Глава 3
Сумерки, закат солнца, все вокруг оранжевое, как фруктовое мороженое. Длинные вечерние лучи проникают сквозь окна моего дома на дереве, и все тише позвякивает ветряной колокольчик из «Товаров для дома», который я повесил у входа.
Я сижу со сломанной рацией, пытаюсь починить ее с помощью своей новой крошечной отвертки.
Обратите внимание! Это называется «рация», а не «портативный приемопередатчик».
По-моему, ремонтные работы продвигаются довольно успешно.
По рации можно связаться только с одним человеком – с Квинтом Бейкером.
Квинт Бейкер был – И ОСТАЕТСЯ – моим лучшим другом! Моим единственным другом.
Когда я только переехал в Уэйкфилд прошлой зимой, единственным из всех детей, кто заговорил со мной, был Квинт. Если вы ребенок, которого отдают в чужую семью на воспитание, и вам приходится то и дело переезжать с места на место, вы привыкаете обходиться без друзей.
Но мы с Квинтом были словно детали «Лего» – мы сразу же поладили.
Квинт подарил мне рацию – одну из пары – на день рождения. Я в жизни не получал лучшего подарка на день рождения. Поскольку мои опекуны ни за что на свете не подарили бы мне мобильник, а чокнутые родители Квинта были убеждены, что от мобильников плавятся мозги, общаться за пределами школы мы с Квинтом могли лишь по рации.
Но боюсь, Квинта больше нет. В день, когда все произошло, мы… разделились. Возможно, он стал зомби, а может, отправился на запад, как и другие жители города. Когда все только закрутилось, я слышал, что безопаснее всего на западе. Но начиная, кажется, с пятого дня речи об этом уже не шло, поэтому – кто знает.
И все-таки есть шанс, что Квинт жив, где-то прячется, и рация поможет мне связаться с ним. Поэтому я не могу все бросить!
Семь обожженных пальцев спустя я наконец заставляю рацию заработать. Я жму на кнопку и слышу тихое шипение, а это значит, что она передает сигнал.
Я жду несколько минут. Ответа нет. Еще несколько минут. Ответа я так и не получаю. И отправляюсь спать.
Моя постель – это куча свитеров, носков и полотенец, сваленных в углу дома. Я плюхаюсь на нее и сворачиваюсь под единственным одеялом. На улице еще довольно тепло, но я не могу уснуть, не укрывшись одеялом. Конечно, оно не защитит ни от Крылатой Мерзости, ни от Бульдозера, но все-таки с ним мне как будто безопаснее…
Вскоре я погружаюсь в сон. И мне снятся кошмары.
Кошмары, которые кажутся реальными.
Кошмары, в которых я вижу то утро, сорок два дня назад, когда появились монстры, и все изменилось…
Учебный год заканчивался, и всех уже лихорадило в предвкушении летних каникул – свобода была не за горами. Я на свободу не рассчитывал: во время каникул мне предстояло проводить время дома с Робинсонами – то есть не развлекаться, а усиленно стричь газоны.
Помню, как раз перед тем, как все случилось, автобус только-только подъехал к школе.
Еще помню, что Квинт жевал свой сэндвич с яичным салатом, от которого несло гнилью.
Я до сих пор чувствую этот запах – как будто он вытатуирован у меня в ноздрях.
Помню, как Дирк Сэвидж направился к нам. Загородил проход в автобусе. Этот здоровенный детина нависал над нами, отбрасывая длинную тень.
Дирк Сэвидж был самым страшным хулиганом в средней школе имени Паркера. Подозреваю, он появился на свет с щетиной на лице. Если верить легенде, его семья переехала сюда из Детройта, а потом родители его бросили – удрали, потому что он постоянно их тиранил. С тех пор Дирк жил сам по себе в хижине на опушке леса возле Уэйкфилда. В школе он появлялся только затем, чтобы отнять у других хулиганов деньги на обед.
Дирк посмотрел на Квинта сверху вниз и прорычал:
Квинт поднял глаза на Дирка. И не сказал ни слова. Да и что тут ответишь?
Дирк выхватил из рук Квинта сэндвич и затолкал себе в рот, хотя только что заявлял, что сэндвич воняет, как беличья задница.
– Ну и вонища, – проговорил Дирк, мерзко оскалившись; с его здоровенной квадратной морды осыпались крошки. – Но на вкус ничего так.
Мне стало жарко. Сердце учащенно забилось. Кровь гнева, вытесняя обычную кровь, хлынула в мои вены.
Я встал. Я старался сохранять спокойствие.
И не наделать глупостей.
Я почувствовал, как рука Квинта коснулась моей рубашки, он пытался остановить меня: «Джек, все в порядке…»
Но все было не в порядке. Я ненавижу придурков – будь то монстры-придурки, или зомби-придурки, или обычные двуногие придурки.
Я пожал плечами.
– Уверен, мы сможем найти кого-нибудь такого же, как ты. Да, Квинт?
Квинт отвернулся к окну, закрыл глаза и начал напевать что-то себе под нос, типа он тут вообще ни при чем. Гаденыш.
Я повернулся к Дирку.
– Может, подойдет толстая-толстая панда?
Ее завидная фигура так похожа на твою.
Дирк подался вперед и схватил меня за воротник.
– Эй, осторожно – куртка! – воскликнул я. – Это вещь из пятых рук. Можно сказать, антиквариат.
Дирк прорычал:
– Думаешь, это смешно?
– Ну да. Но, честно говоря, мне смешно и когда кто-то поскальзывается на льду. И когда кто-то получает в пах. У меня не самое утонченное чувство юмора.
Дирк уже готов был врезать мне, как вдруг…
Пронзительный крик разрывает воздух.
По утрам возле школы всегда шумно – ученики снуют туда-сюда, толкаются, гоняются, дразнятся, а девчонки так громко смеются, что кажется, будто они вопят.
Но это был совсем другой крик.
Крик, полный ужаса. Дирк отпустил меня, я склонился над Квинтом и прижался лицом к окну. И увидел…
Помню, как я думал: «ГМ… ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ. ЭТО КАКОЙ-ТО ПРИКОЛ. РОЗЫГРЫШ. РЕАЛИТИ-ШОУ. ДА?!»
И я сказал Квинту: «ГМ… ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ НА САМОМ ДЕЛЕ. ЭТО КАКОЙ-ТО ПРИКОЛ. РОЗЫГРЫШ. РЕАЛИТИ-ШОУ. ДА?!»
Но увы.
Все происходило в реальности.
Начался Монстр-Апокалипсис.
Потом раздался настоящий рев Годзиллы – что-то вроде «», и автобус внезапно покачнулся. Меня швырнуло на Дирка, а Квинт вылетел с сиденья и растянулся в проходе.
Водитель автобуса, симпатичный молодой блондин, всхлипывал, как младенец.
В салоне вдруг стало темнее. Что-то закрыло окна, обхватив автобус.
Огромная лапища.
Монстр наклонил автобус так, что его задняя часть задралась вверх. Словно в пинболе, мы все посыпались вниз по проходу, ударяясь о сиденья, а наши рюкзаки закувыркались в воздухе.
Остановка оказалась внезапной и очень болезненной. Мы большой кучей громоздились у передней двери автобуса.
– Квинт? – удалось выдавить мне. Я еле мог дышать. Кто-то лежал на мне сверху. В лицо уткнулась чужая подмышка. На голове – чья-то нога. Возле носа – ухо. – Квинт, что происходит?
– Понятия не имею, Джек, – сказал Квинт.
У Квинта всегда были ответы на все вопросы.
Но не в этот раз. Это напугало меня едва ли не сильнее, чем сам монстр.
Но все же не сильнее.
Огромная неуклюжая лапа сжала автобус, словно пустую коробку из-под «Принглс», передняя дверь с громким металлическим ХЛОПКОМ распахнулась, и мы посыпались на асфальт. Я проехался лицом по земле. Из носа потекла кровь. Я ощущал кровь на губах и на языке. Я кое-как поднялся на ноги и потащил Квинта подальше от многолюдной толпы, визгов и воплей.
Сейчас мне это снится в кошмарах. А тогда все было наяву.
Я собрался с мыслями и осмотрелся…
В толпе людей, спасающихся бегством, выделялось прекрасное, ангельское лицо – это была Джун Дель Торо.
Я заметил, что один прихрамывающий зомби приближался к ней со спины.
– Джун! – завопил я срывающимся от напряжения голосом, пытаясь докричаться через всю парковку. – Сзади!
Джун обернулась и отскочила от зомби. Тот споткнулся и упал, растянувшись на земле, а Джун бросилась в школу. Наши взгляды встретились.
Потом дверь захлопнулась.
В тот момент я сказал себе: что бы ни случилось, что бы еще с нами ни произошло, так или иначе, но я вернусь в школу и найду Джун.
– Джек, куда теперь?! – спросил Квинт, возвращая меня к реальности.
– Как насчет «Пиццы у Джо»? По-моему, сегодня там две пиццы по цене одной…
– Джек, я серьезно!
– Ну, я не знаю! Я пока не привык к хаосу с монстрами и зомби! Думаю… оу, БЕЖИМ!
И мы побежали. Рванули подальше от школьного автобуса, от огромного монстра и полчищ зомби. Мы перепрыгнули через забор и помчались по футбольному полю, по ту сторону которого начинался лес.
– Квинт, – сказал я, переводя дыхание и утаскивая его за деревья. – Нужно придумать, куда нам теперь. Может, в полицию… А лучше, чтобы тут появился кто-нибудь вроде Джо-солдата или Мстителей. Или Железный человек! Ну хоть кто-нибудь!
– Железного человека не существует, Джек.
– Зато Роберт Дауни-младший существует. Готов поспорить, он мог бы нам помочь.
– ДЖЕК!
– Извини, ты прав, – сказал я. – Он, наверное, очень занят тем, чтобы быть знаменитым и все такое.
Квинт застонал.
– Мои родители в отпуске. За мной присматривает няня. Я пойду домой, оценю обстановку. А ты беги к себе.
Я кивнул. Квинт взялся за свою рацию.
– И все время будем на связи, – сказал он.
– Договорились. – Я старался сохранять спокойствие, оставаться крутым Джеком Салливаном, каким меня знали, но сердце бешено колотилось и меня била дрожь.
Придя домой, я увидел, что машины нет, а на подъездной дорожке остались следы шин.
Моя «семья» сбежала.
Я вскарабкался в дом на дереве. В панике я прямо-таки рухнул на стоявший там покерный столик и уронил рацию. Она отскочила от пола и вылетела за дверь. Я метнулся за ней, но…
Я смотрел на рацию, валявшуюся на земле.
Мне нужно было поговорить с Квинтом, но – стыдно сказать – я слишком струсил, чтобы спуститься вниз. Слишком запаниковал. Слишком растерялся. Слишком всё.
В результате я свернулся на полу калачиком. Снял куртку и укрылся ею. Надел наушники, чтобы заглушить беспорядочные звуки, долетавшие снаружи.
И уснул. Я спал целыми днями.
Становилось все хуже. Зомби были повсюду. Вдали мелькали гигантские монстры. Я завесил в домике окна и сидел там безвылазно.
У меня был старый радиоприемник, он работал на коротких и длинных волнах. В первые дни в новостях пытались объяснять, что происходит.
Я жевал печенье, приготовленное девочками-скаутами, хрустел картофельными чипсами и слушал, как дикторы уверяют, что на западе безопаснее. А потом, на пятый день, радио замолчало…
Поэтому я снова стал спать.
Так же, как сейчас.
Когда я наконец набрался смелости, чтобы выбраться наружу и посмотреть, что происходит, с тех безумных событий на школьной парковке прошло уже девять дней.
И за эти девять дней все было разрушено.
КХРР-ШШШШШ!
Потрескивающий, шипящий звук врывается в мой кошмарный сон.
Я дважды моргаю. Я плохо понимаю, что происходит. И где я нахожусь.
И снова: КХРР-ШШШШШ!
«Какого черта?» – спрашиваю я, садясь и протирая глаза. Уже утро. Восходящее солнце слепит глаза.
И снова: КХРР-ШШШШШ!
Постепенно стряхиваю с себя утреннее оцепенение. Я помню, где я. В доме на дереве. Сорок третий день с начала Монстр-Апокалипсиса.
А этот звук – это КХРР-ШШШШШ – мне знаком!
Это рация!
Я вскакиваю на ноги. Ну почти. Одна нога еще не проснулась. Я падаю, ударяюсь коленом об пол, но быстро собираюсь с силами, потому что теперь меня не остановить. Лечу к выходу, хромая на одну ногу, так стремительно, что задеваю головой дверной проем. Я практически ныряю вниз за рацией.
Голос на том конце рации произносит:
«Джек, друг мой. Это я. Это Квинт».
Квинт! Он жив!
Но подождите…
И тут мне приходит ужасная, жуткая мысль, от которой вскипает мозг.
А вдруг это ловушка, которую подстроили зомби?
Могли ли зомби и монстры начать разговаривать? Если да, это может стать идеальной уловкой, чтобы меня погубить…
Поэтому я сказал:
– А, Квинт, старина. Один маленький вопросик. Ты живой, да? Ты ведь не какая-то там нежить, которая хочет меня обмануть, обвести вокруг пальца, правда?
– Я очень даже живой, Джек.
Уф-ф!
Подождите…
Это именно то, что сказал бы Квинт-зомби.
Я должен изобразить Мистера невозмутимость.
– Квинт, какое у тебя любимое блюдо? – спрашиваю я.
– Мозги.
Но потом рация снова шипит, и голос Квинта произносит:
– Ха-ха! Шучу, дружище. Брюссельская капуста.
УФ-Ф!
У меня прямо гора с плеч: мой лучший (и единственный) друг жив! И мне даже не хочется троллить его, мол, ему тринадцать лет, а его любимое блюдо – брюссельская капуста.
– Старик, это действительно ты! – восклицаю я.
– Воистину. Условимся о встрече? Мне есть чем удивить тебя.
Квинт воображает себя ученым и, наверное, поэтому считает нужным разговаривать как чудной старик из девятнадцатого века.
Не спрашивайте почему.
– Да! – отвечаю я. – Потусуемся, как в старые добрые времена! Чем займемся? Видеоигры? У меня есть генератор, он дает электричество!
– Да, видеоигры, – говорит Квинт. – Можно будет поиграть. Скоро увидимся, Джек.
Я расплываюсь в улыбке. От уха до уха.
Вот буквально: краешком губ касаюсь мочки уха.
– Квинт, это лучшее, что я слышал в жизни.
«Конец связи», и я по-настоящему просыпаюсь. Зеваю, потягиваюсь, иду в туалет, касаюсь пальцев ног, сплевываю, брызгаю в лицо дождевой водой из ведра, стоящего снаружи.
Пора выстроить маршрут к дому Квинта – и пополнить список Подвигов после конца света.
В моей штаб-квартире на дереве есть меловая доска. Я прихватил ее в начальной школе по соседству, когда наконец вспомнил, какой я смельчак, и выбрался на разведку.
Она здоровенная, ее можно переворачивать и писать с обеих сторон.
Это очень удобно. К тому же, пользуясь ею, я чувствую себя генералом времен Второй мировой.
На прошлой неделе, исследуя библиотеку, я нашел старую, где-то 1950-х годов, карту нашего города. Я прикрепил ее к доске и делал в важных местах коротенькие пометки. По мере того как я узнавал все больше о монстрах и о творящихся в городе ужасах, я обновлял надписи. И вот что я выяснил на сегодняшний день…
Я продумываю маршрут к дому Квинта, а потом одеваюсь. Моя нынешняя одежда – это нечто экстрасуперужасное и отстойное. Она больше похожа на придуманный в последнюю минуту костюм для Хеллоуина, чем на то, что реально помогает выжить.
Единственная приличная часть моего прикида – это оружие.
Убийце монстров необходимо надежное оружие.
Чаще всего я использую покореженную бейсбольную биту – ту, которой я дубасил Гррыгха по голове. Я называю ее «Луисвильский резак»: когда-то это была фирменная бита «Луисвильский отбивающий», а потом она превратилась в расколотую, заостренную деревяшку, которой можно кого-нибудь резануть, ну вы понимаете.
Но Луисвильским резаком я кромсаю только больших монстров. Не зомби.
У меня есть свой кодекс, и этот кодекс гласит, что я не нападаю с резаком на зомби.
Зомби когда-то были людьми! Не их вина, что они стали зомби. Я никогда не бью их по голове своей остроконечной битой-мечом. Это просто неприемлемо.
Так что с зомби я сражаюсь с помощью видавшей виды хоккейной клюшки. Один удар по башке – и идешь себе дальше.
Раньше у меня была Ручная Ракета (по сути, просто очень ухватистая рогатка), но наш учитель естествознания мистер Мэндо отобрал ее у меня уже на третий день.
Уф, ну и моя обувь… С обувью вообще завал.
Моя опекунша навязала мне эти поношенные кроссовки со светодиодами – такими маленькими красными лампочками, которые вспыхивают при каждом шаге. Такие в основном первоклашки носят.