Вся кипя от гнева и злости, Ивон резко дернула на себя тяжелую дубовую дверь. Дверь протестующе скрипнула, но все же впустила разъяренную жрицу в комнату. Девушке пришлось поднапрячься, чтобы хлопнуть створкой, но ей все же это удалось. Сидящий в кресле у стола мужчина оторвал взгляд от книги и вопросительно поднял бровь, но Ивон, не глядя на него, рухнула на застеленную кровать, раскинув руки в стороны.
– Да чтоб их всех Мара благословила! – в сердцах воскликнула девушка.
Вздохнув, мужчина отложил книгу и развернул кресло к кровати.
– Рассказывай.
– Они выслали меня из столицы! – кипя от негодования, Ивон села на кровати. – Меня! Радогаст, ты можешь себе это представить? Они же одним росчерком пера поломали все наши планы!
– За одну-единственную просьбу? – нахмурился названый Радогастом.
– Нет, – вздохнула Ивон, немного успокоившись и удобнее устраиваясь на кровати. – Старая карга откуда-то узнала о моей связи с алхимиком с Красной улицы. Сказала, что участие в подобных предприятиях позорит мое имя жрицы и бросает тень на весь орден.
– Не могу с ней не согласиться, – усмехнулся мужчина.
– Это понятно, – поморщилась девушка. – Но по плану этот разнос должна была услышать не я, а Желмира. Если бы ее словили в лавке алхимика, то это стало бы последней каплей, и стерву убрали с поста помощницы храма. А место это по праву мое!
– Ну, по праву это сильно сказано, но соглашусь, в кресле помощницы ты бы смотрелась намного лучше. Ладно, этот план провалился, но ведь остается еще вариант с лечебницей в пригороде, да и…
– Меня отсылают, Рад! – воскликнула девушка. – Ты не понимаешь, что ли? Все мои планы и интриги, все многолетние усилия духам ветра под хвост!
Мужчина, нахмурив брови и сложив пальцы домиком, откинулся в кресле. Некоторое время он молча смотрел на Ивон, а потом коротко спросил:
– Куда?
– В Лозницу. К графу Изену.
– Трусики Ниневии, – выругался Радогаст, закрыв глаза. – Жрец-то им зачем? Там же прекрасный климат, все растет как на дрожжах.
– Предыдущий лекарь, присланный графу скоропостижно скончался, – пояснила девушка. – Вот они и нашли ему замену. Ничего не могу сказать, изящный выход – больше удалить меня от столицы можно было только отослав на Дюжину островов.
– Если бы она узнала о «дневнике Ирэн», то точно бы отослала. А может, и вовсе изгнала из ордена, – немного кривовато улыбнулся Радогаст.
В ответ на это Ивон только покачала головой. О поддельном дневнике, якобы написанным некоей Ирэн не знал никто, кроме Янара, который и помогал его написать. Сам он думал, что это всего лишь шутка, невинный розыгрыш, какой-то жрицы из ордена Ивон. Иногда девушка поражалась его наивности и неумению видеть истинную суть вещей. В любом случае даже если бы молодой жрец знал, что написанный его рукой дневник вовсе не шутка, он бы все равно никому не рассказал. И даже не потому что любил Ивон, нет, девушка не обманывала себя – за два года, что прошли с их последней встречи, всякая любовь должна была увянуть. А просто потому, что таков уж Янар. Он глупый и наивный, может, даже трус, но уж точно не предатель.
Встав с постели, девушка принялась мерять шагами комнату Радогаста. Несмотря на то, что жилые комнаты при главном храме считались съемными, и любую свободную могли предоставить прибывшему в Польгар жрецу, эта всегда держалась для Радогаста. Это была одна из тех мелочей, что очень хорошо отражали настоящую суть старшего жреца. Ивон, хоть и была прирожденным лекарем, не удостоилась чести иметь свою собственную комнату, а Радогаст, может и старший, но все же простой жрец. Сколько их таких в столице? А во всех графствах? Даже не сотни, тысячи. Однако только он имеет личную комнату, и именно он был выбран в представительство посольства, отправляющегося в сам Священый город Великой степи! Да, до Радогаста девушке еще расти и расти.
– Я думал, какой мне путь выбрать, – сказал мужчина, отвлекаясь от своих раздумий. – В Лознице меня ждут дела, хоть и не самые срочные. Если желаешь, могу составить компанию.
– Да, пожалуйста. Я давно не выезжала из Польгара, пригодится помощь опытного путешественника.
Мужчина кивнул, вставая из кресла.
– Тогда послезавтра, через два колокола после рассвета. И на твоем месте я бы взял все, что может понадобиться – Лозница та еще дыра.
Ночь – не самое подходящее время для молитв Ниневии, но молодую жрицу это совершенно не волновало. Ивон не могла уснуть, она вся была на взводе из-за предстоящего путешествия, а лучшим способом успокоиться, который она знала, была молитва. В глубине души девушка испытывала облегчение, что от жриц Ниневии не требуется столь безудержной веры, как от жрецов Похищенного бога. Мать земли могла не откликнуться на зов своего посвященного, находясь в далеких странствиях в поисках своего возлюбленного, но такое случалось действительно редко. Чаще Ниневия, как и другие боги, все же приходила на призыв, от жреца какого бы ранга он не исходил.
Ивон любила свою богиню. За возможности, которые та даровала ей, сотворив лекарем, за ту силу, что она имела над людьми. Наблюдая за тем, как прямо на глазах закрываются раны и срастаются сломанные кости, Ивон испытывала небывалое наслаждение, хотя это и стоило ей множества сил. Однако все недостатки перекрывала благодарность излеченных людей, восхищение в их взглядах и тихий шепот простых горожан, принимающих ее за настоящее воплощение богини. Нет, Ивон не верила столь истово, как любой жрец огня, но она искренне любила Ниневию.
– Мать земли, создательница жизни, благословительница всего сущего, – шептала Ивон, сидя на смятой постели и глядя в темноту за окном. – Услышь меня, начальница рода, обрати взор на дитя свое, даруй благословение, помоги в пути. Да восславится имя твое, да пребудет воля твоя на земле, да расцветет дар твой во всем живом…
Это не была твердо заученная молитва, не привычное усилие тренированной воли жрицы. Это была обычная молитва обычного человека. Мать шепчет такую молитву над постелью больного ребенка, крестьянин бубнит ее под нос, сажая озимые, девушки поют ее, срывая плоды по осени. И пусть они не получают отклика от богини, но когда больной ребенок сам встает с постели, когда проклевываются первые ростки, когда спелые яблоки падают в подставленные руки, любой человек знает – то было благословение Ниневии.
Ивон шептала молитву, не надеясь, не ожидая получить ответ. Она шептала ее даже не для того, чтобы просить богиню о чем-то, а просто напомнить о себе, обратить благосклонный взор Матери земли на себя, на свою жизнь. И тем большим было удивление жрицы, когда она почувствовала присутствие Ниневии. Еще немного, и богиня плодородия материализовалась бы в комнате – стало светло, повеяло запахом свежескошенной травы и цветущей яблони. Тело Ивон окутало тепло, дыхание ее сбилось, а в груди расцвела ни с чем не связанная радость.
Постепенно, сияние потускнело и исчезло совсем, эйфория прошла и запах яблок стал слабеть. Ивон пришла в себя и снова могла связно мыслить. Это было необычайно мощное благословение, богиня действительно обратила свой взор на нее. А раз так, это может значить только одно – предстоящее путешествие в Лозницу угодно Ниневии. В таком случае, девушке больше не о чем волноваться, она была уверена, что богиня желает для нее только самого хорошего.
С улыбкой на устах Ивон провалилась в глубокий сон. И снилось ей одно из первых свиданий с Янаром. Они тогда были в саду ее ордена, и совсем еще юный жрец не смог удержать эмоций после их первого поцелуя, случайно подпалив ветку цветущей яблони. Как же одна тогда смеялась…