– Меня можешь не спрашивать, – сказала она. – Это похоже на приключение. Боюсь, мне на роду написано искать приключений. Вот тебе и генетика[9].
– Но я плохо переношу приключения! Уж поверь, я их пережил дюжины! – взвыл Ринсвинд.
«Значит, у тебя имеется опыт», – заключила шляпа.
– Нет, правда, я жуткий трус и всегда убегаю со всех ног, – грудь Ринсвинда вздымалась. – Опасность смотрела мне в затылок, о, сотни раз!
«Я не хочу, чтобы ты шел навстречу опасности».
– Прекрасно!
«Я хочу, чтобы ты ее избегал».
Ринсвинд обмяк.
– Но почему именно я? – простонал он.
«Ради блага Университета. Ради чести всех волшебников. Ради спасения мира. Ради исполнения твоих заветных желаний. А если ты не согласишься, я заморожу тебя заживо».
Ринсвинд почти с облегчением вздохнул. Он плохо воспринимал посулы, уговоры или обращения к лучшей стороне его натуры. Но вот угрозы, ну, угрозы ему знакомы. С угрозами он знал, как себя вести.
Рассвет растекся по Диску словно плохо сваренное яйцо. Туман сомкнулся над Анк-Морпорком, наползая на город серебряными и золотыми волнами, – влажный, теплый, беззвучный. Вдали, на равнинах, резвился весенний гром. Погода казалась более теплой, чем следовало бы.
Обычно волшебники спали допоздна, однако этим утром многие из них поднялись спозаранку.
Чудовство! Один или два волшебника, достойные мужи, которые прежде не были замечены ни в чем более дурном, чем поедание живых устриц, сделались невидимками и начали гоняться по коридорам за служанками.
Чудовство! Кое-кто из тех, что были посмелее, испробовал на себе старинные заклинания для полета и теперь неуклюже порхал среди балок.
Чудовство!
Только библиотекарь не принимал участия в магическом пиршестве. Сначала, поджав подвижные губы, он просто наблюдал за этими выходками, но потом опустился на четвереньки и заковылял в библиотеку. Если бы кто-нибудь потрудился обратить на него внимание, то заметил бы, что он запер за собой дверь.
В библиотеке царила мертвая тишина. Книги перестали буйствовать. Они прошли стадию страха и очутились в тихих водах неизбывного ужаса. Теперь они сидели, сжавшись на своих полках, словно загипнотизированные кролики.
Длинная волосатая рука протянулась к «Полнаму Лексекону По Маги С Насставленеями Для Мудрицов» Касплока и схватила том, прежде чем тот успел попятиться. Ладонь с длинными пальцами успокоила объятую ужасом книгу и открыла ее на букве «Ч». Библиотекарь нежно разгладил дрожащую страницу и, ведя по ней сверху вниз ороговевшим ногтем, нашел нужную статью.
Чудесник, сущ. (миф.). Прото-валшебник, дверь, черриз каторую можит вайти в мир новая магея, валшебник, не аграничинный ни физичискими вазможнастями собствинного тела, ни Роком, ни Смертью. Записано, што некагда, на заре мирра, сущиствавали чудесники, но к настаящему времини их не далжно быть, и слава багам, патаму што чудавство – не для людей и возврат чудавства будит азначать Канец Света… Если бы Саздатиль хател, штобы люди были как боги, он дал бы нам крылья.
СМ. ТАКЖЕ: Абокралипсис, лигенда о Лидяных Виликанах и Тайная Чаевня Багов.
Библиотекарь прочитал все ссылки, вернулся к первой статье и долго смотрел на нее глубокими темными глазами. Осторожно поставив книгу на место, он заполз под стол и натянул на голову одеяло.
Но Кардинг и Лузган, стоя на галерее для музыкантов в Главном зале и следя за разворачивающимися внизу событиями, испытывали совершенно иные чувства.
Стоя бок о бок, они выглядели в точности как число «десять».
– Что происходит? – осведомился Лузган.
Он провел бессонную ночь, и у него слегка путались мысли.
– В Университет стекается магия, – ответил Кардинг. – Вот что такое «чудесник». Канал для магии. Для настоящей магии, мой мальчик. Не той, старой и изношенной, которой мы обходились последние несколько столетий. Это рассвет, э-э… э-э…
– Нового, гм, расцвета?
– Вот именно. Бремя чудес, э-э… э-э…
– Полный анус мирабилис, в общем.
Кардинг нахмурился.
– Да, – не сразу отозвался он, – полагаю, что-то в этом роде. Знаешь, ты неплохо умеешь обращаться со словами.
– Благодарю тебя, брат.
Старший волшебник не обратил внимания на эту фамильярность. Вместо того он повернулся, облокотился о резные перила и принялся наблюдать за демонстрацией магических фокусов. Его руки автоматически полезли в карманы за кисетом с табаком, но на полпути остановились. Он ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Во рту у него появилась зажженная сигара.
– Я много лет учился этому, – задумчиво проговорил он. – Огромные возможности, мой мальчик. Они этого еще не осознали, но вот он, конец орденов и уровней. Это была просто, э-э, система распределения. Мы в ней больше не нуждаемся. Где этот парнишка?
– Еще спит… – начал было Лузган.
– Я здесь, – сообщил Койн.
Он стоял у входа в коридор, ведущий к покоям старших волшебников. Рука сжимала октироновый посох, который был в полтора раза выше его самого. На матово-черной поверхности посоха, такой темной, что она казалась щелью, прорезающей мир, сверкали крошечные прожилки желтого огня.
Лузган почувствовал, как золотистые глаза впиваются в него и самые сокровенные мысли прокручиваются сейчас на задней стенке его черепа.
– О, – сказал он голосом, который, по его мнению, был приветливым, как у доброго дядюшки, но на самом деле прозвучал как сдавленный предсмертный хрип. После такого начала продолжение могло быть только еще хуже, и оно не подвело ожиданий. – Я вижу, ты, гм, встал, – констатировал он.
– Мой дорогой мальчик… – вмешался Кардинг.
Койн посмотрел на него долгим, леденящим взглядом.
– Я видел тебя прошлой ночью, – заявил он. – Ты могущественный?
– Более-менее, – ответил Кардинг, припомнив склонность мальчишки использовать волшебников для игры в кегли со смертельным исходом. – Но до тебя мне далеко.
– Меня сделают аркканцлером, как предопределено мне судьбой?
– О, безусловно, – отозвался Кардинг. – Ни малейших сомнений. Можно мне взглянуть на твой посох? Интересный рисунок…
Он протянул пухлую ладонь.
Это было вопиющим нарушением этикета. Ни один волшебник даже подумать не может, чтобы прикоснуться к чужому посоху без специального на то разрешения. Но кое-кто никак не может поверить, что дети – это полноценные люди, и думает, что в общении с ними не обязательно соблюдать обычные правила приличия.
Пальцы Кардинга сомкнулись вокруг черного посоха.
Раздался звук, который Лузган скорее почувствовал, чем услышал, и Кардинг, пролетев через всю галерею, врезался в противоположную стену, будто мешок с салом, упавший на мостовую.
– Никогда больше так не делай, – предупредил Койн, повернулся, посмотрел сквозь побледневшего Лузгана и добавил: – Помоги ему подняться. Надеюсь, он не сильно пострадал.
Казначей торопливо пересек галерею и склонился над тяжело дышащим Кардингом, лицо которого приняло странный оттенок. Лузган хлопал волшебника по щекам, пока тот не открыл глаза.
– Видел, что случилось? – шепнул Кардинг.
– Не уверен. Гм. А что случилось? – прошептал Лузган.
– Он меня укусил.
– В следующий раз, когда прикоснешься к посоху, умрешь, – сухо констатировал Койн. – Понял?
Кардинг осторожно приподнял голову, опасаясь, как бы она не рассыпалась на кусочки.
– Я все прекрасно понял, – заверил он.
– А теперь я хотел бы осмотреть Университет, – продолжал Койн. – Я очень много о нем слышал…
Кардинг с помощью Лузгана неуверенно поднялся на ноги и, опираясь на его руку, послушно затрусил следом за мальчиком.
– Ни в коем случае не трогай его посох, – пробормотал он.
– Я не забуду, гм, что этого делать не стоит, – твердо пообещал Лузган. – И что ты почувствовал?