Чтобы история подражала истории, одно это достаточно поразительно, но чтобы история подражала литературе, это и вовсе непостижимо.
Замечательный прозаик Борис Хазанов писал в одном из своих эссе: «Жизнь – это черновик литературы».
В самом деле, общеизвестно, что литератор относится к жизненным коллизиям, подслушанным диалогам, подсмотренным характерам как к строительному материалу, из которого по своим собственным законам создает так называемую вторую реальность.
Но вот о том, как сочиненные ситуации влияют на первую реальность, о том, как зеркальными зайчиками отражается литература в обыденной жизни, о том, как застываешь, услышав – почти слово в слово – давно написанный тобой диалог, или натыкаешься на когда-то придуманный тобой сюжетный ход… Об этом, мне кажется, еще не писали…
А между тем существует, существует некая мистическая связь уже написанного с еще не произошедшим. Собственно, о том, что слово вещественно и плодоносно, догадывались не только евреи, издавна относящиеся к слову как к священной субстанции…
Я же столкнулась с этими таинственными штучками, с этим чертовым солярисом только здесь, на скалистой известняковой породе, извергнувшей из себя три великие религии.
После опубликования моего романа «Вот идет Мессия!..», в котором в разных ситуациях и разных обличьях мелькал, пропадал и вновь появлялся вечно ожидаемый евреями Машиах, мне стали являться мессии самого необыкновенного разбора – как лично, так и письменно.
Они делились со мной планами переустройства Израиля, жаловались на коррупцию в чиновничьих структурах, предлагали – за особые заслуги в деле обнаружения Мессии и возведения его на еврейский престол – хлебные должности при будущем дворе…
Иногда просто советовали – о чем еще написать.
Одно письмо я помню особенно хорошо: «Здравствуйте, писательница Дина Рубина! Спешу обрадовать вас – Мессия уже пришла! Это я, Соломон Семенович Фихтенгольц…»
Словом, впору было завыть смертным воем – от отчаяния, что роман уже написан, настолько яркие, разнообразные эпизоды подсовывала мне реальность. Хоть сейчас хватай и запечатлевай… Да только поезд, как говорится, ушел от перрона в пять двадцать…
В том же романе «Вот идет Мессия!..» есть придуманный мной персонаж, русский человек, беззаветно ушедший в иудаизм, – образ намеренно утрированный. Хотя, конечно, здесь всякое встречается. В Старом городе живет целая колония русских, перешедших в иудаизм, так называемая «Ильинка» – по имени российского села, из которого все эти удивительные евреи происходят. Однажды я видела, как один такой – в пейсах, в черной шляпе – потребовал в винном подвале стакан водки, шумно выдохнул, опрокинул залпом стакан и так же мощно занюхал выпитое рукавом черного своего лапсердака.
Но «Ильинка» – это уже этнография.
А вот у меня знакомый есть, Петя Черноусов, человек русский, православный, выпивающий… Еврейский поэт, пишущий на идиш.
Да-да, Петя с ранней юности попал в еврейскую историю. Дневал и ночевал в доме любимого учителя, пристрастился бегать в синагогу, часами просиживал там над святыми письменами и благодаря блестящим лингвистическим способностям легко усвоил не только идиш, но и иврит…