Заклинатель камней
Хирка остановилась на вершине холма позади пивной, чтобы восстановить дыхание. Щёки горели, и она без особого успеха попыталась уверить себя в том, что это из-за бега. Он вернулся два дня назад. Два дня подряд она ведёт себя как полная идиотка. Он вытащил её из драки, будто она была неуправляемой собакой. А народ… Кто-то смеялся. Ей было всё равно.
Но собралась толпа, и все пялились на неё, как на загнанного зверя. Вся площадь, заполненная народом. Отец бы с ума сошёл, если бы увидел такое. И время потеряно. Служба уже началась, дома она никого не застанет. Придётся ждать, чтобы раздать содержимое корзины.
Хлосниан. Хлосниан дома. Он никогда не ходит в Чертог Всевидящего.
И он что-то сделал на площади перед залом. Расколол камень в руке Колгрима и спас её голову.
Хирка спустилась с холма, перешла мост через Стридренну и направилась к жилищу Хлосниана на северном склоне долины. Его дом представлял собой каменное строение, готовое развалиться в любую минуту. Когда-то здесь располагался постоялый двор. В доме было много комнат, но Хлосниан жил один. Если бы не он, дом бы уже давно разрушился. Казалось, он до сих пор стоит только потому, что так хочет Хлосниан.
Хирка прошла по узкой тропинке среди высокой травы и оказалась у дверей. На углу дома висело ржавое крепление для вывески, но самой вывески с названием постоялого двора уже давно не было. Ворон взлетел с крепления и скрылся за домом. Хирка вздрогнула. Он сидел так тихо, что она приняла его за часть конструкции. Но ворон – это всегда добрый знак.
Во всяком случае, для всех остальных, кроме меня.
Дверь была приоткрыта, и она протиснулась внутрь. Хирка не стала открывать дверь шире, а то вдруг дом решит сдаться и заживо погребёт её под обломками? Внутри было темно, но она хорошо видела. Ей всегда нравилась темнота. Она видела всё, а вот увидеть её не мог никто.
Окна были заколочены досками, потому что свинцовое стекло давно продали хозяевам Глиммеросена. Стойка. Два стола. Стульев нет.
– Хлосниан?
Ответа не последовало.
Хирка услышала скрежет и пошла на звук в соседнее помещение. Лучи солнца падали на пол через большие полукруглые проёмы в каменной стене. Мастерская Хлосниана. Он находился посреди комнаты – в помещении и одновременно на улице – и шлифовал каменную фигурку. Хлосниан сидел спиной к Хирке, поглощённый своим занятием.
Помещение когда-то служило конюшней. Оно было разделено на стойла, и в нём уютно пахло лошадьми. На вбитом в стену гвозде висели изношенные перчатки без пальцев. Хирка знала, что Хлосниан пользуется ими зимой.
Скульптуры и камни были сложены в углу. Большие и маленькие шедевры свалены как простые чурбаны. Некоторые из них были разломаны, над другими работа только началась. Некоторые фигуры пытались выбраться из камня, но застыли. Всё, что видела Хирка, было покрыто слоем белой пыли.
Большинство скульптур изображали деревья. Хирка стояла прямо рядом с белым деревом, достававшим ей до груди. Ветки и листья на нём выглядели настолько живыми, что девушке казалось, они вот-вот закачаются. Она вытянула руку, чтобы потрогать их. Осторожно.
– Ты не должна быть здесь.
Хирка отдёрнула руку. Хлосниан по-прежнему сидел спиной к ней. Каменная пыль плясала в полосках света и ложилась на его поблёкшую красную мантию – единственную вещь в помещении, которая имела цвет.
– Не люблю службы, – ответила она. Хирка не побоялась сообщить об этом Хлосниану, который сам никогда не ходил в Чертог. Она подошла ближе, и он взглянул на неё, подняв густую бровь, словно не понял ответа. Пепельные густые волосы и борода с белыми прядями лежали на его спине волнами, как последний снег на Гардфьелле.
Хлосниан вернулся к работе. Хирка хотела поблагодарить его за помощь на площади перед Чертогом Всевидящего, но не знала, что именно он сделал. И сделал ли что-нибудь. Она достала из корзины коричневую бутылку.
– Я принесла тебе масло.
Она поставила бутылку на скамейку.
– Этого много, – сказал он.
– Да. Это… подарок.
– Ах вот как. В таком случае, ты, наверное, и рецепт принесла?
Хирка почувствовала, как краснеет. Она думала об этом. Отец сказал бы, что она отдаёт задаром свой хлеб насущный, а что делать? Навсегда уехать из деревни и предоставить её жителей самим себе? Единственный в здешних местах лекарь был в свите Илюме, и он скоро уедет вместе со всеми.
– Ты можешь сам готовить его, на самом деле это очень просто. Надо взять миндаль, овёс…
– У меня нет времени готовить, – Хлосниан встретился с ней взглядом. Его лоб прочерчивали глубокие морщины. Синие глаза были ясными. Веко над одним глазом нависало чуть больше, чем над вторым. Деревенские дети говорили, что одна сторона его лица всегда спит. Хирка же считала, что это придавало его облику красоту и загадочность.
Она открыла бутылку, вылила несколько капель на ладони и провела по его руке. Она вся была покрыта белыми полосками. Шрамы. Хирка не знала, откуда они взялись, но знала, что масло помогало, когда кожу на руке Хлосниана начинало стягивать. Пока она массировала его руки, запах лошадей сменился запахом миндаля.
– У меня нет времени, но, может статься, мне придётся готовить масло самому?
Хирка сделала вид, что не слышит вопроса.
– Ты такой талантливый! – сказала она, глядя по сторонам. Она взяла в руки камень в форме спирали.
– То, что ты держишь, сделал не я. Это создано самим Потоком. Очень давно. До того, как появился род Има, чуть ли не до того, как появился мир.
– А-а… но ты всё равно талантливый.
Ответом ей стала усмешка.
– Я видел, что можно создать голыми руками. А это так, всего лишь времяпрепровождение.
Это не ложная скромность. Хирка знала, что Хлосниан создал изображение Всевидящего в Чертоге, на которое приезжали посмотреть издалека, но после того как скульптура была закончена, ноги его в Чертоге больше не было. Рамойя говорила, его тяготит бремя представлений о безупречном.
– И что же ты видел? – спросила она.
Хлосниан отложил в сторону каменную фигурку. Он смотрел в пыль невидящим взглядом.
– Древо. Древо Всевидящего. Я видел его лишь раз, когда служил заклинателем камней в Эйсвальдре, – Хирке было интересно, чем на самом деле занимаются заклинатели камней, но она не хотела перебивать Хлосниана. Он работал в самом Эйсвальдре! Город в городе. Дом Всевидящего.
И дом Римера.
То дерево было троном Всевидящего. Мировым древом, вытканным из камня, как сказал Хлосниан. Чёрным, блестящим. Его ветви тянулись так далеко, что заполняли собой весь зал. Невероятная работа. Он никогда не видел ничего более прекрасного. В тот день всё изменилось. Ему больше не хотелось создавать ничего, кроме такого древа. Но это было невозможно. То древо создали древние силы. Сам Поток, как он есть. До войны. До имлингов.
Во взгляде Хлосниана появилась боль, которую Хирка не понимала и не знала, что с ней делать.
– И как ты поступил? – спросила она. – Ты перестал служить Совету?
– Нельзя перестать служить Совету, – ответил он, глядя на неё.
– Ты таков, каков ты есть. И ты – это то, что ты делаешь. Когда придёт время, то лучшее, что ты сможешь сделать, и будет правильным. А худшее, что ты сможешь сделать, – это бездействовать.
Во рту у Хирки появился какой-то привкус, она опустила глаза в пол. Что она сделала? Прицепилась к Колгриму. Как дура. Хлосниан прав. Она такова, какова есть, но могла сделать выбор и поступить по-другому, а ещё могла не сбегать.
Хлосниан оглядывал её, поигрывая маленьким ножом для резьбы по камню, который держал в руке.
– Осторожно… – крикнула Хирка, но слишком поздно. Камень треснул, и от скульптуры отвалился хвост. Старик рассмеялся. Его смех оказался на удивление молодым.
– Теперь она похожа на тебя, – он опустил в её корзину бесхвостую фигурку и спиральный камень. – Не страшно, – сказал он. – Всегда можно начать сначала. Так происходит, когда ты не работаешь с камнем. К нему всё время надо прислушиваться. Всё время, – а потом он принялся бормотать себе под нос. – Вопрос в том, откуда ты могла узнать…
Он встал и стал рыться в ящике верстака. Он нашёл, что искал, и протянул ей кусок камня. Камень был округлой формы, размером не больше её ладони. Он был покрыт едва различимыми, незнакомыми ей знаками. На мгновение Хирка задумалась над тем, подарок ли это, но Хлосниан толкнул её руку, и она выронила камень. Он со стуком грохнулся на пол и развалился на несколько частей.
– Прости! Я не хотела…
Но Хлосниан не слушал её. Он сидел на корточках и изучал кусочки, что-то бормоча. Она тут же почувствовала себя незваным гостем. Он впал в безумие художника. Шершавый палец ковырялся в обломках.
– Ты не должна быть здесь, – повторил он.
Хирка взяла корзину и начала пятиться к выходу. Он стар и уже не помнит, что говорил, а что нет.
– Я уезжаю, – сказала она.
– Я знаю, – ответил он и принялся обрабатывать новый камень.
