Знал же Илья Прудников, что ментам, следакам и прокурорским верить нельзя ни при каких обстоятельствах! Даже если они тебе говорят, что дважды два – четыре. Но сделали же ему странное предложение, от которого нельзя было отказаться. И это предложение он принял лишь затем, чтобы избежать позора и неминуемой скорой смерти от рук блатных. Педофилу с гомосексуальными склонностями за решеткой долго не прожить. Однако и это почему-то не помогло. Странный тип Борис Аркадьевич, так и не назвавший своей фамилии и должности, получив согласие от Ильи, резко пропал с горизонта, словно его и не было никогда на свете.
И тут, как поначалу посчитал Илья, произошел обнадеживавший случай. Прудникова вывели из камеры. Конвоир, конечно же, не говорил, куда ведут и зачем. Классического распоряжения «с вещами на выход» не прозвучало, значит, предстояло вернуться в камеру. Вскоре и сам Илья сориентировался, что вели его к следователю.
Когда он шагнул в кабинет, то от неожиданности замер. Ненавистный следак, как и положено, сидел за своим письменным столом, развалившись в кресле. А вот рядом с ним – за приставным – скромно расположилась миниатюрная женщина. Длинные светлые волосы туго заплетены в косу и аккуратно уложены венком вокруг головы. Но Илья-то помнил эти волосы распущенными, когда женщина, будучи еще девчонкой-школьницей, стыдливо прищурившись в полумраке, смотрела на него сквозь густые пряди, падавшие ей на лицо. В одно мгновение в памяти всплыла и ночная мансарда на даче, куда они вдвоем приехали тайком от ее родителей, и любопытная луна, заглянувшая в высокое потолочное окно. Вспомнился и неумелый поцелуй с этой девчонкой-одноклассницей, с которой в школе он сидел за одной партой, с которой у него в старших классах случилась первая любовь… У Ильи чуть не вырвалось: «Наташка!»
Но его остановил взгляд женщины. Ее глаза словно говорили: «Молчи, мы незнакомы». И он подчинился. Все дальнейшее происходило как в тумане.
– Ваш адвокат, – представил следователь ту самую Наташку из прошлого.
– Адвокат? – переспросил Илья.
– Обухова Наталья Прохоровна, – назвалась его первая любовь.
А он и не знал до этого, что она Прохоровна! Да и не Обухова была ее фамилия, а Ильина. Прудников, не понимая, что происходит, смотрел на Наташу, так неожиданно оказавшуюся в кабинете следователя.
До слуха Прудникова доносился голос следователя, тот монотонно зачитывал ему постановление о возбуждении уголовного дела по факту обнаружения в тюремной камере нетбука с порнографическим видео педофильского содержания.
– Вы понимаете меня? – спросил следак, заметив, что Илья практически не слушает его.
– Вы сами знаете, что нетбук с этими мальчиками мне подбросили, – вернулся к реальности Прудников.
– С мальчиками или с девочками… девочки, мальчики… Какая, в задницу, разница? Статья одна и та же, – следак хохотнул, а затем спохватился и глянул на адвоката. – Извините, Наталья Прохоровна, вырвалось. Работа с уголовным контингентом сказывается. Сами видите, с кем общаться приходится.
– Где Борис Аркадьевич? – требовательно поинтересовался Илья.
– Какой Борис Аркадьевич? – удивился следователь. – У вас с головой все в порядке?
Происходила какая-то фантасмагория. Теперь уже и присутствие Наташи Илье казалось частью некоего страшного плана, направленного специально против него. Прудникова в данный момент уже перестало волновать собственное незавидное будущее, больше всего его угнетало, что Наташа может поверить во всю эту мерзость, непонятно зачем созданную вокруг него. Не за этим ли ее пригласили?
– Суть обвинения мне ясна. Могу я поговорить со своим адвокатом наедине? – спросил Илья.
Следак удивленно вскинул брови, ведь адвокат был бесплатный, дежурный, а значит, и не станет Наталья Прохоровна сильно стараться. Чего тогда с ней говорить?
– На данный момент все кабинеты для общения с адвокатами заняты, – выдал ожидаемую фразу следак, проверить сказанное им не было никакой возможности.
– Мой клиент имеет такое право, – произнесла Обухова, стараясь говорить абсолютно нейтрально, будто просто констатировала юридическую реальность.
– Ну, раз вы сами на этом настаиваете… Пять минут, – милостиво разрешил следак и оставил Илью с Обуховой в своем кабинете.
Когда дверь закрылась, Илья выдохнул:
– Ты… Наташка? Почему ты здесь оказалась?
– Я сегодня просто была дежурным адвокатом в коллегии. Меня вызвали… Я увидела твою фамилию… Это абсолютная случайность… – торопливо и сбивчиво принялась объяснять женщина.
– Ты же не веришь в эту гадость? Мне подбросили нетбук с детской порнухой. Хотят расправиться, – Илья хотел еще добавить о странном предложении, которое он принял, но осекся, ведь столько лет прошло, а люди со временем меняются.
– Конечно же, не верю, – Наташа заглянула Илье в глаза. – Ты такой же, как прежде, только взгляд стал жестче. Но ты смотришь на меня и словно понемногу отмокаешь. Правда?
Илья и сам чувствовал, как его душа, загрубевшая на зоне и в тюрьме, плавится, размягчается от женского тепла. Он-то знал, как бессонными ночами, ворочаясь на шконке, вспоминал счастливые моменты их первой любви, вспоминал ее лицо и сквозь пряди волос стыдливый взгляд школьницы выпускного класса.
Наташа попыталась обнадеживающе улыбнуться:
– Я все для тебя сделаю. Я неплохой адвокат. Я сумею, смогу.
– Вряд ли тебе удастся. Но все равно спасибо. Ты же Ильина, почему тогда сказала – Обухова?
– Глупый ты мой, – назвала она его так, как часто называла в школе. – Я замужем была, но детей у меня нет, – почему-то добавила она, наверное, это обстоятельство являлось для нее важным.
Илья протянул руку под столом, их ладони встретились. Пальцы Наташи были такими же тонкими, податливыми, как и раньше. В дверь коротко постучали. Илья отдернул руку, и вовремя – вошел следователь.
Вернувшись в камеру, Илья не отвечал на вопросы других сидельцев. Наверное, он выглядел странно. От него отвязались, подумав, что, возможно, случилось что-то плохое с кем-то из его родственников и бывалый зэк просто не хочет об этом говорить. Перед самым отбоем громыхнула «кормушка» и послышался возглас:
– Прудников, на выход.
– Куда тебя? – тихо поинтересовался сосед по тюремным нарам.
– Сам не знаю, – так же тихо и абсолютно искренне ответил Илья.
Во дворе СИЗО стоял старый автозак на базе «газона». Возле него прохаживался тот самый следак. На его губах змеилась нехорошая, во всяком случае, так показалось Прудникову, улыбка. На вопросительный взгляд Ильи, мол, куда везут, следак, не задумываясь, ответил:
– Расстреливать, – а затем согнал улыбку с лица и ответил вполне серьезно: – На следственный эксперимент едем.
– Будете проводить процессуальные действия без адвоката? – произнес Прудников, понимая, что в его ситуации это ничего не меняет, ему просто хотелось еще раз увидеть Наташу, так неожиданно возникшую из его прошлого.
– Почему без адвоката? – удивился следак. – Будет тебе в свое время не только адвокат, но и строгий судья с принципиальным прокурором.
Прудников поднялся в машину. Его затолкнули в так называемый «стакан» – узкую железную выгородку в кузове, в которой можно было только стоять. Конвойный в автозак не поднимался. Дверь с лязгом закрылась. Кто едет в кабине, Илья не знал. Двигатель заурчал, и машина тронулась с места. Вскоре стемнело. Ехали где-то за городом по ровному неоживленному шоссе. Лишь изредка со свистом мимо проносились машины.
«Наташа, – мысленно позвал в мыслях Прудников, а когда ему показалось, что она если не слышит его, то хотя бы чувствует, спросил: – Ну почему мы тогда расстались? Может, все было бы по-иному?»
За рулем автозака сидел молоденький водитель-срочник, рядом с ним жался конвойный. Когда предстояло переключить передачу, последнему приходилось забрасывать ногу за ногу, чтобы дать ход рычагу. У правой дверцы с комфортом расположился следак. Он с сосредоточенным видом просматривал бумаги в папке, хотя уже было темно и разобрать текст ему вряд ли удавалось.
– За следующим поворотом налево уйдешь, на грунтовку, – бросил он водителю.
Тот недоуменно посмотрел на следака.
– Так ведь не по дороге.
– А кто тебе сказал, что по дороге? – улыбнулся следак. – В одно место заехать надо. Потом на трассу вернемся. Тут недалеко. Много бензина не сожжешь.
– Надо так надо.
Вскоре автозак уже трясся по пустынной гравейке. Земляное полотно было волнистым, как стиральная доска, – не разгонишься.
– А теперь – стоп, – приказал следак.
Водитель вдавил тормоз и с удивлением осмотрелся. Рядом не наблюдалось жилья. Лишь еле заметная тропинка уходила в молоденький лесок.
– Глуши.
Мотор замолк. Наступила тишина.
– Значит, так, слушать сюда, – сказал следователь, выбираясь на дорогу. – Вот тропинка, а вот, – он вытащил из-под сиденья что-то тяжелое, замотанное в тряпки и перетянутое скотчем, – задний мост для «Жигулей». Несете его по тропинке до рыбацкого домика и отдаете жильцу. Скажете, что от меня. И – назад. А я тут покараулю. Задача ясна?
Вообще-то автозак с заключенным конвойный не имел права оставлять на дороге, водитель тоже. Но так распорядился следователь. Да и просто, по-человечески, не станешь отказывать человеку, который намного старше тебя по возрасту и по положению. Конвойный с водителем подхватили задний мост и, негромко чертыхаясь, потащили его лесной тропинкой. Как только они исчезли в зарослях, неподалеку тихо заурчал двигатель легковой машины. Из-за кустов выехала невидимая до этого с дороги «Волга». За рулем сидел тот самый таинственный Борис Аркадьевич.
– Здравия желаю, – тихо проговорил следак.
– Давай быстрей.
Следак открыл автозак, посветил вовнутрь фонариком. Стоявший в «стакане» Прудников зажмурился от света, бьющего в лицо, прикрыл глаза ладонью. Он все еще ничего не понимал.
– А вы думали, что я о вас забыл? – спросил Борис Аркадьевич, забрал у следака фонарик и посветил себе в лицо. – Я свое слово всегда держу.
Загремел запор. Удивленный Илья выбрался из машины. Борис Аркадьевич уже держал поднятой крышку багажника «Волги».
– Поторапливайтесь, – подгонял он шепотом.
Прудников заглянул внутрь. В багажнике лежал абсолютно голый мертвый мужчина примерно одной с ним комплекции.
– Труп – свежак, – с каким-то затаенным умилением проговорил Борис Аркадьевич. – Бомж от сердечной недостаточности перекинулся. Его вместо вас и сожгут. Раздевайтесь. Если б вы только знали, скольких забраковать пришлось!
Илья сбросил одежду.
– Белье тоже снимайте.
Следак вместе с Ильей, как могли, быстро облачили мертвого бомжа в одежду Прудникова, затем с трудом затащили его в автозак и, поставив в «стакан», закрыли на замок.
– В «Волгу» садитесь. Потом оденетесь, – отдал распоряжение Илье Борис Аркадьевич.
Легковая машина сдала задом и скрылась за кустами. Вновь наступила тишина. Таинственно раскачивались верхушки худощавых сосен. Перемигивались в ночном небе звезды. Илья увидел, как из леса вышли водитель с конвойным, как сели в машину и уехали.
– Ну вот, дело сделано, – осклабился Борис Аркадьевич. – Приедут на место. А зэк в «стакане» по дороге загнулся. Неприятность, конечно, но ни в коем случае не трагедия вселенского масштаба. Скоро все и как звать вас забудут. Был такой, и нет его. Только горстка пепла останется да пара бумажек с печатями и подписями. Пошли, новорожденный.
– Так голым и идти? – засомневался Прудников.
– Я спешил. Не успел в машину одежду положить. А чего стесняться? Лес, ночь. Люди голыми в этот мир приходят. А у вас, считайте, сегодня день рождения.
Поскольку других вариантов не было, пришлось идти в чем мать родила. Странные ощущения. Пробирал ночной холод, босые ноги кололи валявшиеся на тропинке крепкие сосновые шишки. При этом обычно уверенный в себе Илья чувствовал себя незащищенным. Лес кончился. На опушке стоял небольшой бревенчатый домик, обнесенный невысоким заборчиком. Над воротами красовалась надпись «Дом рыбака». У калитки гостей уже встречал странного вида мужчина. Длинные волосы, собранные на затылке в хвост, в носу пирсинг, руки выше кистей густо укрыты татуировками. По их композиции можно было предположить, что они идут и выше, а то и по всему телу. При этом татуировки были явно не тюремные, а высокохудожественные.
– Добрый вечер, – мужчина абсолютно не обратил внимание на то, что Илья голый, и первым протянул ему руку для приветствия. – Виталий, – представился он.
Прудников вопросительно глянул на Бориса Аркадьевича, не зная, имеет ли право называть свое настоящее имя.
– Илья, – за Прудникова произнес его провожатый.
Мужчина, назвавшийся Виталием, пригласил пройти в дом. Илья переступил лежавший на крыльце, закрученный в тряпье задний мост от «Жигулей» и шагнул внутрь.
– Борис Аркадьевич, а что теперь с этим дурацким задним мостом делать?
– Надо же мне было им двоим какую-то ношу дать.
– Можете надеть, – Виталий указал Илье на банный халат, висевший на спинке стула.
Одевшись, Илья почувствовал себя более уверенно. Татуированный пристально его разглядывал.
– Не удивляйтесь, – усмехнулся Борис Аркадьевич. – Это у него профессиональное. Вас придется немного подправить.
– В каком смысле? – напряженно поинтересовался Прудников.
– Лицо подправить. Все-таки не хотелось бы, чтобы вас узнавали знакомые.
– Пластическая операция?
– Зачем? Небольшие корректировки. Сейчас этим и займемся.
Илью усадили в кресло. Виталий достал средних размеров серебристый кофр. На приставном столике стал раскладывать инструмент.
– Это не больно и не опасно, – говорил он, протирая лицо Прудникова марлей, смоченной в спирте. – Первоклассный медицинский силикон. При желании все можно вернуть в исходное состояние.
Виталик отошел на несколько шагов, всмотрелся в лицо Ильи так, как делает это художник, а затем поднял в руке шприц.
– Вам лучше закрыть глаза. Вернее, мне так легче будет работать.
Прудников повиновался. Иголка шприца колола в губы, щеки, лоб, а Виталик говорил:
– Чуть-чуть сделаем толще верхнюю губу. Усилим надбровные дуги. Видите, Борис Аркадьевич, теперь у него абсолютно другое выражение лица…
Священнодействие продолжалось около часа. Наконец Виталик сказал:
– Готово.
Прудников открыл глаза. Борис Аркадьевич держал перед ним большое подрагивавшее зеркало, из которого на Илью смотрело отражение. Узнать Прудникова было можно, но он уже стал другим. Изменились не черты лица, а именно его выражение. В случае если бы кто-то из знакомых остановил его на улице, достаточно было бы просто сказать, что человек ошибся. А в ответ услышать, что «да, извините, теперь сам вижу».
– Удивлены? – самодовольно проговорил Виталик. – Дело в том, что после тридцати лицо уже становится как бы отражением прожитой человеком жизни. Его формируют морщинки, складки. Если вы часто улыбались, то они сложатся в один рисунок, если сердились, то в другой. Не знаю, как сложилась ваша судьба, но могу сказать, вам много пришлось страдать, – Илья не успел ответить, а Виталик уже доставал ножницы, фен. – Изменим и прическу. А вот бриться в ближайшие дни я вам не советую. Обрастите щетиной, это придаст вам солидности.
Наконец «правка» лица было окончена.
– Несколько дней надо дать на то, чтобы изменения вошли в силу, чтобы организм принял их. Почаще смотритесь в зеркало, старайтесь контролировать свою мимику, и вскоре она станет у вас совершенно естественной, – посоветовал Виталик, пожелал спокойной ночи и распрощался.
Борис Аркадьевич прищурился.
– Я тоже вас оставлю. Привыкайте. Вскоре увидимся. Еды здесь хватает. Беспокоить никто не станет. Не совершайте глупостей. Я приеду за вами через несколько дней.