Мужчина в защитном комбинезоне пробивался через плотный ельник. Время поджимало, он спешил. Секунды молоточками стучали по черепу, минуты отмерялись чувствительными толчками.
Хвойные лапы хлестали его, как банный веник, иглы сыпались за ворот. Он закрывался руками, чтобы не пораниться. Взмокшая одежда прилипла к коже, холеное лицо блестело от пота.
Человек старался дышать размеренно, но иногда сбивался с ритма. Из его горла выстреливал сиплый кашель.
Ельник сгущался, скорость падала. Пространства для маневра не оставалось. Мужчина забрел в низину, огороженную глинистыми обрывами. Ему все чаще приходилось опускаться на колени и ползти. Продвигаться вперед иначе было невозможно.
Впереди заголубел просвет. Человек выбрался на полянку, запрыгал по ней с ускорением и протаранил кустарник. Чавкала жижа под тяжелыми ботинками. Гудели комары, атакуя незащищенные участки кожи.
Мужчина прыгал по кочкам, поскользнулся, провалился в жижу и едва не оставил в ней ботинок. Несколько секунд он потратил на отдых, проделал комплекс энергичных дыхательных упражнений и снова рванулся вперед, давя упругие кусты.
Это ерунда. Болото ненастоящее. Самое трудное осталось позади – преодоление на время заминированных заграждений и лабиринта бревенчатых конструкций, унизанных колючей проволокой.
Низина не отпускала его. Он утопал по колено в топкой жиже. Ветки, как стальные крючья, цеплялись за одежду. Но нет силы, способной остановить уверенного в себе офицера украинской армии!
Он упорно проходил преграды, продрался через кустарник, покорил, как Джомолунгму, груду камней в полтора человеческих роста, которую невозможно было обойти. Человек пыхтел, сбивал колени, падал.
Спуск с горы был еще сложнее. Снова лес, баррикада сушняка. Постарались же устроители этого испытательного объекта первой категории сложности!
Ломались сухие ветки, били по ногам. Он еще не выдохся, злость и упрямство гнали его дальше, через заросли крапивы и предательские кочки под ногами. Земля уплотнялась, кончились ловушки.
Тело немело от усталости. Он был еще молод, но уже не настолько юн, чтобы шутя справляться с подобными трудностями. Но слишком многое стояло на кону. Будущее ценного сотрудника Главного управления разведки Министерства обороны Украины решалось в этом долбаном лесу!
Так называемая полоса диверсанта, максимально приближенная к естественным условиям, тянулась дальше. Густой осинник, обрывы, поваленные деревья. Счетчик в мозгу отмерял расстояние. Пройдено уже три четверти пути.
Где же «покемоны», эти смешные зверюшки, обязательный атрибут индивидуального экзамена?
Он запыхался, но был начеку. Ушел с тропы, маневрировал между деревьями. Эти особи порой изобретательны, тоже жить хотят и могут доставить серьезные проблемы…
Двое выскочили из кустарника, который человек уже фактически миновал! Он их заметил, не проглядел за ворохом листвы, услышал сиплое дыхание за спиной, хруст веток!
Мужчина ускорился, помчался прыжками в просвет между деревьями. Он машинально фиксировал обстановку слева, справа. Не родилась еще скотина, способная застать врасплох майора Романовского! Разведчик сделал кувырок через голову, метнулся за осину.
Его атаковали парни с вытаращенными глазами. Молодые, небритые, в каких-то обносках. Так называемые ополченцы Донбасса, захваченные в зоне боевых действий и доставленные под Тернополь, чтобы принести молодой, но гордой демократии хоть какую-то пользу! Избитые, оборванные, не сказать, что полные сил, но злобы через край.
Эту нечисть стимулируют перед отправкой на полигон, ездят по ушам. Им обещают свободу в случае уничтожения экзаменуемого или нанесения ему необратимых увечий. Ага, обрадовались! Но во что еще верить этим тварям без рода и племени?
Рука майора машинально потянулась к кобуре, болтающейся за спиной. Романовский выхватил «ПМ», заряженный тремя патронами, опустил флажок предохранителя.
Жилистый белокурый заморыш летел на него, сжимая кулаки, что-то хрипел, выплескивал накопившиеся эмоции. Понял, что не успевает, завыл отбитыми легкими.
Цель на мушке, время сокращать аудиторию! Романовский истратил два патрона, откатываясь вбок. Непростительное расточительство!
«Террорист» подавился пулей, не добежал, напоролся на дерево, как-то даже приобнял его и сполз к корням. Второго, дышавшего в затылок первому, обрызгало мозговой жидкостью. Слабенькой оказалась черепушка, лопнула, как перезрелый орех.
Другой тип был мощнее, пер как танк. Он с ревом промчался мимо павшего товарища и прыгнул на майора. Романовский только поднимался, держал пистолет в руке.
Туша, разящая канализацией, навалилась, подмяла. Молния паники сверкнула в голове. Дыхание перехватило, хищные пальцы вцепились майору в глотку. До него не сразу дошло, что этот тип навалился на ствол животом. Последняя пуля разворотила ему кишечник. Бедняга извивался на нем, давился матерками и кровью.
Майор отжал его от себя, отбросил, перекатился, подлетел на колено, обернулся. Пистолет превратился в никчемное железо, он сунул его обратно в кобуру.
Вокруг тишина. Но их не может быть так мало. Затаились где-то, выжидают.
Раненый еще не умер. Он испытывал дикие мучения, извивался, зажимал рану, стонал. Опасности он уже не представлял, и жить ему оставалось недолго. Сам не помрет – придут добрые люди, помогут.
Майор усмехнулся. Терпи, дружище. Бог любит даже тебя, скотина!
Он поднялся, встал под защиту развесистой осины, глянул наверх – не спикирует ли кто. Некогда ждать.
Майор побежал дальше, сжимая кулаки, подобрал сучковатую корягу, похожую на палицу. Так-то лучше! Открывалось второе дыхание. Ну, кто еще?
Зашевелилось что-то по левую руку, вырос субъект в засаленном комбинезоне и с похожей корягой. Ему лет под сорок, редкие волосы сосульками, лицо заросло седоватой щетиной. На что он наде-ялся? Этот тип действовал в одиночку и явно не был богатырем. Он выплюнул что-то ругательное, бросился наперерез, вздымая корягу.
Майор был дико уставшим, но чуть не рассмеялся. Идет бычок, качается. Или маневрирует?
Он сделал обманное движение, вроде как подставился, а когда коряга распорола воздух и треснулась о землю, смазал заморыша по виску своей дубиной. Противник повалился как подкошенный, подавился ругательством, но попытался подняться. Заскрипели зубы, изъеденные гнилью, исказилось страшное лицо.
Как же ненавидел майор Романовский эту публику, вообще все, что находилось между Днепром и Японскими островами! Это чувство въелось в кровь, стало его сущностью. Всех двуногих, населяющих упомянутые земли, он за людей не считал.
Он ударил под подбородок носком ботинка. Хрустнула кость, несчастный покатился поленом, уткнулся в землю носом, разбросал конечности с черными нестрижеными ногтями. Есть еще время в запасе?
Романовский подлетел к этому типу, занес корягу, ударил по позвоночнику. Хребет сломался, как ствол усохшего деревца. Мужик трясся в конвульсиях, давился рвотой.
Романовский оскалился. Еще одной нежитью меньше. И совершенно неважно, кто это такой – житель Донбасса, подавшийся в ополченцы, россиянин, приехавший воевать, или вообще ни к чему не причастный мирный житель. Если с Востока, то еще как причастный!
Тут майор краем глаза уловил движение и выбросил локоть. Упорные тренировки не прошли даром. Он попал точно в горло.
Застыла, выпучив глаза, очередная жертва – совсем молодой русоволосый паренек с плаксивым лицом и пушком на щеках. Ни ума, ни фантазии, щенок. По-видимому, майор повредил ему трахею. Парень не мог продохнуть, стоял столбом.
Осталось развить успех. Детский сад какой-то, а не работа.
Он схватил паренька за волосы и толчком, используя подушку ладони, отправил его на бугристый осиновый ствол и услышал треск, уже привычный. Сколько костей майор переломал в течение нескольких минут! Он и сам впал в какую-то прострацию, стоял, тяжело дыша, и пожирал глазами умирающих врагов. Ничего не шевелилось в его сердце. Собакам собачья смерть!
Дед майора Романовского Опанас Григорьевич до начала пятидесятых прятался в лесах на Волынщине, резал, стрелял, сжигал в амбарах совдеповских активистов. Он командовал отрядом, наводящим ужас на москалей, контролировал несколько обширных лесных массивов и даже парочку сел.
Дед погиб в бою, когда карательная рота краснопогонников обложила лес. Полегли все, кто бился с ним плечом к плечу. Святые люди, верные сыны великого Бандеры!
Жена деда, мать малолетнего Тараса тоже погибла от пули. Парень рос сиротой, хранил память об отце с матерью. Он подстраивался под советский режим, который, мягко говоря, недолюбливал.
Сына Тарас воспитал по своему подобию. Будущий майор украинской армии с детства впитал неприятие москалей и исключительность украинской нации – движущей силы мирового прогресса. Он помнил, какие поклоны отбивал отец, простой бухгалтер на винном заводе, в день, когда развалился Советский Союз. С каким восторгом встречал независимость родного государства, сбросившего путы многолетней оккупации.
Тарас бросил работу, вступил в ячейку УНА-УНСО, которые в западных областях начинали действовать почти легально. Стал ярым активистом. Сына он с малолетства приобщил к своей работе. Нещадный психологический прессинг, детские лагеря с патриотическим уклоном – жуткая помесь пионерии, нацизма и скаутского движения.
«Что-то не нравится, сынку? Топай в детдом!»
Скончался старик полгода назад, в злобе, отчаянии, в неверии что-то изменить в этой стране. Он люто ненавидел все руководство Украины эпохи незалежности. От предпоследнего его трясло, от нынешнего – не меньше.
Такую красивую возможность похерил! Войну не закончил, Крым отдал. Даже глупости говорить красиво не может – фальшивит в каждом слове.
Майор снова бежал, наверстывая упущенное время. Он вилял между деревьями, продирался через кустарник и снова подмечал краем правого глаза, как нечто перемещается вместе с ним за кочками, по ложбинке, хоронится в кустах. Есть еще персонаж, желающий убить его. Он поджидает подходящего момента.
Лес разредился, сузились обрывы по краям тропы. Майор замечал камеры видеонаблюдения, закрепленные на деревьях. Устройства современные, последний писк. Вся полоса препятствий у экзаменаторов как на ладони, схалтурить не удастся. Так называемые спонсоры могут себе позволить, у них денег навалом.
До финиша оставалось метров двести. Тяжелый камень выкатился на дорогу. Леонид Тарасович не упустил момент, перепрыгнул через него.
Затрещал кустарник, вылупился последний, самый главный «покемон»! Мужик в расцвете лет, накачанный, челюсть уступом. Били его серьезно, не лицо, а сплошной рубец, но на физическом состоянии это не сказалось. Силы через край, движения уверенные. Он бежал наперерез, собираясь метнуть второй камень.
Майор сменил направление, прыгнул вправо. Ноги тяжелели, проворность была уже не та, что в начале веселых стартов. Но он и мысли не допускал о поражении.
В мужике чувствовалась армейская твердолобость. Он набычился, стиснул зубы. Метатель из него был неважный – майор увернулся.
Противник бросился на таран, распахивая загребущие ручищи! Весовая категория у них была одна, полутяжелая. Но бодаться с этим дядей было глупо.
В обманных вольтах майор поднаторел. Он тоже подался в атаку, но за пару метров до противника рухнул на колено, подался влево, а правую ногу вытянул до упора поперек движения. Мужик споткнулся. С его языка сорвался матерный комментарий. Он замахал руками, валясь плашмя.
Острая боль вспорола икры, но Романовский вытерпел. Он оттолкнулся левой ногой, подался назад, с разворотом ухнул мягким местом на хребет растянувшегося противника, а локтем врезал ему по шее.
Тот всхрапнул, словно лошадь, подавился землей, жухлыми листьями и взбрыкнул. Не иссякла еще сила в утомленных телесах.
Романовский ударил второй раз, третий! Противник хрипел и уже не пытался встать. На что он еще способен? Майору не хотелось оставлять это чудовище в тылу.
Он рывком подпрыгнул и начал бить по загривку врага тяжелой подошвой, втаптывать его голову в землю! Когда он опомнился, противник уже не шевелился. Из проломленной затылочной кости выползала жижа, похожая на брусничный кисель.
Неужели они реально верят, что могут одолеть бывалого спецназовца? Впрочем, всякое случалось в этом мире. Двоим претендентам на «черный берет» (категория диверсанта ультракласса, способного выполнять задачи любого уровня сложности) на прошлой неделе переломали ноги. Третьему – капитану Чекану – пробили камнем голову. Он до сих пор валяется в коме. Карьера под откос у всех троих.
Виновников, понятно, не отпустили, как они ни возмущались. Тех, кто выжил в ходе выпускного экзамена, довезли до заброшенного карьера и расстреляли на обрыве. Потом подошел бульдозер и засыпал тела каменной крошкой, чтобы местные мальчишки не напоролись.
Финальный отрезок пути он тупо бежал, стараясь не упасть. Испытание изуверское, рассчитано на то, чтобы человек выложился полностью. Упадешь и уже не встанешь.
Майор задыхался, еле тащился. Радужные блики плясали перед глазами. Ноги увязали в спелом мху. Впереди вставали заросли бурьяна. Молодая крапива жалила даже через ткань.
Какой-то шершень прилип ко лбу. Он гнал его, но тот упрямо возвращался и наконец-то впился жалом. Майор размазал его по коже, выпал из кустарника.
Узкая ложбинка плясала перед глазами. Он передвигался по ней, как на ходулях. Мелькали кусты, редкие деревья, оборвался лес.
Видимо, Романовский пробежал лишнего, потому как в спину ему вдруг прозвучало:
– На второй круг пошел, майор?
Он испустил облегченный стон, повалился, тяжело дышал и таращился в безоблачное июльское небо. Какое же сегодня число? Двадцатое? Двадцать первое? Элементарные вещи путались в голове.
Рядом одобрительно гудели люди. Кто-то посмеивался.
Над головой майора воздвиглась невысокая кряжистая фигура. Мужчина в камуфляже без знаков различия. Короткая стрижка, седоват, лицо тонкое, лощеное, хотя уже не молодое. Поблескивали очки в позолоченной круглой оправе.
Знаки различия полковнику Главного управления разведки Петру Григорьевичу Хоменко были ни к чему. Его и так знали. Полковник суховато улыбался.
– Поздравляю, Леонид Тарасович! Вы сдали индивидуальный экзамен. Не сказать, что на «отлично», но, в принципе, терпимо. Задержись вы еще на четыре минуты, и диверсионной группе «Кентавр» понадобился бы другой командир.
– Служу Украине, пан полковник! – прохрипел Романовский, судорожно ища точку опоры.
– Не стыдитесь, все в порядке. – Хоменко усмехнулся. – Из вас выжали все соки, набирайтесь сил. Будем считать, что все индивидуальные испытания вы прошли успешно. Я наблюдал за вашим кроссом и, в принципе, доволен. Небольшие замечания. Вы не всегда выверяете силы, мыслите порой прямолинейно, полагаетесь на мышечную массу. Но это детали. У вас еще будет время поработать над собой. Останется проверить умение вашей группы действовать в коллективе.
– Если состоится моя группа, пан полковник, – проворчал майор.
Точка опоры нашлась, но организм не спешил наполняться силами.
– Имею для вас неплохие известия. Похоже, Кустарь, которого вы лишились на прошлой неделе, – единственная потеря группы. Громанько и Стеценко идут по полосам номер пять и шесть. Боюсь сглазить, но пока у них все получается. Пару минут назад я отслеживал по мониторам их работу и в целом доволен. Пичулин пока отстает, но будем надеяться, что он всех догонит и перегонит. Приходите в себя и идите болеть за своих хлопцев. Их экзаменационные дорожки за той горкой. – Полковник кивнул в нужную сторону. – Пара часов вам на отдых, потом я жду всех вас в Горчанах. Первая работа в новом качестве не потребует от ваших людей титанических усилий. Но сделать ее надо. Надеюсь, уже завтра мы всем составом перебазируемся в Киев.
Подчиненные майора выбирались из леса, все перепачканные, оборванные, бледные, как поганки, но не побежденные. Они сходили с тропы и валились с ног под одобрительный гул членов комиссии и персонала полигона.
Надрывно кашлял и содрогался рвотными спазмами светловолосый осанистый капитан Олесь Громанько, бывший командир разведвзвода батальона «Мариуполь», прославившегося зачистками мирных поселений вблизи упомянутого города. Он был грязный, как трубочист, держался за разодранную голень, из которой сочилась кровь. К нему спешил санинструктор с чемоданчиком.
Тяжело дышал, приходя в себя, старший лейтенант Влас Стеценко, крепко сбитый, стриженный почти под ноль. Угрюмый, на вид быковатый, но не простак, способен мыслить нетривиально. Впрочем, не сегодня. Камуфляж офицера был густо измазан кровью и какой-то подозрительной слизью.
Кровь сочилась с его кулаков. Парень применял их по полной программе. Ему рассекли висок. Здесь тоже требовалась медицинская помощь.
Последним вышел из леса старший лейтенант Олег Пичулин, уроженец Черновицкой области, бывший комвзвода добровольческого батальона, подтянутый, со смешком в глазах и угловатым черепом. Сам целый, только бледный, и весь камуфляж в болотной тине. Такое ощущение, будто полз к цели по дну болота. Он нервно подрагивал, смеялся.
Да оно и неудивительно. Камеры бесстрастно зафиксировали, с каким остервенением он отбивался от врагов, осаждавших его. Вооружился жердиной, двоим разнес черепушки. Третий спикировал на него с дерева и схлопотал все три пули, выданные бойцу от щедрот экзаменационной комиссии. Четвертый едва не задушил перспективного диверсанта. Пичулина спас камень, валявшийся поблизости, и умение работать в партере.
Пятый оказался женщиной. Ничего необычного, представительницы слабого пола нередко записываются в ополченцы. Невысокая, коренастая, вполне еще репродуктивная. Ее миловидное лицо исказилось от злобы, когда она набросилась сзади на Пичулина, оседлала его и сдавила горло.
Парню удалось перебросить даму через себя, но та была живучая, трепала его, визжала, вцепилась как репей, прокусила руку ниже плеча. Он бил ее головой о ствол, пока дамочка не испустила дух, и в итоге сам имел такой вид, словно это его черепом кто-то проверял на прочность дерево.
– Мои поздравления, хлопцы, – устало проговорил Романовский. – Слава Украине! – Он выслушал нестройное «Героям слава», сделал значительную мину и продолжил: – И что мы тут сверкаем, как бриллианты? Пока это только начало. Будем считать, что члены группы «Кентавр» подтвердили свою квалификацию, в которой никто и не сомневался. Стрельбы, взрывное дело, рукопашный бой, умение действовать в городских условиях плюс сегодняшний незабываемый кросс с препятствиями, расставивший последние точки. У нас есть два часа на отдых, приведение себя в божеский вид. Потом едем в Горчаны, под светлые очи высокого начальства.