Посредник. С той стороны. Дилогия - читать онлайн

Посредник

Два года назад.

– Вы точно уверены?

– Нельзя быть уверенным неточно. Ты или уверен, или нет. Это дискретное понятие.

– Слышь, ты! – встрял молодой человек в куртке с меховым воротником – Проявляй уважение…

– Тихо! – грозно сдвинул брови седой мужчина в хорошем, но неброском костюме и молодой человек, скривившись, замолчал. И, уже повернувшись к первому говорившему, седой разъяснил – Тем не менее, мы вас наняли, чтобы получить результат. И он нам нужен.

– А это и есть результат – парень в расстегнутом пальто, будто бы не замечающий непогоды, неопределенно пожал плечами – Она не вернется. Потому что она умерла.

– Это – припечатал седой – мы бы выяснили и без вас.

– Тем не менее, пригласили вы именно меня – тихо, словно не замечая напора собеседника, ответил рыжеволосый. – И я нашёл её. Она к вам не вернётся. На вашем месте и в сложившейся ситуации я бы этому только радовался. И я советую больше её не тревожить.

Было видно, что оппонент сдерживается из последних сил. Он поиграл желваками, втянул воздух и с шумом его выпустил.

– И это – совет на все деньги. – всё так же тихо произнёс парень, после чего, не дожидаясь ответа развернулся и пошёл прочь.

Молодой человек в кожаной куртке сделал порывистое движение, но пожилой одним жестом остановил его.

– Пусть идёт, Славик. Он прав, … – и закончил разговор грязным ругательством, которого сложно было ожидать от такого респектабельного господина.

Двадцать три года назад.

– Ну мааааам – протянул рыженький, прической похожий на одуванчик мальчик в застиранной маечке и линялых шортиках, из которых смешно торчали вечно расцарапанные коленки – я правда-правда не вру!

– Как тогда с тётей Зиной?! – грозно сдвинула брови мать, ещё не старая, но явно махнувшая рукой на свою внешность женщина, ни на секунду не прекращающая что-то помешивать и нарезать – Не выдумывай тут мне! – прикрикнула она и её в общем-то доброе и даже благородное лицо исказила гримаса гнева. Чувствовалось, что разговор идёт не в первый, и даже не в третий раз.

– Опять капризничаешь, как маменькин сыночек! Как маленький!

– Нееет, я не маленький! – вскрикнул мальчик – И тётя Зина сама первая начала обзываться!

– Не спорь с матерью! Марш в свою комнату, бегом! – Раздражённо прикрикнула мать, отряхивая руки.

Этот жест был прекрасно знаком малышу и означал только одно: мать не на шутку разозлилась и сейчас последует трепка.

Давясь горькими слезами, мальчик, быстро перебирая коротенькими ногами, бросился через тёмный коридор в освещённый мигающим серо-голубым светом зал, где властвовал казённый голос диктора, вещавшего что-то о ситуации в далеких странах.

– А ну не мешай! – тут же отозвался, не отрываясь от экрана телевизора, отец. – Слушай, что мама говорит! Будь мужиком, не кисни! А то я сейчас…

Мальчик, всхлипывая, повернул в свою, в общем-то, весьма уютную, комнату.

Собственно, с этой комнаты всё и началось.

Переезд в новую, отдельную да еще «ого-го-какую-большущую» квартиру, бывший для всей семьи, хоть и давно и с нетерпением ожидаемым, но всё же чудом, для Гоши обернулся нешуточной бедой.

Старый дом, в котором они жили с чужой бабушкой (Гоша в тайне побаивался её глубоко запавших глаз и узловатых пальцев), которая, впрочем, из своей вечно запертой комнаты появлялась крайне редко, был в сто раз роднее и уютнее новой квартиры. Стертые скрипучие половицы, которые, правда, не раз заставляли ночью вздрагивать чуткого ребёнка («Он у нас такой впечатлительный», вздыхала мама на прогулке, когда случалось встретить школьную или институтскую подругу, ничуть при этом не стесняясь присутствовавшего при разговоре малыша) и даже страшный соседский петух Борька, не желавший уступать двор никому, оказались просто милыми детскими глупостями по сравнению с тем, что ждало мальчика в его новой комнате. Он не раз и не два, плача, убеждал маму и папу с помощью всего невеликого количества доступных ему слов, что нужно вернуться туда, к огромному (три на пять метров) обжитому и такому интересному двору, с его трухлявой «абрикосой» и красными жучками, к бабе Паше и петуху Борьке. Всё зря.

Но это уже потом, после того, как папа вытащил все уже странным образом успевшие покрыться пылью, чемоданы, старые, пахнущие нафталином куртки и даже тяжелые гири из стенного шкафа, чтобы показать Гоше, что никакого Бабая там нет. Даже после того, как мама (и не раз) спала с ним на его маленькой кровати (конечно же, в эти ночи ничего не случалось), а папа, сказав в процессе работы пару слов, которые Гоше повторять было строго запрещено и из-за которых мама с папой долго о чем-то приглушенно говорили за кухонной дверью, приделал в кладовке лампочку, включавшуюся, когда открывали дверь (мальчик быстро установил, что если много-много открывать и закрывать дверь, в конце концов свет в шкафу не погаснет и можно оставить его гореть всю ночь, только это не помогает). Ничего не дало и выигранное в конце концов Гошей в неравных боях право не гасить ночник в комнате.

Страшный Бабай всё равно приходил и пугал мальчика до жуткого плача, с безрезультатным хватанием ртом воздуха, иканием и даже почему-то неостановимым чиханием, которые, впрочем, начинались, только когда страшный карлик уходил. В моменты же, когда малыш видел перед собой живое воплощение своего страха, он не мог и пискнуть. Уже, казалось, готовый вырваться из его груди судорожный крик «МАМА!» испуганной пичугой застывал, упругим комком закрывая горло, мешая дышать. Наверное, Гоша и не дышал все те непереносимо ужасные мгновения, когда видел Бабая.

Конечно же, все искренние и страстные мольбы мальчика родители восприняли как очередную блажь, каприз избалованного ребёнка (какой-то он у вас чересчур нежный, говорили в ответ ухоженные школьные и модные институтские приятельницы, со скрытым отвращением глядя на чужого ребенка, невыносимо скучно благоухая дорогими импортными духами). Разговоры о переезде и Бабае перешли в разряд тех, с которых непременно начинается скандал и папа (стыдоба-то какая!) уже даже один раз шепотом предлагал маме сводить ребенка к детскому психиатру. Здоровье мальчика начало ухудшаться, он стал плохо кушать и вставать в садик бледненьким, словно дети подземелья (кто это такие, он не знал, но воображал себе белые полупрозрачные тени, бродящие по подвалу бабы Паши в темноте и грустно натыкающиеся на древние банки с закатками и бутылки с томатным соком, заткнутые марлей с окаменевшей от времени солью).

Впрочем, психиатр бы Гоше не помог. И причина тому была проста, как ясный весенний день: Бабай действительно приходил к Гоше. Мальчик был в этом твердо уверен, и, хотя в пять лет никто не станет сомневаться в своем психическом здоровье, да и слов-то таких еще не известно, но Гоша знал – он всё делает правильно, а мама и папа его не понимают.

Но сегодня Гоша решил поступить «как мужик», и даже как взрослый. Ещё позавчера он тайком от мамы украл из запертой обычно на ключ тумбочки ножницы и уже два дня прятал их за кроватью. Но страшный карлик позавчера приходить не стал, а вчера выскочил из-под кровати совсем ненадолго, почти утром, когда Гоша его вовсе не ждал и даже заснул. Поэтому достать запрещённую штуку он не успел, а только опять не мог дышать и расплакался, за что даже сгоряча получил от мамы по попе.

Но сегодня всё будет совсем по-другому. Гоша уже большой и сам со всем справится. Ведь Валька из старшей группы уже сам завязывает шнурки, а он ни капельки не хуже.

И тут судьба решительно выкинула тот фокус, на которые у Георгия с редкой фамилией Иванов, как впоследствии выяснилось, она была большая мастерица. Бабай, прежде появлявшийся из своего стенного шкафа только глубокой ночью, обязательно, когда родители уже крепко спят, ждал Гошу в его комнате. Он не шумел, не трещал обоями и не щёлкал паркетом, не цокал по стеклу и не шевелил занавески. Просто возник из-за стула с неаккуратно сложенной одеждой и молча двинулся к мальчику. Знакомо перехватило грудь, перед глазами поплыли прозрачные круги. Не совсем понимая, что делает, Гоша упал на четвереньки и пополз под кровать.

Бабай, прежде лишь легко касавшийся его руки (мама долго сокрушалась над странными пятнами и даже возила куда-то далеко в серую больницу «к кожнику»), схватил мальчишку за ногу и неправдоподобно быстро, рывком, втянулся под кровать следом за ним. Пожалуй, бежать под кровать не от папы при игре в прятки, а от страшного существа было не лучшей идеей, но Гошу гнал вперед не слабенький ум пятилетнего мальчика, а не рассуждающий безотчётный ужас загнанного в угол животного. Каким-то непонятным инстинктом Гоша понял, что в этот раз всё по-другому и Бабай не уйдёт так просто, насладившись страхом ребенка или его украденным дыханием. Он изо всех заработал ногами, пытаясь отогнать от себя липкое прикосновение, отчаянно ворочаясь в пыли. Существо словно, бы не ожидавшее такого отпора, на мгновение выпустило ребенка и тот, словно пробка от шампанского, стремительно рванулся в глубину темного пространства и с размаху приложился головой о дальнюю ножку кровати. Удар отдался глухой болью в висках, кровать вздорно скрипнула и откуда-то сверху, жалобно звякнув, упали на пол металлические ножницы. Одновременно с этим Бабай издал надсадный сипящий звук, почему-то повернулся вокруг своей оси и вцепился Гоше в лодыжки двумя руками, да еще пребольно ухватил прямо за пятку острыми зубами.

И тут случилось неожиданное: к мальчику вернулось дыхание. Звуки по-прежнему не могли пробиться наружу, задерживаясь, будто в толстом слое ваты, но пыльный воздух, пахнущий почему-то мелом, ворвался в легкие Гоши, словно свежий и соленый морской бриз. Он судорожно вздохнул в полную грудь и с размаху ударил существо зажатыми в руке ножницами. Потом ещё раз, ещё и ещё.

Сложно понять, что послужило причиной такому исходу, впоследствии Георгий много думал на эту тему, болезненно переживая жуткие мгновения снова и снова. То ли какая-то невероятная удача была тому виной, то ли какие-то непонятные силы вмешались в жизнь ничем особо не примечательного пацана. А быть может, это сработали сидящие глубоко внутри инстинкты, заложенные веками эволюции или самой природой. Защищайся или проиграешь, напади или станешь добычей, убей или умрешь.

В общем, один из ударов вырвал скользкие ножницы из руки Гоши и они остались торчать из головы страшного существа. Бабай крутился, хватал их руками и все пытался вырвать, но попытки его почему-то были тщетными. Наверное, ножницы попали ему в глаз, в темноте и суматохе Гоша не рассмотрел. Но одно он запомнил точно, как, уже согнувшись, существо произнесло на удивление чистым голосом: – Будь ты проклят. Чтоб ты тоже…– и недоговорив, дернулось, распрямилось в полный рост и затихло.

Потом орущего и беснующегося Гошу извлекли из-под кровати, нашли там же окровавленные ножницы, а папе стало плохо, вызывали «скорую».

Странные, похожие на застарелые болячки синяки на ногах Гоши доктор долго щупал и даже больно чиркнул по ним какой-то железкой, разорванную пятку полил какой-то шипучей водой, папе дал выпить какие-то таблетки, и обоих забрал с собой в больницу.

Дальнейшее, впрочем, Гоша помнил смутно, какой-то ярко освещенный коридор, какие-то усталые тётки в белых и синих халатах, сильную боль и отупение. Но все это было уже не так. Не так страшно.

Психиатр, к которому все же отвели мальчика, долго и благожелательно его слушал, много кивал и даже посмотрел на заживающую ногу, после чего как-то странно, неприязненно и очень внимательно взглянул на Гошину маму и попросил мальчика подождать в другой комнате. Сидя на холодной кушетке, Гоша слышал приглушенные дверью голоса, причём голос доктора был почему-то грозный и сердитый, а мамин виноватый и оправдывающийся.

Психиатр прописал Гоше какие-то таблетки, мама сильно осунулась и похудела, а к ним в гости почему-то несколько раз заходил смущённый и деловитый Васин папа, местный милиционер, спрашивал у Гоши как дела, смотрел на него внимательно, а ответы даже записывал на бумажку.

Двадцать лет назад.

Истерика ребёнка – вещь малоприятная. А когда, в три ручья заливаясь слезами, соплями и слюной, наливаясь краской, заходится в крике чужой ребёнок, переносить это и вовсе уж невозможно. Особенно в такой приятный воскресный вечер, да ещё в парке, поход в который является долгожданным и желанным событием для всей семьи.

Прогуливающиеся граждане оборачивались, бросали короткие взгляды и вполголоса обсуждали происходящее, качали головой, кто-то сочувственно, но большинство – укоризненно и осуждающе.

Мама, в свою очередь начиная краснеть, уже перешла от ласково-просяще-увещевательного «Ну, Гошенька, ну, зайчик» к грозному «Георгий!», но успокоить ребёнка у нее никак не получалось. Папа, который в отстаивании своей точки зрения тоже не преуспел, стоял чуть поодаль и нервно курил, поигрывая желваками и глядя в сторону, явно сдерживаясь, чтобы не задать капризному ребёнку хорошую трёпку.

Причиной скандала послужило нежелание Гоши идти в комнату смеха, билеты в которую, выстояв огромную даже по воскресным меркам очередь, они уже купили. Конфуз произошел возле входа, на самом пороге, когда сзади подпирали следующие посетители, недовольные случившейся задержкой. Попытка внести вредничающего мальчика в зал кривых зеркал неожиданно не увенчалась успехом – Гоша с удивительной для такого возраста силой принялся упираться ногами и кричать во весь голос, так громко, что пришлось отойти в сторонку и продолжить баталию уже там.

Масла в огонь ссоры подливало то, что родители уже предвкушали приятные минуты в комнате смеха, в которой не были уже давным-давно. Да и Гоша шел туда впервые, и как папа, так и мама были единодушны во мнении – мальчику такое приключение должно очень понравиться.

Но, несмотря на все уговоры, увещевания и угрозы мамы и даже пару непедагогичных увесистых шлепков от не сдержавшегося папы, затащить ребёнка в помещение со злосчастным аттракционом так и не удалось.

Андрей Иванович и Людмила Константиновна, волоча за руки канючащего и то и дело спотыкающегося и провисающего на руках родителей Гошу, в раздраженном молчании направились из парка домой, так и не обратив внимание на тот странный факт, что несмотря на то, что из самой комнаты смеха то и дело доносились взрывы веселого смеха, выходящие на улицу люди выглядели какими-то задумчивыми, если не подавленными, и, пожалуй, немного бледноватыми.

Впереди Гошу ждали долгий тяжелый разговор с отцом о манерах и поведении, после – унизительное стояние в углу, а родителей – тихая ссора возле телевизора. Вечер был испорчен окончательно.

Пятнадцать лет назад.

Бутылка, вращаясь, описала дугу и врезалась в стену, разлетевшись каскадом осколков.

– Ну ты, Жорка, и ссыкун! – глумливо протянул Скориков – Не знал, не знал.

Гоша понял, что эта наглая ухмылка сойдёт с прыщавого лица школьного задиры нескоро.

Подростки стояли около недостроенной школы, павшей несколько лет назад в неравной борьбе с капиталом и демократией. Пиво было куплено и требовало укромного местечка для того, чтобы выпить, присутствовали даже две девчонки, хихикающие и искоса поглядывая на парней, отчего кровь почему-то начинала быстрее бежать по венам, а грудь мальчишек – неестественно выпячивалась.

Гоша и сам понимал, что мешает всей компании веселиться, но поделать с собой ничего не мог. Едва зайдя в тёмный провал заброшенного здания, он каким-то боковым зрением уловил в глубине движение. Даже не так: он понял, что школа вовсе не забыта. Она не стоит пустой. Она обитаема. ОЧЕНЬ. Даже слишком, для его, Гоши скромной персоны. Да-да, как только он вдохнул пропитанный пылью и плесенью прелый, сырой воздух нежилого здания, бравада тут же покинула его и стало по настоящему, как в детстве, страшно.

Уходить домой и прослыть маменькиным сыночком и трусом ему, и без того не самому популярному в классе мальчику, не хотелось, но ещё меньше хотелось пускать туда своих друзей, даже не слишком любимого Скорикова. А уж Кристину из параллельного класса, при виде которой у впечатлительного Гоши уже давно перехватывало дыхание, пускать внутрь было никак нельзя.

Но ещё раз переступить порог Гоше было совсем невмоготу.

Внутри школы их ждало что-то совсем уж чужое и настроено оно было весьма враждебно. Как именно он понял столько всего, едва увидев кого-то краешком глаза, Иванов не знал, да и задумываться о таких отвлеченных вещах в сложившейся ситуации было некогда.

Гоша повернулся к своему самому лучшему другу, Саше Петренко, с которым они не раз совершали куда более рискованные поступки.

– Сань, ну нечего туда ходить. Двинем лучше в парк, я там лавочку одну знаю…

– В парке менты – важно повторил явно чужую, где-то подслушанную фразу Скорик.

– А ещё здесь в прошлом году двух бомжей убили! – сделал большие глаза Сашка.

Такого вероломства Гоша от друга не ждал и удивленно захлопал глазами, упуская драгоценные секунды, когда ещё можно было перехватить инициативу, увести компанию из поганого места.

– А может и правда, ну его – неопределенно протянул Олежа, тихий хорошист, в первый раз каким-то чудом затесавшийся в их компанию. Наверное, он хотел завоевать расположение Жоры, поддержав его, или просто был благодарен за то, что тот не возражал против его компании. А может, тоже побаивался входить в опасное место. Или так же, как Гоша, что-то увидел, почувствовал.

Только Гоша такой поддержке совсем не обрадовался. Вот если бы свое мнение высказал безучастно глядящий в сторону борец Рома, Гошин сосед по подъезду, тогда другое дело. Но тот презрительно сплюнул и сделал вид, что разговор его не касается. Понятно, рисуется перед девчонками. Куда ему, спортсмену, бояться какой-то старой школы.

– Ну и отлично – не преминул воспользоваться предоставленной возможностью не прекращающий ухмыляться Васька Скориков. – Вы с Оленем валите в парк, отличная пара – он мерзко засмеялся, навсегда переходя в категорию Гошиных врагов. – А мы с девчатами сюда. Салют!

Он повернулся, подхватил с пола пакет с пивом и разболтанной походочкой двинулся внутрь школы. Так и не проронивший ни одного слова, Рома, засунув руки глубоко в карманы, двинулся следом.

«А ведь ему тоже не по себе» – догадался Гоша, и от этой мысли ему сделалось совсем жутко. Даже Рома, с его первым юношеским разрядом чувствует неладное и боится входить туда.

Но гордость подростка – штука слепая и зачастую совсем не умная.

Сразу за Ромой в проём шмыгнули Кристина с Олькой, за ними, всё же бросив неловкое «Ну ты чего, Жор» – вошёл Саша.

Поколебавшись и напоследок как-то умоляюще взглянув на Гошу, за Петренко последовал и опустивший глаза Олег.

Гоша уже было сделал движение в сторону, где скрылась вся компания, но из слепого проёма на втором этаже вдруг посыпалась бетонная крошка с пылью, тут же набившиеся за шиворот новенькой дутой куртки и запорошившие глаза. Моргая, Гоша инстинктивно поднял голову и сквозь слёзы успел рассмотреть качнувшийся обратно в темноту силуэт. Сверху раздалось какое-то придушенное покашливание, потом что-то несколько раз глухо булькнуло и воцарилась тишина, прерываемая лишь доносящимися с далёкого проспекта гудками машин.

Гоша подбежал ко входу и отчаянно крикнул в мгновенно сомкнувшуюся за спинами подростков темноту:

– Да ну его нафиг, возвращайтесь, тут кто-то есть! – и сам поразился, каким тонким и жалким, словно бы совсем детским, получился этот крик.

Холодный липкий ветерок мазнул его по лицу и Гоша, развернувшись, побрёл прочь, давя в себе желание разрыдаться и пиная от досады пустые сигаретные пачки и пластиковые бутылки, попадавшиеся на пути. День был испорчен, с Васей точно придётся драться, а Кристина наверняка теперь на него и не взглянет, вон как она при виде уверенного в себе Ромы хихикала.

Впрочем, всему этому не суждено было сбыться, а вот поплакать вволю Гоше довелось.

По рассказам прячущего глаза Сани выходило, что спустя где-то два часа, выпив пива, он начал рисовать по тихому закупленным на авторынке баллончиком недавно придуманное «граффити» – простенькую эмблемку, состоящую из букв «А» и «П», Рома соизволил открыть рот и начал длинно рассказывать пошлый анекдот, косясь-таки, гад, в сторону Кристины, а Скорик пошел по нужде, благо было уже совсем темно и увидеть его девочки не могли. И тут брошенные развалины огласились отчаянными криками. С хулиганом и задирой Василием Скориковым приключилась форменная истерика, причину которой выяснили очень быстро.

Тихий мальчик Олежа Манилов лежал в лестничной клетке мёртвый, на его труп и наступил в темноте Скорик, завернувший сюда за естественной надобностью. Саня так и сказал «за естественной надобностью» и от этой казенной формулировки, дыхнувшей на мальчиков кафельным холодом морга, Гоша расплакался в первый раз.

Как писали газеты, к тому времени уже успевшие вооружиться принципом «чем хуже, тем лучше» и со вкусом вцепившиеся в скандальную историю, мальчик, выпив со сверстниками пива, упал в пустую лестничную клетку с четвертого этажа, да ещё каким-то образом был придавлен рухнувшим сверху так и не смонтированным лестничным пролётом. Смерть была мгновенной.

Как распивавшие спиртное подростки могли не услышать такого грохота – оставалось загадкой, на которой бойкие корреспонденты «сделали» не одну премию, истины, правда, так и не обнаружив.

Оставалась и ещё одна странность, о которой газеты и ТВ почему-то умолчали: Саша, да и Рома, клялись, что пива с ними Олег не пил, а двинул, по всеобщему мнению, следом за Жорой, что явно противоречило результатам экспертизы.

Последствия эта трагическая история имела тоже весьма грустные. Хулигана Скорика родители неожиданно споро перевели в другую школу, расположенную с противоположной стороны района, дружить с Петренко Гоша уже совсем не смог, на Кристину даже и смотреть было тошно. Через год родители решили переехать в полученную когда-то через служивого деда квартиру в приморском городе и никого из участников той драмы Гоша больше не видел.

Настоящее время.

Сон ушёл. Только что глаза ещё слипались, а в голове билась единственная мысль: «Лечь в кровать, да побыстрее». И вот, свет выключен, щека коснулась подушки, а в голову полезли вовсе неуместные сейчас мысли. Что вот опять ошиблась на работе, а ведь могут и уволить и тогда такую ожидаемую поездку в Турцию придется отложить, что Настя, змея, опять о чем-то разговаривала с Крутиковым, да так косилась… Сердце забилось быстрее, желание спать прошло окончательно.

Ворочаясь на уже влажных и горячих простынях, Лена пыталась найти положение, в котором станет уютно и удобно, думая о том, что нужно спать, ведь завтра на работу, и от того все сильнее нервничая. Вдобавок, квартира снова расшумелась. Постукивало в ванной – «Кран, что ли, опять не закрутила? Или течёт, гад? Неужели снова придётся гоняться за неуловимым сантехником дядей Ваней?» – подумала Лена. Потом что-то щелкнуло в прихожей, заскрипел пол, вроде у соседей, но очень уж громко в ночной тишине.

«Что ж вам, гадам, не спится!» – сказала про себя девушка и тут же устыдилась – «А сама-то?». «Нет, но я же, как они, рэп с шансоном вперемешку по воскресеньям с утра не слушаю!». И успокоив совесть этой весьма логичной мыслью, Лена перевернулась на другой бок. Тут же заскрипела дверь и страдалица, вздрогнув, поняла, что лежать в темноте спиной ко входу больше никак невозможно.

«Здравствуй, самостоятельная жизнь» – попробовала она укрепить дух. И тут же смертельная тоска охватила девушку. Как же не хватает глухого храпа отца, вечных походов за снотворным мамы. Так мешавшие спать, надоевшие, эти звуки как бы сообщали «Всё хорошо, жизнь идёт своим чередом, в Багдаде всё спокойно». «Ой, а это, интересно откуда? Фильм, вроде, какой-то».

Запертая на два замка и цепочку входная дверь издала печальный вздох. «Это просто сквозняк! Кто-то зашёл в подъезд!».

Проклиная себя за малодушие, Лена, решительно повернулась к краю кровати и рывком встала. Нога упёрлась во что-то мягкое и тёплое – тут же стало нечем дышать, сердце заколотилось, словно бешеное. Холодея, Лена сунула руку под кровать и, ухватившись всей пятернёй, дернула на себя. Неожиданно легко, существо поддалось и оказалось у неё перед глазами, тут же превратившись в зимнюю меховую шапку.

«Нет, ну откуда ей тут взяться, а?».

Маньяком чистоты она себя никогда не считала, но и вещи где попало не бросала, да и склерозом не страдала.

Чувствуя себя, как в детстве, последней трусихой, Лена сделала бросок к выключателю и комната осветилась на все сто двадцать ватт. В углу качнулась штора. Мгновенно превратилась из зловещей когтистой тени в простую и понятную деталь интерьера ёлка, ждущая на балконе праздника, заставив, всё же, девушку слегка вздрогнуть. «Наверное, нужно бы лампочку послабее вкрутить. Или абажур купить. А ещё ночник бы, но кто его подключит? Отца опять просить…». Пытаясь отвлечься бытовыми мыслями, Лена подошла к шторе и с неприятным звуком резко отодвинула её в сторону. Сердце, словно на американских горках, ухнуло вниз, не забыв прихватить с собой и желудок в комплекте с остальными внутренними органами. Из-за занавески за шкаф метнулась размытая тень.

«Боже, неужели кошка? В форточку залезла? От соседей, точно». В кошку, впрочем, трясущейся от страха девушке верилось с трудом.

Млея от ужаса, холодными волнами распространявшегося от центра груди во все стороны и заставляющего судорожно сживаться кулаки, Лена пыталась собраться с духом и наклониться, заглянуть под шкаф. А может быть, лучше сначала вооружиться? Она беспомощно оглянулась по сторонам в поисках какого-нибудь подходящего предмета.

«Ну зачем я сняла эту квартиру, а? Взрослая, да? Как же не хватает кота Васьки, уж точно не допустившего бы чужую кошку в квартиру. Кот, точно кот, что ж ещё-то может быть».

И тут зазвонил мобильный. «Час ночи почти, кто там, что-то случилось?» – пронеслось в голове Лены.

Не сводя глаз с убежища заскочившей кошки, Лена нащупала телефон и привычным движением поднесла его к уху.

– Да! Говорите, алло! – донесся из трубки сонный и сердитый мужской голос. – Слушаю! Что вы хотели? Алло-алло!

– Что? – испуганно пролепетала Лена – Это же вы мне звонили!

– Не мелите чепухи! Я спал, телефон зазвонил. Я не звоню неизвестно кому посреди ночи!

– Но телефон…– стала оправдываться окончательно сбитая с толку девушка – Он зазвонил, он на столе лежал, а тут как раз кошка, и я…

От такого странного поворота все внимание Лены переключилось на сердитого мужчину по ту сторону телефона, а о странной кошке она и думать забыла. А зря. Внезапно что-то толкнуло её под коленку, и девушка, разом вернувшись из мобильных далей в свою злосчастную квартиру, испуганно вскрикнула и выронила телефон. Да так неудачно, что тот, вращаясь, заскользил по полу и нырнул под кровать.

Это было уже слишком и Лена, упав в кресло, поджала под себя ноги и, закрыв лицо руками, горько расплакалась.

Чуть придя в себя и вооружившись шваброй, она вызволила мобильный из пыльного «подкроватья» и даже, осмелев, осмотрела пространства под всеми предметами мебели. Никаких кошек там обнаружено не было, лишь нашелся старый тапок, потерянный ещё на прошлой неделе.

«Что ж, кошка, наверное, сбежала тем же путём, что и вошла» – подбадривала себя девушка, уютно расположившись на кресле, подвернув под себя ноги и натянув футболку до самых щиколоток. Горячий чай добавлял уверенности в себе, являясь, в то же время, и потенциальным средством самообороны.

«Вот только выскочи, я как плесну» – воинственно думала Лена. «Нет, завтра буду ночевать у родителей, а там видно будет». В глубине души она понимала, что постыдная капитуляция совсем не добавит ей солидности в глазах родителей, и завтра ещё можно и передумать. Но мысли о родном доме с его привычными запахами и знакомыми, хоть с закрытыми глазами ходи, предметами и мебелью, здорово успокаивали не на шутку расшалившиеся нервы.

Впрочем, неприятный вечер насчёт нервов Лены, похоже, имел свои планы. Телефон, лежащий на столе рядом с чашкой, засветился, а потом и издал назойливое жужжание. На экране появился незнакомый номер и вибрация сменилась мелодичными, но настойчивыми трелями. Даже не удивившись сменившейся мелодии звонка, Лена сомнамбулическим движением поднесла трубку к уху.

– Извините меня, девушка – зазвучал уже совсем не раздражённый, а уже, скорее, извиняющийся голос – но у меня к вам появилось дело.

– Что ещё за дело? – буркнула девушка, мимолётом сама удивившаяся своей грубости. Правда, в сложившейся ситуации она была, наверное, вполне уместной.

– Видите ли, существо в вашей квартире. – Лена вздрогнула и уставилась на кровать – Оно сильно напугано. Понимаете, к вам случайно забрёл… Забрела некоторая сущность. По телефону это объяснить довольно сложно, но объяснить это иначе, так, чтобы вы мне поверили, я, признаться, не могу. Я понимаю, что звучит это нелепо и дико…

– Нет, что вы, я вам, кажется, верю – тихо произнесла Лена, наблюдая за медленно выползающим из под кровати розовым тапком, который только минуту назад лежал в центре комнаты. И тут же сорвалась на истеричный крик – Что вам от меня нужно?! Я милицию сейчас вызову, ясно? Что ещё за фокусы?

Последняя фраза, которую так любит грозно к месту и не к месту повторять папа, неожиданно привела девушку в чувство.

– Что происходит, вы мне объясните?

– Знаете что, девушка – снова осерчал голос в трубке – Я могу вам помочь. А могу не помогать. Оно мне надо, в два часа ночи? Будете слушать?

– Рассказывайте-рассказывайте, я всё, я успокоилась – заторопилась Лена, вдруг представив, как мужчина положит трубку и она останется с ужасным существом один на один в пустой квартире, без каких-либо логичных объяснений и доводов.

– Это случается редко, но бывает. Случай не смертельный – вкрадчиво, но как-то сбивчиво стал объяснять голос. Видимо, полуночный подъём не добавил стройности мыслей и странному собеседнику – Похоже, что это какой-то лесной дух, ну, существо, живущее в лесу, понимаете? Оно как-то оказалось у вас в квартире и не может найти выход. Вы высоко живёте?

– П-пятый этаж – промямлила Лена.

– Ну да. Они не умеют считать, понимаете? Поэтому не могут ходить по лестницам, там для них все одинаковое, пугающее. Бетон и искусственная кожа, а поднявшись или спустившись на пролёт, ты видишь то же самое. Он не может выйти, не понимает как. Он вас пугал?

– К-кажется да.

– Это нужно им. Сильные эмоции, понимаете. Тогда от вас можно получить энергию. Или манипулировать. Он заставил вас мне позвонить.

– Лесной дух? Позвонить?

– Наверное, ему кто-то подсказал.

– Их тут что, несколько? – Испуганно принялась озираться по сторонам Лена.

– Сейчас вряд ли. Он, в принципе, не очень опасен…

– Опасен?! – будто бы отошедший в сторону страх одним рывком придвинулся вплотную, заставив сердце и дыхание ускориться в несколько раз. На лбу выступили капельки противного липкого пота.

– Он нервничает. В нормальной среде они не соприкасаются с людьми, разве что совсем чуть-чуть. В общем, я сейчас приеду, скажите только адрес. – Неожиданно закончил мужчина.

– А я вас не пущу, простите – категорично заявила Лена. – Откуда я знаю, кто вы такой?

– Девушка, послушайте! – устало повторил мужчина. – Меня зовут Георгий и я от вас вовсе ничего не хочу. А вот вам я нужен, чтобы выдворить из вашей квартиры гостя. Он в отчаянии, понимаете? И может наделать глупостей.

– Каких ещё глупостей?

– Откуда я знаю? Я что вам, эксперт? Нет, я и правда эксперт, в каком-то роде – почему-то засмущался Георгий – Но не по лесным духам, даже если это он. И не по их психологии.

– Хорошо, но я позову отца! – выпалила Лена внезапно пришедшую в голову спасительную мысль.

– Хоть отца, хоть брата. Только чтобы не мешали мне работать. И такси мне оплатите – ворчливо закончил голос. – Адрес свой говорите.

– А это мы посмотрим! – Отрезала осмелевшая девушка, тем более что и существо прекратило шуршать под кроватью, и оставив в покое тапок, словно бы перестало существовать. – Записывайте.

Позвать папу, правда, не получилось. Он, работающий на заводе, был в ночной смене, да еще и занят капремонтом (в детстве Лена при этих словах представляла себе весело капающую на ржавые железяки воду). Но, услышав в трубке испуганный голос дочери, даже не вызывая такси, через одиннадцать минут примчалась мать, крепкая и совсем не робкая женщина, в минуты гнева немного напоминавшая незабвенную Нону Мордюкову в образе управдома.

Выслушав сбивчивый рассказ Лены, мама сходу заявила, что никаким Георгиям, Жорам и даже Гоги они двери открывать не станут и сейчас же вызовут милицию. Она даже принялась собирать вещи дочери, «в которых завтра на работу», но, засунув руку в шкаф, взвизгнула совсем по-девичьи и спешно ретировалась на кухню. Дверь в комнату за мамой захлопнулась с оглушительным грохотом и, судя по стону, которым мама сопроводила это событие, хлопнула дверью вовсе не она.

На последовавшем семейном совете было решено:

а) забрать самое ценное, что есть в квартире – Леночкин ноутбук, благо он стоит тут же, на кухне;

б) передислоцироваться домой, к маме;

в) позвонить папе, пусть всё же приедет;

г) отдать если что ключи от пустой квартиры странному Георгию, не жалко, пусть колдует.

Квартира была съёмной и на робкое замечание Лены, что, мол, хозяйке это вряд ли понравится, мама грозно заявила, что с этой тёткой мы ещё поговорим.

И было в этой воинственной фразе столько привычного уюта, что Лена окончательно почувствовала себя в безопасности.

Отцу дозвониться не получилось, что, в принципе, совсем не удивительно, учитывая «дурдом, который у них там происходит каждый капремонт». Что, быть может, было и к лучшему. Ключи от неприятной квартиры мама вызвалась отдать ночному визитёру сама, со словами «Ну мне-то он что сделает» (Лена видела, что маме самой страшновато, но малодушно согласилась на её предложение). Георгий был об изменении планов немедленно извещён, на что хмыкнул, но отказываться не стал.

Прислушиваясь к гулко звучащим на лестничной клетке голосам (в квартиру мама ночью впускать «неизвестно кого» не захотела, вышла сама), Лена пыталась найти какое-то логичное объяснение происходящему. И не могла.

Красть в квартире нечего, да и был бы там, скажем, телевизор и шуба, что ради них затевать такой вот спектакль? Да и как? Боже мой, что это вообще было такое?

В двери заскрежетал ключ и Лена, быстро заглянув в оптический прицел глазка, открыла засовчик и впустила маму.

– Я его назавтра на чай пригласила – виновато сказала мама – А то неудобно как-то. Да и ключи занести.

– И папа завтра будет – с облегчением поддержала маму девушка. В голове упрямо стояла картина «обчищенной» пустой квартиры, почему-то, даже с ободранными обоями.

Мужчина, а точнее, молодой человек, явно чувствовал себя «не в своей тарелке». Да и Зинаида Ивановна с Леной не знали, о чём вести беседу. Потому темы разговора вертелись вокруг вещей обыденных и классически-избитых, от погоды до «замечательного вкуса» на самом деле довольно посредственной выпечки, выставленной на стол.

Ключи Георгий ещё вечером положил в почтовый ящик (Ох, что бы сказала хозяйка квартиры на столь бесцеремонное обращение с её драгоценным имуществом!) и Лена уже успела побывать в квартире, так и не ставшей для неё полноценным домом. Никаких ободранных стен там, само собой, не обнаружилось, и нехитрый скарб вместе с Лениным гардеробом тоже были на месте. Нарисованные мелом или ещё чем бы то ни было пентаграммы тоже отсутствовали, хотя после ночных приключений, Лена, наверное, подсознательно вполне ожидала увидеть что-нибудь подобное.

В свете дня вчерашнее происшествие казалось каким-то зыбким и словно бы нереальным. И разговор о нём заводить было неудобно, как-то даже неприлично.

Начал его Георгий, не к месту прервав разговор об ожидающемся назавтра, по мнению метеорологов, дожде.

– В общем, в квартиру вы можете возвращаться спокойно, а ключи я вам в почтовый ящик бросил сегодня.

– Да-да, спасибо большое! А, всё-таки, что это было там такое, вы расскажете? – робко поинтересовалась Лена.

– Ну, как я и говорил, это лесной дух. Проще говоря, леший. Я и сам не знаю, как он там оказался, да и он не сказал, очень уж был напуган…

– Вы с ним что, говорили?

– А вы думали, я его убью? – хмыкнул Георгий. – Мы же не в кино с вами. Хотя на самом деле, бывает всякое, иногда. Я его, в общем, с балкона сбросил.

– Что?

– Ну да, он-то сам не додумался, да и боялся. А так – что ему сделается. Главное, на газон попасть, вот если асфальт там или бетон, тогда всё. Разобьётся. Я же говорю, лесной дух. А у вас там хорошо, узкая полоска только вокруг дома, я специально сходил, проверил. И выход есть сразу к полям, через шоссе только, но это он уже пускай сам разбирается, не маленький. По ручью какому-нибудь, или ход пророет, не знаю…

– Он что, машин боится?

– Боится, но дело не в этом. Он может только по земле ходить, остальное для него крайне неприятно, насколько я понял. На искусственных покрытиях он теряет контроль и запросто может натворить чего-нибудь, вот под машину попасть, например. И попадают, часто.

– И их находят?

– Находят, а как же. Только труп получается кошачий или лесного зверя какого-нибудь, белки там, не знаю. Зайца.

– Вы извините, мы не то что вам не верим – вмешалась в разговор до этого молча слушавшая Ленина мама – Но откуда вы всё это знаете?

– Да вот как-то так сложилось. Я этим давно занимаюсь, даже с работы ушёл несколько лет назад. Я конструктором был, ну, начинающим. Понимаете в чем дело, я их вижу. И слышу. Был один случай, давно. Наверное, с него и началось.

– И вы с ними воюете? Но это же сенсация!

– Да как вам сказать. Таких сенсаций и в сети, и газетах… Да и не нужно это никому. Особенно мне. Вы, пожалуйста, не звоните ни в какие газеты-телевидения. Они-то может и приедут, если сюжетов нет. Только выглядеть потом вы будете глупо. Как люди, которых, якобы, похищали пришельцы.

– И что, никто не знает?

– Почему никто? Вы вот знаете. Я. Кому надо, знают. И если у кого-то такие проблемы будут, ну, вы понимаете, странные. По моему профилю – звоните. Не помогу, так посоветую – Георгий подвинул по столу простую чёрно-белую визитку, только имя и номер мобильного. – Попытка нэ пытка, как говорил товарищ Берия.

– И кстати, не воюю я с ними. Зачем? Договариваемся, в основном. Как и с людьми. Тут главное разобраться, в чём дело, понять. А там и решение находится.

– Так, раз вы этим вместо работы занимаетесь, наверное, это у вас… Ну, как бы…

– Платно. – закончил за замявшейся Зинаидой Ивановной явно довольный таким поворотом разговора Георгий – Ну, вообще-то да. Но с вас я не требую, мы же заранее об этом не договаривались – И он обезоруживающе улыбнулся, развёл руками.

Мама захлопотала, выбежала за кошельком. Когда финансовая сторона была улажена, Георгий собрался уходить.

– Кстати, вы, похоже, ёлку недавно покупали? Вот, может, с ней он к вам и… Я только сейчас подумал.

– Ну да, наверное. Так это он, ну, леший вам позвонил? – уже в прихожей задала давно не дававший ей покоя вопрос Лена.

– Да нет, вас заставил. Раскачал и заставил. А вы и не поняли, что случилось. Они многие так умеют – и, неожиданно подняв взгляд, посмотрел Лене прямо в глаза – А вы не возражаете, если я ваш телефон пока стирать не буду? – И улыбнулся. А девушка вдруг заметила, то улыбка у него какая-то очень хорошая. А глаза – пронзительно серые.

Папе, который, заночевал прямо на работе и вернулся уже в этот день поздно вечером, по здравом размышлении решили ничего не говорить. Потому что доказательств ночного происшествия никаких вовсе и не осталось, а выглядеть доверчивыми дурами, отдавшими неизвестно кому деньги и ключи от квартиры, совсем не хотелось.

– И кем ты работаешь, если не секрет? – банальная, в общем-то, фраза, сдобренная обаятельной улыбкой вызвала у Лены немного детское желание рассказать о работе всё-всё и ещё чуточку.

– Ну, у меня работа вовсе не такая необычная, как у тебя – улыбнулась она в ответ.

– Ты не поверишь, но моя работа состоит, в основном, из нуднейшей рутины – заверил девушку Георгий – Звонки, клиенты, оплата, договорённости, встречи… И только иногда что-то интересное. А с красивыми девушками дело имею и вовсе крайне редко – Снова улыбнулся парень, немного виновато, словно бы извиняясь за некоторую неуклюжесть комплимента.

На «ты» они перешли сразу, легко и непринуждённо, что случалось у Гоши не так уж часто. В основном, переход от одной формы общения к другой давался ему с трудом, и Георгий «выкал» таксистам, официантам, сантехникам и отделочникам, вызывая у них стойкое желание ободрать глупого интеллигента до нитки. Интеллигентом себя Гоша, честно говоря, не считал, что, впрочем, ситуации вовсе не меняло.

– Но только мы же не обо мне. Кому интересны все эти водяные и химеры, верно? – заговорчески подмигнул Георгий.

– Ну, я верстальщица.

– Вот так прямо серьёзно и грозно, верстальщица? А портфолио есть?

– А что, интересно?

– Ну я же должен знать, с кем делю хлеб и воду?

– Может, что-то попроще закажем? – Не осталась в долгу Лена – Ну, есть, конечно, и портфолио.

– Сколько сайтов на боевом счету? Или ты по газетной части? – блеснул познаниями Гоша.

– Девять, вообще-то. Но в портфолио только четыре, два первых мы вместе с подругой делали, а потом пару ещё не очень удачные.

– Ты мне ссылку потом скинь, правда интересно.

– Тогда в обмен на две загадочные истории из твоей практики, идёт?

Гоша молча протянул Лене руку, имея вид торжественный и очень серьёзный. Ладонь сжал, впрочем, не сильно и продержал её чуть дольше необходимого.

«Пожалуй, он вовсе не такой неотёсанный чурбан, как показалось вначале» – подумала девушка – «И я об этом пока совсем не жалею».

Идея пойти в кафе со странным парнем поначалу вызвала у мамы, да и у самой Лены вполне оправданные опасения и здоровый скепсис, но, в конце концов, победило любопытство. А сильный аргумент «А видела, какая у него улыбка хорошая?» решил дело в пользу Георгия.

– И вот тебе плата: прямо в этом кафе есть необычный столик.

– И чем же он так необычен? – Лена тут же принялась оглядываться по сторонам, выискивая предмет разговора.

– Да ни чем, особо. Сидит себе за столиком компания, выпивает – Видя разочарованно вытянувшееся лицо девушки, Георгий, не выдержав, рассмеялся. – Только их не видит никто.

– Прямо так и никто?

– Нет, ну я-то вижу. Но это же по долгу службы.

– А почему никто не видит?

Вместо ответа Гоша взял Лену за руку (что вовсе не было необходимым) и показал куда-то в направлении барной стойки.

– Там, слева от бара, за пальмой, видишь?

В указанном направлении Лена, правда, не сразу, заметила столик и четыре стула.

– Ты меня заинтриговал – сказала она, мягко высвобождая руку. Торопить события она не собиралась – И почему там никого?

В заполненном кафе наличие пустого столика, да ещё в таком уютном месте в самом деле казалось странным.

– И почему я его раньше не замечала?

– Замечала. Но твоя интуиция, или, если хочешь, подсознание это место отметило как необычное, не поняв даже толком, почему. И решило сознанию на столик, как бы, не указывать. От греха, так, сказать, подальше.

– А там на самом деле…? – улыбнулась заинтригованная девушка.

– Да ничего такого. Сидит компания, выпивает, я же говорю. Это как слепок, что ли. Кому-то здесь было очень хорошо, понимаешь? Уютное кафе, друзья, наверное, хорошие, вкусная еда. И вспоминает это человек часто. Самое, может, сильное воспоминание в жизни. Или несколько людей. Может, их и нет уже, а отпечаток остался. Появляется, наверное, время от времени.

– А почему хорошо, а не плохо?

– Верно мыслишь, товарищ! Если плохо – тоже остаётся отпечаток, иногда. И не всегда такой тихий и бездеятельный, как здесь. А вот такими, Марь Ивана, я и буду заниматься. Знаешь этот анекдот?

Лена отрицательно покачала головой и, уже понемногу смакуя принесённый салат, выслушала анекдот про Вовочку и его выбор профессии. Готовили в кафе, к слову сказать, неплохо, что ставило под сомнение Гошино «Вот мимо проходил и как током ударило. Думаю, нужно сюда Лену пригласить, а тут, видишь, миленько. Повезло». Всё-таки сложно случайно выбрать кафе с такой хорошей кухней, да ещё и как нарочно ждущим гостей столиком. «Готовился, змей» – подумала Лена. «Впрочем, это даже не лишено приятности».

На самом деле, никакой компании за пустым столом не было, зато не нём спал кот. Большой, серый, бандитского вида, с порванным ухом и украшенной боевыми шрамами головой. И, похоже, не вполне живой. Что ж, коту здесь, возможно, тоже было когда-то хорошо. И смерть свою бандитскую он, вполне вероятно, принял неподалёку, вот и появился тут, смущая тонкие слои мироздания и немного уменьшая прибыль предприятия.

«С другой стороны, мышей и крыс тут нет, железно» – подумал Георгий и улыбнулся. Ну не рассказывать же было красивой девушке на первом свидании про неромантичного дохлого кота, хоть и сколь угодно боевого?

– А если ты увидишь… Явление – не сразу подобрала нужное слово Лена – Просто увидишь. А рядом и нет никого, а оно опасное, для людей, ну вообще, в принципе. Бывает же такое?

– Я вообще-то герой, каких поискать – засмеялся Георгий, выкатив грудь и смешно выпучив глаза. И с шумом выпустил воздух – Бывает всякое, хоть я и не спецназ, сама понимаешь. Лишний риск не люблю, четно говоря.

– Ну вот. А тут никого, а ситуация потенциально опасная. Ты будешь её решать?

– Я буду искать, кто мне это оплатит. А когда найду, решу всенепременно. Если смогу.

– А если вот никого не будет? В плане оплаты, подходящего?

– Ну, я благотворительностью – не очень-то… Постараюсь найти всё-таки клиента. Если для меня опасно, возле дома, решу. Когда время будет.

– Ты пойми – парень стал серьёзным – Я, конечно, очень хочу тебе понравиться. Но врать не буду. Всего не решишь, никогда. Одушевлённые появляются постоянно, духи жили здесь, может быть и до нас, а там ещё всякого… Это целый мир, понимаешь? И воевать с ним глупо.

Было видно, что вопрос Лены задел Георгия за живое, да и тема эта обсуждалась и обдумывалась им не один десяток раз.

– Там свои законы, свои правила. Идиотов хватает, так ведь и среди людей их… И один не поборешь, и вдесятером, и всем миром. Это часть нашей жизни, многое производят сами люди, как мусор или наоборот, как произведения искусства.

– В общем, всё непросто – виновато улыбнулся Гоша, чувствуя некоторую неловкость от того, что так разгорячился.

Наступила неловкая пауза. Из-за соседнего стола шумно поднялась подвыпившая компания из одного парня и двух девушек. Не нарушая правил приличия, но изрядно привлекая внимание сидящих в зале, они оделись и со смехом вывалились наружу.

– Не обижайся, ладно? Я не хотела.

– Да ну что ты – беседа начала возвращаться в прежнее шутливое русло, что принесло облегчение обоим. – Всё в порядке, просто меня самого совесть иногда немного мучает. Но я стараюсь.

Что именно Гоша старается, помочь людям или побороть совесть, осталось неизвестным. Лена предпочла думать, что речь всё же шла об устранении опасностей и творении добра, так сказать.

В процессе рассказывания Георгием очередного анекдота «к слову», в зал зашел весьма небогато одетый мужчина, опирающийся на доисторическую ортопедическую палку-трость. Лена сначала даже подумала, что это попрошайка и приближающаяся официантка сейчас вежливо попросит его уйти, но тут же устыдилась своих мыслей. Ну, одет человек плохо, где-то даже неопрятно и нелепо, что ж теперь. Не всем суждено получать удовольствие от собственного отражения в зеркале. И не все же видят в деньгах счастье.

Мужчина, тем временем, что-то тихо сказал сноровисто убирающей со стола официантке, и привычным движением опустился на стул, приставив трость к краю стола. Впрочем, он почти сразу поймал взгляд Лены, поднялся и, чуть приблизившись к их столику, показал на телевизор, висящий позади него на стене.

– Я вам мешаю? Я подвину – и принялся неловко двигать свой столик, чтобы тот не попадал на линию между телевизором и Леной.

Девушка, которую мода непременно вешать в кафе, барах и ресторанах плоские экраны только раздражала, смущённо замахала руками. Гоша только мельком взглянул на мужчину, покачал головой, и продолжил свой рассказ.

Странный человек закончил перестановку, сел, тут же встал и, подойдя к окну, принялся смотреть на спешащих мимо серых из-за затемнённого стекла прохожих. Официантка принесла ему чай и он, рассеянно ей кивнув, подковылял к столику, бросил на него купюру и направился обратно к окну.

– Мы ему, похоже, понравились – неожиданно сказал Гоша.

– Вежливый какой. Неудобно – кивнула девушка.

– Ты на него смотри внимательно, и моргай почаще – загадочно улыбнулся парень – Сейчас будет интересно.

– В каком смысле?

– Смотри-смотри! Моргай.

Странный мужчина тем временем подошел к высокому зеркалу, закрывавшему одну из колонн и, чуть замешкавшись, шагнул в него.

– Ничего себе! – вырвалось у Лены. Банальное восклицание показалось ей как никогда уместным.

Вместо звона разбитого стекла послышалось едва заметное шуршание, которое бывает, когда раздвигаешь штору из бус или кусочков бамбука. Как ни в чём ни бывало, человек в отражении похромал к столу, отодвинув трость, сел и взял чашку. Снял крышечку и вдруг, пронзительно взглянув прямо Лене в глаза, показал ей язык!

Это было настолько неожиданно, что Лена довольно громко ойкнула, а Георгий рассмеялся.

Некоторые из сидящих за столиками оглянулись на несдержанный звук и девушка с удивлением обнаружила, что это происшествие осталось незамеченным для всех, сидящих в кафе.

– Он понял, что я вижу, и позволил тебе тоже взглянуть – сказал Гоша, поворачиваясь к Лене. – Наверное, настроение хорошее. Шутник.

Остаток вечера прошел очень мило, хотя Гоша и объявил его «Вечером без сверхъестественного», упорно переводя разговор в сферу привычного, да, более всего, на жизнь и занятия самой Лены.

Девушка всё поглядывала за спину своего кавалера, на зеркало, так, что Георгий уже даже принялся неодобрительно морщиться, не прерывая, впрочем, потока комплиментов и замечаний разной степени остроумности.

В конце концов, человек в зеркале, выпив свой чай и с интересом посмотрев несколько беззвучных музыкальных клипов в своём, «зазеркальном» телевизоре, поднялся и ушёл, а его столик в нашем мире заняла немолодая пара, тут же принявшаяся тихо ругаться. И больше приятного течения вечера ничего не нарушало.

Звонок в дверь, пронзительно разрезавший уютную тишину квартиры не стал для Гоши неожиданностью, однако же и прилива энтузиазма не вызвал. Он торопливо нашарил ногой потерянный под столом тапок, кое-как сунул в него ногу и поплёлся открывать. На пороге, как и ожидалось, оказалась Ольга Сергеевна, хозяйка съёмной квартиры, в которой уже третий год безбедно жил Гоша. Она же, по совместительству, являлась его двоюродной тётей, что несколько снижало цену аренды, но иногда добавляло хлопот.

Ольга Сергеевна была женщиной воспитанной, но весьма энергичной и напористой, и Гоша перед ней слегка тушевался, а оттого визитов её не любил.

Он вежливо проводил женщину на кухню и, усадив на почётный "гостевой" стул предложил чаю. Та согласилась настолько рассеянно, что у Гоши в душе зашевелились самые неприятные мысли, до того тщательно отодвинутые в самый дальний уголок сознания. Дело в том, что Ольга Сергеевна, хотя и предупредила о своём визите заранее, но цели его назвала несколько туманно, что наводило на определённые размышления, а именно – уж не придётся ли ему, Гоше, в ближайшее время искать себе новое съёмное жильё? Второй вариант развития событий, с ощутимым изменением цены был не столь радикальным, но тоже весьма неприятным. К квартире Георгий привык как к родной, про себя считал её домом и менять место жительства не хотел совершенно.

Однако же брать быка за рога Ольга Сергеевна, как того можно было бы от неё ожидать, не стала – напротив, сидела поникшая и меланхолично помешивала остывающий чай ложечкой, не предпринимая ни единой попытки сделать хотя бы глоток или перейти к делу.

Гоша выжидательно смотрел на неё в течение нескольких бесконечно долгих минут и, когда тишина стала уж как-то слишком затягиваться, прочистив горло, нерешительно произнёс:

– Как ваши дела, Ольга Сергеевна? Как семья, как бизнес? – насколько ему было известно, она сдавала в аренду две своих квартиры и ещё несколько "объектов", принадлежавших её знакомым и неплохо в этом преуспевала.

Женщина встрепенулась и принялась искать что-то в своей сумочке, сначала как-то вяло, потом всё более энергично и осмысленно, что ли. Наконец, извлекла сложенный вчетверо листок бумаги, посмотрела на него с лёгким недоумением и, развернув, некоторое время глядела на содержимое. Лоб её сначала собрался морщинами, потом разгладился. Снова нахмурившись и покачав головой каким-то своим мыслям, она произнесла:

– Понимаешь, Гошенька. Такое дело… – она сделала паузу – странное.

Гоша, не сдержавшись, глубоко вздохнул. Ольга Сергеевна взглянула на него, словно видела в первый раз и не преминула подтвердить его новую неприятную догадку:

– Мама твоя посоветовала с тобой поговорить. Ты вроде бы в чём-то таком разбираешься? А я думала, ты в компьютере работаешь.

Гоше по ряду причин совсем не хотелось посвящать в свои дела общительную и энергичную родственницу, его вполне устраивали их устоявшиеся отношения, состоявшие из крайне редких встреч и регулярных денежных переводов. Но, похоже, выхода у него в этот раз не было. Или мама вопреки обещаниям решила создать ему лишнюю рекламу, или женщине и правда нужно было помочь. Скорее всего, именно второе. А потому Гоша внимательно посмотрел на Ольгу Сергеевну, достал телефон и приготовился записывать.

И было что. Как оказалось, некоторое время назад в её жизни начали случаться неприятности. Конечно же, совсем лишены проблем только мертвецы, но тут, как говориться, события стали «уж слишком кучно ложиться». Сначала она не придавала происходящему слишком уж большого значения, ну не везёт и не везёт, бывают в жизни разные периоды. Всё у неё стало валиться из рук, дела не клеились. Ольга Сергеевна стала раздражительной, несколько раз поссорилась с мужем. Не то, чтобы до этого были идеальные отношения – без шероховатостей не обойдёшься и прожив вместе сто лет, наверное. Но как-то уж слишком часто это стало случаться, да и формы ссоры стали приобретать какие-то очень резкие, некрасивые. Как будто не взрослые, состоявшиеся люди ссорились, а истеричные женщины из сериала для домохозяек. Это, конечно, можно было бы списать на общую нервную атмосферу – дело в том, что дома у Ольги Сергеевны временно, уж второй месяц, гостили сын Алексей с женой. Дома у них происходил ремонт – истинный бич жителей современных городов. И, разумеется, что-то там не клеилось, ремонт затянулся, заставляя всех нервничать и злиться. Сын с женой, разумеется, ссорились тоже – непривычные условия, неизбежное вмешательство родителей в их личную жизнь, столкновение двух хозяек в одной квартире и всё такое. На фоне общей нервозности Лёша даже начал подозревать жену в супружеской неверности, что было, с точки зрения Ольги Сергеевны, уж совершеннейшей чушью. Однако же, когда Гоша попытался уточнить подробности этих обвинений, он натолкнулся на неожиданное препятствие. Женщина упорно избегала говорить о личной жизни своего сына. Конечно же, её сложно было винить за такую щепетильность, но ему всё равно нужно было узнать подробности. Провозившись с этой темой около получаса, он не смог узнать чего-то хоть сколько-нибудь существенного, однако плотно утвердился в мысли, что Ольге Сергеевне определённо известны некоторые щекотливые подробности и она защищает их, словно наседка яйца. Ничего не поделаешь – пришлось отложить этот вопрос на потом.

Следующей весьма неприятной случайностью явилась смерть попугая. Замечательно красивый, яркий, умный и весьма дорогой ара был настоящим другом семьи и его кончина была без преувеличения настоящим ударом для всех. Гоша про себя отметил тот факт, что попугай, являясь другом, продолжал оставаться для Ольги Сергеевне дорогой собственностью, но виду, конечно же, не подал. Гудвин – так звали птицу – начал вести себя беспокойно ещё до переезда Алексея с женой. Он и раньше был любопытной и своенравной птицей и, будучи выпущен из своей огромной клетки наносил обстановке вполне прогнозируемый ущерб. Однако в последнее время характер его сильно испортился, он стал истеричным и даже злым, а проделки его – пакостными и злокозненными. Он опрокинул на дорогой планшет стакан с соком, вытащил из кармана пиджака паспорт Александра Николаевича и вырвал из него почти все страницы так, что документ пришлось восстанавливать с немалыми потерями времени и денег. Когда они забыли закрыть дверь в спальню, Гудвин вспорол перьевую подушку и ухитрился разнести перья практически по всей квартире так, что Ольга Сергеевна убирала их не один час. Алексей даже утверждал, что застал птицу за попыткой открутить краны на газовой плите! Впрочем, в последнее она не верила, списывая это на сильную неприязнь, возникшую между Гудвином и Лёшей и на обострившееся в последнее время воображение последнего. Дошло до того, что попугай начал исподтишка нападать на членов семьи, чего за ним отродясь не наблюдалось. Он неожиданно садился на плечо или даже голову кому-нибудь (как правило, это был Лёша или Александр Николаевич) и пытался, вроде бы в шутку, оторвать ухо или нос своей жертвы. Надо понимать, что клюв такой крупной птицы является серьёзным оружием и при достаточном желании ара может нанести человеку весьма ощутимые повреждения. Алексей утверждал, что попугай специально бросался на него, метя когтями в лицо. Когда же проказы дошли до того, что нанесённые Гудвином Александру Николаевичу раны пришлось серьёзно обрабатывать, последний потерял всякое терпение и надолго запер птицу в клетке на замок, чего не делалось уже очень давно. Если бы они знали, к чему приведёт такое наказание, то, конечно же, попытались бы решить проблему другим способом. Ольга Сергеевна горько сожалела о том, что вовремя не отвезла попугая к ветеринару, но сделанного не воротишь. Гудвин бесновался в своей тюрьме несколько дней, тщетно пытаясь выломать прутья или вывернуть дверцу – те были сделаны на совесть и ни в какую не поддавались. Он потерял всякий интерес к игрушкам, лакомствам и почти перестал пить. Однажды проснувшись утром, они обнаружили на полу клетки окоченевшее тельце попугая, казавшееся теперь очень маленьким и жалким. Гоша заметил, что за такой короткий промежуток времени попугай не мог умереть от голода или даже обезвоживания, но Ольга Сергеевна, судя по всему, продолжала винить себя в смерти животного.

Неприятности продолжали сыпаться как из рога изобилия, атмосфера в семье накалялась и даже кот Пират теперь показывался на глаза домашним крайне редко, предпочитая промёрзшие окрестные дворы и подвалы любимому месту у тёплой батареи.

Напряженность в семье нарастала. Сын с женой всё чаще стали закрывать дверь в своей комнате и оттуда доносились отнюдь не воркование и вздохи, а звуки приглушённых споров, каждый раз переходящих в ссоры. Так продолжалось несколько дней, а может, и недель. И закончилось плохо, хотя и предсказуемо – Аллочка собрала вещи и уехала к своим родителям. Ольга Сергеевна сомневалась, что дойдёт до развода, дело молодое, горячее. Однако Алексею стоило одуматься и крепко извиниться перед женой, а после – тщательно поработать над восстановлением отношений. Гоша только подивился редкому случаю, когда свекровь вместо своего сына стала на защиту невестки. Впрочем, вполне вероятно, что Ольга Сергеевна имела все основания для такой точки зрения, хотя и не пожелала делиться ими с Георгием.

А несколько дней назад пропала Женя, дочь Ольги Сергеевны. Сколько конкретно – сказать она затруднялась. И в такую забывчивость, казалось, не могла поверить сама. Женю Георгий никогда в жизни не видел и представлял себе довольно слабо, так что пришлось, преодолев неловкость, попросить фотографию и подробное описание девушки. С экрана устаревшего телефона квартирной хозяйки на него смотрела (впрочем, на большинстве фото как раз не смотрела, а прятала лицо или отворачивалась) ничем особо не примечательная девушка-подросток. В меру миловидная, в меру взрослая. На вид ей можно было бы дать как четырнадцать, так и двадцать, а то и двадцать пять. Оказалось, всё же шестнадцать. Брюнетка или шатенка, глаза светлые, то ли серые, то ли голубые – точно не разберёшь. Невысокая, худощавая, одевалась она не слишком броско, но, вроде бы, в пределах свежих тенденций в моде, насколько мог судить Георгий. Ничего, в общем, особенного. Ушла из дому несколько дней назад к подруге, вроде бы даже собиралась у неё переночевать. На словах "вроде бы" Гоша удивлённо взглянул на собеседницу. Впрочем, та сама выглядела при этом несколько обескураженной. Ни в этот день, ни на следующий домой не вернулась. Трубку не берёт, но звонок проходит. На сообщения не отвечает. Подруга на связи, Женя у неё действительно ночевала недавно, после чего уехала домой и на контакт больше не выходила. Конкретно назвать день, когда они виделись с Женей, подруга тоже не смогла и Гоша сделал себе пометку взять у Ольги Сергеевны её контакты.

Ещё примечательнее была последующая история поисков, которую вытаскивать из Ольги Сергеевны пришлось, буквально, клещами. Не то, чтобы она не хотела говорить, напротив – от изначальной скованности не осталось и следа и Гоше приходилось лишь направлять разговор в нужное русло, отсекая лишние подробности.

После того, как Женя не вернулась к обеду, родители забеспокоились и начали её разыскивать, однако в полицию пошли лишь на следующий день. Причём ходили туда трижды, что и при других обстоятельствах было бы вполне объяснимо.

В череде бесконечных препирательств и недомолвок, Гоша наконец понял, отчего их беседа никак не клеилась. Ольге Сергеевне было невероятно стыдно признаться даже себе, что и она, и её муж несколько раз забывали о том факте, что у них пропала дочь и она изо всех сил старалась избежать разговоров об этих странных провалах в сознании.

Гоша прекрасно понял причину такой забывчивости и вынужден был сделать небольшое отступление, в котором в общих чертах объяснил, чем он занимается и почему мама так настойчиво советовала родственнице обратиться именно к нему.

Из его рассказа выходило, что изначально у нашего рационального и даже циничного мира существует как бы изнанка, другая сторона, живущая по своим правилам и законам. Имеет ли это отношение к теории о бесконечности измерений, Гоша не знал. Его работа была связана, так сказать, с вполне практической стороной этого факта.

Дело в том, что наши реальности соприкасаются лишь отчасти и, более того, не слишком стремятся к этому. Существа и явления с той стороны в большинстве своём никак не влияют на жизнь людей и живут своей обособленной жизнью. Они не интересуются нами, а мы не замечаем их. В большинстве случаев разум человека сам оберегает его от таких проявлений, попросту не замечая их, но иногда срабатывают и другие законы, на существование которых Гоша лишь туманно намекнул, поскольку сам до сих пор имел о них весьма расплывчатое представление.

Однако же, чем больше становится людей, чем сильнее разрастается наш ареал обитания и зона интересов, тем чаще происходят контакты, и, как следствие, конфликты. Большинство обитателей той стороны не горят желанием видеть человека или показываться ему на глаза. Мы им глубоко безразличны, а иногда – противны, зачастую – угрожаем их жизни или среде обитания. Но есть и те, кто приспособился к людям, живёт только в городах или даже является порождением или как бы продолжением человека. О том, что есть и целый пласт тех, кто так или иначе питается людьми или их эмоциями, Гоша решил пока что не упоминать.

По ряду причин некоторые люди могут удерживать в голове, замечать проявления той стороны, а может быть, даже отчасти материализовывать их – так было всегда, но со временем число таких людей тоже растёт. Сумасшедшие, мечтатели, фантазёры, шарлатаны всех мастей – разобраться в этом коктейле непросто даже сопричастным, не то, что людям непривычным и новым.

Гоша, кое-что подчёркивая, а о чём-то тактично умалчивая, ненавязчиво подводил к тому, что Ольге Сергеевне повезло, что у неё есть проверенный человек, занимающийся такого рода проблемами. Это была своего рода реклама, заготовка, речь, произнесённая им в различных вариантах уже десятки раз, но Гоша не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Признание болезни, как говорится, уже половина пути к выздоровлению. А убедить клиента в том, что помощь ему необходима – святой долг его как специалиста, ведь без этого не будет ни оплаты, ни решения проблемы.

Ольга Сергеевна охала в нужных местах, в других – спорила или отказывалась верить, как и положено всякому здравомыслящему человеку. Однако, как и всякий человек, который созрел до нужного состояния, чтобы обратиться к нему, она в конце концов вынуждена была признать правоту Георгия и перейти от стадии убеждения к стадии доверия и сотрудничества. Откровенно говоря, были в практике Георгия люди, убедить которых ему не удавалось ни сразу, ни даже потом, после предоставления доказательств, но вспоминать об этом он очень не любил.

Когда некоторые особенности работы памяти Ольги Сергеевны были прояснены, дело пошло значительно бодрее. Женщина оживилась, всё больше становясь похожей на себя прежнюю. Однако же вместе с разумом проснулись и эмоции и, начиная осознавать ситуацию, Ольга Сергеевна всё больше возбуждалась и приходила в ужас. Не дать клиенту впасть в отчаянье после того, как "раскачаешь" и заставишь поверить себе также было важным моментом в работе Георгия. И в этот раз он тоже вполне справился.

Итак, исправленная и дополненная картина выглядела следующим образом. Женя ушла из дома несколько дней назад, как и говорилось ранее. Причиной, вероятно, послужила ссора с родителями из-за её позднего возвращения накануне и последующего наказания – Жене запретили ехать с одноклассниками на трёхдневную экскурсию в соседний город. Ольга Сергеевна раскаивалась в том, что вышла из себя, в том, что вовлекла в ссору крутого характером мужа. А в том, что наказание было слишком уж суровым – в особенности. Так или иначе, Женя, отревев положенное время у себя в комнате, поела (даже в компании матери) и, посидев с полчаса у телевизора, отправилась к подруге, живущей в соседнем доме. Знакомы они были давно, Ольга Сергеевна знала родителей Насти и никакого беспокойства по этому поводу не ощутила. Подумывая о том, что, по хорошему, наказание можно бы и смягчить или изменить, она занялась домашними делами и ссора, как ни странно, совсем вылетела у неё из головы. Кто именно вспомнил о том, что Женя собирается ночевать у Насти, ни она, ни муж не помнили, но слова об этом определённо звучали. Вечер прошёл тихо и мирно. Забеспокоилась семья, как и было сказано, уже посреди следующего дня, но, несмотря на безрезультатность поисков, к вечеру все снова успокоились и даже забыли о проблеме.

Тут Ольга Сергеевна не выдержала и разрыдалась и Георгий, испытывая жгучее желание выйти в другую комнату, старательно утешал её, суетился, подсовывал валидол и заваривал чай. Он снова объяснил, что подобная забывчивость, если имеешь дело с той стороной – явление обыкновенное и то, что Ольга Сергеевна всё же хоть частично удержала ситуацию в памяти говорит о силе её характера и собранности. Обращение к деловым качествам помогло, женщина взяла себя в руки и разговор продолжился.

В полицию как Ольга Сергеевна, так и её муж ходили много раз, причём дважды – не дошли сами, забыв, куда идут. Там несколько раз не оказывалось на месте нужных людей, они попадали на обед или в неприёмные часы, однажды – заявление попусту исчезло в неизвестном направлении, а сотрудник, который его принял (Ольга Сергеевна его тайком сфотографировала) впоследствии ни в какую не желал их вспоминать, а факт приёма заявления отрицал категорически.

В результате этих событий нервы Ольги Сергеевны, как и её супруга, оказались в плачевном состоянии, они постоянно ссорились без какой-бы то ни было причины, однако чувствовали беспокойство и тревогу даже тогда, когда забывали о Жене. Ольга Сергеевна плохо спала, по нескольку раз за ночь просыпалась в слезах с чувством непонятной утраты. Днём же она ходила сама не своя, плохо понимая, что происходит вокруг. Если бы не постоянные разговоры с мужем и развешенные по всему дому фотографии Жени, она, возможно, могла бы забыть о существовании собственной дочери – мысль об этом сейчас наполняла душу Ольги Сергеевны отчаянием и липким страхом. Впрочем, в вероятности такой возможности Гоша сильно сомневался, а вот в то, что женщина вполне могла получить серьёзные проблемы с психикой – верил на сто процентов. Такое он видел не раз.

В один из таких сомнабуических дней Ольга Сергеевна встретила на улице Гошину мать, кое-как излила ей душу и, получив совет, тут же решила ухватиться за эту соломинку. Она решительно договорилась о встрече с ним, тут же, на скамейке, торопливо набросала себе записку о цели своего визитка к Гоше, чтобы в очередной раз не потерять разум, и двинулась сюда. Гоша заверил её, подобные провалы в памяти едва ли повторятся в ближайшее время – их сегодняшнего разговора об этих событиях и той стороне наверняка хватит Ольге Сергеевне чтобы удержать всё это в памяти на несколько дней и даже недель. Со временем же разум человека перестаёт ограждать его и при длительном участии в контактах с той стороной, особенно при наличии посредника, восприятие выравнивается и воспоминания остаются на всю жизнь.

"Иногда – к сожалению " – подумал Гоша, но озвучивать свою мысль не стал.

Гоша обещал обдумать ситуацию и предоставить предварительный план действий в ближайшие несколько часов, пока же уточнил, что ему определённо необходимо будет встретиться с каждым членом семьи по отдельности, переговорить с Жениными подругами, одноклассниками и побывать у них дома.

7 лет назад.

Гоша подавил зевок. Монотонный голос лектора то обрастал смыслом, то вновь превращался в некое подобие нудной колыбельной, неумолимо тянущей его в пучину сна. Аудитория засыпала. "Вот до чего странно" – лениво думал Георгий – "Ведь дело, похоже, просто в голосе. Некоторые люди не могут донести смысла до студентов просто потому, что голос обладает усыпляющим действием. Или дело всё же в подаче информации?"

Стрелки на золочёных, дедовских ещё часах как будто бы совсем не собирались двигаться с места. Мысли тянулись, медленно и неохотно, словно лежалая конфета-ириска.

А ведь на прошлой паре группу было не утихомирить. Всегда спокойный и уравновешенный Сергей Сергеевич даже несколько раз прикрикнул на студентов, что случилось на Гошиной памяти едва ли не впервые. Впрочем, возбуждение ребят можно было понять: пятница, да ещё и День студента, намертво отбивали желание слушать и понимать, а, тем более, записывать. Сейчас же группа натуральным образом дремала.

Резкое движение слева на миг вырвало Гошу из сонного оцепенения. Помятого вида одногруппник сделал быстрое размашистое движение головой, словно бы всецело и категорически соглашаясь с правотой лектора, после чего принялся испуганно озираться по сторонам. Всё понятно. Писал, опершись лбом на руку и заснул. Голова сорвалась и бедняга был разбужен самым бесцеремонным образом. По аудитории прошелестел лёгкий смешок, тут же, впрочем, затихший, словно придавленный к полу стоящей в помещении тишиной.

Гоша отлично знал это состояние – однажды он по неопытности устроился подрабатывать по ночам и точно так же засыпал на занятиях и даже, к вящей радости друзей, несколько раз ощутимо приложился головой о край парты. По конспекту потом можно было определить, в какой именно момент Морфей победил Ленина с его бессмертным "учиться, учиться и ещё раз учиться" – в этом месте ни без того не слишком ровные буквы превращались в бессвязные каракули, постепенно превращающиеся в длинную кривую линию. Судя по бессвязности мыслей, Гоша вновь начал соскальзывать в дрёму. Слова лектора больше не проникали в сознание и мысли потекли вольно и причудливо, как капля чернил, упавшая в воду и растекающаяся там странными узорами, постепенно растворяясь.

Он представил себе лектора, невысокого сухонького мужчину в перепачканном мелом древнем костюме, в роли гипнотизёра, ловкими пассами и грудным гудением усыпляющего собравшихся перед ним студентов-кроликов, чтобы… чтобы… Что именно "чтобы" Гоша придумать не смог.

Борясь со сном, он сквозь полуприкрытые веки принялся рассматривать преподавателя. Привычный его облик, которым в университете никого не удивишь, если вдуматься, был для прочих мест довольно странным. Коротковатые брюки, из-под которых торчали цветастые носки и неожиданно добротные, хоть и порядком поношенные коричневые ботинки могли бы вызвать изрядное недоумение за стенами учебного заведения. Всклокоченные седые волосы и рубашка-поло, надетая под пиджак, тоже смотрелись несколько странно. Гоша стал думать о том, что преподаватели – это какой-то особый вид людей, рождающийся прямо в институтах и университетах и здесь же проводящие всю свою жизнь, включая юность, детство и даже младенчество. Или они становятся такими под действием стен и атмосферы, царящей внутри учебных заведений? День за днём происходят микроскопические изменения, изменяются деталь за деталью…

Впрочем, имелись в университете и лоснящиеся сотрудники престижных кафедр, носители современных идей, дорогих костюмов и кожаных портфелей. Правда, их Гоша, как и большинство студентов-"технарей", за настоящих преподавателей не держал и относился к ним совсем по-другому, безразлично и немного пренебрежительно. Как и к официальным, представительным людям из ректората, на которых каждый студент будто бы видел метку: "Руководство. Бесполезно. Опасно. Держаться подальше".

Настоящих же преподавателей любили или ненавидели, боялись или уважали. "Инструкции по обращению с ними" передавали от курса к курсу, от группы к группе. С кем-то нельзя спорить. А с кем-то нужно. С одним нужно заговорить о футболе, с другим – о политике. Кто-то с радостью растолкует любой вопрос по своему предмету, кто-то объяснит, как написать программу для расчётов, экономящую тебе массу времени, а иной – поможет с предметом своего коллеги или вообще решит любой технический вопрос.

Тут Гоша сам не заметил, как погрузился в сон, который мягко, но неудержимо подхватил его и увлёк за собой. Приятный калейдоскоп из отрывков мыслей прервался неожиданно: Георгий широко открыл глаза и принялся растерянно моргать, соображая, что послужило причиной столько резкого изменения окружающей действительности. Гадать долго, впрочем, не пришлось. Не хватало одного фактора: голоса преподавателя. Он стоял спиной к аудитории, безвольно опустив руку с мелом, опершись лбом о доску и, похоже, крепко спал.

Георгий удивлённо осмотрелся по сторонам и обнаружил, что в глубокий сон погрузилась вся аудитория. Что за чёрт? Сонное отупение слетело окончательно. Гоша ошарашено завертел головой и вдруг обратил внимание на одну странную деталь: лаборант, нескладный пухлый человечек в толстенных очках-"консервах" тоже не спал и смотрел на нашего героя очень внимательно и даже удивлённо.

Дыхание Гоши перехватило. Он хотел было вскочить и то ли броситься вон из аудитории, то ли подойти к странному человеку "для выяснения", когда лаборант застенчиво хихикнул, чем окончательно пригвоздил Герогия к месту. Хихиканье перешло в смешок с лёгким подхрюкиванием и Гоша услышал резкий стук упавшего на пол мела. Обернувшись, он обнаружил лектора, с удивлением смотрящего на пустую руку и сонно моргающих одногруппников.

Оставшуюся часть занятия Гоша провёл "как на иголках", вертясь и то и дело оглядываясь на странного лаборанта. Тот делал вид, что не видит взглядов и сосредоточенно что-то писал в древнего вида общей тетради большого формата.

Когда же, наконец, из коридора донёсся резкий звук звонка и студенты шумно задвигались, собираясь выходить, Георгий обернулся в последний раз, чтобы обнаружить, что странного человечка на месте уже нет.

Уже в коридоре он, словно бы невзначай спросил широко потягивающегося соседа по парте:

– Ты видел, лаборант там сидел какой-то странный, а?

Тот в ответ лишь рассмеялся. За него ответил второй Гошин товарищ:

– Ты что? Это же лекция была, какой лаборант, зачем? Проспал всё, да?

– А сам-то?

Смеясь и обсуждая планы на День студента, они начали спускаться по лестнице и странный эпизод на некоторое время вылетел у Гоши из головы.

Много позже большой, похожий на медведя человек по имени Вован, рассказал Гоше о странных существах, сонниках, вроде бы питающихся человеческими снами и, в целом, достаточно безобидных. Однако не вполне объяснимую неприязнь к этим существам Георгий так и не смог побороть за всю свою жизнь.

Настоящее время.

– Проходи, пожалуйста. Чаю хочешь? Или кофе?

– Да нет, спасибо. В ближайшие время вы свободны, можем поговорить?

– Лёша уехал в командировку, на прошлой неделе ещё. Сегодня вечером должен вернуться. А Саша на работе, он мне звонит всегда, когда собирается ехать. Пират только – Ольга Сергеевна вымученно улыбнулась. – Сейчас он выйдет поздороваться.

Гоша замешкался в прихожей, чтобы снять обувь.

– Что ты, не нужно – вяло попыталась протестовать хозяйка.

Приличная по размеру квартира гордо встречала гостя свежим модным ремонтом, несколько навязчиво намекая, что у хозяев «с деньгами все в порядке, всё как у людей». Насколько Гоша мог судить, в квартире имела место даже небольшая перепланировка.

Комнаты были просторными, хорошо освещёнными, но отчего-то уюта здесь не ощущалось. То ли последние события наложили свой отпечаток, то ли еще не успел выветриться нервный эмоциональный фон ремонта. А может быть, живущие здесь люди просто были лишены качества, необходимого для создания в доме теплой атмосферы. Любит, скажем, семья путешествовать, или дачу, да хоть бы и гулять просто, быть может. Вот и не создаётся дома уют, как ни старайся и сколько денег на интерьер не трать. Ничего, бывает.

И всё равно Гоша поёжился, аккуратно ходя по комнатам и не находя ничего примечательного. То есть, интересное в квартире встречалось, взять хотя бы украшающую всю стену в гостиной коллекцию картин, изображающих лес во всех его проявлениях, от классической старенькой репродукции «Утра в сосновом лесу», до вполне, на неискушенный Гошин взгляд, приличных берёзок-осинок неизвестных авторов.

– А это мы с Сашей собираем, как-то само получилось. Сначала одну повесили, потом другую, потом друзья стали дарить. Как-то так и пошло само. Зато люди всегда знают, что на праздники дарить. Вот эту даже Самохин подарил. Ну, из театра.

Гоша изобразил уместное удивление. Любителем театра он не являлся, в последний раз ходил с девушкой на «Вечера на хуторе близ Диканьки», где актеры, утомленные предновогодними заработками нещадно переигрывали, выдавая «на гора» количество эмоций, вполне достаточное для небольшого бразильского фестиваля. Или, если процитировать маму, Георгий просто являлся невоспитанным чурбаном с отсутствием тяги к прекрасному вообще и искусству в частности – самокритично вспомнил Гоша. В общем, актеров, как и режиссеров местного театра по именам он не знал, но признаваться в этом было почему-то стыдновато. То, что этот Самохин был не из осветителей, было очевидно как божий день по значительной паузе, последовавшей за произнесенной фамилией.

– А эту? – Гоша кивнул на одну из картин, несколько выбивающейся из общей тематики, только чтобы перевести разговор со скользкой театральной темы.

Ольга Сергеевна удивленно заморгала, словно бы увидев натюрморт в первый раз.

– Эту… А, эту Лёшенька привёз, из командировки. Он с полгода назад ездил.

В квартире зазвучала мелодичная трель звонка, к концу, впрочем, замедлившаяся до такой степени, что стала словно бы уродливой пародией на саму себя. Ольга Сергеевна поморщилась.

– Что со звонком, купили же только недавно…

– Может, батарейки сели – проявил недюжинную электро-смекалку Гоша.

– И кого это там принесло – словно бы не замечая его, озабоченно произнесла хозяйка – Уж не с Лёшенькой что… – и быстро двинулась в сторону входной двери.

Оставшись один, Георгий принялся бесцельно бродить по комнате, обращая внимание то на одну, то на другую безделушку, коими гостиная (или столовая, если судить по обеденному столу) была богата. Мысли его так же бессмысленно вращались вокруг поставленной задачи, никак не желая выстроиться в логический ряд. Чем дольше он находился в комнате, тем больше мелочей откладывалось в сознании, словно фотографическое изображение, медленно обретающее резкость. Квартира, такая подчеркнуто современная и ухоженная на первый взгляд, показывала свой характер. Вот небольшие трещинки на безукоризненной белизне потолка, вот слегка выпадающая розетка. Там в углу, за креслом, виднеется угол забытой при уборке вещи, кажется, женской кофты. А вот на столике возле торшера уютно примостились чьи-то очки, полувысунувшиеся из бархатного чехла.

Тут его вялые мысли были прерваны самым бесцеремонным образом. Голоса в прихожей уже какое-то время гудящие фоном к пыльным Гошиным мыслям, стали звучать громче и быстрее. Вскоре в комнату стремительно вошёл крупный седой мужчина, с силой оттолкнув деликатно притворённую Ольгой Сергеевной дверь, да так, что от её удара о стену из-за поблескивающего свежим лаком наличника на пол тихонько ссыпалась тоненькая струйка раствора.

– Вы меня извините – произнес он тоном, совершенно исключающим смысл произнесенного – Но вам лучше уйти. Моя жена позвала вас – короткий взгляд в сторону хозяйки – без моего согласия. И я считаю, что нам с вами говорить не о чем.

Гоша молча пожал плечами. Знакомство с Александром, мужем Ольги Сергеевны, можно было считать свершившимся. К сожалению, не слишком сильный в запоминании имен Гоша запамятовал отчество главы семейства, а обращаться к немолодому раздраженному мужчине только по имени посчитал неуместным. Вдобавок ко всему, накатила злость на весь белый свет и упёртых седых мужчин в частности, и Георгий счел за лучшее, прохладно попрощавшись с Ольгой Сергеевной, направиться к выходу.

Появившуюся неловкость усилил тот факт, что, надевая туфли, он неудачно оперся о стену в прихожей, в результате чего оторвался и грустно повис изрядный кусок модных обоев.

Алексей хмуро рассматривал Гошу, откинувшись на спинку красного кожаного диванчика. С самого начала, ещё до того, как они по телефону договорились о встрече, Гоша предположил, что разговор их не будет простым и приятным и, конечно, не ошибся. Алексей явно согласился на встречу исключительно под давлением Ольги Сергеевны и это, понятное дело, не прибавляло ему теплых чувств по отношению к посреднику. Гоша благожелательно, но не слишком широко улыбнулся и принялся не торопясь помешивать свой чай, без всякого стеснения рассматривая собеседника.

Высокий, но не худощавый, широкоплечий, хотя и не атлет, с русыми волосами и открытым взглядом, Алексей производил впечатление достаточно приятного, уверенного в себе человека. Неброская и немного консервативная одежда, хорошая обувь. В деньгах сын Ольги Сергеевны, похоже, особо не нуждался.

Они сидели в кафе в центре города, так сказать, на нейтральной территории – встречаться в своём офисе Алексей отчего-то не захотел, а появляться дома у Ольги Сергеевны Георгий пока что считал излишним. До обеда было ещё далеко и кафе пока что пустовало – заняты были лишь два столика и единственная, довольно миловидная кудрявая официантка, оживлённо болтавшая у стойки с барменом, одновременно ухитрялась искоса бросать на Гошу лукавые взгляды. Он удовлетворённо отметил про себя, что девушка поглядывает именно на него, а вовсе не на представительного Алексея. Гоша бросил в её сторону безразличный взгляд и дальше старался делать вид, что не замечает её внимания, не выпуская, впрочем, кудряшку из поля зрения просто так, для удовольствия.

Алексей заёрзал на своём месте и прочистил горло. Похоже, пауза пошла ему на пользу. Гоша перевёл на него взгляд, стараясь изобразить внимание и бесхитростную честность – иногда такое настроение могло обезоружить настроенного враждебно собеседника. Сработало, впрочем, не полностью.

– Вы хотели со мной поговорить – раздраженно начал Алексей – а вместо этого мы сидим и тратим время в этой дурацкой забегаловке!

Гоше стало обидно за уютное кафе с замечательной официанткой, но развивать тему он не стал.

– Вы правы. С небольшой поправкой – заняться этим меня попросила Ольга Сергеевна. – Гоша обезоруживающе развёл руками. – Я, знаете, человек подневольный.– Он застенчиво улыбнулся. Алексей снова нахмурился и Гоша понял, что тон, похоже, выбран, неверный.

– Так или иначе, мне нужно выяснить некоторые детали – суховато сказал он.

– Ну спрашивайте – ответил Алексей и Гоша понял, что, так или иначе, но ничего интересного он сегодня не узнает. Даже если скрывать собеседнику совершенно нечего, он просто изначально настроен недружелюбно и скептически, считая их разговор пустой тратой своего драгоценного времени и будет упорно отмалчиваться или даже врать просто чтобы оградить своё личное пространство от его, Гошиного, назойливого внимания.

Практически так и вышло. Гоша выложился по полной, но Алексей ограничивался лишь тем, что подтверждал изложенное Ольгой Сергеевной, добавив от себя, что лично он считает, что волноваться тут совершенно нечего. Избалованная родительской любовью Женя, поздний ребёнок, уже не раз подобным образом демонстрировала свой характер, по нескольку дней скрываясь у подруг и совершенно не страшась последующих скандалов. Игнорировать же настойчивые (пусть даже иногда и назойливые) звонки родителей и вовсе было для неё скорее нормой. А в этот раз конфликт достиг серьёзных масштабов – родители даже нарушили своё слово – отняли у подростка разрешение на туристическую поездку с классом, выданное ранее. К тому же, прошло всего пару дней и наверняка Женя объявится не сегодня, так завтра, довольная произведённым переполохом.

По результатам встречи Гоша сделал несколько предварительных выводов. Атмосфера в семье была и вправду весьма напряжённой, все её члены явно довольно сильно раздражали друг друга. Интересно было бы выяснить, как обстояли дела, скажем, полгода и год назад и, если до этого подобного паноптикума в семье Минских не наблюдалось, выяснить, что именно послужило причиной такого осложнения отношений. Тут у Гоши были свои мысли, которые он надеялся подтвердить или опровергнуть позднее.

Далее, можно было отметить, что Алексей в отношении исчезновения Жени путался в датах ещё больше, чем сама Ольга Сергеевна. Что, в принципе, вполне объяснимо – материнская любовь почти всегда куда сильнее братской и защитным свойствам разума при взаимодействии с той стороной противодействует намного успешнее.

Также у Гоши сложилось впечатление, что у Алексея, кроме простого раздражения от вмешательства в свою частную жизнь, есть что скрывать и он попросту боится пристального внимания к своей персоне. Эту догадку, впрочем, предстояло ещё проверить.

Через час Гоше позвонила взволнованная Ольга Сергеевна.

– Георгий, ты, наверное, меня извини – голос её звучал гораздо веселее, чем в последнюю их встречу – Я, наверное, зря тебя побеспокоила. Нас тут пока дома не было, Женя заходила.

– Она вернулась?

– Не совсем – замялась женщина. – Просто в комнате её вещи иначе лежат. И некоторых нету.

Она говорила смущённо, словно то, что она рассматривает вещи пропавшей несколько дней назад дочери было чем-то неприличным.

– А конкретно можете перечислить?

– Кофточки нету одной, новой совсем. И зарядки от телефона, она на столе лежала.

– Косметички, наверное? – блеснул догадливостью Гоша.

– Нет, она на месте. И планшет свой любимый тоже не взяла, часами в него может пялиться – огорчилась Ольга Сергеевна – И не поела ничего.

– Всё равно новости отличные. – ободряюще сказал Георгий – Здорово! Я тогда пока что ничего предпринимать не буду, наверное – соврал он. Ощущения, что это дело закончено, у него, к сожалению, не было и в помине.

Тринадцать лет назад.

– Ч-чёрт! – ругнулся Гоша, когда нога с плеском попала в невидимую в темноте, но от того не менее мокрую лужу. Холодная вода мигом пропитала носок и принялась нелепо чавкать в размокшей обуви. Лунный свет превращал окружающие дома в мрачные чёрные громады, свет редких фонарей, сотни раз заслонённый голыми ветками, бросал под ноги редким прохожим обманчивую сеть тонких спутанных теней. Ночь – время тех сил. Это Гоша уже знал. Сил, невидимых для большинства, но присутствующих повсюду – от деревенской избы до заводского цеха. Сил иногда злокозненных, хищных и опасных, но, как ни странно, в основном, равнодушных к людям. Пока… пока не встанешь у них на пути.

Впрочем, гораздо больше, чем неведомые ночные силы, не раз становившиеся причиной ссор с родителями и даже многочисленных визитов к психиатру, Гошу страшило другое: предстоящий дома разговор. Ведь он обещал вернуться до двадцати одного ноль-ноль, а стрелки простеньких механических часов показывают уже (ужас!) 22:25.

Эти часы, как не слишком модный (даже не электронный) аксессуар, вызвали поначалу у одноклассников бурный всплеск острот и насмешек. Однако давать себя в обиду Гоша не привык, языком отличался острым, несколько лет посещал секцию бокса для подростков в местном дворце спорта, так что насмешки так и не стали постоянными и довольно быстро сошли на нет. Любви среди новых одноклассников, правда, разбитый нос Андрюхи (составивший компанию тщательно замазываемому синяку на Гошиной скуле) не прибавил. А вот стайка девушек из параллельного класса, даже несмотря на неуклюжесть Гошиного общения, каким-то непонятным образом оказалась в компании Гоши и его друзей. И сейчас он закреплял успех, проводив Марину до дверей дома и до последнего делая вид, что за столь позднее возвращение ему «ничего не будет». Но себя обманывать Гоша не умел. Будет, и ещё как. Но как тут не опоздать, когда строгие родители «ни в какую» не соглашаются войти в положение и отпустить своё ненаглядное чадо гулять даже не на дискотеку, а просто с друзьями «допоздна»!

«Вон Саню мама до двенадцати отпускает!» – досадовал Гоша, не догадываясь, что его друга дома тоже ждёт сцена ничуть не легче Гошиной. Эта мысль, как сегодня уже бывало не раз, сопровождалась предательским плеском и ощущением мокрого холодка в обуви. И без того не слишком модные туфли теперь и вовсе потеряют товарный вид, и это будет ещё одним из пунктов сегодняшнего обвинительного процесса. Ох!

Оказалось, однако, что лимит неприятностей на сегодня ещё не вышел. В одной из тёмных подворотен, рывками проплывающих по сторонам, послышались какая-то возня и приглушенная ругань. Сердце у Гоши ушло в пятки. Одно дело дать отпор самому задиристому из новых одноклассников, а совсем другое – встретиться ночью с группой отвязных хулиганов, упивающихся чужим страхом, словно дешёвым пивом.

Впрочем, как вскоре выяснилось, волновался Гоша зря. Целью издевательств на этот раз был не он, а какая-то укрытая в темноте парочка. Один из нападавших бросил через плечо единственный злобный взгляд, от которого подростка бросило в жар, и вновь вернулся к своему занятию. Гоша прошёл еще несколько шагов, пока хулиганы не скрылись за углом, и остановился. К горлу подкатила лёгкая тошнота, вызванная внезапной мыслью: уходить нельзя. Вот нельзя, и всё тут. Ведь Гоша и сам не раз оказывался в роли жертвы, как и те двое в тёмном закоулке за спиной!

На самом деле, случалось такое не так уж и часто, как казалось парню в тот момент. Да и серьёзных травм, по большому счёту, Гоша не получал. Но он отчётливо помнил липкий страх, смешанный со стыдом, собственную жалкую покорность. Помнил десятки, если не сотни раз, когда он думал об этих случаях перед сном, мучительно, до скрежета зубовного желая вернуться и дать отпор, завязать, пусть даже безнадёжную, драку. Ещё одной такой пощечины самолюбию, казалось, Гоша перенести не сможет.

Слыша гулкие удары сердца, громом отдающиеся в ушах, с горящими щеками и предательски трясущимися конечностями, Гоша повернул назад. Как ни странно, хулиганы не обратили на него никакого внимания, и Гоша, задыхаясь, стал медленно приближаться к ним.

– Займи полтинник до вторника! Слы, ну надо очень! Падлой буду, отдам! Красавица, может лучше с нами погуляем? – долетали до него обрывки фраз.

Сейчас он подойдет и с размаха двинет кулаком в ухо ближайшему парню, потом развернёт второго и ударит, как учили, снизу вверх в печень. Вместо этого Гоша неожиданно для себя пискнул:

– Э! Чё за дела! – и добавил матерно, что, видимо, должно было прибавить его словам солидности.

Все четверо хулиганов, словно игрушки на пружинках, разом развернулись к нему. Гоша был недостаточно опытен, чтобы заметить их растерянность, и слишком напуган, чтобы воспользоваться ею, но от накатанного сценария задирам, похоже, пришлось отказаться.

– Чё, мля?! – проговорил ближайший и больно ухватил Гошу рукой за лицо –Ты чё, мля, вякнул?

– Вы чё до пацана доклепались? – не слишком внятно проговорил Гоша – Он с тёлкой, видите? Не по понятиям!

Ощущение собственной глупости все сильнее наполняло его. Не нужно было лезть не в своё дело, и сейчас, похоже, проблемы у него будут куда серьёзней, чем раньше. И откуда взялось это «не по понятиям»?! Ох, не убили бы.

Гоша изо всех сил старался отогнать от себя недостойные мысли, но они, словно скользкий клубок червей, копошились в голове, мешая думать и действовать.

Внезапно за спиной хулиганов послышался удаляющийся стук женских каблучков.

– Куда, мля?! – развернулись в сторону убегавшей двое нападавших и, почти одинаковой, разболтанной, но быстрой походкой направились за девушкой.

Раздался странно глухой звук, будто железной трубой ударили по бревну, и один из хулиганов, некрасиво закатив глаза, стал оседать на мокрый асфальт. Неожиданно для себя, Гоша, как до этого и собирался, с небольшим разворотом корпуса ударил второго нападавшего в скулу правой рукой. Руку пронзило резкой болью, а хулиган как-то жалобно заскулил, но на ногах устоял. Парень, ещё недавно прибывавший в роли жертвы, с яростью, которой Гоша никак не мог от него ожидать, накинуться на обидчика. Георгий, отбросив всякое «джентльменство», тоже принялся изо всех сил махать кулаками, почти никуда толком не попадая. А вот очередной удар, нанесённый неожиданным Гошиным союзником, похоже, достиг в цели. Раздался противный мокрый звук, какой бывает, когда мама бьёт деревянным молотком по будущей отбивной и хулиган, скрючившись, упал им под ноги. Гоша, повернувшись к парням, преследовавшим девушку, проорал уже вполне мужественным хриплым голосом:

– Стоять, мля! Куда, суки!

Хулиганы, уже, впрочем, и без того развернувшиеся, бросились к Гоше. В одного из них, вращаясь, полетел тяжелый предмет. Бутылка, похоже, с шампанским, пронеслась всего в нескольких сантиметрах от головы одного из гопников и со страшным грохотом разбилась о стену. От неожиданности тот резко затормозил и, не удержав равновесия, сел на «пятую точку». Оставшийся «шкаф», с виду, старше нашего героя лет на пять и тяжелее килограмм на двадцать, пробежал несколько шагов и с размаху ткнул Гошу кулаком в ухо. Удар сопровождался оглушительным хлопком. Асфальт стремительно ринулся навстречу Гошиному лицу. Оттолкнувшись от земли двумя руками, он сделал несколько неверных шагов куда-то вбок и всё-таки повалился в грязь. Ободранные ладони саднило, ухо отчаянно болело и продолжало гудеть, но Гоша несколькими отчаянными усилиям придал телу вертикальное положение.

Тут, вылетев куда-то сбоку, в поясницу крупному хулигану ударился почти целый кирпич. Да так удачно, что тот тоже сделал несколько шагов в сторону. И Гоша увидел «потерпевшего», размахивающего непонятно откуда взявшейся здоровенной корягой и отчаянно матерящегося.

– Звиздец вам, уроды! – Хрипло прокричал хулиган и побежал, но, почему-то, в противоположную сторону. – Отвечаю, капец вам! – продолжал он орать, словно заведённый, скрываясь за углом. Оглянувшись, Гоша не обнаружил и второго гопника, чуть не получившего по голове бутылкой с шампанским. Очевидно, он скрылся ещё раньше.

– Валим, валим! – парень схватил Гошу за рукав и потащил в переулок, где раньше скрылась девушка.

Через полчаса, перепачканные грязью и кровью, запыхавшиеся, но так и не нашедшие сбежавшую, они остановились перекурить в каком-то незнакомом дворе.

– Ну ты даёшь, чувак – выдохнул щуплый парень, с которым Гоша только что побывал в самой нешуточной в своей жизни переделке. При свете фонаря он оказался куда старше, наверное, даже совсем взрослым, особенно, если сравнивать с пятнадцатилетним Гошей.

– Да я-то что. «Не по понятиям» какие-то! – ухмыльнулся на самом деле весьма довольный собой Гоша. – Вот ты – дал! Георгий! – он протянул парню все еще трясущуюся руку.

– Ну, пусть будет Карлсон! – непонятно ответил тот, крепко пожимая Гошину ладонь.

Настоящее время.

Гоша не строил иллюзий по поводу своих возможностей в поисках пропавшей девочки. Он не полиция и даже не милиция, не располагает такими ресурсами, допусками, специалистами и вообще возможностями. Одним, и, возможно, самым главным результатом его деятельности пока что стало то, что состояние Ольги Сергеевны изменилось кардинально – она словно бы очнулась и взялась за поиски дочери с невероятным напором, как будто компенсируя несколько потерянных впустую дней. Заявление о пропаже было написано и принято, Ольга Сергеевна проводила в полиции едва ли не больше времени, чем дома и Гоша не сомневался, что под действием её обжигающе кипучей энергии со дня на день колёса официальных поисков раскрутятся так, что их будет уже не остановить. Конкурировать с органами он не собирался – это было бы исключительно глупо, да и зачем? Главной на данный момент целью для себя он определил выяснение причин случившегося. И вполне могло статься, что, докопавшись до истины в этом, он мог бы гораздо быстрее найти Женю, где бы она не оказалась. Он прикидывал, с какой стороны начать, когда внимание его привлёк телефон, лежащий на столе. Экран его засветился и ещё до того, как аппарат издал первый звук, Гоша успел прочитать имя звонившего и нутро его обожгло холодом весьма неприятное предчувствие.

Он торопливо поднёс трубку к уху и услышал сухой, словно бы и не живой голос Ольги Сергеевны.

– Лёшенька мой. Сделал глупость. Такую глупость – женщина странно, с сипением втянула воздух так, что было слышно даже по телефону.

Гоша, уверенный, что самое худшее случилось с девочкой, ощутил позорное облегчение.

– Что случилось?

– Он в больнице. Таблеток наглотался. Вчера вечером.

– Где это случилось? – прижимая трубку плечом, Гоша подтянул к себе блокнот и приготовился записывать.

Впрочем, получить много информации ему не удалось. Ольга Сергеевна провела всю ночь на ногах, точнее – на жёстких стульях в сером коридоре у реанимации, где усталые врачи боролись за жизнь её сына. Сейчас Алексей чувствовал себя уже гораздо лучше и его собирались переводить в обыкновенную палату, насколько понял Гоша из не слишком связного рассказа женщины. Она заехала домой взять кое-какие его вещи, переодеться самой и была твёрдо намерена без промедления возвращаться в больницу.

Георгий, несколько смущаясь, всё же настоял на необходимости разговора с Алексеем в самое ближайшее время и Ольга Сергеевна безразличным голосом пообещав это устроить, дала отбой.

Попасть к Алексею удалось далеко не сразу, несмотря на предварительные усилия Ольги Сергеевны. Гоша ожидал определённых трудностей, но всё равно случившееся было для него сюрпризом, одновременно неприятным и приятным. То, что к безопасности пациентов теперь относятся не в пример серьёзнее, а с их личных данных, буквально, сдувают пылинки было, конечно, замечательно, но Георгию было по зарез нужно увидеться с Алексеем, и как можно скорее. А пробить стену, вежливо, но непреклонно выстроенную между ним и искомым объектом персоналом больницы не получалось ни в какую. Гоша мило улыбался медсёстрам, шутил и смущался, но это не помогало. Он даже пробился к дежурному врачу и от отчаяния попытался сунуть тому денег, но и без того хмурый немолодой дядька со слегка помятым лицом скривился на это так, словно съел прогорклого масла и Гоше пришлось отступить.

Разбуженная Ольга Сергеевна обещала решить вопрос, однако перезвонила через пол-часа и усталым голосом сказала, что сейчас приедет. В результате на преодоление «сестринского барьера» было потрачено добрых два часа и Гошу всё же пустили в слегка обшарпанное святая-святых. Медсестра в белом халате, сурово глядя на парня так, что тот снова почувствовал себя первоклашкой, вручную записала данные в журнал, сверяясь с Гошиным паспортом и наконец выдала заветный пропуск, неохотно объяснив, как найти нужную палату.

Он нажал на кнопку и поднялся на четвёртый этаж в неожиданно новеньком лифте, тускло поблескивающем матовым металлом. Сквозь многочисленные окна нещадно палило совсем не зимнее солнце и Гоша моментально вспотел несмотря на то, что верхнюю одежду пришлось оставить в гардеробе. Найдя нужную дверь, Гоша постучал по покрытому многочисленными слоями белой краски дереву.

Ему ответили сразу несколько разных голосов, каждый на свой лад. В ноздри ему ударил казённо-медицинский запах, которым пахнут почти негнущиеся колючие больничные одеяла с размытой фиолетовой печатью на крае. В палате обнаружились сразу несколько человек и, несмотря на то, что трое из них были уже пенсионерами или около того, Алексея он узнал не сразу. Лоск с парня явно сошёл, он выглядел постаревшим и осунувшимся, что было вовсе не удивительно, учитывая все обстоятельства. Он посмотрел на Гошу без особого удовольствия, но в глазах его больше не светилось упрямого вызова, как это было вчера.

– Пойдём, покурим? – спросил он, глядя в сторону.

– Конечно – они вышли, тихонько прикрыв за собою дверь, а оставшиеся в палате пациенты проводили их неприязненными взглядами.

Курить, похоже, разрешалось, а точнее, не очень строго запрещалось, в мужском туалете. Гулкое эхо от их разговора, отразившись несколько раз от кафельных стен и тщательно побеленного потолка, умирало в железных умывальниках и писсуарах. Пахло хлором, нечистотами и застарелым табачным дымом. Гоша, сместился к холодной свежести открытого окна, искренне надеясь, что этот манёвр получился не слишком заметным.

– Сам не знаю, что на меня нашло – всё так же не глядя на собеседника, поведал несостоявшийся самоубийца. – Я ведь всегда презирал людей, которые… Ну, вы понимаете.

– Давай на «ты», может?

Алексей безразлично кивнул.

– Где это случилось? – включить диктофон Гоша постеснялся и поэтому изо всех сил старался запомнить как можно больше деталей разговора. «Нужно будет потом тезисно набросать в блокноте, когда выйду из больницы» – дал он себе одно из тех обещаний, которое никто и никогда не выполняет.

– Я вернулся в город вчера утром, и сразу в офис. – Твёрдо произнёс Алексей, похоже, настроившись на деловой лад – А вечером поехал домой… Ну, к родителям. После работы. У нас… у меня дома ремонт. Мы с женой начали, да так и не закончили. Знаешь, все эти события…

– Конечно-конечно. Ты вернулся к родителям.

– Да. Я не всё помню, что там было.

– Выпил по дороге с работы? – спросил Гоша участливо.

– Да, хотя и немного. Может, шок просто… Дома никого не было.

Гоша кивнул скорее своим мыслям и подбодрил собеседника жестом.

– Ну и накатило как-то. Тоска такая. И, ну, как бы.. Всё стало вдруг ненужным, незначительным. Я понял, что жизнь в любом случае окончена. И что… Смысла нет, понимаешь? – он, положив сигарету на не слишком чистый подоконник, с силой потёр руками лицо.

– У тебя хорошая работа?

– Что?

– Ну, работа твоя. Устраивает? Нравится?

– Ну, да. Ничего. У меня недавно с повышением выгорело. – в словах Алексея послышался даже оттенок гордости – Получается, в общем. Да и нравится.

– Угу. А с зарплатой как?

– А бывает кто-то, довольный зарплатой? – неожиданно улыбнулся парень и Гоша вдруг живо представил, каким он был до всех этих событий. – Да неплохо, в общем. Некоторые и завидуют даже. Но хочется больше, конечно.

– Ну да, ну да. А со здоровьем как?

– Да ничего, вроде. Зубы только… Недавно такую сумму за ремонт выложил, страшно вспоминать просто.

– Да, взрослым становишься, когда боишься не стоматолога, а счёта от него – решил тоже разрядить атмосферу Гоша. Его собеседник больше не отводил взгляда в сторону, и это не могло не радовать.

– В общем, да. В зал хожу, в волейбол с ребятами играем по воскресеньям.

– Так. И что же вас всё-таки подвигло-то тебя тогда на такой шаг?

Парень тут же помрачнел.

– Говорю же, не знаю – раздосадовано произнес он. – Сначала душно стало, стены начали давить. Я на балкон вышел, покурил. Но только хуже стало. Вниз глянул – голова закружилось. Я высоты боюсь, знаешь.

– Я тоже – признался Гоша, почти не покривив душой.

– Вернулся в дом, а всё серым как бы стало… Ну, в эмоциональном плане. И тусклым каким-то. Я ходил, отвлекаться пробовал. Чаю выпил. Ничего не помогало. Сейчас как-то обрывочно всё. А потом как осенило: у мамы же таблетки есть. От давления. Можно разом всё решить!

Его глаза загорелись лихорадочным блеском и Гоша всерьез забеспокоился по поводу вреда для пациента от таких откровений, но потом заметил блеснувшую в уголке глаза слезу и немного успокоился.

– Не знаю, в общем, что нашло на меня. О чём я думал только? – отвернувшись, произнёс Алексей и порывисто выругался. – О маме, папе. Да и что Алла бы почувствовала?

– Ну, ты, главное, поправляйся, самое-то страшное позади уже – неловко произнес Георгий.

– Да кто теперь знает – непонятно произнес Алексей – Женечка пропала, ты в курсе? Ну конечно, в курсе.

– Она вроде заходила, Ольга Сергеевна говорила тебе?

– Что-то я сомневаюсь. На неё это не похоже. Мама всё на переходный возраст кивает, но не настолько же. У меня-то она всегда трубку брала. Я ей звонил вчера и сегодня сто раз – не отвечает. А сейчас и вовсе отключила.

Гоша делал вид, словно не замечает столь резкой перемены в отношении Алексея к пропаже Жени:

– Отключила?

– Ну да. Зарядку-то, мама говорит, она с собой взяла?

– Уже после… Побега.

Алексей помрачнел ещё сильнее, от мелькнувшей было искорки веселья не осталось и следа.

– Не моё дело, конечно, ты уж извини – решил вернуть разговор в нужное ему русло Гоша. – Но можешь вкратце рассказать, как поссорились с Аллой?

– Да мы вроде уже… Она приехала, знаешь. Тут же, как узнала. Всю ночь здесь просидела. Я не сразу стал понимать, что вокруг происходит. А потом вижу – она тут. Заходила несколько раз. В коридоре была.

– Очень хорошо. Правда. И всё же, как вы поссорились? Это может быть важно.

– Да тоже всё… Невнятно как-то. Я вдруг стал её подозревать. Нет, не так. Я стал раздражительным. И она тоже. Смена обстановки, родители. Мне и самому несладко приходилось, а уж ей… Нет, они очень хорошие люди, ты не подумай. Но у них свои порядки, привычки. А у нас – свои. И как бы это… Главенство…

– Иерархия?

– Ну да. В-общем, понимаешь. И я, как-то само собой получилось, я стал её подозревать. Это было совершенно очевидно. Я решил, что она мне изменяет.

Гоша кивнул.

– Звонки на мобильный, а она берёт трубку и не говорит ни с кем. Мы стали реже разговаривать. Вообще, она стала меньше на меня обращать внимания. Рассеянная стала. Мы начали ругаться. Так, по мелочи. Но всё равно. Часто.

– Я понимаю, да.

– Она потеряла обручальное кольцо. Мы не то, что бы носим кольца обязательно. Не всегда надеваем. Но я заметил, что она не носит его совсем, спросил. А она говорит – потеряла. А мне не сказала. Говорит, боялась, что скандал будет.

– И он был.

– Да, ещё какой. – Алексей тяжело вздохнул.

– Отсутствующая какая-то стала. Ты говоришь ей, а она не слышит. Ты ей снова. Громче. А она – «Что?». Как будто её здесь и нет.

– Ну а ты?

– Я? – парень задумался – А я тоже молодец. Пилил её, доставал. Представляю, как ей – он сокрушенно покачал головой. Только Пират мой меня понимал. Придёт, я его почешу за ухом, успокаиваюсь. А уйдёт, я снова как вулкан в груди. Раздражительным стал очень. С родителями ругался трижды. Да и они хороши тоже. Чуть что – заводились.

– Интересно. А между собой ругались?

– Да, тоже. Я, когда с ними жил, такого не помню. Ну, было, но изредка. А тут каждый день переругивались. Тоже, видать, нелегко им пришлось. Да и Женя тоже им нервы мотает, чего уж. Возраст такой.

– Ну да.

– А потом я у Аллы нашёл трусы – вздохнул Алексей и Гоша понял, что ему как-то удалось завоевать доверие этого человека.

– Мужские?

– Да нет, что ты. Её трусики. Но у неё в сумочке, понимаешь? Зачем их туда класть?

– Да уж, незачем.

– Ну, тут меня и прорвало.

– Понятно.

– Дальше рассказывать особо и нечего. У неё тоже накопилось. Был скандал, и она ушла. Вроде всё.

– Ну, сейчас-то всё наладилось?

– Наверное. Ты меня извини, мне, наверное, лучше лечь – произнес парень, туша в ржавой банке от кофе очередную сигарету и Георгий вдруг заметил, что у него трясутся руки. Ему стало совестно. Можно ли рисковать здоровьем ещё не окрепшего после реанимации человека?

– Конечно-конечно. Я провожу до палаты?

– Нет, не нужно – поморщился Алексей – эти – он кивнул в сторону палаты – итак на меня косятся. Не любят здесь самоубийц. Даже несостоявшихся. Место такое.

Уже с крыльца больницы Гоша позвонил Ольге Сергеевне и попросил разрешения ещё раз осмотреть квартиру.

Хозяйка выглядела плохо: словно бы разом постарела на пару десятков лет. Волосы висели растрепанными и спутанными прядями, глаза покраснели, как и веки, покрывшиеся к тому же, синими прожилками. Конечно, упрямые медики и Гоша не дали ей толком выспаться, но, пожалуй, дело было не только в этом.

– Ты извини, что я в таком виде – безразличным тоном произнесла она – я всю ночь у Лёши дежурила, а, когда его из реанимации перевели, домой приехала, кушать приготовила. Александр Николаевич к нему сейчас поехал, еду повез. А я поспать легла.