Наконец-то завершался этот день в море. Перед тем как покинуть лодку, я тщательно укладывал снаряжение. Берег миф. Я был жалок. Жалок и одинок. Никто не обращался ко мне – для них я больше не существовал, был абсолютно бесполезен, они обсуждали свои находки и анализы, которыми займутся сразу после возвращения в лабораторию. Я повесил сумку с вещами на плечо и помахал им рукой, прощаясь. Они почти не отреагировали, но я в последний раз поймал взгляд Луизы. Она слабо улыбнулась мне. Я ответил тем же.
До нашей новой встречи я был убежден, что давным-давно распростился с ней. Я ошибался. Только сейчас я по-настоящему покинул ее и повернулся спиной к неудавшемуся браку. В последние годы наша история наполняла меня горечью.
Когда я широким шагом перепрыгнул с лодки на причал, время для меня остановилось. Я смотрел в морскую воду, воду темную и не самую чистую, слушал плеск мелких волн о дерево причала, и мне пришло в голову, что я оставил прошлое позади. Меня озадачила противоречивость моих мыслей. Всего несколько часов назад я был растерян, подавлен, задавался вопросом, что со мной не так. Теперь же я знал, что готов встряхнуться и действовать. Или хотя бы попробовать взять собственную жизнь в свои руки.
По дороге к хижине я позвонил по телефону, чтобы найти себе подмену. Три звонка – и проблема улажена. Я также отправил электронное письмо своему нанимателю, чтобы он предупредил команду Луизы. Все, дело сделано. У меня больше нет обязательств. Я свободен, как ветер. Некоторые убили бы мать и отца, лишь бы этого добиться. Но это не про меня. Я бы все отдал за то, чтобы быть к кому-то или к чему-то привязанным: к человеку, к работе, к жизни. Дома я сразу включил компьютер – древнее устройство, которым я редко пользовался. Он долго висел, но все же поймал интернет. Мне надо было срочно уехать отсюда, отдалиться от бирюзовых вод, от всего, что так или иначе не отпускало меня из теперешней жизни. Результат моего пребывания на Реюньоне блестящим не назовешь. Я почти сразу нашел рейс в Париж на завтрашнее утро. Плевать мне на цену билета, лишь бы улететь. Если мне нужна встряска, следует действовать радикально.
Не тратя лишнего времени, я быстро сложил две дорожные сумки: я всегда брал с собой минимум вещей, независимо от длительности поездки и особенностей контракта. Живя с Луизой, я верил, что мы и жизнь организовали по минимуму. У нас имелась квартира в метрополии – наше временное пристанище, если мы сидели на месте. В ней мы постоянно жили, когда намеревались сделать ребенка. Буду честным: там я никогда не чувствовал себя дома, никогда не хотел обосноваться там навсегда и даже не разбирал свои чемоданы. В процессе развода мы от нее избавились.
К семи вечера багаж был уложен. Снаряжение для дайвинга дожидалось отъезда. Я как придурок сидел в деревянном кресле под верандой и думал, как убить время до шести утра, когда мне нужно быть в аэропорту Сен-Дени. Еды, естественно, не было. Выпивки тоже. Опять Ивану меня спасать. Да и вообще, нельзя же удрать, как воришка.
Через пятнадцать минут я был в его ресторане на пляже Эрмитаж. Музыка и смех, доносившиеся из него, были слышны за километры. Энергия этого парня потрясала меня: единственный официант работал только по выходным, при том что в заведении всегда было полно народу. Иван сновал между баром, столиками и кухней, и для клиентов было отдельным удовольствием наблюдать за его работой. Тем, кто торопился, в ресторане делать было нечего. Никто не приходил сюда, чтобы побыстрее поесть; все рвались за праздничной атмосферой и качеством блюд. Он тут же заметил меня и замахал рукой, подзывая. Я подошел к нему.
– Я придержал тебе место в баре и оставил порцию карри из меч-рыбы. Как прошло сегодняшнее погружение?
Я сел на табурет у стойки.
– Я не заходил в воду…
Не задавая вопросов, он налил мне, и я поблагодарил кивком. Иван все понял и вернулся к работе.
Я долго сидел за ужином, раз за разом заказывая пиво. Я наблюдал за людьми, и не мог избавиться от чувства, что потерпел жизненный крах. Словно нуждался в каких-то дополнительных тому подтверждениях. За соседними столиками ужинали семьи и дружеские компании, люди смеялись, веселились, делились друг с другом блюдами. Были здесь и пары: одни предвкушали ночь страстной любви, другие ссорились. Но я завидовал даже им. Они все равно двигались вперед.
У меня была неоспоримо дерьмовая жизнь, и ее наилучшим и единственным творцом был я сам. Как я мог так низко пасть? Как мог до такой степени все испоганить?
Мне сорок пять. Я одинок. У меня ничего нет.
Родственники? Отца с матерью я не видел уже несколько лет. То же относится к брату и сестре и к их семьям. Мы не сожгли мосты окончательно, изредка звоним друг другу – на Рождество, в дни рождения, – но наше существование на расстоянии световых лет друг от друга образовало между нами пропасть. Мне не хватало храбрости, чтобы напрячься и засыпать ее. Сообщить им о своем приезде во Францию? Мне это даже не пришло в голову. Ждут ли они меня? Хотят ли встречи со мной? Есть ли такое желание у меня самого? Скучаю ли я по ним, в конце концов? Вот еще один вопрос, на который мне раньше или позже придется ответить.
Друзья? Настоящих у меня никогда не было. Бывая в разных местах на море, я, конечно, пересекался с разными людьми. Но их не отнесешь к друзьям: я их не знал, они меня не знали, я никогда не раскрывал перед ними душу, они не делились со мной своими тайнами. Мы хлопали друг друга по ладоням, здороваясь, мы входили в одно и то же дайверское сообщество, вместе пили пиво и, прощаясь, бросали друг другу: “До скорого!” – догадываясь, что это “скоро” никогда не наступит. К кому я обращусь, если у меня возникнут трудности? Не имею представления. Кто обратится ко мне, если понадобится помощь? Немногие. Я не был тем, на кого стоит делать ставку, и к тому же никто не догадывался, в каком месте земного шара я в данный момент нахожусь.
Любовь? Когда у меня была жена, я доверял ей. Я любил эту женщину, а она любила меня, я по ней скучал, она по мне скучала, по крайней мере, я себя в этом убедил. Любили ли мы друг друга по-настоящему? Сегодня я не решился бы это утверждать. Во всяком случае, все осталось в прошлом. Я еще мечтал о любви и наверняка буду мечтать о ней всю жизнь, но больше на нее не надеялся. Я выбрал профессию профессионального ныряльщика не потому, что она особо меня привлекала, и не потому, что это занятие отвечало моим мечтам о кочевой жизни, лишенной привязанностей. Нет, единственной причиной выбора было море. А так я был самым обычным человеком, всегда хотел иметь семью, до безумия любить женщину и быть любимым, растить детей, купить машину и влезть в банковский кредит, чтобы обзавестись жильем своей мечты. Но главным моим желанием было продолжать работать под водой, пока позволяют здоровье и физическая форма.
Моя карьера? До того как мы Луизой задумались о ребенке, мне предлагали потрясающе интересные контракты. Если тебе нравится нырять, ты выбираешь профессию, которая требует погружения под воду. Как по мне, ни одно конкретное предложение для ныряльщика не лучше другого, и я был одинаково готов принять любое из них, однако мой набор альтернатив был ограничен. Поэтому я начал с учебы на сварщика, а затем поступил в Национальную школу водолазов. Я планировал поработать на нефтяных платформах и поучаствовать в строительстве плотин. Как мальчишка, пожелавший стать супергероем, я мечтал носить водолазный скафандр – этот доспех, соединенный с поверхностью шлангом и сигнальным водолазным концом, которые привязывают ныряльщика к жизни. Когда мне наскучили государственные проекты, я заинтересовался подводной фото- и видеосъемкой. Если я позволял себе взять отпуск, то посещал знаменитые райские уголки дайвинга, и благодаря многочисленным путешествиям у меня появились контакты с увлеченными профессионалами, которые согласились меня обучить. Полученные дополнительные навыки позволили мне принимать участие в научных экспедициях и в исследованиях затонувших кораблей. Я также закончил курс и получил сертификат дайвинг-инструктора. В результате я сделался универсальным специалистом, завоевав отличную профессиональную репутацию. Благодаря ей я и познакомился с Луизой. Но вся моя репутация прошла прахом в тот день, когда мы решили подчинить всю свою жизнь зачатию ребенка. Мое место заняли более молодые и хваткие. Я исчез с профессиональных радаров. Мне не хватило ни сил, ни желания поднять свой статус из руин. Последние три года я кое-как перебивался, переходя с контракта на контракт, работая с туристами, организуя подводные прогулки, подменяя инструкторов, уехавших в отпуск с семьями. Что я сделал со своей страстью? Куда девалось мое умение вкладывать все силы в то, чем я занимаюсь? Теперь никто не мешал мне отлучаться на долгие месяцы. Не в этом ли главная причина? Меня никто не ждал. В конце концов, разве мне на самом деле нравилось пропадать месяцами на другом конце света?
Я не заметил, как пролетело время и вечер перешел в ночь. У Ивана в ресторане никого не осталось. Только я. Он отпустил официанта, рассчитал последних клиентов и сел за мой столик с бутылкой ромовой настойки собственного изготовления и двумя стопками. Налил, подтолкнул одну стопку ко мне и поднял вторую, приглашая выпить.
– Ну что, прокладываешь маршрут? – спросил он вроде как для порядка.
Или как если бы читал мои мысли.
– Похоже на то.
– Ты не очень разговорчив, но мне нравится, когда ты где-то рядом.
– Тебе осталась ночь, чтобы насладиться моей захватывающей компанией, – иронически усмехнулся я.
Он рассмеялся, выпил одним глотком ром, снова наполнил стопку и тут же опрокинул ее.
– Собираешься как-нибудь вернуться?
– Вряд ли.
– У тебя есть какие-то планы?
Я собрался ответить “нет”, но тут сообразил, что у меня имеется довольно четкое намерение, которое следовало попытаться осуществить.
– Я возвращаюсь в метрополию, постараюсь найти место, где смогу обустроиться раз и навсегда и выбрать настоящую работу. Найти нормальное дело, а не просто какое-то занятие, чтобы не бездельничать. Пора снова приложить руки к чему-то толковому… Хочу наладить свою жизнь… А может, и найти кого-то… – Я сам поразился убежденности, с какой все это объявил. – Перед отъездом, – продолжал я, – еще раз скажу спасибо тебе за тот день.
– Ты и без меня запросто бы выплыл, – подмигнул он. – Ты не из тех, кто готов подохнуть ни за что ни про что.
– До сих пор я тоже был в этом уверен… Да ладно, не важно, не будь там тебя, я, глядишь, так и остался бы гнить за коралловым рифом.
– Я наделал в жизни много гадостей, но не в моих правилах самоустраняться, когда кто-то собрался отправиться к праотцам. Меня это не касается, Гари, но в последние несколько дней ты на себя не похож. Твоя бывшая отправила тебя в нокаут?
– Есть малость… Впрочем, подозреваю, что это было необходимо.
И я изложил ему кое-какие подробности своей жизни. Я подлил себе рома, не дожидаясь, пока это сделает он, и выпил, как он, одним глотком. Не знаю почему, но я воспринимал этого парня, сидящего рядом, иначе, чем всех, с кем пересекался в своих нескончаемых путешествиях. Я относился к нему с искренней симпатией и уважением. У меня сложилось впечатление, возможно ошибочное, что у нас с ним много общего и мы понимаем друг друга без слов. Он, конечно, был более общительным и безбашенным, чем я, но при этом, вопреки внешней видимости, таким же одиноким. Вокруг него терлось много народу, в этом была заслуга его харизмы. Не уверен, что он сознательно стремился к подобной популярности. Похоже, его просто закружило в вихре постоянных тусовок. Рядом с ним не было ни семьи, ни настоящих друзей, ни женщины. Конечно, многие дамы крутились вокруг него, но вроде бы ни одной не удалось его заарканить. Впрочем, меня это не касалось. И точно так же меня не удивляло и не огорчало, что он не вмешивается в мои дела.
Отсутствие любопытства было характерно для нашего образа жизни. Не считая связанного с Луизой периода моей истории, мне всегда попадались на пути люди, лишенные привязанностей. Мужчины и женщины, в сообщество которых я входил, бродили по всему свету и где только ни побывали, причем это никак не было связано с их профессией. Они заводили интрижки в каждом порту, кочевали с места на место, не имели имущества и, уезжая, бросали все на месте. Я их не осуждал, мне бы такое в голову не пришло, я когда-то принадлежал к их клану, да и сейчас к нему принадлежу. Когда мы встречались – по работе, в баре, в зале ожидания аэропорта, в совместно снимаемом жилище, – мы как будто узнавали друг друга, словно члены некого тайного сообщества, и не задавали друг другу вопросов о нашей жизни и о прошлом. Никто не желал провоцировать неловкость, все мы существовали по принципу carpe diem, то есть нам сейчас хорошо, порадуемся этому, а что будет завтра, увидим завтра. Я никого ни о чем не спрашивал, и меня никто не спрашивал, а я никогда о себе не рассказывал. Так же было и у нас с Иваном, но сегодняшний вечер стал исключением, пусть Иван и заинтриговал меня с самого начала. Я всегда относился к нему как к человеку серьезному и более закрытому, что ли, чем другие. С годами я приобрел способность молча терпеливо наблюдать за людьми. Тому, кто обращал на Ивана хоть немного внимания, тут же становилось понятно, что он отличается от остальных. Он мог самоустраниться в самые, скажем так, неподходящие моменты. Например, на многих шумных вечеринках в его ресторане, когда веселье было в разгаре, все смеялись, пили и флиртовали, Иван вдруг как будто исчезал, телом оставаясь с нами, но мысленно словно телепортировался на тысячи километров. Он был здесь, но его здесь не было. Потом он возвращался и выглядел еще более неуемным, чем всегда. Наблюдая за ним, я задавался вопросом, что его спровоцировало: какой-то особый звук, голос, музыка, слово, фраза? Или всплывшее из глубин памяти воспоминание? И, признаюсь, мне всегда было интересно, как он тут оказался.
За долгие годы наш образ жизни не перестал быть для меня некоторой загадкой, но одну вещь я для себя сформулировал: сюда, на остров, расположенный на краю света, прибиваются одиночки, которым есть что скрывать. Не случайно мы не поверяли друг другу никаких секретов, вели себя по-приятельски, однако разделяли только настоящее мгновение. В нашем положении, если уж нужно спрятаться, лучше выбрать рай. Причем такой, где ты ничем не рискуешь.
Иван снова выпил, снова налил нам, потянулся за сигаретами, лежащими на барной стойке, и закурил. Он только что задал мне вопрос, и я в свою очередь спросил его:
– А ты, Иван, ты получил жизнь, которую хотел?
Он устремил на меня взгляд своих черных недоверчивых глаз и выдохнул огромное облако дыма.
– В какой-то мере.
Потом он надолго задумался, но вскоре очнулся:
– За твою новую жизнь в метрополии!
Обсуждение было закончено, что меня вполне устраивало. Он снова поднял стопку. Он знал, в чем я нуждаюсь. И тут меня осенило: он тоже старается что-то забыть.
Мы сидели на песке. Обменивались малозначащими фразами. Будь у нас больше времени, мы, глядишь, раскрылись бы друг перед другом и выложили бы все свои тайны. Но теперь мы молчали, погруженные каждый в свои затуманенные алкоголем мысли. Бутылка с ромом опустела. Я не сомневался, что во время полета усну. Скоро уже рассветет. Я поднял запястье с часами. Пять утра. Я рывком вскочил и удивился, что твердо стою на ногах.
– Мне надо кое-что уладить перед тем, как откланяться, – объявил я Ивану.
Не обращая на него внимания, я направился к воде, по пути снимая одежду. Сколько раз я проделывал такое, чтобы рассеять пары алкоголя? Последний едва не стал фатальным. Но в эту ночь, точнее, в это утро, все было по-другому. Если я уеду отсюда, не зайдя в воду ради чистого удовольствия, мои страхи продолжат давить на меня. Смыслом последнего погружения в воды Реюньона было очищение. Я смою весь негатив, все, что собираюсь оставить позади, все, что не дает мне нормально жить, смою провалы и раны, загнавшие меня в угол. Мне также надо было удостовериться в том, что море меня не покинуло и я не покинул его. Что мы с ним по-прежнему единое целое. Море было моим самым сильным желанием. Тело разрезало воду. Я уплыл далеко, долго плавал в лагуне, и мне было наплевать, что не удалось выйти на большую глубину. Мне хватало сокровищ, которые получалось разглядеть в полумраке, и это было великолепно. Я оцарапался о коралл, укус соли на ране вызвал гримасу боли, но мне это нравилось. Я чувствовал себя живым, когда задерживал дыхание. Найдя более глубокое место, я опустился на дно. Сел на песок и смотрел в небо, которое понемногу светлело. Я получил большое удовольствие от невесомости на глубине, однако ни малейшего желания уснуть и остаться здесь у меня не возникло. Головокружение не убило меня, напротив, оно разбудило, раскрыло мне глаза. Ничего пока не известно, но, даже если я не выстрою заново свою жизнь, я хотя бы избавлюсь от сожалений о том, что не пытался это сделать.
Я выбрался на пляж с ощущением, что уже давно не был таким безмятежным. Кое-как вытерся майкой и натянул брюки. Иван не шевельнулся, он наблюдал за мной, пока я подходил к нему.
– Мне пора, – сообщил я. – Было бы обидно опоздать на самолет.
Иван протянул мне телефон.
– Он упал в песок, когда ты надумал поплескаться.
– Спасибо, – поблагодарил я, хихикнув.
– Отвезу тебя в аэропорт: пока ты купался, я успел протрезветь.
Мы сели в его древний джип. Иван, не произнеся ни слова, тронулся с места, доехал до моей хибары и остановился, не глуша мотор. Я взял свои дорожные сумки, стоявшие за входной дверью, и оставил ключи внутри. Мы двинулись по горной дороге, и я в последний раз полюбовался восходом над Индийским океаном. Иван уселся поглубже на водительском сиденье, я присмотрелся к нему и догадался, что его беспечная поза обманчива. Лицо было замкнутым, руки вцепились в руль, он был взвинчен, напряжен. Я недоумевал.
Когда мы подъехали к месту, я ожидал, что он выбросит меня на тротуар, как доставленную посылку. Но все вышло по-другому: Иван заглушил двигатель и, все так же молча, последовал за мной в терминал. Знаком показал, что еще ненадолго останется. Хотел убедиться, что я действительно улечу? Атмосфера вокруг как будто сгустилась, и я не находил этому объяснения. Регистрация моего багажа всегда длилась дольше, чем у среднестатистических пассажиров – проверка инвентаря занимала много времени, – так что у меня была возможность понаблюдать исподтишка за Иваном. Он вел себя более чем странно. Вышагивал взад-вперед с сосредоточенным, отчужденным и сумрачным выражением лица. Он следил за мной и выглядел обеспокоенным. Всего несколько часов назад это был другой человек. В таком состоянии я его раньше не видел, оно совершенно не походило на его обычные отключки. Когда я наконец подошел к нему, он казался нерешительным, чего с ним никогда не бывало.
– Спасибо, что подвез. И за все остальное тоже.
Я протянул ему руку, он крепко сжал ее, и мне пришло в голову, что он собирается что-то сказать.
– До встречи, – ответил он, отпуская меня.
Я уже собрался поставить ногу на первую ступеньку эскалатора, чтобы подъехать к последнему контролю безопасности, когда он окликнул меня. Я не ошибся.
– Подожди, Гари!
Он выглядел затравленным. Я обернулся к нему и с удивлением заметил, что он сильно побледнел и вплотную приблизился ко мне.
– Мне надо попросить тебя об услуге.
– Слушаю тебя, – ответил я.
Иван тяжело вздохнул, крутанулся вокруг своей оси и с силой запустил руку в волосы. После чего поднял глаза и больше не отрывал от меня быстро мрачнеющего взгляда. Он начал меня беспокоить.
– Не задавай мне вопросов. – Его голос был умоляющим.
Иван напоминал мне о пакте кочевников…
– Договорились.
Новый вздох. Чего он хотел добиться, с усилием вдыхая и выдыхая воздух? Набраться храбрости? Сбросить давящий на него груз? Прогонял ли он свои страхи?
– Было бы классно, если бы ты съездил в Сен-Мало, в Бретань. Найди бар под названием “Одиссея”, узнай, принадлежит ли он женщине. И позвони мне, сообщи, что ты раскопал.
Он рассчитывал, что я буду для него шпионить?
– Почему бы тебе самому это не сделать? Не обязательно туда ехать, чтобы получить информацию.
– Блин, достал ты своими вопросами!
Он спрятал лицо в ладонях и разочарованно забормотал. Я положил руку ему на плечо, успокаивая – ему, похоже, становилось все хуже.
– Извини, но все же согласись: то, о чем ты меня просишь, звучит диковато. Для чего тебе выслеживать эту женщину?
– Это не просто женщина, Гари… Это моя жена.
Я отпустил его и от изумления сделал пару шагов назад. Я был готов вообразить что угодно, только не такое.
– Чего? Но… почему ты никогда о ней не упоминал?
– Кто бы говорил! Я сам только два дня назад услышал, что ты в разводе!
Я отмахнулся от его вполне справедливого возражения.
– Я не видел ее уже семь лет, – продолжал он, – семь лет не видел и не слышал ее.
Он явно слетал с катушек.
– И ты просишь, чтобы я пошел к ней? Я с ней даже не знаком! Почему ты сам к ней не отправишься, не позвонишь, не напишешь? Разбирайся с этим сам!
Он горько усмехнулся:
– Я слишком труслив… Бросил ее без единого слова. Она даже не представляет, где я живу.
Я потрясенно вытаращился. Его нахальство окончательно сбивало меня с толку.
– Тем более, Иван! Я не должен брать это на себя!
Он смотрел на меня умоляюще:
– Ты первый, Гари, к кому у меня нашлось достаточно доверия, чтобы заговорить о ней…
– И с чего это вдруг тебе стукнуло в голову узнавать, как она там? По-моему, уже поздновато беспокоиться о ней.
– Это ты виноват! – он ткнул в меня пальцем.
– Ты что, издеваешься?
– Нет… я сидел себе спокойненько, а ты нарушил мой душевный комфорт. Вывернул мне душу наизнанку своими заморочками насчет того, чтобы где-то обосноваться… и я понял, что должен понять, что к чему… узнать, думает ли она еще обо мне.
Он точно был не в своем уме.
– Погоди, Иван… Это какой-то бред!
– Ну пожалуйста, Гари…
– Ты полагаешь, что я соглашусь устроить бардак в жизни женщины, которую я в глаза не видел?
– Ты классный парень, Гари, ты сумеешь все правильно ей объяснить.
Объявили посадку на мой рейс.
– Мне пора.
Я и шевельнуться не успел, как он схватил меня за руку.
– Сделаешь?
Несколько секунд мы оценивающе вглядывались друг в друга. Должен ли я оказать ему эту крайне странную услугу? Зачем мне это делать? Для ответа мне недоставало самой важной информации.
– Ты ее любишь? То есть я хотел спросить… ты ее любил все эти годы? Ты вспоминаешь о ней с тех пор, как бросил?
– А как иначе? Зачем бы я тебя о таком просил, если бы было по-другому?
– Как ее зовут?
Он улыбнулся облегченно и растроганно:
– Эрин… Ее зовут Эрин.