Второго марта [1992] экс-президент экс-СССР Горбачев отпраздновал 61-й день рождения, а на следующий день он вновь официально вступил в должность Президента. На этот раз – Международного фонда социально-экономических и политологических исследований. На Ленинградском проспекте, 49, в новой резиденции Михаила Сергеевича, состоялась презентация Горбачев-Фонда. Посрамленными оказались те, кто предрекал, что бывший лидер Союза утратил авторитет и его фигура не представляет сегодня большого интереса. На презентацию ломились: дипкорпус, включая специально приехавших ради этого события в Москву, пишущая и снимающая братия, представляющая все ведущие отечественные и зарубежные издания. Также были: Руцкой, Шеварднадзе, Примаков, Велихов, Александр и Егор Яковлевы и многия-многия.
После сейшена для всех приглашенных Михаил Сергеевич вместе с родными, близкими друзьями и наиболее дорогими гостями удалился в отдельный зал, куда посторонним вход был заказан. Вашему корреспонденту помогло открыть закрытую дверь личное знакомство с офицерами охраны Горбачева, подпустившими поближе к "телу".
Обстановка была вполне камерной и непринужденной. Раиса Максимовна командовала мужчинами, предлагая им открывать бутылки с коньяком и водкой, Михаил Сергеевич лично помогал сдвигать кресла в кружок, чтобы усесться поудобнее. Первый тост поднял Никита Михалков за здоровье семьи Горбачевых.
После третьей рюмки я решил, что пора переходить в наступление.
– Михаил Сергеевич, примите поздравления от "Взгляда".
– Подожди, "Взгляд", не приставай. Ты же видишь, я дипломатической работой занят. Сегодня из-за презентации несколько встреч с иностранцами отменил. Теперь долги отдаю.
Пока Михаил Сергеевич был погружен в светскую беседу, я, испросив разрешения, подсел к Раисе Максимовне. Она посетовала на то, что устала от пустопорожнего словесного потока, изливаемого прессой, от праздного интереса к жизни их семьи. "Ну, кому какое дело, кого из внучек я больше люблю, какой цвет колготок я предпочитаю? Я обычная женщина, повышенный интерес к своей персоне считаю неоправданным. Политический деятель – Михаил Сергеевич, все вопросы к нему."
У дочки, Ирины Михайловны, было другое настроение: "Я теперь свободный человек, недавно впервые в Америку съездила. Раньше говорили: нельзя, нельзя. А теперь разрешили – езжай, куда хочешь. Знаете, а в Америке ничего…"
Вниманием Михал Сергеича надолго завладели Никита Михалков и Геннадий Хазанов. Ну, раз дипломатический раут закончен…
– Михаил Сергеевич, как вы отпраздновали день рождения?
– Хорошо, по-домашнему, в кругу семьи.
– Поздравлений много получили?
– Очень, очень много. Я даже не ожидал. Вся моя квартира буквально завалена цветами. Мы этому были обрадованы и немножко удивлены. Ну, вот это наше, по-русски: люди чувствуют, что Горбачеву не так легко, и хотят поддержать.
– А самое дорогое поздравление?
– Мне очень приятно, что идут телеграммы из самой-самой глубинки. Есть совсем короткие, в три-четыре слова: "Михал Сергеич, все правильно, продолжайте, не уходите, быстрее возвращайтесь". Телеграммы идут, идут и идут. И есть ТАКИЕ письма… Вот если бы их опубликовать!
– Давайте опубликуем!
– Из Подмосковья, например, пришло письмо, мы его все читали. Подпись запомнил: "к.ф.н.". Надо понимать – кандидат философских или филологических наук. Ну, я вам скажу, письмо! Прочел его и думаю: сколько людей в России, в Союзе умных, толковых, а мы часто орущую публику слушаем. Орущая публика – это не аргумент, это не те, с кем надо советоваться. И все равно, кто это – орущая толпа на площади, орущий Верховный Совет или же местный совет – это все не то. Нам нужно согласие, согласие и согласие.
Знаете, я человек, который смотрит на наше общество таким образом: его основной массив понимает, что жизнь менять надо, только одни хотят это сделать быстрее, а другие не торопятся. Это всегда так. Одни и думают быстрей, и движутся. Они более решительны. Другие рассуждают: я посмотрю, что у соседа получится, вот пусть он себе шишки набьет, а я потом за дело возьмусь.
И те, и эти не противники реформ, просто размышляют и действуют по-разному. Здоровый консерватизм тоже нужен. Это все наши люди, это наше с вами общество. На нем надо сосредоточивать внимание. Беда нашей политики в том, что из орущих, бешеных, из крайних и слева, и справа мы пытаемся создать политические партии. Это гибельно! И одни, и другие предлагают авантюры. Первые толкают нас к старому тупику, а вторые зовут в новый тупик – вот и все различие. Неужели на таких мы должны ориентироваться?
Поэтому ваш "Взгляд" должен быть проницательным, смотрящим в глубину явления, а не скользящим по поверхности. Вы должны показать людям, где их настоящие друзья, за кем стоит идти. Был "Взгляд", потом – "ВИД", придумайте еще что-нибудь! Поострее.
– Михаил Сергеевич, извините, я хочу немножко заземлить наш разговор и вернуться к вашему дню рождения. Борис Николаевич вас поздравил?
– Да. Хорошее поздравление, сначала письменно, потом мы с ним поговорили…
– Журналисты давно заметили, что вы частенько бываете с Раисой Максимовной на концертах классической музыки. Раньше это можно было объяснить протоколом, служебной необходимостью. Но теперь… Надо полагать, вам просто нравится?
– Музыка – моя слабость. Сегодня я больше расположен к симфонической музыке. Это самая высокая абстракция. Очень глубокие обобщения, если, конечно, речь идет о серьезной, настоящей музыке. Люблю я музыку, люблю. И сам когда-то…
– Пели?
– Пел. И здорово!
– А сейчас, в семейном кругу?
– Я им говорю дома: вот сейчас напьюсь и запою. Но уже не бывает ни того, ни другого. Но будет, может, будет…
– Кстати, я заметил, что вы можете позволить себе рюмочку…
– Закоренелого трезвенника из меня в период антиалкогольной кампании пытались сделать. Возвращаясь к музыке, скажу, что наиболее любимы мною те произведения, на которых выросло мое поколение. Разумеется, с теми коррективами, какие нужно внести, осознав перестроечное мышление. Вообще говоря, у каждой эпохи есть прекрасные песни, начиная с периода гражданской. Конечно, мне больше всего нравились песни Великой Отечественной. Мне нравились песни, которые пели моя мать и ее односельчане. Это больше были старые русские песни и, что удивительно, это же Северный Кавказ, украинские. Я остался им верен. Еще я очень люблю романсы, знаю лучших прошлых и сегодняшних исполнителей, включая Александра Малинина.
– Михаил Сергеевич, если не секрет, что вы сделали со своим партийным билетом?
– У меня. Хранится. И учетная карточка, и партийный билет.
– Оставили как память?
– То, что я был в партии, это не потерянные годы, не потерянные. Я хотел сделать все, чтобы основной массив этой партии, народ, устремленный к обновлению, был сохранен. И мы близки были к этой цели, путчисты это видели все. Они видели, что за подписанием Союзного договора, за новой партией им уже места нет. В этом все и дело.
– Когда вам было труднее: 19 августа, в день путча, или 25 декабря, в день вашей отставки?
– Нет, все-таки самым тяжелым был Форос. Предательство в такой момент, когда мы должны были выйти на новый договор, антикризисную программу, которая запускалась в ход, когда мы подошли к съезду партии, где рассчитывали принять программу обновления, то есть, намечалась возможность использовать потенциал перестройки – и вдруг… Это было тяжкое испытание…
– А светлые дни были у вас в последнее время?
– Я чувствую себя уверенно. И вообще, меня трудно выбить из колеи.
– Михаил Сергеевич, возвращаясь к обстоятельствам вашей отставки, вы полагаете, что все было сделано конституционно?
– Что сделано, то уже сделано. Лишь бы руководствовались не желанием устранить Горбачева, а интересами людей. Меня ведь продолжают рассматривать в качестве оппонента российским властям. Хотя я не устаю повторять, что не отношу себя к оппозиции.
– Вы были сторонником сохранения Союза. Сегодня такой страны больше нет. Вы уже привыкли к аббревиатуре "СНГ" или вам милее вариант сатирика Михаила Задорнова, предложившего называться "БСССР" – бывший СССР?
– Я привык к старому названию. А, кстати, вы слыхали последнюю версию расшифровки СНГ? Сумели навредить Горбачеву…
Мое время на интервью вышло. Михаил Сергеевич заторопился: "Пора, пора, завтра нам с Раисой Максимовной вставать в четыре утра, а в семь – самолет". Президент Горбачев улетал в зарубежную командировку.