Куда ни глянь, везде были сексуальные кошечки. Белые кошки, черные кошки, розовые кошки. Были здесь и львы, и гепарды, и пантеры, и даже зебра. Зебру нельзя назвать представителем семейства кошачьих, но она была достаточно сексуальна, чтобы считаться кошечкой.
Среди разнообразных кошечек были и врачи, и медсестры – причем на каждой из них было меньше одежды, чем на предыдущей. Одна из них была одета только в стетоскоп.
Даже в октябре по вечерам в Лос-Анджелесе тепло, но в гараже было гулко и прохладно. Я потирала голые руки, чтобы немного согреться, и переминалась с ноги на ногу – ноги начинали болеть. Я так нервничала, что мне казалось, будто в груди у меня сидит миллион бабочек или дятлов, не знаю. Я попросила у соседней девушки крошечное складное зеркальце, чтобы в тысячный раз проверить свое лицо и волосы.
– Да нормально ты выглядишь! – нетерпеливо выпалила моя новая подруга и тут же выхватила у меня зеркало. Она изучила свое идеально накрашенное лицо и идеально уложенные на пробор черные как смоль волосы, а затем захлопнула зеркало и вздохнула.
– Ну сколько еще ждать-то! – воскликнула она. – Эй, эй ты! – Она крикнула, помахав рукой парню с планшетом, который последние сорок пять минут отбивался от вопросов. – Что там с автобусом-то?
Он не обратил на нее внимания.
Из моей новой подруги Алли получилась очень сексуальная Покахонтас: загорелая, в лифчике пуш-ап из искусственной замши и в юбке с бахромой, болтающейся на бедрах и открывающей плоский, загорелый живот. Никому не пришло в голову, что нам не следовало бы носить костюмы представителей коренной культуры: наряд «принцессы коренных народов Америки» все еще был одним из самых надежных вариантов среди возможных хеллоуинских костюмов, и сексуальность была обязательным условием. На мне был костюм французской горничной (тоже сексуальный). На мне был черно-белый атласный лифчик пуш-ап и низ в тон, маленький черный чокер на шее; ноги были закрыты чулками в сетку на подвязках, которые крепились к чрезвычайно короткой мини-юбке. В таком наряде не нагнуться и поднять что-нибудь, не говоря уже том, чтобы прибрать дом. Мои ноги болели от высоких каблуков – я никогда их не носила. Мне больше нравились балетки или кроссовки, но в такой вечер, как сегодня, нельзя было надевать обувь на плоской подошве.
Вокруг нас с Алли были сексуальные модификации всех хеллоуинских костюмов, которые только можно себе представить. Сексуальные ведьмы. Сексуальные стюардессы. И конечно, кошечки. Были, конечно, и сексуальные зайчики, но это было уж слишком в лоб. Был даже кто-то похожий на сексуального пожарного: обычная девушка в бикини с каской пожарного на голове. Сказать по правде, все может быть сексуальным, если просто снять с себя большую часть одежды.
Я крепко сжимала свой золотой билет на эту вечеринку: распечатку электронного письма, в котором сообщалось, что меня выбрали в качестве гостьи на ежегодную вечеринку Playboy Halloween. Я приготовила билетик, чтобы показать его мужчине с планшетом на случай, если мое имя не окажется в списке. Алли сказала, что бумага мне не нужна, но я хотела быть готовой доказать любому, что я одна из избранных. Я перечитывала приглашение снова и снова, чтобы окончательно убедить себя в этом.
Все были идеально накрашены, идеально надушены, идеально ухожены; куда ни глянь – длинные голые конечности, сверкающие декольте и груди, каждая пара которых была памятником мастерству пластических хирургов. Нас явно отбирали по особенностям наших тел, волос, лиц. У Хью Хефнера был определенный типаж девушек, на которых он любил смотреть, и мы ему полностью соответствовали.
Именно из-за Алли я там и оказалась. Она была моей новой знакомой, но мне хотелось, чтобы мы подружились. Я познакомилась с ней на модельной съемке у одного жуткого местного фотографа в Сан-Диего, она подошла ко мне и завязала разговор. Я была благодарна. Мне всегда хочется знакомиться с людьми, но в тот момент я так стеснялась, аж слова вставали комом в горле, а сердцебиение оглушительно стучало в ушах. Но Алли была разговорчивой; расслабленной и открытой; она сделала все сама и облегчила мне задачу. Когда она рассказала мне о хеллоуинской вечеринке в особняке «Плейбой» и о том, что можно послать свою фотографию и выиграть приглашение, я сначала отмахнулась, мол, меня никогда не выберут – я не подхожу для «Плейбоя».
– Слушай, ты же хочешь стать моделью, так? Ты же мне вроде сама говорила, что хочешь когда-нибудь оказаться на страницах «Плейбоя»? – требовательно спросила она.
Так и было, это были мои слова. Самые красивые женщины в мире снимались в «Плейбое». Их хотел каждый мужчина, а это, как я уже знала в своем зрелом возрасте двадцати одного года, было настоящей властью. Алли продолжала настаивать.
– Так почему бы не попробовать? Что ты теряешь? Это же просто вечеринка! Самое худшее, что может случиться, – тебе просто откажут. Всего делов: отправить фотографию. Дел на секунду.
– Ладно, ладно, хорошо! – ответила я, просто чтобы угомонить ее. – Но меня никогда не выберут. Вот увидишь.
Я вернулась домой и просмотрела свои модельные снимки. Мне нужно было прислать снимок головы до плеч и снимок в полный рост. Я выбрала несколько фото, которые, как мне казалось, выглядели достаточно хорошо. Достаточно горячо и пикантно. Я прикрепила фотографии, вздохнула и нажала кнопку «Отправить».
Как только письмо ушло, я пересмотрела фотографии, и все, что я увидела, были мои недостатки, моя неуклюжесть. Я тут же пожалела об этом, и, хотя кроме меня в своей комнате в маленькой квартире никого не было, я испытывала жгучее чувство стыда и неловкости.
И вот спустя всего пару часов пришло приглашение. К нему прилагались инструкции, как одеться и как добраться до парковки Калифорнийского университета. Я перечитывала письмо и только на третий раз до меня дошло: меня взяли! Это был шок, но шок приятный. И было что-то еще более глубокое, словно каждый раз, когда я думала о том, что кто-то посмотрел мои фотографии и выбрал меня, в моем сердце загорался маленький огонечек счастья. Несмотря на все мои недостатки, они выбрали меня из черт знает какого количества других претенденток. Это было восхитительно.
Однако на парковке, в окружении такого количества похожих на меня девушек, только выглядящих, на мой взгляд, лучше, я начала чувствовать себя не так уж восхитительно. Никто, кроме меня, не выглядел так неуверенно. В том, как они позировали, смеялись и осыпали друг друга головокружительными комплиментами.
Я смотрела, как одна сексуальная Белоснежка здоровалась с другой.
– Какая ты красоточка!
– Нет, ты!
Истощив свой разговор, каждая из девушек развернулась и обнялась со своими друзьями. Все были красивы, все были уверены в себе. Я же чувствовала себя самозванкой, причем самозванкой в костюме, что, как мне казалось, было еще хуже.
Я не знала, какого черта я делала в этом гараже, но когда я повернулась к Алли, чтобы предупредить ее, что собираюсь уходить, парень с планшетом пробрался в толпу и начал кричать.
– Что-о-о? – крикнула одна девушка.
– Ч-ш-ш-ш! – шикнула Алли.
– Расходитесь по домам! – крикнул парень. – Автобуса не будет. Сегодня шаттл больше не ходит. Все идите домой.
У меня засосало под ложечкой, хотя я только что вроде как собиралась уходить. Я два с половиной часа потратила на дорогу, чтобы попасть на эту вечеринку, и от мысли о том, чтобы сесть в машину и ехать домой еще два с половиной часа, у меня внутри все падало. По пути сюда я чувствовала себя сексуальной, а сейчас мне было просто грустно. Для меня всегда существовала тонкая грань между этими двумя вещами.
Он начал отгонять нас. Девушки охали и возмущались. Некоторые из них освистывали парня с планшетом. Большая группа откололась от всех и направилась прочь, смеясь и выбирая вслух, в какой бар они могут пойти. Ночь еще только начиналась. Полагая, что мы тоже уходим, я развернулась, чтобы вернуться к машине, но Алли схватила меня за руку.
– Ну уж нет, – сказала она. – Мы не уйдем.
– Но…
– Мы идем на вечеринку!
Я вздохнула, но промолчала. Через несколько минут девушки, которые отказывались уходить, радостно закричали, когда за углом показался свет фар, с шумом подъехал автобус и распахнул двери.
– Ладно, садитесь, – устало сказал парень с клипбордом. – Видимо, вам сегодня повезло.
Я же не чувствовала какого-то особенного везения. На самом деле казалось, что все идет как-то не так. Я училась в колледже, но не была уверена, что иду в верном направлении. Я поступила в Государственный университет Сан-Диего и выбрала специальность психолога. Я нашла отличную квартиру недалеко от кампуса, большую, светлую и c видом на железнодорожные пути. Шум поездов мне не мешал – мне нравилось думать о людях, которые приезжают и уезжают или просто проносятся через город, направляясь в лучшие места.
Квартира была мне не по карману, поэтому я дала объявление о поиске соседа. Пришел еще один студент, парень по имени Роб, который работал в сетевом ресторане неподалеку. Он вполне подходил на роль соседа, у него была постоянная работа, и он показался мне надежным, веселым и безопасным – этакий придурковатый футболист. Однажды ночью мы пошли по барам, и я проснулась в нашей квартире: он лежал на мне, его тело было как мешок картошки, а своим ртом он искал мой. Я отпихнула его, откатилась в сторону, заползла в свою спальню и захлопнула дверь. Я была рада, что вовремя остановила его, но в то же время чувствовала себя очень глупо из-за того, что втянула себя в такую ситуацию, доверившись кому-то и перебрав с алкоголем. Я и пить-то особо не любила, выпивала редко, поэтому мне было достаточно крышечку понюхать. Со мной такое было не в первый раз, однако только в этот раз мне повезло. Каждый раз, когда это случалось, я всегда задавалась вопросом, что я сделала не так, какой сигнал я дала, что заставило мужчин думать, что залезть на меня, пока я в отключке, – это нормально.
И ни разу я не задавалась вопросом, что же было не так с парнями, которые себя так вели.
В школе у меня был знакомый, которого почему-то прозвали Спутник и которого я тоже считала своим другом. Он был частью команды, которая гонялась на своих машинах по темным автострадам и обочинам Сан-Диего, переезжая на новое место каждый раз, когда их ловили копы. Мы с другими девчонками тусовались с ними – наверное, потому, что они казались мне модными и крутыми. Однажды ночью я ехала с ним, и каким-то образом мы оказались одни в его машине, вдвоем. Он припарковался в каком-то отдаленном месте и сильно прижался ко мне.
Он никогда не казался мне привлекательным – одевался как рейвер, в мешковатые джинсы, а его бритая голова придавала ему какой-то злобный, подлый вид. Он показался мне человеком, у которого нет ни морали, ни доброты. Он лихачил за рулем и в принципе делал все, что хотел.
А в тот вечер он хотел заняться со мной сексом. Я пыталась отшутиться, оттолкнуть его, но он был груб и силой удерживал меня. Когда он вошел в меня, я прекратила попытки остановить его. Я позволила этому случиться. Я притворилась, что все было в порядке. Я думала: если я не буду брыкаться, все закончится быстрее.
Я не хотела, чтобы это стало изнасилованием. Если бы это был всего лишь «плохой секс», я могла бы просто отмахнуться от этого и жить дальше.
Но, похоже, так было всегда, и меня бесило то, как легко секс может быть использован против тебя. Что бы ни происходило в сексе, я хотела быть у руля. Я хотела, чтобы это было моим решением, моим выбором. Но, судя по всему, мне такой выбор редко выпадал.
На следующий день я выгнала соседа Роба, который забыл, в какой комнате его кровать. Я переехала к маме, потому что не могла позволить себе снимать квартиру одной.
Мама жила в маленькой и темной квартире, и мне начало казаться, что моя жизнь была маленькой и темной. Чем я занималась? На самом деле я не хотела быть психологом. Я пыталась пробиться в модели, но у меня ничего не получалось. Лучшая работа, которая мне подвернулась, это играть Джи Ай Джейн[3] на выставке комиксов. Что-то в этом было такое, что мне очень нравилось, – Джи Ай Джейн была такой крутышкой. Было прикольно притвориться на один день кем-то, кто мог бы целую комнату выстроить по стойке смирно.
Я была в смятении. На занятиях у меня случилась паническая атака – возможно, потому, что темой была смерть и загробная жизнь. Я начала думать о своем отце, который провел последние минуты своей жизни лежа на больничной койке, и вдруг перед моим мысленным взором возникли темные, потрескавшиеся стены, мое дыхание участилось, и мне показалось, что меня вырвет прямо на пол посреди урока. Мне удалось выйти, не привлекая лишнего внимания, но я чувствовала, что постоянно нахожусь на грани очередной панической атаки. На сердце было тяжело, я чувствовала усталость. Я слишком много думала о Вселенной и о том, как ничтожно малы люди – как ничтожно мала я сама. Я начинала думать о том, что мы все просто застряли на этом каменном космическом шарике, вращаясь в небытии, и чувствовала, как надо мной смыкается черная тьма.