска Украинского и Белорусского фронтов, выполняя приказ Главного командования, 17 сентября перешли границу бывшего Польского государства… стремительным натиском части Красной Армии разгромили польские войска…» (там же. Л.д. 8—12).

«Красная звезда» 17 сентября 1940 г. в редакционной статье, посвященной первой годовщине войны с Польшей, аналогичным образом изображала военные действия и пленение сил противника, отмечая «удар по врагу под Барановичами, Дубной, Тернополем, прорыв и сокрушение укрепрайона Сарны», победу под Гродно и Львовом и в других местах: «Неудержимой лавиной хлынули танковые войска, поддержанные авиацией, артиллерией и мотопехотой. В течение 12–15 дней враг был полностью разбит и уничтожен. В это время одной лишь группой войск Украинского фронта в битвах и маневрах из числа окруженных взято в плен 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 офицер, 4096 младших командиров и 181 тысяча 223 рядовых польской армии».

Для обоснования наступательных вооруженных действий Красной Армии применялись аргументы «освободительного похода», освобождения украинских, белорусских и польских трудящихся от гнета и эксплуатации польских имущих классов, а также защиты братских народов Западной Белоруссии и Западной Украины от гитлеровской агрессии.

Германские и польские войска трактовались в приказах различно. В боевом приказе штаба Белорусского фронта от 15 сентября в директивах авиации подчеркивалось: «С авиацией германской армии в бой не вступать». В отношении польской армии рекомендовалось: «Действия авиации направлять на уничтожение живой силы, технических средств и авиации противника» (там же. Л.д. 17). В приказе № 05 Белорусского фронта от 22 сентября 1939 г. говорилось: «Во избежание возможных провокаций от польских банд, Германское командование принимает необходимые меры в городах и местечках, которые переходят к частям Красной Армии, к их сохранности». В этом же приказе, как и в приказах командующего Белорусским фронтом БП № 01 от 15 сентября 1939 г. и № 04 от 20 сентября 1939 г., речь идет о выдвижении «к разграничительной (демаркационной) линии между войсками» к определенным датам. Этим подтверждается совместный характер действий Германии и СССР согласно секретному дополнительному протоколу. В приказе № 05 представителям Красной Армии предписывалось «связаться с делегатами отводимых германских частей и регулировать все возникающие вопросы…делегатов назначить первоначально Военным советам армий, проинструктировать и фамилии их сообщить мне (командующему Белорусским фронтом) для доклада народному комиссару.

При обращении германских представителей к частям Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германской армии, командование Красной Армии (начальники колонн) в случае необходимости выделяют необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на пути движения» (там же. Л.д. 46). Сблизившиеся советские и немецкие части передислоцировались до 12 октября согласно демаркационной линии, установленной секретным протоколом 21 сентября, а затем – новому советско-германскому договору «о дружбе и границе» от 28 сентября 1939 г. (там же. Л.д. 43, 44, 46).

С польской стороны активные, организованные оборонительные действия велись преимущественно против наступавших немецких войск. Концентрация частей Красной Армии на границе оценивалась как вызванная продвижением германской армии и объективно способствовавшая интересам Польского государства. В советской ноте о вступлении на территорию Польши от 17 сентября 1939 г. не было речи о ведении войны с Польшей – самостоятельно или совместно с Германией.

17 сентября польские пограничные патрули оказывали сопротивление Красной Армии. Верховный главнокомандующий польских войск маршал Э. Рыдз-Смиглы дал войскам директиву продолжать сражаться с немцами, не развертывать боев с «Советами», вести с ними переговоры о выводе польских гарнизонов в Румынию и Венгрию, оказывать сопротивление частям Красной Армии только в случаях их нападения и попыток разоружить польские части. Невозможность довести до сведения всех частей приказа Рыдза-Смиглы, а прежде всего наступательные действия Красной Армии, направленные на ликвидацию польской армии, привели к ожесточенному, более чем двухнедельному противодействию части польских войск. Другие сложили оружие, тем более что на восточных территориях в основном были лагеря по обучению офицеров запаса или комплектованию частей. Командовавший обороной Львова генерал В. Лянгнер передал город Красной Армии на основе соглашения. Многие офицеры, полицейские, солдаты корпуса охраны пограничья были после взятия в плен расстреляны на месте, что являлось нарушением норм международного военного права.

Советское руководство, формально не объявляя Польше войны, на деле исходило из факта ее ведения и ликвидации Польского государства. Это отразилось в действиях СНК СССР и наркоматов. Еще в августе приказом Л.П. Берии за № 00931 был определен порядок оформления арестов военнопленных. В разгар военных действий, 19 сентября, аналогичным приказом за № 0308 было введено в действие Положение об управлении делами военнопленных при НКВД СССР, а 20 сентября 1939 г. Экономсоветом при СНК СССР было принято Положение о военнопленных. Оно четко определяло, что «военнопленными признаются лица, принадлежащие к составу вооруженных сил государств, находящихся в состоянии войны с СССР, захваченные при военных действиях, интернированные на территории СССР…».

Вопрос о судьбах Польского государства решался на двухсторонней советско-германской основе. Перед нападением на Польшу Гитлер предполагал после раздела ее территории создать в качестве буфера «остаточное Польское государство». Однако Сталин после вступления в военные действия решительно отвел эту идею – сначала 20 и 25 сентября, через Шуленбурга, а затем в ходе переговоров 28 сентября 1939 г., заявив, что это неизбежно вызовет стремление польского народа «к национальному единству, что может привести к трениям между СССР и Германией». Гитлер отказался от этой мысли (см.: ADAP. Serie D. Band VIII. S. 81–82, 101, 124).

28 сентября 1939 г. был заключен договор о дружбе и границе между СССР и Германией, к которому прилагались один конфиденциальный и два секретных протокола. Договор закрепил раздел территории Польши, ликвидацию Польского государства и его армии. Были определены, в частности, взаимные обязательства по недопущению обеими сторонами «польской агитации, направленной на территорию другой стороны», принятие «соответствующих мер» и взаимное информирование о принятых мерах.

Советская оценка событий 17 сентября 1939 г. сочетала в то время декларирование «освободительного похода Красной Армии» с целью защиты братского украинского и белорусского народов от немецкой агрессии и фактическое признание боевого взаимодействия с немецкими войсками. В заявлении В.М. Молотова на заседании Верховного Совета 31 октября 1939 г. говорилось: «…надо указать такой факт, как военный разгром Польши и распад Польского государства. Правящие круги Польши немало кичились «прочностью» своего государства и «мощью» своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара со стороны германской армии, а затем Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора…»

Изложенные обстоятельства убедительно свидетельствуют, что сталинское руководство грубо нарушило Рижский мирный договор и договор о ненападении между СССР и Польшей 1932 г. Оно ввергло СССР в действия, которые подпадают под определение агрессии согласно конвенции об определении агрессии от 1933 г. Тем самым принципиально важные вопросы внешней политики СССР решались с прямым нарушением международного права. Это непосредственно отразилось на судьбах различных социальных групп польского общества. Действия в отношении польской армии и так называемых «польских военнопленных» были воплощением политики, выраженной в заявлении В.М. Молотова о советско-германских отношениях как о «дружбе, скрепленной кровью».

Все захваченные в ходе военных действий, защищавшие независимость своей страны, взятые с оружием в руках или безоружными, а также задержанные в результате проведенной органами НКВД регистрации офицеры, солдаты, сотрудники администрации и управления различного уровня, в том числе полицейские, пограничники, таможенники, судьи, прокуроры и другие, как взятые в плен, так и интернированные, были признаны военнопленными, что соответствовало фактическому признанию состояния войны.

Гаагская конвенция «О законах и обычаях сухопутной войны» от 18 октября 1907 г., принятая по инициативе России и ратифицированная ею, содержит определяющие положения о том, кто признается воюющим, и о военнопленных: «Военные законы, права и обязанности применяются не только к армии, но также к ополчению и добровольческим отрядам, если они – 1) имеют во главе лицо, ответственное за своих подчиненных; 2) имеют определенный и явственно видимый издали отличительный знак; 3) открыто носят оружие и 4) соблюдают в своих действиях законы и обычаи войны. Также можно признать воюющим и население, которое берется за оружие при приближении неприятеля и соблюдает законы и обычаи войны… Вооруженные силы могут состоять как из сражающихся, так и несражающихся, и в случае захвата неприятелем как те, так и другие пользуются правами военнопленных».

Правительство РСФСР заявило в 1918 г., не называя прямо Гаагской конвенции, что будет соблюдать Женевскую конвенцию 1864 г. во всех ее позднейших редакциях, а также все другие международные конвенции, касающиеся Красного Креста и признанные Россией до октября 1917 г. Правительство СССР впоследствии это неоднократно подтверждало (в 1925, 1927, 1931 гг.), неоднократно заявляло о признании конвенции 1929 г.

В статье 13 Приложения к Гаагской конвенции «Положение о законах и обычаях сухопутной войны» говорится: «Лица, сопровождающие армию, но не принадлежащие собственно к ее составу, как то: газетные корреспонденты и редакторы, маркитанты, поставщики, когда они захвачены неприятелем и когда последний сочтет полезным задержать их, пользуются правами военнопленных…» Формулировка о полезности задержания определенных категорий гражданского населения позволила органам НКВД значительно расширить круг гражданских лиц, задержанных в связи с ведением военных действий в Польше и после них, признать этих лиц военнопленными и содержать в лагерях для военнопленных и в тюрьмах.

Согласно армейским приказам военнопленными считались все офицеры польской армии. Их предписывалось направлять в лагеря на территорию СССР, как гласила статья 3 приказа № 5 от 21 сентября 1939 г. командующего войсками Белорусского фронта. В статьях 4 и 5 этого приказа предлагалось направлять в лагеря военнопленных также всех обнаруженных в городах и сельской местности солдат бывшей польской армии, независимо от того, оказывали ли они сопротивление Красной Армии и имели ли при себе оружие. Об этом говорится в приказе командующего войсками Белорусского фронта № 6 от 21 сентября 1939 г. и др. В результате военнопленными стали не только интернированные, сложившие оружие по соглашению, предусматривавшему освобождение (например, гарнизон и защитники Львова), но и проходившие обучение, частично еще не вооруженные резервисты – запасники и даже отставники, в том числе инвалиды.

Принятое 20 сентября Положение о военнопленных предусматривало, что распоряжением Главного военного командования военнопленными могли быть признаны различные гражданские лица, «захваченные при военных действиях». Это положение противоречило Гаагской конвенции, значительно расширяя круг лиц, признаваемых военнопленными, а также ужесточало их содержание, ограничивало права военнопленных. В нарушение Гаагской конвенции могло быть задержано и признано военнопленным любое гражданское лицо. Согласно духу конвенции, на гражданских лиц не должны распространяться вытекающие из отнесения к категории военнопленных ограничения и обязанности. Эти гражданские лица должны наделяться только правами военнопленных. Между тем они оказались в лагерях НКВД.

В нарушение статьи 4 названного Приложения к Гаагской конвенции в статьях 16 и 17 Положения о военнопленных ограничивались суммы наличных денег, которые военнопленный мог иметь на руках. По решению администрации лагерей излишек изымался и сдавался в сберкассы, а в дальнейшем выдавался по решению администрации. Статья 21 Положения о военнопленных в нарушение статьи 6 Приложения к Гаагской конвенции предусматривала привлечение военнопленных офицеров к работам.

В статьях 8, 12 Положения Гаагской конвенции говорилось, что военнопленные обязаны подчиняться законам, уставам и распоряжениям, действующим в армии государства, во власти которого они находятся. Всякое неповиновение с их стороны давало право на применение к ним «необходимых мер строгости». Лица же, бежавшие из плена, могли быть даже подвергнуты дисциплинарным взысканиям. Судебная ответственность предусматривалась в единственном случае – если военнопленный, отпущенный из плена под честное слово, снова брал в руки оружие и воевал против правительства, «перед коим он обязался честью, или против союзников последнего». Он терял права, предоставленные пленным, и мог быть предан суду. Таким образом, статус военнопленного по Гаагской конвенции предусматривал уголовную ответственность только в исключительном случае. В нарушение этих положений конвенции советское Положение о военнопленных предусматривало в статьях 27, 29, 30 уголовную ответственность за все воинские преступления, общеуголовные преступления, включая и исключительную меру наказания – смертную казнь.

Положение военнопленных регулировалось не армией, а НКВД. Установление правовых основ их содержания и дальнейшее решение их судеб изначально определялось при помощи нормативных актов НКВД. Уже с 17 сентября задача охраны и конвоирования польских военнопленных, принимаемых от армейских частей, была возложена на конвойные войска НКВД. С 22 сентября была развернута система лагерей…»².

От автора. На этом я прерву экспертов ГВП, поскольку они по политическим аспектам появления в СССР польских военнопленных сказали все.

Сейчас я по этому же вопросу дам слово второй части бригады Геббельса.

Академическая часть бригады Геббельса

Уничтожение на территории СССР более 20 тысяч поляков в начале Второй мировой войны – расстрел польских военнопленных – создало барьер враждебности и недоверия в душе польского общества, преодолеть который можно лишь раскрытием всей правды об этом злодеянии.

Мир готовился к войне. Стремление обеспечить безопасность лишь своей собственной страны было присуще руководителям всех государств складывавшихся коалиций. Однако в век мировых войн невозможно обеспечить безопасность отдельно взятой страны. Недальновидность политических лидеров обернулась ценой десятков миллионов человеческих жизней. И все же главную ответственность за развязывание Второй мировой войны несет гитлеровская Германия, добивавшаяся мирового господства.

Советско-германский диалог, начало которому было положено Гитлером во время новогоднего, 1939 г. приема и Сталиным в его выступлении на XVIII съезде ВКП(б) в марте того же года, имел серьезные последствия для всей мировой ситуации.

Затем через дипломатическую переписку, а также через непосредственные переговоры между послом Третьего рейха в Москве Ф. фон Шуленбургом и главой Советского правительства В.М. Молотовым согласовывались условия гитлеровско-сталинского союза.

21 августа 1939 г. в 21.30 личной телеграммой Сталин уведомил Гитлера о готовности подписать двусторонний пакт о ненападении, а также дополнительный секретный протокол. Советский вождь ожидал прибытия в Москву министра иностранных дел Третьего рейха И. фон Риббентропа. Прочитав телеграмму, Гитлер воскликнул: «Теперь у меня весь мир в кармане!»

23 августа Риббентроп и Молотов подписали советско-германский пакт о ненападении, а также дополнительный секретный протокол. Непосредственно Республики Польши касался второй пункт протокола, предрешавший ее раздел.

Несмотря на то что информация о заключении секретного протокола почти сразу же просочилась на Запад, ее конкретное содержание было известно сверхограниченному кругу лиц, а в Польшу она не попала вообще. Поэтому перемены, происшедшие в советско-германских отношениях, не вызвали никакой реакции министра иностранных дел РП Ю. Бека. Полагаясь на заключенный 25 августа 1939 г. польско-английский договор, польское Верховное командование не могло предположить, что может начаться вооруженный конфликт с Германией и Россией.

1 сентября 1939 г. нацистская Германия напала на Польшу. Через два дня Великобритания и Франция объявили войну Третьему рейху. Польско-германский конфликт, таким образом, перерос в общеевропейскую войну, покончив с так называемой политикой умиротворения.

3 сентября руководители Третьего рейха предложили Советскому правительству выступить против польских войск и оккупировать часть территории РП, представляющую сферу советских интересов. Молотов ответил, что такие действия будут предприняты, но несколько позже.

Непосредственная же подготовка к ним началась уже 7 сентября. К 13 сентября многие части Красной Армии были подтянуты к исходным рубежам. По заданию Политбюро ЦК ВКП(б) Наркоматы внутренних и иностранных дел представили А.А. Жданову записки, систематизировавшие сведения о государственном устройстве Польши, ее национальном составе, экономике, вооруженных силах, транспорте, политических партиях и т. д.

Материалы о Западной Украине и Западной Белоруссии было поручено подготовить и Коминтерну. Компартиям, которые до получения инструкций из Москвы единодушно высказывались за противодействие агрессору и оказание поддержки его жертве – Польше, были даны совершенно иные указания. Сталин, пригласив к себе 7 сентября генерального секретаря Исполкома Коминтерна (ИККИ) Г.М. Димитрова, заявил ему: «Война идет между двумя группами капиталистических стран… за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга».

Охарактеризовав Польшу как фашистское государство, которое угнетает украинцев, белорусов и т. д., он, по свидетельству Г.М. Димитрова, подчеркнул: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население».

В директиве компартиям, составленной Димитровым 8 сентября, указывалось: «Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, отвергнувшую помощь Советского Союза, угнетающую национальности». 15 сентября Секретариат ИККИ принял постановление «О национальных легионах», запрещавшее коммунистам и революционным элементам добровольно вступать в них.

Однако в начале польско-германской войны сохранялась видимость доброжелательного нейтралитета. Как записал министр иностранных дел РП Ю. Бек, «поведение советского посла (Н. Шаронова. – Авт.) не оставляло желать лучшего, он даже проявлял желание переговоров о возможности транзита ряда товаров через СССР. Я порекомендовал послу В. Гжибовскому прозондировать у Молотова, какие поставки через Советы могли бы быть приняты во внимание, а также ожидал от него действий по обеспечению нам транзита от союзных государств». 11 сентября Шаронов перед отъездом из Польши, сославшись на плохую связь с Москвой, заверил министра Бека, что «вопросы различных поставок актуальны… и выразил свой оптимизм в отношении расширения советских поставок в Польшу». Действительно, из Москвы около 10 сентября от посла В. Гжибовского была получена информация о мобилизации нескольких призывных контингентов в западных областях СССР, указывающая на возможность активного включения Красной Армии в польско-германский конфликт. Однако сам посол признал масштаб этой подготовки недостаточным «для серьезного военного участия».

9 сентября в связи с переданной из Берлина дезинформацией о занятии немецкими войсками Варшавы Молотов направил «приветствия и поздравления правительству немецкой империи» и передал Шуленбургу, что «советские военные действия начнутся в ближайшие несколько дней». В тот же день был подготовлен и подписан приказ наркома обороны К.Е. Ворошилова и начальника Генштаба РККА Б.М. Шапошникова о скрытном сосредоточении к 11 сентября войск Белорусского и Киевского Особых военных округов (БОВО и КОВО) и переходе в ночь с 12 на 13 сентября в решительное наступление с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска. Убедившись, что Варшава сражается, сталинское руководство, видимо, сочло необходимым повременить.

11 сентября на базе БОВО (Смоленск, командующий – командарм 2 ранга М.П. Ковалев) и КОВО (Киев, командующий – командарм 1 ранга С.К. Тимошенко) были созданы два фронта – Белорусский и Украинский.

Белорусский фронт под командованием М.П. Ковалева состоял из четырех общевойсковых армий (3-й армии под командованием комкора В.И. Кузнецова, 11-й армии под командованием комдива Н.В. Медведева, 10-й армии под командованием комкора И.Г. Захаркина, 4-й армии под командованием комдива В.И. Чуйкова), кавалерийско-механизированной группировки под командованием комкора И.В. Болдина и 23-го самостоятельного стрелкового пехотного корпуса, приданного в распоряжение командующего фронтом. В Военный совет фронта наряду с Ковалевым входили первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии П.К. Пономаренко, комиссар корпуса И.З. Сусайков и начальник штаба фронта комкор М.А. Пуркаев.

Во главе Украинского фронта был поставлен С.К. Тимошенко, под командованием которого оказались три общевойсковые армии (5-я армия под командованием комдива И.Г. Советникова, 6-я армия под командованием Ф.И. Голикова и 12-я армия под командованием командарма 2 ранга И.В.Тюленева), а также отдельный корпус пехоты. В рамках фронта оказались три кавалерийских корпуса, 1-й танковый корпус и 5 танковых бригад, а также подразделения воздушной поддержки. В состав Военного совета фронта, кроме Тимошенко, вошли первый секретарь ЦК КП(б) Украины Н.С. Хрущев, комкор В.Н. Борисов и начальник штаба фронта комдив Н.Ф. Ватутин.

14 сентября был подписан и передан командующему войсками Белорусского фронта Ковалеву и заместителю наркома обороны Г.И. Кулику для войск Украинского фронта окончательный вариант приказа о начале военных действий против польских вооруженных сил. К исходу 16 сентября предписывалось скрытно сосредоточить войска округа и быть готовым к решительному наступлению «с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника». Приказывалось начать наступление «с перехода государственной границы» на рассвете 17 сентября.

В 4 часа утра 15 сентября Ковалевым и другими членами Военного совета БОВО, в свою очередь, был подписан приказ по войскам Белорусского фронта. В нем, в отличие от приказа наркома обороны, содержалась и политическая мотивировка перехода границы: необходимость прекратить кровавую бойню, якобы затеянную «правящей кликой» Польши против Германии, помочь якобы восставшим рабочим и крестьянам Белоруссии, Украины и Польши не допустить захвата территории Западной Белоруссии Германией. Последний тезис первоначально присутствовал и в ноте Советского правительства, которую намеревались вручить послу Польши в СССР, однако по настоянию германской стороны он был устранен из данного документа.

17 сентября утром в Берлине получили следующую телеграмму от Шуленбурга: «Сталин в сопровождении Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и проинформировал, что Красная Армия перейдет в 6 часов утра советскую границу на всей ее протяженности от Полоцка до Каменец-Подольского. Во избежание инцидентов срочно просит позаботиться, чтобы немецкие самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не летали восточнее линии Белосток – Брест-Литовск – Лемберг (Львов). Начиная с сегодняшнего дня советские самолеты начнут бомбардировать район восточнее Лемберга».

На границе с Польшей было сконцентрировано около миллиона солдат, отборные танковые части, авиация. Это лишний раз свидетельствовало о том, что начавшееся наступление отнюдь не являлось «обеспечивающим безопасность» или «действиями по защите братского белорусского и украинского народа», – но военными действиями, рассчитанными на уничтожение регулярных частей Польской армии и пограничных сил. Об этом свидетельствует и директива Военного совета Украинского фронта командующему пограничными войсками НКВД Киевского военного округа комдиву В.В. Осокину, потребовавшая закрыть польско-румынскую границу и «не допустить ни в коем случае ухода польских солдат и офицеров из Польши в Румынию».

Ранним утром 17 сентября заместитель наркома иностранных дел СССР В.П. Потемкин вызвал В. Гжибовского и попытался вручить ему подписанную Молотовым ноту с обоснованием правомерности советских действий. Вступление советских войск на территорию Республики Польша обосновывалось в ноте как реакция на то, что «польское государство и его правительство фактически перестали существовать». Приводился и аргумент о защите якобы оказавшихся в опасности в связи с распадом Польши «братьев украинцев и белорусов».

Данное заявление находилось в явном противоречии с реальным положением дел на территории Польши. Капитуляция Варшавы была подписана только 28 сентября. Польский президент, правительство и Верховное командование РП покинули страну лишь в ночь с 17 на 18 сентября. Еще утром 17 сентября главнокомандующий пытался провести перегруппировку войск, что было сведено на нет, как признавал начальник штаба КОВО Н.Ф. Ватутин, советским наступлением.

Гжибовский категорически отказался принять прочитанную ему Потемкиным ноту, заявив, что «ни один из аргументов, использованных для превращения договоров (польско-советских и многосторонних. – Авт.) в клочок бумаги, не выдерживает критики. Глава государства и правительство находятся на территории Польши… солдаты регулярной армии сражаются».

Двойная игра закончилась. 17 сентября между 3 и 6 часами утра войска обоих советских фронтов вторглись на территорию Республики Польша по всей линии границы. Армии получили приказ как можно быстрее захватить важные военные объекты в глубине польской территории посредством концентрированных рассекающих ударов.

В ночь на 15 сентября появились и боевые приказы, определившие ближайшие задачи Белорусского и Украинского фронтов. Белорусский фронт должен был обеспечить «уничтожение и пленение Вооруженных сил Польши восточнее Литовской границы и линии Гродно – Кобрин».

Из документов следует, что перед войсками ставилась задача не освобождения украинского и белорусского населения, для чего было достаточно оттеснить польские войска на территорию Венгрии и Румынии, а разгрома Польской армии, ликвидации Польши как государства, в котором сталинское руководство на протяжении 20—30-х гг. видело одного из главных своих противников.

Накануне советского наступления Войско Польское насчитывало лишь 50 % основного состава. Половина этих сил сражалась на запад от Вислы.

Первая информация о нападении Красной Армии на Польшу была получена руководством страны и главнокомандующим около 6 часов утра 17 сентября 1939 г. Донесения носили путаный характер. Вначале рассматривалась альтернатива: вступать в бой или дать символический залп, чтобы продемонстрировать готовность отразить советское нападение. Как вспоминал министр Ю. Бек, «маршал колебался, какие ему отдать приказы войскам в отношении борьбы с советскими частями», но, обдумав положение, «скорее склонен был не принимать боевых действий». Война на два фронта грозила полным уничтожением Польской армии.

В этот же день, после 14 часов, главнокомандующий маршал Э. Рыдз-Смиглы направил всем войскам приказ, чтобы они не оказывали сопротивления Красной Армии, кроме возможных случаев атак или попыток их разоружения.

Директива главнокомандующего польской армии из-за плохой связи не дошла до ряда частей. Но даже там, куда она поступила, порой вызывала сомнения и трактовалась как советская провокация. Сомнения усиливали и противоречивые пропагандистские заявления политорганов Красной Армии и оперативников НКВД, когда некоторые советские командиры представлялись как союзники поляков в совместной борьбе с немцами, другие обращались к «польским солдатам», предлагая им повернуть оружие против собственных командиров и присоединиться к братьям по классу. Ясность внесло переданное 18 сентября по радио из Берлина советско-германское коммюнике, в котором говорилось: «Чтобы избежать каких-либо беспочвенных спекуляций относительно задач немецких и советских войск, действующих в Польше, правительство Рейха, а также правительство Советского Союза заявляют, что эти действия не имеют целей, которые противоречили бы интересам Германии или Советского Союза или же входили в противоречие с духом заключенного между Германией и Советским Союзом пакта о ненападении».

В тот же день германская армия и Красная Армия впервые вошли в соприкосновение в районе Бреста.

Серьезные бои польских войск с Красной Армией происходили лишь в северном районе фронта. Прорыв оттуда в Венгрию и Румынию был невозможен; речь могла идти только о прорыве в Литву и Латвию, что и было сделано рядом польских частей. Упорные оборонительные бои вела в Полесье и Волыни, а затем в районе Люблина группа из частей КОП во главе с командиром корпуса генералом В. Орликом-Рюкеманном.

Оборона Гродно, в которой приняла участие школьная молодежь, длилась два дня. Захватившие город расстреляли на месте около 300 его защитников, а также плененного командира корпуса № 3 Й. Ольшину-Вильчинского и его адъютанта. Расстрелу без суда подверглись также в Полесье 150 офицеров. Расстрелы имели место в Августовце, Боярах, Малых и Больших Бжостовицах, Хородове, Добровицах, Гайях, Грабове, Комарове, Полеском Косове, Львове, Молодечно, Ошмянах, Роханыне, Свислочи, Волковыске и Злочове.

Через два часа после перехода Красной Армией советско-польской границы немецкие войска получили приказ «остановиться на линии Сколе – Львов – Владимир-Волынский – Белосток».

21 сентября между Германией и СССР был подписан протокол, зафиксировавший порядок и временные параметры отхода немецких войск на запад до установленной днем раньше демаркационной линии по рекам Писса, Нарев, Висла, Сан. Во исполнение его в этот же день советским войскам был передан приказ наркома обороны, предусматривавший, в частности: «При обращении германских представителей к командованию Красной Армии об оказании помощи в деле уничтожения польских частей или банд, стоящих на пути движения мелких частей германских войск, командование Красной Армии, начальники колонн, в случае необходимости выделяет необходимые силы, обеспечивающие уничтожение препятствий, лежащих на их пути движения». Несмотря на то что отдельных инцидентов избежать не удалось, в целом отношения между командованием немецких и советских частей были четко отлажены. Например, начальник штаба Восточной армейской группы Савинов и военком Детухин сообщали Ватутину, что ими согласованы с немцами рубежи движения с целью предотвратить новые инциденты. Они подчеркнули, что «вообще их (т. е. немцев. – Авт.) поведение вежливо-назойливое».

Были случаи боевого взаимодействия советских и германских частей с целью разгрома крупных группировок польских войск, в частности грубешовской группировки, новогрудской бригады генерала В. Андерса. В результате этого был прегражден отход к румынской границе частей полковника Й. Зеленевского.

В целом в течение двенадцати дней боевых действий Красная Армия преодолела линию на глубину от 250 до 350 км, заняв территорию общей площадью 190 тысяч кв. км, с населением в 12 миллионов человек. В советско-польских боях погибло с польской стороны около 3,5 тысячи военных и гражданских лиц, около 20 тысяч были ранены или пропали без вести. Советская сторона официально объявила о 737 убитых и 1862 раненых со своей стороны, о чем было сказано в выступлении Молотова 31 октября 1939 г.

Недостаточно четкий приказ главнокомандующего Польской армии, а также отсутствие единой линии по отношению к советским частям там, где этот приказ не был получен, привели к массовому захвату в плен польских солдат и офицеров. Они не находились под охраной Женевской конвенции о военнопленных, поскольку СССР ее не подписывал.

Согласно военным сводкам Красной Армии, публиковавшимся во время «освободительного похода», в первые три дня кампании было взято в плен около 60 тысяч польских солдат и офицеров. Согласно другим, тоже неполным, данным, до 21 сентября в руках Красной Армии и НКВД оказалось около 120 тысяч солдат и офицеров Войска Польского. Больше всего солдат и офицеров Войска Польского попали в плен в районе Бреста над Бугом, а также под Владимиром-Волынским, Дубно, Ровно, Сарнами, Таногродем, Тернополем, Ушчилугем и Задзишками. Во Львове командование РККА, нарушив подписанные с польским генералом В. Лянгнером условия сдачи города, разоружило и направило в лагеря НКВД для военнопленных его защитников. Из советско-германского кольца пробилось в Литву около 18 тысяч польских военных, а в Румынию и Венгрию – свыше 70 тысяч.

Объявленное 2 ноября 1939 г. советской стороной число захваченных в плен польских солдат и офицеров в 300 тысяч представляется завышенным. По данным советских архивов, в плен были взяты 240–250 тысяч, в том числе около 10 тысяч офицеров. Так, в обзоре, подводившем итоги похода в Западную Украину с 17 по 30 сентября, указывалось, что 5-я армия под командованием И. Советникова захватила в плен 190 584 человека, в том числе 10 генералов, 52 полковника, 72 подполковника, 5131 других офицеров, 4096 унтер-офицеров и 181 223 рядовых. Войска же Белорусского фронта с 17 по 28 сентября 1939 г., по данным другого отчета, захватили в плен 57 892 польских военнослужащих, в том числе 2193 офицера.

С первых дней советского наступления Берлин и Москва обсуждали и вопросы о политическом сотрудничестве. 18 сентября в совместном коммюнике в качестве общей цели называлось восстановление порядка и спокойствия в Польше и переустройство условий ее государственного существования. Под этим подразумевалась ликвидация Республики Польша как суверенного государства. Именно на этом настаивал Сталин в беседах с Шуленбургом 20 и 25 сентября, а также с Риббентропом во время его сентябрьского визита в Москву.

После пересмотра установленной 21 августа разграничительной линии и обмена Люблинского района на Литву, включенную в сферу интересов СССР, 28 сентября в Москве были подписаны «Советско-германский договор о дружбе и границе», а также приложенные к нему два секретных и один доверительный протоколы. Тем самым были окончательно уточнены границы сфер интересов обеих стран на территории «бывшего Польского государства», а предпринятый четвертый раздел Польши был признан за «надежный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между советским и германским народами».

Союзники обязались проводить борьбу со всеми проявлениями польского сопротивления на занятых ими территориях, а также информировать друг друга «о целесообразных для этого мероприятиях». Нельзя исключить, что убийство в апреле – мае 1940 г. около 22 тысяч поляков, находившихся в лагерях и тюрьмах на территории СССР, было скоординировано с проводившейся в то время гитлеровской «акцией АБ».

Над этим текстом трудились: Н.С. Лебедева, Н.А. Петросова, Б. Вощинский, В. Матерский.

Под управлением редакционной коллегии: с российской стороны – Р.Г. Пихоя (председатель), В.П. Козлов (зам. председателя), В.К. Волков, В.П. Гусаченко, Л.В. Двойных, В.А. Золотарев, А.А. Краюшкин, Н.С. Лебедева (отв. составитель), С.В. Мироненко, М.М. Мухамеджанов, Т.Ф. Павлова, А.Д. Чернев, А.О. Чубарьян; с польской стороны – А. Гейштор (председатель), Е. Сковронек (зам. председателя), Б. Вощинский, Б. Кролл, Б. Лоек, Ч. Мадайчик, В. Матерский, К. Мацала, Я. Пента, А. Пшевожник. С. Снежко, М. Тарчинский, Е. Тухольский, Э. Фронцкий; под наблюдением редакционного совета: А.Н. Яковлев (председатель), Е.Т. Гайдар, А.А. Дмитриев, В.П. Козлов, С.В. Мироненко, В.П. Наумов, Р.Г. Пихоя (заместитель председателя), Е.М. Примаков, Г.Н. Севостьянов, С.А. Филатов; под общей редакцией академика А.Н. Яковлева³.

…Какова должна быть правовая оценка этих действий и ответственность лиц, организовавших и совершивших это преступление?

В статьях 28, 32 действующей Конституции РСФСР; статьях 10, 14 Декларации Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1990 г. «О государственном суверенитете РСФСР»; статье 1 «Декларации прав и свобод человека и гражданина», принятой Верховным Советом РСФСР 22 ноября 1991 г., были провозглашены приверженность РСФСР общепризнанным нормам международного права и приоритет международных норм, относящихся к правам человека, перед законами Российской Федерации.

Скрыв при подписании советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 г. факт и содержание секретного дополнительного протокола к нему от советского народа и верховных органов государства, И.В. Сталин и приближенные к нему члены руководства нарушили взаимные обязательства СССР и Польши, осуществили сговор, направленный на раздел Польского государства, встали на путь прямого нарушения международного права. Переданная в ночь на 17 сентября 1939 г. польскому послу нота с формальным уклонением от объявления войны противоречила нормам международного права. Реализуя вытекавшую из советско-германского договора с секретным дополнительным протоколом договоренность, Красная Армия без объявления войны развернула наступательные действия, стремясь уничтожить и взять в плен Вооруженные силы Польши. Советское руководство исходило из факта ведения войны и ликвидации Польского государства. Между тем это государство вело справедливую войну против гитлеровского агрессора. Этого не меняет объявление «освободительного похода» в защиту трудящихся Западной Белоруссии и Западной Украины.

В «Советско-германском договоре о дружбе и границе» от 28 сентября 1939 г., с конфиденциальным и двумя секретными протоколами к нему, был закреплен раздел Польши, ликвидация польской государственности и польской армии, определены взаимные обязательства по недопущению изменения этого положения.

Из всех существующих правовых норм как внутреннего, так и международного права эти действия подпадают под определения, изложенные в Уставе Нюрнбергского международного военного трибунала от 8 августа 1945 г. В частности, в статье 6, пункте «а» преступлениями против мира признаются: «планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеуказанных действий».

Акции И.В. Сталина, В.М. Молотова и других членов сталинского руководства в нарушение действующих мирных договоров с Польшей, по договоренности с Германией, спровоцировавшие вступление СССР в войну против Польши, в соответствии с названной статьей являются преступлением против мира, что влечет за собой уголовную ответственность. Б.Н. Топорнин, А.М. Яковлев, И.С. Яжборовская, В.С. Парсаданова, Ю.Н. Зоря, Л.В. Беляев⁴.

Примечания

1. Яжборовская И.С., Яблоков А.Ю., Парсаданова В.С. Катынский синдром в советско-польских отношениях. М.: РОССМЭН, 2001. С. 315. (Далее – Синдром.)

2. Там же. С. 446–456.

3. Пленники. С. 9—16.

4. Синдром. С. 483–484.

Первые предательства Франции

Согласно обвинительному заключению Нюрнбергского международного военного трибунала, первыми агрессиями Германии в Европе был захват Австрии и Чехословакии¹. Но историки почему-то в упор не видят бросающихся в глаза «совпадений». Все хором попрекают Францию и Англию, что они немедленно не приняли мер и не освободили Австрию хотя бы с помощью Лиги Наций. Но никто не рассматривает, а до Австрии ли было Франции?

План захвата Австрии, «план Отто», Гитлер утвердил еще 24 июня 1937 г. и по этому плану накалил события в Австрии и ввел туда войска 12 марта 1938 г.² Казалось бы, Франция и Англия должны были прореагировать, но дело в том, что накануне, 10 марта, на польско-литовской границе кем-то был убит польский солдат. Польша отклонила попытки Литвы создать совместную комиссию, тут же выдвинула ей ультиматум, развернула в прессе кампанию с призывом похода на Каунас и начала готовиться к захвату Литвы³. Германия дала согласие Польше на захват всей Литвы и лишь заявила, что ее в Литве интересует только Клайпеда⁴. Советскому Союзу стало не до Австрии, и, ввиду угрозы польско-литовской войны, нарком иностранных дел СССР 16 и 18 марта вызвал польского посла и ласково разъяснил, что маленьких обижать нехорошо и что хотя у СССР нет военного договора с Литвой, но он ведь может и появиться уже в ходе войны⁵.

И что было делать Франции? В одном конце Европы союзница Польша ввязывается в войну в перспективе даже не с Литвой, а с СССР, а в другом немцы нагло лезут в Австрию. С самого начала Франция попросила Польшу утихомириться, но вы посмотрите, как через губу посол Польши в Париже Лукасевич разговаривал 26 мая 1938 г. с министром иностранных дел Франции. Лукасевич докладывал об этом разговоре в Варшаву:

«Я заметил, что в польском обществе еще живы досадные воспоминания о недоброжелательном отношении к нам всей французской прессы в момент больших трудностей, которые испытывала Польша во время инцидента с Литвой. Я помню неслыханное поведение французской дипломатии при разрешении столь важной и жизненной для Польши проблемы. У нас хорошо сохранилось в памяти впечатление о том, что в тот важный для Польши момент Франция не только не была рядом с нами, а наоборот, пренебрегая нашими интересами, она была поглощена вопросом о возможном проходе советских войск через чужие территории в случае войны с Германией. В этих условиях какие-либо новые атаки французской прессы были бы более чем нежелательны.

В этом месте беседы министр Боннэ попытался меня уверить, что Франция, однако же, советовала Литве примириться с нами, на что я ответил, что я не желал бы начинать дискуссию на эту тему, потому что это было бы слишком тяжело, и я хотел бы иметь возможность забыть об этом деле»⁶.

Соединим исходные данные. Германия захватывает Австрию, Франция боится этого усиления Германии и не хочет допустить его, для чего пытается привлечь в случае войны с Германией из-за Австрии Советский Союз, который тоже боится усиления Германии. И в это время «союзница» Франции Польша с благословения Германии готовит захват Литвы! И еще и попрекает Францию, что та не поддержала ее. В результате, не дав решить вопрос с пропуском советских войск через свою территорию, Польша обессилила Францию и позволила Германии обосноваться в Австрии беспрепятственно – фактически помогла Германии совершить первую агрессию в Европе.

Если бы этот случай совместных действий Польши и Германии был последним, то его можно было бы считать совпадением, но это польское пособничество Германии в агрессии против Австрии было только началом.

Напомню, что бригада Геббельса обвиняет руководителей предвоенного СССР в преступлениях, предусмотренных Уставом МВТ, а у обвинителей этого трибунала были большие проблемы в части определения второй агрессии стран «оси» в Европе. Дело в том, что хотя страны-победительницы, создавшие Трибунал, уже назначили в качестве преступников не истинных разжигателей войны и их соучастников, а того, кого они хотели, но второй агрессией стран «оси» в Европе был захват Чехословакии в 1938 г. Для обвинителей МВТ от Англии и Франции проблема была в том, что Чехословакию заставила сдаться немцам не Германия, а Германия, Италия, Великобритания и Франция. То есть последние две страны, согласно статье 6 Устава МВТ, действовали «в интересах европейских стран «оси» и их тогдашние руководители также подлежали суду, чего эти страны, само собой, не могли допустить. Но нас интересует Польша, и я напомню, как в 1938 г. обстояло дело с ней.