Один из всадников отделился от остальных и направился к князю. Тот сразу безошибочно угадал, кто это мог быть, кто решил нарушить его уединение.
Это был, конечно же, Спиридон.
– Все так, княже, мне по нраву твоя речь, ты говорить и убеждать мастак, – похвалил бес князя Александра, – но кое в чем ты заблуждаешься, – тут же прибавил поспешно он.
– О чем ты? – поинтересовался князь.
– Пока они любят тебя, ну так как могут любить, – согласился тот, – даже больше, чем Ярослава, но так будет не вечно, если ты не станешь их по шерсти гладить, так быстро разлюбят да и оставят от тебя рожки и ножки, – говорил он, рассмеявшись в ответ.
Александр задумался, но едва скрывал досаду.
Он предчувствовал подобный поворот дел, но убеждать себя в том совсем не хотелось.
– Ты нужен им, особенно когда беда, дружины вести в бой надо, но когда миру бысть эти людишки еще себя покажут. Они не такие буйные, как в Новгороде твоем, это так, только откуда прыть возьмется. Но в мирное время снова они начнут мечтать о свободе. Не знаю, как до сих пор еще город жив, и не стерт с лица земли. Прав был твой отец, нельзя с ними по-хорошему, не поймут они того, только кнут да пряник им и помогут, никто ничего не придумал лучше, и тебе не удастся придумать.
Александр чертыхнулся, но не подозревал, что его с небес на землю легко было сбросить. Но неужели так низок и жесток человек.
И такая боль в душе его осталась, что и думать ни о чем больше не хотелось.
Он должен был им напомнить, что если соберутся его изгнать, то еще пожалеют о том.
И с этим надо быть осторожным.
№№№№№№№№№
Человек никогда не был свят, и безгрешен, разве мне одному придется страдать оттого, что он таков?
И от этого открытия спокойнее стало на душе, хотя тяжелый осадок все-таки оставался.
– Но ведь ты не с самыми лучшими князьями возился, – снова преобразившись, рассмеялся тот.
Бес, еще минуту назад торжествовавший победу, понимал, что его собеседник во многом прав. Оно всех тех князьях он такое мог порассказывать, но не стоит ворошить прошлое. О них уже сложены былины, и пусть они остаются героями для потомков.
А вдруг это он заблуждается, когда видит их. Он должен похоронить в себе такую вот тайну и никогда о ней не вспоминать.
– Ладно, я к Даниилу, – небрежно бросил он на прощание.
Снова возникло имя Галицкого князя, он задумался о том, помня рассказы о странном вольнолюбивом князе Романе, отце Даниила. Тот был с ним заодно сначала, а потом вырвался на свободу.
Он слышал что-то о том, как с ним братья-князья расправились. Как это случилось, никто не ведал, но от ляхов привезли его мёртвого. Это было очень похоже на смерть его отца в татарской орде. Словно бы ему отплатили той же монетой.
Даниил и Роман всегда были суровы и далеки от реальности. Но на этот раз они сближались и с бесом и с юным князем, чтобы снова разбежаться в разные стороны со временем.
Александр почувствовал вину за дела деда, понимал, что тот помешает им сблизиться. Как можно терпеть рядом того, перед кем ты был виноват.
Но на самом деле все оказалось не так, как он себе представлял.
У Даниила кроме их соперничества, есть еще какой-то интерес, да и ему тот был интересен.
№№№№№№
Оставив его по дороге в Новгород, князь Тьмы помчался в Галич, как он и сообщил о том Александру.
Проницательный Ярославич оказался прав, он питал особую приязнь к Галицкому князю. Тот был суров и благороден, он рано оставался один, и надо было бы ему посодействовать во всем.
Если его и любили подопечные, то никак своей любви не показывали.
Именно Даниил должен стать главным соперником ее князю, потому бес был все время рядом и старался понять, что же ждет обоих князей впереди.
Даниил напоминал ему Рюрика и Ярослава Мудрого, хотя и не был в том виноват, но зуб у беса на него уже был.
Александр теперь уже в одиночестве отправился в Новгород, и красный плащ его развивался на ветру. Казалось, что это пламя костра, кем-то разожжённого во тьме.
Но пока у него все еще было впереди.
Все, что князь помнил из той давней поры – это высокие стены покоев и гридни, казавшейся просто огромной, мерцание свечей где-то высоко (их всегда было немного), тени, метавшиеся, по серым стенам комнат и зал. Они сверкали белизной.
И голос женщины (тогда она казалась старой), но по тому, что дожила до его двадцатилетия, выходило, что было ей лет около 50 ти, а может и того меньше. Кто знает о летах безродных баб, у которых не было ничего. А что было, то быльем давно поросло.
Но под ее присмотром оставались хоромы и бесчисленные дети князя.
Александр понимал, что его она любила больше других княжичей, всегда выделяла, и это радовало его все время, а вот брат его Андрей злился, старался ударить его посильнее.
Но бил не больно, ведь и был младше и слабее, боялся получить сдачу.
Ее любовь и нежность была первой, потому так и запомнилась, после этого и казалось, что его любят все вокруг.
Сразу же видел князь и тех, кто думал и считал по-другому, хотя это его не сильно печалило тогда, чего только в мире не случается, – размышлял он.
Александр был рожден князем, великим князем. Ему все должно было достаться по праву первородства, об этом знали и спокойно принимали все вокруг.
Единственным, кто этому противился, был отец. Он был рожден, чтобы вносить в жизнь смуту. Он вовсе не выделял его среди всех, не давал понять, что он унаследует Киев. Лишь усмехался, когда об этом говорили чародеи и ясновидящие.
Александр, рожденный в Чернигове, своим привык считать Новгород, потому что по воле отца большую часть времени вместе с младшим братом Федором т воеводами проводил там. В ожесточенной борьбе с новгородцами он признал себя князем.
Ему нравилось с детства быть в центре внимания, видеть, как подчиняются тебе бояре и воеводы, как все-таки перестают бунтовать Новгородцы, как слушают и внимают дружинники твоим речам.
Он запомнил, как взирал на него какой-то паренек, словно бы бог спустился с небес. Он был растрепан, бос, задирист, но присмирел сразу – подчинился.
Вот это и стало мерилом его власти над миром, и страстным желанием защитить то, что принадлежит тебе одному.
Князь рано вкусил этой радости власти и ответственности за то, над чем ты властвуешь.
Но он не заносился, и любой мог бы подтвердить, что княжич – славный парень.
Даже бес не знал пока, в чем его можно упрекнуть, если и были какие-то обиды, то они мгновенно забывались, стирались из памяти.
№№№№№№№№
Это было десятое лето после его рождения. Обычный день, княжеский пир, тоже как всегда, когда кубки подняли в честь молодого князя.
Он почему-то вспомнил рассказы о первом пире, который устроил князь Ярослав мая 30 дня 1219 года, когда появился он на этот свет, в первый раз его вынесли к отцу и всем, кто с ним тогда оставался.
Ох, и весело же было тогда, кажется, весь люд честной радовался появлению наследника.
От этих размышлений он невольно улыбнулся.
Но кто-то намекал на то, что на том пиру случилось еще что-то невероятно, а вот что это такое было, казалось, что он должен узнать эту тайну.
И вот накануне 14-го года он услышал эту историю до конца, терпение его было вознаграждено, наконец.
– Потом, когда князю принесли его сына, появился всадник, никому неведомо было, откуда он явился, куда путь держал. Стражники не заметили его, хотя никуда не отлучались.
Как они его пропустили, кто знает, только прошел он к княжескому столу, гордо и спокойно остановился перед великим князем.
Князь Ярослав удивленно повернулся к нему, словно желал понять, что в его мире такое творится.
– Пришел я взглянуть на самого прекрасного и мужественного из твоих сыновей, – заявил тот, – послан он для больших дел и свершений, обычно они сюда из других земель приходили, но на этот раз у тебя он народился.
– Странно все тогда было, – припомнила матушка, когда рассказывала эту историю. – Он не называл нашего бога, словно и не ведал, что он есть у нас. Но от этого ничего не поменялось. Князь сменил гнев на милость, а гости почти окаменели, так странно выглядел тут незнакомец.
Князь больше о том не вспоминал, но мы все не могли забыть того, что творилось вокруг.
Уже возмужавший Александр стал понимать, что не случайно явился тот гонец, что значит так всему и быть.
Но князь не хотел думать о том, что величие и могущество его зависит не от меча и хитрости, а от какого-то предсказания неведомого гости, который то ли был, то ли не был вовсе.
Нет, он просто считал, что станет в одни ряд с Олегом, Рюриком, Ярославом Мудрым, вне зависимости от того, был или не был тот таинственный всадник.
Бес уже был осведомлен о том, что Александр узнал ту старую историю, которую никак не мог помнить сам.
Он ее никогда не рассказывал, потому что знал, что не должен испортить парня. Пока ничего еще не случилось, надо охладить его пыл, стоит рассказать ему о князе Данииле, который совсем в других условиях рос, без всех этих историй, и отца лишился в юном возрасте, но от этого не сделался менее значительно фигурой в этом мире.
Вот с этими помыслами он и появился перед Александром, и подчеркнул, что пока ему известна только одна сторона всего этого дела, но надо еще доказать, что не зря было предсказание, и подтвердить все это. Сам парень о том тоже догадывался.
– Тебе только часть истории рассказала сердобольная матушка твоя, -усмехнулся бес.
– А что в другой части будет?
– Не так все ярко и победно, как сначала, потому что не то время досталось, Рюрику и Олегу проще простого было героями оставаться, хазары, печенеги – это что, а вот против вас такая напасть будет, что пока лучше не думать о том.
Легко сказать – не думать, когда сам уже проговорился.
– Все твои самые громкие победы под тем знаком свершаться будут, ни радости от них не останется, ни славы, как только ветер с другой стороны подует.
– С татарами ни вам, ни сынам, ни внукам вашим не справиться, какими бы героями вы не были.
Бес немного помолчал, каким мрачным делалось лицо князя от всего этого.
– На весь мой век хватит этого бедствия? – переспросил он.
Ему хотелось услышать иной ответ, но бес не собирался его обманывать.
Но как мог забыть рогатый, что перед ним стоит совсем мальчишка?
– Твой век станет закатом, багровым закатом для славян, и не скоро еще новый рассвет настанет, если настанет и вовсе.
Не верил князь во все сказанное, ему казалось, что этот тип издевается над ним, что ничего такого не может быть.
Но бес уже стал сердиться, ему совсем не хотелось, чтобы князь сомневался в его словах.
Так тайна внезапно и открылась.
Позднее уже с боярином Федором, новым его воспитателем, он все время обращался к тому вечеру, к тем словам, ждал, когда победы будут чередоваться с поражениями.
В том году и в том месяце князя Александра постригли.
А за несколько дней до такого важного обряда, когда он допытывался у няньки, что же это будет такое, она ответила, что отрежут прядь волос, оставят в тайнике, подчеркивая, что закончилось безоблачное детство, стал он взрослым.
Потом, когда все свершилось так, как она и говорила, он противился этому, вел себя буйно, будто ничего заранее не ведал, все происходило на глазах.
Бояр это почему-то порадовало, они говорили друг другу, что князь может постоять за себя и это прекрасно.
№№№№№№№
Теперь, когда снова возвращался мысленно князь в те дни, все казалось прекрасным и мирным, почти сказочным. Не помнил он уже не волнения в Новгороде, ни яростного взгляда отца.
Не хотелось ему вспоминать о грустном. Жутковато было вспоминать и о первых нападках татар. Тогда ему было уже 17, он стал совсем взрослым.
Пока о них доходили только слухи, пылали соседские земли, исчезали поселки и целые города, куда пожаловало воинство Батыя, но это происходило не с ним, не в его мире.
Только думал он порой, что рано или поздно это все начинает касаться и тебя самого.
Наступит день, когда дотянутся и до тебя татары.
Отец наезжал в город все реже, становился все молчаливее и суровее.
Он говорил все чаще о том, что татары рвутся к Киеву, а ему приходится все время стоять у них на пути, значит не уйти от ответа.
– Что с ними и правда, не справиться? – вырвалось у Александра.
Ярослав ничего не ответил, только так взглянул, как будто хотел понять, на самом ли деле он ничего не понимает, или только притворяется.
Но после такого взгляда иного ответа и не требовалось.
До этого разговора князь еще верил, что можно избежать страшных пророчеств, но теперь сомневался, что можно. Рок висел над ними, от него никуда не деться.
Как – то придется жить и воевать с татарами, хотя трудно и представить, как это может быть.
О печенегах, хазарах больше никто не хотел говорить и думать, черной и громадной тучей над славянским миром нависли татары.
Однако забылись эти страхи потом, а вот момент пострижения остался в его памяти навсегда
В храме было спокойно и торжественно. Все именитые люди, воеводы и бояре собрались вокруг него, а его перед царскими воротами поставили.. Княжич, хотя и знал, что и как случиться должно, немного запаниковал, когда патриарх в праздничной одежде е нему вышел.
Князь смотрел куда-то в запредельные дали, понимал, что не может мир без бога существовать, что есть в мире сила, которая не управится с ним. Человек, даже великий князь рядом с ними ничтожен и мал, каким бы великим он не считался.
Только князь никак не мог уразуметь, как он станет теперь сражаться, понимая, что ничего невозможно исправить, бог никогда не поможет ему больше, ведь до сих пор он не мог его по достоинству оценить, и внимания он ему не уделял.
Немного стыдно ему перед священниками стало, но святые отцы ничего не замечали, а если и заметили, то вида не показали.
Князь не подозревал, как радуется святой отец тому, что вернулся к нему блудный сын, как в писании было сказано, пусть поздно, но все-таки вернулся.
Он стоял перед царскими вратами, не понимая, что они так называются. Для князя начиналась новая жизнь, к ней надо приготовиться.
Тогда и стал князь просить благословления бога.
Бес был в ярости из-за всего происходящего. Он почувствовал страшную угрозу для своего положения. Но обошлось, ничего страшного не случилось.