Всем потерянным посвящается
Париж, Франция
Осень 1962 года
Влажный ночной воздух бился об уличные фонари, высекая крохотные искорки, словно кремень. Споткнувшись в очередной раз, Эби Пим засмеялась и взяла Джорджа под руку. Тротуар был неровным, всюду торчали толстые корни давно спиленных лип. Однако Джордж шагал уверенно – выручали ботинки на плоской подошве; на Эби же были туфельки на каблуках, и ей приходилось балансировать. Цок-цок, пауза – Эби пошатнулась, будто была пьяна или танцевала под сумбурную музыку.
Джордж наклонился и прошептал ей на ушко, что любит ее и она этим вечером удивительно красива. Эби улыбнулась и уткнулась носиком ему в плечо. Им было так легко друг с другом. И чем больше времени они проводили вдвоем, тем меньше хотелось домой. Они слали родственникам открытки с коротенькими посланиями – всего несколько слов, Джордж регулярно отправлял домой контейнеры с экстравагантной мебелью и антиквариатом, но о возвращении речи не шло.
Париж, с его темными, запутанными улочками, – лучшее место для того, чтобы затеряться и исчезнуть. Первую неделю медового месяца Джордж и Эби часами могли бродить, блуждая в волнах тумана, выныривая на очередном незнакомом перекрестке или в переулке, натыкаясь на бродячих кошек, которые нередко выводили их к теплому кафе или ресторанчику, если, конечно, были благодушно настроены, насытившись какой-нибудь канализационной крысой. Нередко Джордж и Эби приходили в гостиницу на рассвете, крепко засыпали в объятиях друг друга и вставали только после полудня. Джордж приплачивал младшему сыну хозяина, чтобы тот ближе к вечеру приносил им в номер кофе и пирожки с сыром и шпинатом. Они с удовольствием ели в постели, укрывшись смятыми простынями, любуясь закатом и обсуждая, куда отправятся в сумерках. Прогулка по темному городу напоминала игру в прятки.
Нынче вечером они бродили по улицам, нарочно стараясь заблудиться. Но увы, ничего не получалось. За четыре месяца они успели исходить Париж вдоль и поперек и даже в темноте узнавали некоторые места по слабому запаху гари, который так и не выветрился с войны. А гуляя по набережным, они по оттенку воды определяли, где находятся… За ужином, состоявшим из одних грибов – просто потому, что так захотелось, – они все еще не могли начать разговор о возвращении домой. Вместо этого Джордж вспомнил о молодой парочке из Амстердама, с которой они познакомились на днях.
– Амстердам, должно быть, хороший город, – произнес он.
Эби улыбнулась, догадавшись, куда клонит муж.
– Да, очень хороший.
– Может, стоит съездить?
– И потеряться там, – сказала Эби.
– Отличная идея!
Джордж перегнулся через стол и поцеловал ей руку.
Так что родным Эби пришлось ждать ее возвращения дольше, чем предполагалось, и письма из дома становились все более озабоченными и настойчивыми. «Это просто неприлично, – писала ее мать, – так надолго уезжать в свадебное путешествие. Вы собирались провести за границей всего две недели! Мы с твоей сестрой устали за тебя извиняться. Немедленно возвращайтесь в Атланту. Пора и честь знать».
На обратном пути в гостиницу они набрели на ресторанчик – еще издали ноздри защекотал аппетитный запах жареных колбасок. Звякнул колокольчик над дверью, и желтоватый свет, струящийся изнутри, разлился в густом тумане, как масло. Услышав голоса, молодожены остановились. Из ресторана вышли мужчина и женщина, они о чем-то шептались и смеялись. Затем смех затих во мраке очарованной ночи, скрывающей влюбленных в темноте дверных ниш, невидимых для посторонних глаз. Парочки умели таиться, и, проходя мимо, не заподозришь даже, что рядом занимаются любовью, пока тебя не окутает жаркое облако страсти. Бывало, Эби с Джорджем тоже не могли устоять перед соблазном. В первый вечер в Париже, когда Джордж взял ее за руку и повел под пешеходный мост, она поначалу сопротивлялась, но муж прижал ее спиной к влажным камням и стал целовать, поднимая ее юбку. И Эби поняла, что значит полная свобода. «Это же я, – думала она. – Это я, настоящая, живая». «C’est moi», – шептала она снова и снова.
Так оно и было. Она сама пошла на это и была абсолютно счастлива. Она выбрала Джорджа вовсе не для того, чтобы помочь семье. Надо признать, деньги как вода утекали сквозь пальцы ее родственников. Эти люди были неспособны удержать их в руках. Поколения женщин из семьи Моррис всеми силами пытались окрутить какого-нибудь толстосума. Большие надежды возлагались на Мэрили, сестру Эби. Богачи любят жениться на красотках, и Мэрили была уверена, что подцепит кого-нибудь на крючок. Блестящие, как белая кроличья шубка, волосы и пылающие зеленые глаза – мужчины всегда клюют на это, летят, словно мотыльки на огонь. Но однажды Мэрили увидела заправщика на бензоколонке – и пропала. И каково было всеобщее удивление, когда Эби – высокая, всегда сдержанная девушка с неправильными чертами лица, единственное достоинство которой заключалось в том, что она перечитала все до единой книжки в школьной библиотеке, – именно Эби вышла замуж за обеспеченного человека. На свадьбу съехались родственники Моррисов из пяти близлежащих штатов, и все с протянутой рукой. Они жаждали денег, словно это была их долгожданная победа. Похоже, они никак не могли понять, что Эби шла под венец не ради них. В Джорджа она влюбилась еще в детстве. Но ни единая душа ей не верила.
Джордж снова заговорил об Амстердаме, когда они подходили к мосту, который парижане называли мостом Неверности. Согласно легенде, если пара не любила по-настоящему, то не могла пройти по нему от начала до конца. Это был последний мост на их маршруте – на той стороне Эби и Джордж издали увидят свою гостиницу. Вообще-то, Эби собиралась повернуть обратно. Ей совершенно не хотелось возвращаться в номер так рано. При этой мысли она улыбнулась – какое там «рано», давно миновала полночь. На самом деле ей просто не хотелось просматривать новую почту. Эби наверняка поджидали письма озабоченной матери, настойчивые просьбы родни, желающей получить денег взаймы, приглашения от новых знакомых в ночной клуб или на вечеринку, кипевшие злобой послания Мэрили, раздраженной тем, что счастье свалилось не на нее… Иногда родные звонили в гостиницу и просили передать молодым какое-нибудь сообщение, что очень не нравилось хозяину. Мать Эби этого не понимала, как всякая южанка, жизнь которой проходила в бесконечных телефонных разговорах.
Зато в Амстердаме прежняя жизнь достанет их не сразу, на переадресацию писем понадобится время. И несколько недель они смогут прожить спокойно. Это радовало.
Эби с Джорджем поднялись на мост. В тумане один за другим возникали лимонные шары старинных фонарей и по мере приближения светили все ярче, а за спиной свет тускнел и постепенно гас, словно чья-то невидимая рука сначала включала, а потом выключала их.
И вдруг туман зашевелился, обрел форму. Это случилось в темноте между двумя фонарями, когда молодожены достигли середины моста, центральная арка которого напоминала спину испуганной кошки. Перед глазами возникла бледная рука, потом серая ночная рубашка; подол развевался над пенящейся внизу водой. И только оказавшись в шаге от призрака, Эби поняла, что это юная девушка, еще подросток; она стояла на ограждении, и пальчики на босых ногах изогнулись, словно коготки, впившиеся в холодные и узкие каменные перила.
Эби застыла, потом дернула Джорджа за руку.
– В чем дело? – спросил муж и проследил за ее взглядом. – О боже…
Несколько секунд они не двигались, опасаясь, что даже легкое движение воздуха может подтолкнуть девочку, и та свалится в воду.
Эби приходилось слышать о самоубийцах, бросающихся с моста Неверности из-за несчастной любви. Пустая болтовня, считала она. Да, иным слухам не веришь, пока не увидишь все собственными глазами. Сердце ее болезненно сжалось. Ведь в мире столько счастья – оно разлито в воздухе, оно дается всем и каждому, за него не нужно платить. Эби никогда не понимала, почему некоторые люди, скажем ее родственники, сами отказываются от него.
Девушка была очень красива – молочно-белая кожа, длинные волосы такого глубокого черного цвета, что казалось, все остальное блекнет по сравнению с ними. Она была маленькой и хрупкой. Все француженки казались Эби миниатюрными, изящными, словно птички, – такою ей, увы, никогда не стать.
Незнакомка не оборачивалась. Должно быть, не догадывалась, что рядом кто-то стоит. Эби медленно протянула дрожащую руку. Однако дотянуться не смогла, не хватило нескольких дюймов. Но разве счастье не сродни электричеству? Разве все мы – не проводники? Девушка не могла не почувствовать, что Эби хочет прикоснуться к ней.
– S’il vous plaît, – тихо проговорила она. – Прошу вас…
Увы, Эби почти ничего больше не знала по-французски. Она изучала этот язык в старших классах в Атланте, как и ее сестра Мэрили. Мать заложила дом, лишь бы устроить Мэрили в престижную Школу для благородных девиц мадам Годдел в надежде, что это поможет дочке поскорее встретить на жизненном пути богатого жениха. Эби отправили туда же – был ничтожный шанс, что на прилежную девицу обратит внимание какой-нибудь учителишка и она выйдет замуж за человека, который хотя бы носит галстук. Сегодня мадам Годдел пришла бы в ужас от того, насколько скуден словарный запас Эби, хотя он был побольше, чем у Мэрили. Эби, по крайней мере, могла спросить по-французски, который час, или заказать стакан вина. А Мэрили стащила как-то у мадам словарь только затем, чтобы заучить любимую фразу «Поцелуй меня, глупенький».
– S’il vous plaît, – повторила Эби.
Девушка медленно повернула голову, взгляд ее упал на Эби. Темные, как и волосы, глаза девушки были прекрасны и полны печали. Слезы капали, оставляя на ночной рубашке пятна. Наверное, незнакомке очень холодно в эту осеннюю ночь, пропахшую дымом угольных печей, который стелился над землей. Девушка открыла рот, словно хотела что-то сказать, но ни звука не слетело с ее губ. Она нетерпеливо махнула рукой, чтобы Эби с Джорджем шли своей дорогой.
– S’il vous plaît, – еще раз пробормотала Эби.
– Joie de vivre![1] – вдруг громко проговорил Джордж.
Это была единственная французская фраза, которую он в первый же вечер заучил в местном баре. Сказать нечто подобное, да еще в такую минуту, было вполне в его духе. Компанейский, открытый, Джордж разбогател совсем недавно и не скрывал этого. Так сказать, нувориш. Ему чужда была усталость от жизни, присущая тем, кто копил деньги годами и так преуспел, что никого в упор не видит. Для таких скопидомов ты находишься где-то внизу, так далеко, что тебя и не разглядеть, тогда как помыслы великого человека витают в высших сферах. Ну а Джордж располагал к себе без всяких усилий. Его искренний смех действовал на людей, подобно виски. Рыжеволосый, краснощекий – кровь с молоком. Глядя на него, каждый невольно чувствовал, что у этого весельчака сердце большое, как сама Вселенная. И кстати говоря, Джордж не имел ничего против родственников Эби. Они с женой вернутся домой, а там будет видно.
Девушка перевела взгляд на Джорджа, живо оценила его и едва заметно улыбнулась. Потом снова посмотрела на вытянутую руку Эби и увидела на пальце обручальное кольцо.
Она кивнула обоим, словно выражая молчаливую признательность, и у Эби отлегло от сердца.
Но потом девушка спокойно повернулась лицом к реке.
И прыгнула.