Некоторое время я смотрела на него, часто моргая, не веря, что это действительно он. Капли дождя сползали по моему лицу с каждым взмахом ресниц. Он меня не торопил, привалился плечом к косяку и рассматривал с кривой усмешкой. Так мы простояли с минуту, и я успела промокнуть и замерзнуть, длинные волосы повисли паклями, нос стал холодным. Наконец я, шмыгнув, развернулась и молча пошла в дом, оставив калитку открытой. Шла, слушая, как скрипнул засов, как раздались уверенные спокойные шаги следом за мной. Я прошла на веранду, щелкнула кнопкой на чайнике. На веревке, перетянутой по диагонали, висела пара полотенец, стянув одно, я вытерла волосы, закинула полотенце обратно. Щёлкнула кнопка чайника, оповещая о готовности. Я обернулась, он стоял у стены возле двери, скрестив на груди руки.
– Чаю? – предложила ему.
– Лучше кофе, – от стены он все-таки отлепился и прошёл в глубь веранды, сел на диван у стола.
– А, ну точно, – хмыкнула я, – ты же кофеман. Посмотрю, есть ли тут кофе.
Зашла в маленькую кухню, втиснутую по существу в прихожую, открыла ближайшую створку, за ней скрывалась пачка чая и банка с остатками кофе. Кинула себе в чашку пакетик из привезённого с собой, во вторую сыпанула кофе, на глаз.
Он рассматривал журнал по садоводству, валявшийся тут непонятно зачем, участок был маленький и грядками никто не занимался, плиточная дорожка серела среди выросшей травы. На мое появление он поднял глаза, мы встретились взглядами, и я вдруг подумала: он изменился. Отставив кружки, подошла к нему, в его глазах застыл вопрос. Я продолжала его рассматривать. Дело было даже не в первых морщинах у глаз и переносице, изменился сам взгляд: я видела в нем усталость и… боль? Тоску? Разве такие, как он, испытывают подобные чувства? Все испытывают, и он не исключение. Просто сложно представить, что могло вызвать в нем такие изменения.
Я вернулась к кружкам, слыша, как он усмехнулся. Налила кипяток, острый запах кофе разнесся по веранде, вытесняя остальные. Даже мне, человеку, кофе не пьющему, было ясно, что вкус будет дрянной. Ну и ладно, он сам попросил. Я передала ему кружку, взяв свою, громко прихлебнула, опершись на стол, и спросила:
– Ты вроде жениться собирался?
– Я и женился, – ответил он. Голос у него красивый, низковатый и с какими-то особыми интонациями. Да и сам он красив, и тоже необычно: слащавым не назовёшь. Темные волосы, сейчас мокрые и растрепанные, лёгкая небритость, глаза карие, и взгляд такой пронизывающий, загадочный, не понять, что за человек перед тобой. Пухлые губы, верхняя чётко очерчена, привлекает внимание. А когда он улыбается, кажется озорным мальчишкой, и глаза светятся.
Правда, по большей части он серьёзный, даже слишком, и всегда внимательный, собранный.
– Не задалось? – криво ухмыльнулась я, отставляя кружку. Кольца на пальце нет, хоть это и не показатель, но, честное слово, какой из него муж?
– Она погибла.
дернула рукой и вылила себе на пальцы кипяток. Вот же черт, как я не к месту высказалась. Стала дуть на пальцы, радуясь, что можно не смотреть ему в глаза. Все же буркнула:
– Извини.
Он промолчал, достал сигареты и закурил. Боль в пальцах отступила, но глаза поднимать не хотелось.
– Я смотрю, ты тоже собралась замуж?
Я непроизвольно поморщилась, бросив взгляд на обручальное кольцо. Дернула плечом, неправдоподобно улыбнувшись:
– Вроде того.
– И когда счастливое событие?
– Через месяц.
– Что-то не вижу радости на твоём лице.
Я вздохнула, все же поднимая взгляд, решила перевести тему:
– Ты как обычно, Макс?
Он слегка нахмурился, мимолетно, складка между бровей залегла и быстро пропала, разглаживаясь. А я вдруг подумала: ему не подходит это имя. И вторая мысль, которая должна была прийти мне в голову значительно раньше, но почему-то появилась только сейчас: а его ли это имя вообще?
– Как обычно, – вернул он меня в реальность, – не против?
Я пожала плечами, на самом деле, как это ни странно, я действительно была не против. Каждый из разов. Он вдруг поднялся, быстро, но легко, бесшумно, в два шага оказался напротив меня, я инстинктивно вжалась в стол. Черт знает, его близость пугала, и мне было достаточно того уровня общения, что был между нами раньше: шутливого, ненавязчивого, отстраненного. Но кажется, в этот раз Макс был не настроен на подобное.
– Слишком близко, – нахмурилась я, он усмехнулся, складывая на груди руки, но с места не двигаясь.
– Почему ты меня пускаешь? – задал вопрос. Я чуть не присвистнула, но только усмехнулась, качая головой.
– Ты спас мне жизнь, – сказала в итоге, посмотрев на него. Макс тоже усмехнулся.
– Ты не очень разумно ее используешь.
– То есть?
Макс сделал ещё шаг и оказался почти вплотную ко мне, поставил руки на стол с двух сторон и уставился мне в лицо. Близко, слишком близко. На таком расстоянии целуются или сворачивают шею. Первое представлялось менее вероятным, но я непроизвольно опустила взгляд на его губы, потом посмотрела в глаза, карие, обманчиво спокойные и безликие.
– Ты ведь не любишь своего парня, я прав?
И уставился мне в глаза, почти касаясь своим телом моего, словно провоцируя… на что?
Я посмотрела ему в глаза, а потом резко притянула к себе за шею.
В нос ударил запах его кожи и немного туалетной воды, я чувствовала его дыхание на своей шее, и это было волнительно, черт возьми. Не настолько правда, чтобы броситься в омут с головой. Моя рука по— прежнему лежала на его шее, я прошептала ему на ухо:
– А вот это тебя не касается, милый, – в последнее слово вложила столько сарказма, сколько смогла, и оттолкнула его от себя. Макс растянул губы в улыбке и отступил к дивану, подняв руки, признавая свою капитуляцию.
Некоторое время стояла тишина, я пила чай, Макс кофе, глядя перед собой. Бред какой-то. С чего бы вдруг ему вообще меня провоцировать. Скучно стало? И что теперь? Не нагнетать, вот что.
– Я спать пойду, – я оттолкнулась от стола, – можешь занять первую комнату, постельное белье в шкафу на нижней полке.
Он не ответил, а я не стала продолжать разговор. Быстро помывшись, легла на диван, он заскрипел, выдавая мои действия. Я непроизвольно прислушалась. В соседней комнате было тихо, но я была уверена: Макс там. Лежит, пялится в потолок, я заметила, это одно из его любимых занятий, когда он коротает время у меня. Говорит, так лучше думается. О чем уж его великие думы, не знаю, но, видимо, их немало, раз он может столько пролежать без движения. В моей-то голове много мыслей не водилось отродясь.
Не спалось. Я вертелась, диван скрипел, и я проклинала его за это, он выдавал мое беспокойство. В соседней комнате было тихо. Макс всегда вёл себя незаметно. Он появлялся вечером, мы ужинали, говорили на разные темы, обрывисто, без энтузиазма, словно играя в игру под названием светская беседа. На утро он уезжал. Так что сегодняшнее его поведение было чем из ряда вон выходящее. А теперь спит, гад, а я тут мучайся. Поневоле я перенеслась в нашу первую встречу, в знакомство и последовавшие за ним события. Все это было тайной, похороненной мной в глубинах сознания, никто не знал о случившемся, кроме меня и Макса, который стал моим спасителем.