Глория была самой прекрасной на свете ангорской кошкой. Познакомились мы с ней при забавных обстоятельствах, благодаря одному мышонку по имени Пискля. Как-то поутру я гнался за этим мышонком и сам не заметил, как оказался в саду богатого особняка. И там я впервые увидел Глорию: она лежала в зарослях анемонов и умывалась розовым язычком. Как она была хороша! Глаза, белоснежная шелковая шерстка, пушистый хвост… Я влюбился в нее с первого взгляда.
Своим счастьем я обязан Пискле, поэтому с тех пор никогда его не преследовал, больше того – завел с ним дружбу. Пискля жил в доме одного поэта, у которого была богатейшая (но очень пыльная) библиотека с толстенными книжищами. Вот в них-то мой дружок Пискля время от времени находил всякие романтические стишки и пересказывал мне. А я декламировал эти стихи Глории – она обожала их слушать.
Роскошная вилла, где живет Глория, утопает в зарослях граната и олеандра. А охраняет ее отвратительный и совершенно невоспитанный бульдог по имени Булька. Почему этого ужасного кровожадного зверя назвали Булькой – для меня загадка. К счастью, Булька обычно привязан около своей деревянной будки, а мы встречаемся на безопасном расстоянии от него, у пруда с золотыми рыбками.
Итак, я пришел и подал условный сигнал: трижды промяукал протяжно и дважды – коротко и призывно. Через пару минут появилась Глория и бесшумно прыгнула на мраморный бордюр вокруг маленького пруда в форме звезды.
– Ты опоздал, – в ее голосе слышен укор.
– Совсем немного! – оправдываюсь я.
– Знаешь, как мне не терпелось тебя увидеть? – игриво мурлычет она.
– Не знаю… А как?
– Сначала ты скажи.
– Что?
– Что ты меня любишь.
– Я тебя люблю! – уверяю я ее.
– Громче! Скажи это громче!
– Тогда нас услышит Булька.
– Если бы ты действительно меня любил, тебя бы не остановил никакой Булька!
Меня это, конечно, задевает за живое, и я кричу во все горло:
– Я тебя люблю-у-у-у-у-у-у-у-у!
И зачем только я это сделал?! Бульдог тут же просыпается и, порвав свою цепь, кидается на нас.
Мы вмиг взлетаем на раскидистое гранатовое дерево. Булька прыгает внизу и лает так, будто у него хвост угодил под отбойный молоток. Я срываю гранат и швыряю его прямо в лоб вредному псу. Булька понимает, что если продолжит осаду, то за этим снарядом последуют и другие, и возвращается в свою будку с ужасно недовольным видом.
– А ты всегда будешь любить меня? – ластится Глория.
– Ну еще бы! А ты?
– И я. Всю жизнь. Все свои девять жизней буду тебя любить!
Глория нашептывает мне всякие нежности, и я уже на седьмом небе от счастья.
– Радость моя, красавица моя ненаглядная, – нежно шепчу я и лижу ее белоснежное ушко.
– А знаешь, – говорит вдруг Глория, – мне ведь подыскали жениха.
От неожиданности я теряю равновесие и едва не сваливаюсь на клумбу с гиацинтами.
– Что?! Какого еще жениха?
– Расмина.
Я слышу это имя впервые. Тогда я еще и представить себе не мог, какую роль сыграет этот кот в моей жизни.
– Какой такой Расмин?
– Это кот Исмины Парлавиды, лучшей подруги моей хозяйки. Он тоже ангорец.
– И что с того, что ангорец?! – возмущаюсь я. – Этого достаточно, чтобы покорить твое сердце?
– Так решили наши хозяйки, когда на днях пили чай и ели анисовые бублики, воздушный кекс с изюмом и миндальной крошкой…
– Мне все равно, с чем именно они пили чай! И что же они решили?
– Что мы очень подходим друг другу. Что мы идеальная пара.
– Да ну, неужели? И как же эти сороки до такого додумались?!
– Пожалуйста, не говори в таком тоне о моей хозяйке и ее лучшей подруге. Вот так и додумались. Мы одной породы, а значит, у нас будут чистокровные котята.
– А почему ты им не объяснила, что твое сердце отдано другому?
– Они бы все равно меня не послушали. Они бы ни за что не поняли, как я могла полюбить дворового кота.
– А чем плохи дворовые коты? Если хочешь знать, они самые лучшие!
– А ты – лучше всех.
– Само собой… Послушай, они что, спятили? Какое право они имеют вмешиваться в твою личную жизнь? У этой Исмины нет разве других дел, кроме как сватать тебя кому попало?
– Мне нравится, когда ты сердишься. Но поверь, у тебя нет причин злиться. Я ведь тебя люблю…
– Скажи, – спрашиваю я с безразличным видом, – этот Брамин, он так хорош собой?
– Расмин, – поправляет она меня.
– Ну хорошо, Расмин. Он какой?
– Красивый…
– Что, красивее меня?
– Дорогой мой, тебя я люблю не за красоту.
– Да? А за что?
– За то, что ты – это ты!
Когда Глория говорит такие вещи, я взлетаю на седьмое небо от счастья. Ну а потом снова опускаюсь на землю. Она поднимает и опускает меня, будто в лифте.
– Кисонька ты моя! – и я снова лижу ее белоснежное ушко.
– Знаешь, – мурлычет Глория, – на следующей неделе я приму участие в конкурсе красоты. Ну, в том парке, где сирень. Там будут мэр, его заместитель, посол Кувейта, и вообще соберется все приличное общество.
– А хочешь, пойдем вдвоем? Нас тогда точно признают лучшей кошачьей парой.
– Не надо! Иди сюда, поближе… Еще ближе…
И пока мы вновь нежничали при свете луны, Глория дала мне сорок клятв и шестьдесят пять обещаний, заверила, что ей в тысячу раз приятнее жить со мной на крыше, не обращая внимания на ветер, снег, дождь и другие невзгоды, чем водиться с Расмином. И что она непременно сбежит ко мне, если разговоры о сватовстве зайдут слишком далеко.
Уверения уверениями, но признаюсь, что меня с того вечера стало одолевать любопытство: мне не терпелось увидеть этого расчудесного Расмина.